После долгих раздумий о том, про что же написать свой первый пост на Хабре, я остановился на школе. Школа занимает значимую часть нашей жизни, хотя бы уже потому, что через неё проходит большая часть нашего детства и детства наших детей и внуков. Я о, так называемой, средней школе. Хотя многое из того, о чём я напишу, можно применить к любой централизовано-управляемой социальной сфере. Личного опыта и мыслей на этот счёт столько, что, думаю, это будет серия статей «про школу». А сегодня я расскажу про школьные рейтинги и оценки, и что с ними не так.
Какие бывают школы, и зачем им рейтинги
Любой хороший родитель мечтает о том, чтобы дать своим чадам наилучшее образование из возможных. Есть мнение, что это обеспечивается «качеством» школы. Конечно, тот немногочисленный класс обеспеченных людей, что приставляют к своим детям водителей с телохранителями, рассматривает уровень школы ещё и как вопрос собственного престижа и статуса. Но и все остальные массы населения стремятся выбрать своим детям лучшую школу в пределах их возможностей. Естественно, если школа в зоне досягаемости единственная, то вопрос выбора не стоит. Другое дело, если живешь в крупном городе.
Даже в советские времена в том центре не самой крупной губернии, где я провёл основную часть школьных лет, уже был выбор, и была конкуренция. Школы конкурировали с другими школами за наиболее, как бы сейчас сказали, «авторитетных» родителей. Родители же виртуально толкались локтями за «лучшую» школу. Мне повезло: моя школа всегда неофициально числилась в тройке лучших (из почти сотни) по городу. Правда, рынка жилья и школьных автобусов, в их современном понимании, не было. Моя дорога до школы и обратно — комбинированным маршем: пешком и на общественном транспорте с пересадками — занимала в каждую сторону в среднем немыслимые 40 минут. Но оно того стоило, ведь я учился в одном классе аж с внуком члена ЦК КПСС…
Что уж говорить про наше время, когда не только квартиру можно поменять для лучшей жизни потомков, но и страну. Как и прогнозировали теоретики марксизма, степень
Другой вопрос: что является критерием этого самого «качества» школы? У этого понятия много граней. Некоторые из них носят сугубо материальный характер.
Почти центр города, отличная транспортная доступность, хорошее современное здание, удобный вестибюль, просторные рекреации, светлые классы, огромный актовый зал, полноценный спортивный зал с раздельными раздевалками, душевыми и туалетами для мальчиков и девочек, всевозможные открытые площадки для спорта и творчества, 25-метровый тир в подвале и даже свой пришкольный сад с фруктовыми деревьями и овощными грядками, все это утопает в цветниках и зелени. Это был не пересказ фантастических прожектов наших образовательных чиновников, а описание моей советской школы. Пишу это не для того, чтоб вызвать недобрые чувства в свой адрес. Просто теперь, с высоты своих лет, я понимаю, что у слухов, на которых и основывался тогдашний неофициальный рейтинг школ города, была очень прочная и наглядная база.
И это, однозначно, не предел той обеспеченности, которой некоторые школы могут похвастать в России теперь. Бассейны, теннисные корты, площадки для крокета и мини-гольфа, ресторанное питание, обучение верховой езде и полный пансион, — за ваши деньги любой каприз (если школа частная), а иногда и за бюджетные (если школа ведомственная). Конечно, не для всех, конечно, тут тоже есть конкуренция. Но теперь она не за какой-то там абстрактный ресурс внимания и возвышения, как в СССР, а, непосредственно, — за денежные суммы.
Но в моём детстве мало кто из нас обращал на всё это хоть какое-то внимание. Мы без всякой заносчивости забегали к друзьям в их школы, абсолютно не замечая ни отсутствия адекватного спортзала, ни сколько-нибудь приличной пришкольной площадки для проведения линеек. Также и наши менее удачливые (в плане зажиточности их школ) друзья-подружки, попадая по случаю в нашу школу, удивлялись её необычной шикарности может лишь в первый раз и лишь только на какое-то мгновение: ну стены и стены, площадки и площадки, подумаешь, в школе же — совсем не это главное. И то правда.
Все это «дорого-богато» ничего бы не стоило, не будь в моей школе высокопрофессионального педагогического коллектива. У каждого успеха и каждой неудачи есть свои причины. Не исключаю, что причины, по которым в той моей школе был высокий уровень преподавания, коррелируют с причинами, почему у неё была описанная материально-техническая обеспеченность. В СССР была система распределения учителей, и эта система, очевидно, распределяла лучших учителей в лучшие школы. При том, что учителя нашей школы не получали ни малейшего преимущества перед другими учителями города в плане зарплаты, они тем не менее находились в привилегированном положении: как минимум, их профессиональный круг общения и условия труда были лучше, чем у прочих. Возможно, существовали и какие-то поощрения «борзыми щенками» (квартирами, путевками и пр.), но я очень сомневаюсь, что они спускались ниже уровня завучей.
В современной России системы распределения учителей по школам практически не осталось. Всё отдано на откуп рынку. К конкуренции школ за родителей и родителей за школы добавились конкуренция учителей за работу и соперничество школ за хороших преподавателей. Правда, последние отданы на аутсорс хэдхантерам.
Свободный рынок открыл нишу информационного обеспечения конкуренции. В ней просто обязаны были появиться рейтинги школ. И они появились. Один из примеров таких рейтингов можно посмотреть тут.
Как считаются рейтинги, и что это значит
Методика составления рейтингов в России не стала оригинальной, и, в целом, повторила подходы зарубежных стран. Если коротко, то считается, что основная цель получения школьного образования — продолжение обучения в высшем учебном заведении. Соответственно, рейтинг школы тем выше, чем больше её выпускников поступает в ВУЗы, у которых тоже имеется свой уровень «престижности», влияющий на рейтинг школы.
То, что кто-то может мечтать получить просто хорошее среднее образование, даже не рассматривается. Действительно, какая тебе должна быть разница как учит та или иная школа, если ты не нацелен на взятие высшего рубежа? Да и как, вообще, может быть хорошей сельская школа, в которой не учится ни одного ученика, чья семья была бы способна позволить себе высшее образование ребенка? Иными словами, нам показывают, что готовы тратить усилия только на лучших. Если ты — элемент общества слоем «ниже высокого», то помогать «всплывать» тебе не станут. Там у них своя конкуренция, зачем им новая?
Поэтому в публикуемых российских частных рейтингах перечислено абсолютное меньшинство школ. Государственное ранжирование школ в России, как и в СССР, если и есть, то точно не находится общем доступе. Вся публичная оценка государством качества школ выразилась в «присуждении» им почетных званий «лицей» или «гимназия». Ситуация, при которой у каждой российской школы будет своё публичное место в рейтинге, представляется пока фантастической. Подозреваю, что чиновники от просвещения обливаются холодным потом при одной только мысли о возможности опубликования подобного.
Способы расчета доступных рейтингов обычно учитывают даже не долю выпускников, поступивших в ВУЗ, а просто абсолютное их количество. Таким образом, малочисленная школа, какой бы хорошей она не была, вряд ли сможет опередить в рейтинге школу, которая раза в три больше, даже если у первой доля поступивших будет 100%, а у второй — только 50% (при прочих равных условиях).
Всем известно то, что абсолютное большинство поступлений в ВУЗы сейчас основано на итоговом балле ЕГЭ. Более того, ещё свежи в памяти громкие скандалы с махинациями при сдачах ЕГЭ, когда в целых субъектах РФ отмечалась аномально высокая успеваемость. На этом фоне такой рейтинг, полученный по сути за комбинацию ЕГЭ и финансовой состоятельности жителей той или иной территории, без учета, хотя бы, факта успешного завершения ВУЗа выпускниками школ стоит мало.
Ещё одним недостатком имеющихся рейтингов является отсутствие учёта эффекта «высокой базы». Это когда популярная школа настолько требовательна к кандидатам на зачисление в свои списки, что большое количество поступивших выпускников превращается в нечто само собой разумеющееся. Таким образом, школа становится обязана своим рейтингом талантливым ученикам скорее, чем талантливым учителям. И это тоже не совсем то, что мы ожидаем от «честного» рейтинга.
Кстати, об учителях: очень часто мы за лесом не замечаем деревьев. Рейтинг школ — это, на самом деле, такой суррогат рейтинга учителей. Именно учителя нам так важны в школе. Порой с уходом единственного учителя школа может растерять все свои доминирующие позиции в том или ином предмете. Поэтому имеет смысл персонифицировать рейтинги школ, превратив их в рейтинги учителей. Конечно же, в повышении роли простого учителя в обществе (как и других наёмных работников нижнего звена) чиновники от просвещения и менеджмент школ (как и другие наниматели) абсолютно не заинтересованы. Но это совсем не значит, что в этом не заинтересовано само общество.
О преподавании, педагогике и профессиональной этике учителей
В позднее советское время был стандартный набор ВУЗов, обязанных быть в любом губернском городе. Специалистов народного хозяйства требовалось стабильно много. Существовала даже народная пословица, кратко и четко формулировавшая стратификацию высшего советского образования: «Ума нет — иди в Мед, денег нет — иди в Пед, (а если) ни того ни другого — в Политех». Крестьянство в позднее советское время, вероятно, считалось уже в основном побежденным, поэтому в пословице даже не упоминался Сельхоз, часто имевшийся наряду с перечисленными. Как видно из этого фольклорного произведения, обучение в губернских Пед-ВУЗах было традиционным уделом не богатой, но думающей молодежи.
Сами такие ВУЗы («педагогические» по названию) выпускали учителей, а теперь, по большей части — преподавателей. Я давно заметил, что с уходом в прошлое советского времени, слово «педагог» стало пропадать из школьного лексикона вплоть до полного исчезновения. Вероятно, это связано с его древним происхождением. Быть «рабом для защиты и воспитания детей» в советском обществе «победивших рабов» было совсем не зазорно, а как бы и почетно. В обществе буржуазных идеалов даже ассоциироваться с рабом уже не хочет никто.
Язык не повернётся назвать педагогом вузовского профессора, ведь подразумевается, что его студент — это взрослый и желающий обучаться человек, определившийся со своими приоритетами. Такие преподаватели у нас обычно получают больше школьных учителей, потому эта позиция часто является целью профессионального роста. Ну а как тебя возьмут на работу в ВУЗ, если ты — педагог?
Между тем, школе нужны именно педагоги. Немного пользы от (пре)подающего, когда никто не хочет или не может по какой-то причине «взять» подаваемое. Педагог (от греческого «ведущий ребёнка») — это не просто человек, обладающий знаниями о предмете или владеющий методиками обучения. Это специалист по работе с детьми. Главная задача педагога — заинтересовать.
Настоящий педагог никогда не закричит и не обидится на ребёнка, не вплетёт в учебный процесс свои личные отношения с родителями, не станет оказывать психологическое давление. Истинный педагог не винит детей в лени, он ищет к ним подходы. Хороший педагог не страшен для детей, он им интересен. Но как мы можем требовать, или даже просить, чтоб учителя были интересными нашим детям, если сами эти учителя совершенно не интересны нам? Мы, как общество, сами виноваты в вымирании педагогов, мы мало что делаем, чтобы их сохранить.
Настоящие педагоги больше всех заинтересованы в рейтинге учителей. Это как «Красная книга» для вымирающих видов. Надо каждого учесть, чтоб потом холить и лелеять, перенимать секреты профессии. А ещё важно выявить и показать миру «преподавателей», которые не утруждают себя педагогикой, чтоб народ знал не только своих героев, но и их антиподов, да не путал первых со вторыми.
Какие ещё бывают школы, и немного об оценках
Долго-ли, коротко-ли, а всё в жизни меняется. Вот и я, по семейным обстоятельствам, внезапно сменил «элитную» губернскую школу, на обычную столичную. Можно сказать, что мне опять (как и той анекдотичной колхознице, случайно приехавшей в город и ставшей валютной проституткой) «чисто повезло».
До выпуска из школы оставалось меньше года. Искать «приличную» школу в новом для себя городе родителям было недосуг. Меня записали в первую попавшуюся. Я был, честно сказать, в достаточной мере разгильдяем и вполне привык к своему среднему баллу, колеблющемуся около четвёрки (часто снизу). Но тут вдруг я обнаружил себя вундеркиндом.
Это был разгар горбачёвской «перестройки». Возможно, наличие в столице видеомагнитофонов и кассет с голливудскими фильмами через «тлетворное влияние Запада» напрочь разложило советский строй, или, может быть, во «второсортных» столичных школах так было всегда, причину я никогда уже не узнаю. Но уровень знаний моих новых одноклассников отставал от моего (довольно посредственного по меркам моей прежней школы), в среднем, года на два.
И нельзя сказать, что все преподаватели были тоже «второсортными», но глаза у них были какими-то потухшими. Они привыкли к аморфности учеников и безучастию руководства школы. Вдруг появившись в их «болоте», я сразу стал сенсацией. После первой же четверти стало понятно, что в конце года у меня будут все пятёрки, кроме той единственной четвёрки за русский язык, которому в выпускных классах школ тогда уже не учили. Директриса при встрече с родителями усердно извинялась за то, что у меня не будет положенной мне серебряной медали, потому что «заказывать её в ГорОНО надо было ещё в июле», а к тому времени надежд на появление достойных учеников у школы и быть не могло.
При этом нельзя сказать, что средний балл в новой школе был запредельно низким. Вероятно, за такое ГорОНО тоже не жаловал. Практиковавшуюся в моём классе систему оценок в то время я понимал так: слушал на уроке — «пять», пришёл на урок — «четыре», не пришёл — «три». Как ни странно, троечников в моём новом классе было большинство.
Я, никогда в своей жизни не бывший студентом, только в этой школе с ужасом для себя обнаружил, что для некоторых учащихся считается нормой прийти в учебное заведение в средине третьего урока и уйти перед пятым. Из 35 человек, которые числились в классе, обычно на уроках присутствовало не более 15. Причём их состав по ходу дня обычно менялся. Не стану углубляться в детали регулярного употребления большей половиной класса совсем не детских «средств для снятия стресса». Для довершения картины скажу лишь, что две моих одноклассницы в том году сами стали матерями.
После этого я ещё много раз в своей жизни сталкивался с разными школами, где учились мои дети и дети моих знакомых. Но могу смело сказать «спасибо» моему выпускному классу. Знаний по школьной программе я там, конечно, не получил. Но опыт приобрёл огромный. Там мне продемонстрировали абсолютное «дно», более низкого уровня отношения к учёбе я не видел впоследствии никогда.
Надеюсь, вы простите меня за столь пространное повествование моего частного опыта. Всё, что я хотел этим доказать: оценки — не всегда показатель качества образования.
Отметки vs оценки, и что с ними не так
Выше я уже обращал внимание, как изменения в языке отражают трансформацию в сознании общества, и, в частности, учительствующей его части. Вот и еще один такой пример. Вспомним, как незабвенная Агния Львовна пишет о повадках брата: «Я Володины отметки узнаю без дневника.» Как давно вы слышали слово «отметка» в контексте успеваемости? А знаете почему?
Со времени введения повсеместного школьного обучения учителя всегда отмечали успехи ученика в журналах. И эта пресловутая запись так и называлась раньше — «отметка». Ещё мои бабушки с дедушками только так и называли эти циферки. Просто в то время, когда они учились в школе, достаточно свежа была память народа о рабстве. Не о древнегреческом рабстве (том откуда родом «педагог»), а о вполне себе нашем, — российском. Ещё живы были многие, рождённые крепостными. Именно по этому «оценивать» человека, то есть, буквально, назначать ему «цену» как товару, считалось неуместным и вызывало недобрые ассоциации. Вот и не было тогда «оценок». Однако, времена сменились, и «оценки» вытеснили «отметки» ещё до того, как «преподаватель» пришёл на смену «педагогу».
Теперь вы можете ещё полней оценить ту ментальную трансформацию учителей, о которой я говорю. Если жестоко препарировать её до психоаналитической крайности, то выглядит это как простой и понятный манифест: «Мы не рабы-педагоги, хотите вы или нет — берите то, что мы преподаём. Мы не желаем просто отмечать успехи других, мы оцениваем этих других, сами назначаем им цену.» Конечно, этот манифест никогда никем не формулировался явно. Это тайный плод «коллективного бессознательного», который лишь отражает рефлексии комплекса многолетней профессиональной недооцененности школьного учителя в советско-российской экономике.
Ну да ладно. Оставим психоанализ. И вернемся от наблюдения ментальных трансформаций к практическим перегибам на местах. Как бы отметки не назывались теперь, попробуем трезво увидеть, что с ними не так по существу.
Оценки могут быть относительными, чтобы выделить в ту или иную сторону ученика перед одноклассниками в педагогических целях. Они могут быть претенциозными, через них может выражаться личное отношение к ученику или его семье. С их помощью могут решать задачу школы по пребыванию в условных рамках статистики, спускаемых «сверху» в политических целях. Оценки, в том виде, в котором мы имеем их в школьных журналах сейчас, всегда субъективны. Случаются и самые одиозные проявления необъективности, когда учитель специально занижает оценку, чтобы намекнуть родителям на необходимость дополнительной оплаты за свои услуги.
Ещё я знавал одного учителя, который рисовал отметками узоры в журнале (как в японском кроссворде). И это, пожалуй, было самым «инновационным и творческим» их применением, которое я когда-либо видел.
Если смотреть в корень проблем с оценками, то можно заметить их принципиальный источник: конфликт интересов. Ведь результаты труда учителя (а именно учительский труд ученики и родители потребляют в школах) оцениваются самим учителем. Это как если бы услуги повара, помимо самого приготовления блюд, подразумевали ещё и оценку едоков за то, как хорошо они вкушают поданную пищу, и положительная оценка служила бы критерием для допуска к десерту. Есть в этом что-то странное, согласитесь.
Конечно, система тестов ЕГЭ и ОГЭ во многом исключает перечисленные мной недостатки. Можно сказать, что это серьёзный шаг к формированию справедливых результатов обучения. Однако, госэкзамены не заменяют собой текущих оценок: когда вы узнаёте о результате, делать что-нибудь с приводящим к нему процессом обычно уже поздно.
Как нам реорганизовать Рабкрин совершенствовать систему оценок и формировать систему рейтингов в образовании
Возможно ли решение, которое могло бы разрубить весь обозначенный «гордиев узел» проблем с оценками и рейтингами? Конечно! И в этом как никогда должны помочь информационные технологии.
Для начала, обобщу проблемы кратко:
- Оценки необъективно оценивают успехи ученика.
- Оценки совсем не оценивают работу преподавателя.
- Рейтинги учителей отсутствуют или не публичны.
- Публичные рейтинги школ не охватывают все школы.
- Рейтинги школ методически несовершенны.
Что делать? Для начала надо создать систему образовательного обмена информацией. Я более чем уверен, что её подобие уже существует где-то в недрах МинПросвета, РосОбрНадзора или где-то ещё. В конце концов, она не сложней многих налоговых, финансовых, статистических, реестровых и прочих информационных систем, успешно развёрнутых в стране, — можно и заново создать. Наше государство постоянно пытается всё про всех узнать, так пусть хоть узнаёт с пользой для общества.
Как всегда в работе с информацией, главное — это учёт и контроль. Что должна учитывать эта система? Тоже изложу списком:
- Всех наличных преподавателей.
- Всех наличных учащихся.
- Все факты проверок успеваемости и их результаты, разнесенные по датам, темам, предметам, ученикам, преподавателям, оценщикам, школам и т.п.
Как контролировать? Принцип контроля здесь очень прост. Надо развести обучающего и проверяющего результаты обучения и не позволить исказить замеры. Чтобы оценки исключали искажения, субъективизм и случайности надо:
- Рандомизировать время и содержание проверок.
- Персонифицировать задания учеников.
- Анонимизировать всех перед всеми.
- Проверять задания многими оценщиками, для получения консенсусной оценки.
Кто должен стать оценщиками? Да те же учителя, только проверять они должны не тех кого учат, а абстрактные работы чужих учеников, которые для них «никто и звать никак», как и их преподаватели. Конечно, можно будет оценить и оценщика. Если его оценки систематически существенно отличаются от средних оценок его коллег, то система должна это заметить, указать ему и снизить его вознаграждение за процедуру оценки (что бы это ни значило).
Какими должны быть задания? Задание определяет пределы измерений, как градусник. Вы не сможете узнать точное значение величины, если измерения «зашкаливают». Поэтому задания изначально должны быть «невыполнимыми целиком». Не должно никого пугать, если ученик выполнил работу только на 50% или на 70%. Страшно, когда ученик выполнил работу на 100%. Это значит задание плохое и не позволяет точно измерить пределы знаний и способностей ученика. Поэтому объём и сложность заданий должны готовиться с достаточным запасом.
Допустим, что есть два множества учеников, обучаемых разными учителями некоему предмету. За одинаковое время оба множества обучились в итоге на условные средние 90%. Как определить кто усерднее учил? Для этого нужно знать начальный уровень учеников. У одного учителя были умные и подготовленные дети, с начальными знаниями на условные 80%, а второму не повезло, его ученики не знали почти ничего — 5% при контрольном замере. Теперь понятно, кем из учителей проделана большая работа.
Поэтому проверки должны охватывать сферы не только пройденных или текущих тем, но и абсолютно не изученных. Только так можно увидеть результат работы учителя, а не отбора кандидатов при зачислении в учебное заведение. Пускай учитель может не найти ключик к конкретному ученику, такое бывает, это не беда. Но если усредненный прогресс десятков и сотен его учеников «проваливается» на фоне среднего, то это уже сигнал. Может такому специалисту пора идти «преподавать» в ВУЗ, или ещё куда подальше?
Вырисовываются основные функции системы:
- Назначение проверок знаний и навыков учеников.
- Определение случайных проверяющих оценщиков.
- Формирование персональных проверочных заданий.
- Передача заданий ученикам и результатов выполнения оценщикам.
- Доставка результатов оценки заинтересованным сторонам.
- Составление актуальных публичных рейтингов учителей, школ, регионов и т.д.
Реализация подобной системы должна обеспечить бОльшую чистоту и справедливость конкуренции, дать ориентиры рынку образования. А любая конкуренция работает на потребителя, то есть, в конечном счёте, на нас всех. Конечно, это пока лишь концепция, и всё это проще придумать, чем реализовать. Но что скажете про саму концепцию?
