Первая часть здесь.
Как полагают специалисты, в нынешние времена гигономики, которая предполагает совместное использование вещей, мы попробуем свои силы на множестве самых разных работ, ведь современные технологии дают нам достаточно свободного времени с 9 до 17. Но эти перемены также несут в себе беспокойство, чувство незащищенности и низкие зарплаты.
Еще в 1930-х годах Джон Мейнард Кейнс предположил, что словосочетание «технологическая безработица» станет привычной частью языка. Эта фраза описывала «наши открытия, позволяющие более экономно использовать человеческий труд, которые имеют более высокий темп, нежели поиски новых областей, где этот труд может быть задействован». Или иными словами, то, как компьютеры и роботы вытеснят нас с наших рабочих мест. В исследовании, проведенном в 2013 году экономистами из Оксфорда Карлом Бенедиктом Фреем (Carl Benedikt Frey) и Майклом Осборном (Michael Osborne), была сделана попытка составить список тех профессий, которые были в зоне наивысшего риска. Из 702 профессий практически половина попала в категорию наивысшего риска «потенциальной автоматизации». Среди них были практически все профессии, связанные с данными, а также с транспортом (на волне неминуемого прихода беспилотного транспорта). Я спросил Фрея, могут ли, по его мнению, технологии шеринговых платформ, которые делают возможными временные подработки, смягчить этот эффект.
«Люди остаются очень привязаны к стабильной заработной плате, но мне кажется, что некоторые из компаний поняли что-то очень важное. Развитие шеринговых платформ дает людям возможность строить рынок на тех их навыках, которых ранее не существовало».
По его мнению, одним из результатов этого без сомнения будет повышенное напряжение касательно вопросов заработной платы для штатных сотрудников и уменьшение защиты условий труда. Фрей не верит в то, что технологии обязательно обеспечат необходимые решения в некоторых сферах, даже если они изменяют рынок труда.
Он говорит: «Все указывает на то, что будет меньше рабочих мест, а рационализация труда повысится. Если мы посмотрим на создание новых профессий в последние десятилетия, то в 1980-х было 8,2% новых профессий, в 1990-х – 4,4%, а в 2000-х – 0,5%. Совсем необязательно, что нас ждет безработное будущее. Но мне сложно представить, какие секторы рынка появятся, чтобы сбалансировать потерю рабочих мест».
Некоторые из наиболее ярых приверженцев появляющейся «гигномики» уверены в том, что этот подход дает нам неправильное представление о проблеме. Робин Чейз (Robin Chase) была соучредителем Zipcar, компании, предоставляющей услуги по аренде автомобилей, которая была основана в 2000 году и позволяла осуществлять бронирование машин через интернет. В своей книге Peers Inc Робин размышляет об этой инновации и множестве появившихся позднее шеринговых моделей, утверждая, что мы уже переживаем революцию.
Она говорит следующее: «У моего отца всю его жизнь была одна работа, у меня – шесть, а у моих детей будет шесть одновременно». Считает ли она, что это хорошо? «Мне кажется странным, что мы всегда советуем компаниям разнообразить потоки своей прибыли, однако для отдельных людей, которые являются самой уязвимой и наименьшей составляющей экономики, мы говорим: вы должны заниматься одним делом всю свою жизнь. Так жить – это сумасшествие. 87% людей, занятых на постоянных работах, не в восторге от того, что они делают. Когда я думаю об этом новом способе работы, то я его поддерживаю. Это дает людям экономическую силу, это делает их главными. И это дает им гибкость. Людям все это нравится», – утверждает Робин.
«Мы поняли то, что, приглашая на работу людей извне компании, мы можем быстрее развивать свой бизнес».
Но ведь такая работа дает им меньше уверенности и защиты, и потенциально — гораздо больше забот и беспокойства, не так ли?
«Нас научили ставить надежность превыше самореализации и любви к собственному делу», — говорит Чейз. В любом случае возразить этому было бы лукавством. «В США только у 25% населения рабочего возраста в настоящее время есть что-то вроде работы на полную ставку с гарантиями и компенсациями. Мы уже прошли эту модель, и она назад не вернется».
Но не является ли гигномика лишь еще одним способом снижения расходов и накопления богатства в руках провайдеров? «Множество людей сейчас пытаются акцентировать внимание на том, что в шеринговой экономике работодатели обманывают работников. Однако, если вы посмотрите на неравномерность распределения доходов за последние 40 лет, то становится ясно следующее: тот факт, что работодатели обманывают работников, не имеет ничего общего с шеринговой экономикой», — говорит Робин.
Она надеется, что появляющиеся платформы позволят развить новую открытость и гибкость мыслей, и Робин не видит для них преград в любой индустрии или услугах: «Традиционно компании держали ценности при себе, защищая их патентами, торговыми знаками и сертификатами. Но благодаря компаниям, предоставляющим услуги посредством платформ, мы поняли, что одним из способов быстрого роста является привлечение людей извне. Это то, что успешно продвигают BlaBaCar, Airbnb, Uber, YouTube и Moocs. Они используют инициативу, которая существует вне компании. Это огромное изменение в том, что приносит ценность».
Писатель и экономист Джереми Рифкин (Jeremy Rifkin) прогнозировал это изменение еще в своей книге «Конец работы» (The End of Work), которая вышла в печать в 1995 году. «Тогда стандартные экономические теории утверждали, что новые технологии создадут больше рабочих мест, чем они уничтожат. Я в это не верил», — сказал он мне. Рифкин считает, что классический капитализм уже прошел, и экономист дает правительству, корпорациям и особенно политическим лидерам Германии и Китая советы о том, как противостоять негативным последствиям. По его мнению, одним из главных компонентов будет шеринговая экономика или гигномика — то, что он называет коллективным использованием общих ресурсов: «Мы живем в век новой коммуникационной технологии, новых источников энергии и новых средств передвижения. Когда эти три компонента объединяются вместе, тогда вы всегда получаете фундаментальные изменения в том, как работают люди».
И он считает, что эти изменения уже стали реальностью для поколения миллениума. «Они уже существуют в гибридной экономической системе»,— говорит он. «Часть дня они будут на капиталистических рынках, продавая, покупая и занимаясь производством вещей, балансируя между реальной ценой и себестоимостью для получения выгоды. Это так и останется. Но часть дня они производят и делятся друг с другом множеством виртуальных товаров с нулевыми затратами, бесплатно. Посмотрите на музыкальную индустрию. С момента появления Napster прошло 16 лет. Люди могут создавать музыку с практически нулевыми затратами и предлагать ее миллиарду потенциальных слушателей с нулевыми прямыми издержками».
Рифкин считает, что потрясения, которые затронули индустрию развлечений, новостей и книгоиздательское дело, вскоре станут всеобщими. Он указывает на то, как в настоящее время миллионы людей в Европе и Китае производят свое собственное электричество благодаря солнечной и ветровой энергии с нулевыми прямыми издержками и затем снова продают его сети. Он считает, что подобная революция вскоре произойдет в сфере транспорта «с беспилотными распечатанными на 3D-принтере электрическими шеринговыми автомобилями».
По его мнению, множество изменений связаны с трансформацией идеи свободы. Рассуждая о свободе, люди старшего поколения представляют ее как автономность, независимость, личный выбор. «Свобода — это исключительные права и привилегии». Когда же младшее поколение думает о свободе, то для них она больше не заключается в исключительных правах и привилегиях, для них она во всеобъемлемости. «Чем больше количество сетей, в которых они состоят, тем больше их социальный капитал, тем более свободными они себя чувствуют», — говорит он. «Речь идет в расширении сети. Это и есть шеринговая экономика».
Хотя отчасти не печальная ли экономическая необходимость стала матерью всех этих изобретений, всех этих миллионов приложений? Тот факт, что в развитых странах существует пропасть между идеями поколений о свободе, также указывает на явные различия предоставляемых этим поколениям ресурсов и возможностей.
Рифкин уподобляет гигномику общинным землям во времена феодализма. «Эта шеринговая экономика возвращает права на общественное пользование высокотехнологичным ландшафтом. Это начинается тогда, когда люди создают сообщества, используя свои скудные ресурсы и делясь ими друг с другом, создавая при этом большую ценность. Если за людей поручаются, если им доверяют, то они становятся частью группы шеринговой экономики. Если они ведут себя неподобающе, то их исключают. От твоего социального капитала зависит все в этой новой экономике», — говорит он.
В большей части этого будущего, как мне кажется, заключен утопический смысл, но очевидно, что по дороге к нему мы столкнемся с тревогой и болью. Рифкин сформулировал план для европейского и китайского правительства, который, по его мнению, должен смягчить эту боль. В него входит «один последний большой всплеск труда» для усовершенствования всех зданий и домов, чтобы они стали микро-поставщиками энергии, и создания инфраструктуры, которая делает возможным цифровое, более экологичное и творческое общее будущее. Он считает, что на это уйдет 40 лет.
«Но конечно же я не считаю, что все это – свершившиеся факты. Но это лучшее, что мы можем предложить. Я провел много времени с крупнейшими предпринимателями и правительством. И вот что я говорю: есть ли у вас другой план будущего вашей экономики или привлечения работников? У них никогда его нет. Так что плана Б не существует», – говорит он.
