По мнению обывателя, все айтишники, программисты и вообще «компьютерщики» — немного странные. Или не немного. Образ компьютерного гика с необычными привычками и чудачествами давно вошёл в мировую культуру в качестве тропа наравне с образом «безумного учёного». Впрочем, обычно это образ довольно-таки благожелательный, и он имеет под собой, пожалуй, некоторые основания.
О стереотипах вокруг айтишников вообще и о том, как они менялись со временем, мы поговорим в другой раз, а пока коснёмся того, какими необычными привычками знаменитые и великие компьютерщики прошлого и настоящего запомнились окружающим. И тем самым повлияли как на образ безумного учёного вообще, так и на образ компьютерного гика в частности. На сей раз двигаться мы будем не совсем в хронологическом порядке, а немного вразнобой. Так получилось.
Впрочем, началось всё в эпоху самого что ни на есть настоящего стимпанка…
▍ Чарльз Бэббидж
Создатель проектов разностной и аналитической машин, тем самым — основоположник компьютерной техники, был уже при жизни широко известен как «эксцентричный гений», он же «безумный учёный». Ещё в 1812 году, будучи тридцатилетним учёным, он страшно возмутился многочисленным ошибкам то ли в логарифмических, то ли в астрономических таблицах, которые в его времена составлялись на основе ручных вычислений. «Боже, — воскликнул Бэббидж, — пусть эти вычисления лучше выполняет пар!». Очень стимпанково получилось.
Спустя пятнадцать лет Бэббидж уйдёт с поста профессора математических наук в Кембридже и посвятит всю свою жизнь тому, чтобы вычисления можно было бы выполнять с помощью сложных машин и того самого пара.
А ещё он яростно воевал… с уличным шумом.
Дело в том, что улицы викторианского Лондона были очень далеки от представлений о благопристойности и чопорности викторианской же эпохи. Они были буквально наполнены всевозможными шарманщиками и музыкантами, уличными зазывалами и тому подобной публикой. Учёный характеризовал их как «орудия пыток, разрешённые правительством для дневного и ночного использования на улицах Лондона».
В 1860-х годах они настолько задолбали уже пожилого Бэббиджа, что он начал против них настоящую информационную кампанию. По его оценкам, шум от уличных музыкантов снижал его работоспособность примерно на 25%. Посредством целой серии писем-статей в лондонской Times Бэббидж пытался убедить общество и парламентариев в том, что нужно незамедлительно запретить исполнять уличную музыку в Лондоне, да и вообще неблагопристойно шуметь:
«Уличная музыка отнимает у трудолюбивого человека его время; она раздражает музыкального человека своей невыносимой дурностью; она раздражает больного; лишает пациента, который с большими неудобствами посетил Лондон за лучшим медицинским советом, того покоя, который при таких обстоятельствах необходим для его выздоровления; она уничтожает время и энергию всех интеллектуальных классов общества, внося перерывы в их занятия!»
Он сам дважды пытался баллотироваться в парламент, но оба раза неудачно — ему немедленно припоминали «растрату» государственных средств на так и не созданные вычислительные машины. Высшие слои британского общества, считавшие практики городских низов возмутительными и неблагопристойными, в целом были склонны согласиться с Бэббиджем по части уличного шума. И о чудо, его требования даже оформились в законодательный акт, прошедший через парламент…
… с печальным для Бэббиджа результатом.
Даже свирепое по отношению к простолюдину викторианское законодательство не смогло реализовать «закон Бэббиджа» на практике. Зато простые лондонцы и особенно уличные музыканты буквально возненавидели «безумного профессора», покусившегося на одно из немногих доступных им развлечений. Возле его дома №1 по Дорсет-стрит в лондонском Марилебоне стали целенаправленно собираться уличные музыканты, порой с нарочито расстроенными инструментами.
По подсчётам самого Бэббиджа, в течение 80 суток у его дома 165 раз целенаправленно создавался шум «скрипачей, циркачей, фанатичных псалмопевцев и барабанщиков». В соседних магазинах и пабах расклеивали призывы бороться со «старым злодеем». По улицам за Бэббиджем бегали мальчишки и не только, из-за чего ему приходилось обращаться к констеблям. В его доме даже били окна и обещали сжечь его вместе с хозяином. Даже когда Бэббидж лежал на смертном одре, ему досаждали мстительные шарманщики.
Резкость учёного в оценках того, что он считал досадной помехой в работе, ранее во многом стоившая ему продолжения финансовой поддержки его революционных разработок, и тут сыграла с ним злую и печальную шутку.
Впрочем, возможно, в случае уличных музыкантов речь шла не только о резкости и категоричности «чудаковатого учёного», сколько о физиологии. Исследования его специально сохранённого для потомков мозга показали, что из-за проблем с кровоснабжением громкие звуки могли доставлять Чарльзу Бэббиджу дискомфорт на сугубо физиологическом уровне.
Увы, тогда о подобном не слышали даже самые продвинутые медики — и великий создатель концептуальной базы для всей последовавшей компьютерной техники остался для необразованных современников «сумасшедшим профессором, врагом уличных музыкантов».
▍ Ада Лавлейс
Августа Ада Кинг, графиня Лавлейс, осталась в истории как первый программист, создательница понятий цикла и рабочей ячейки. Её программа для вычисления чисел Бернулли предназначалась для так и не созданной аналитической машины Чарльза Бэббиджа, с которым она находилась в частом общении и постоянной переписке.
Маленькую Аду с детства по настоянию матери учили математике — весьма необычное направление обучения для юной леди викторианской эпохи — для того, чтобы она не пошла по стопам отца, лорда Байрона, и не стала «безумной аморальной поэтессой». Результат оказался впечатляющим: Лавлейс уже в двенадцать лет задумалась о том, чтобы создать летательный аппарат на паровой тяге, а в тринадцать попыталась спроектировать его и собрать действующую модель для полётов над Англией.
Познакомившись в 1833 году с Чарльзом Бэббиджем, его проектом и уже созданным блоком вычислительной машины, Ада Лавлейс незамедлительно влюбилась… в концепцию вычислительной машины. И до конца жизни, увы, недолгой, увлечённо участвовала в работе над проектом аналитической машины Бэббиджа, которая и должна была стать первым полноценным компьютером.
Бэббидж считал, что проектируемые им вычислительные машины будут представлять собой просто калькуляторы для особо сложных вычислений, которые позволят избежать человеческих ошибок и заменить целую армию математических клерков. Лавлейс, как можно понять из её заметок и писем 1843 года, увидела за аналитической машиной Бэббиджа нечто гораздо большее — по её словам, подобные устройства смогут осуществлять управление разнообразными процессами, а также писать картины и сочинять музыку. Как видим из 2020-х, она была в этом совершенно права. Впрочем, в то же время, в возможность создания искусственного интеллекта она не верила.
Ну а помимо увлечения математикой и вычислительными машинами, Лавлейс в 1840-е годы отчаянно полюбила азартные игры и скачки. В общем-то ничего особенного для середины XIX столетия, когда в дворянских кругах играли чуть менее чем все. Но Лавлейс была к тому времени замужней дамой с тремя детьми, для которой в чопорной викторианской Британии увлечение играми было не слишком приличным. Впрочем, к приличиям Лавлейс относилась философски, как и к многочисленным слухам о её любовниках (часть из которых, вероятно, были не слухами).
Для игр и ставок на них Лавлейс создала с друзьями-мужчинами целый «синдикат». Правда, со ставками у неё не очень задалось: проигравшись, заложив фамильные бриллианты и задолжав друзьям по «синдикату» несколько тысяч фунтов стерлингов, Лавлейс пришлось признаться мужу и покрыть долги из состояния графов Лавлейс.
Хочу ещё!
После этого болезненного опыта Лавлейс, впрочем, не отступила, и в 1851 году попыталась совместить оба своих увлечения и разработать ни много ни мало — математическую модель повышения вероятности выигрыша для крупных ставок. Кто знает, что бы у неё получилось, но спустя год она, увы, скоропостижно умерла от онкологического заболевания.
А ведь она могла бы сделать ещё многое, и не только в сфере вычислительной техники. В частности, она увлекалась популярными тогда вопросами «животного магнетизма», но не в мистическом, а во вполне материальном смысле: Лавлейс планировала разобраться в нейронных токах нервной системы живых существ.
▍ Алан Тьюринг
Великий британский учёный известен как создатель первой теоретической модели компьютера общего назначения, «машины Тьюринга». Велика и его роль во взломе военно-морских шифров нацистской Германии с помощью разработанной и собранной им на основе наработок польских криптографов электронно-механической машины Bombe.
Тьюринга не сломила даже попытка дать ему гуманитарное образование в престижной частной школе-интернате Шерборн — даже в ней он прямо на уроках самовольно занимался математическим анализом, особенно беся этим преподавателя религии. Уже в юности Тьюринг игнорировал всё, что не было напрямую связано с его интересами — по мнению родственников, он был неряшлив, рассеян и бестактен (относительно современных ему чопорных англичан, само собой), считать научился раньше, чем читать, а считал только то, что считал нужным: даже в календаре ему скучно было разбираться, и в школьные годы он пользовался им не без труда. Даже коллегами по правительственному центру дешифровки в Блетчли-парке Тьюринг считался весьма эксцентричным человеком.
Как ни странно, значительная часть чудачеств Тьюринга была связана с его велосипедом, на котором он обычно ездил на работу. Велосипед математик полюбил с юных лет — и уже в 13-летнем возрасте проехал на нём 63 мили из дома до школы, обнаружив, что поезд в нужный день не пойдёт из-за забастовки железнодорожников.
Старый велосипед Тьюринга имел проблему: через определённое количество оборотов слетала цепь. Человек, собравший сложнейшую вычислительную машину, упорно отказывался починить велосипед самостоятельно или отдать его в починку. Вместо этого Тьюринг в процессе езды считал количество оборотов. Как только количество достигало значений, при которых до слёта цепи оставалось немного — математик слезал с велосипеда и подтягивал цепь. Затем последовательность многократно повторялась. Когда он добирался до рабочего места, то мыл руки после работы с велосипедной цепью скипидаром из специальной банки.
Но считать количество оборотов и регулярно слезать с велосипеда было всё же неудобно. Тьюринг решил всё же разрешить проблему, но подошёл к ней именно как математик. Он проанализировал математическую зависимость между количеством спиц в колесе, количеством звеньев в цепи и количеством шестерён в шатуне. Только посредством этого он вычислил, что срыв цепи происходит, когда одно повреждённое звено соприкасается с определённой изогнутой спицей колеса. После чего исправил проблему. На решение задачи, которую любой веломеханик решил бы за несколько минут, Тьюринг потратил несколько месяцев, но зато сделал это строго научно и математически.
Каждый июнь Тьюринг страдал от сенной лихорадки: аллергической реакции на пыльцу растений, которая ведёт к обильному насморку и коньюктивиту на глазах. Пренеприятная штука, но лишь наш герой использовал для решения проблемы… противогаз. В котором каждое начало лета ездил на всё том же велосипеде, регулярно вызывая подозрения и обеспокоенность охраны секретного объекта в Блетчли-парке: мало ли кто однажды может появиться на велосипеде в противогазе вместо Тьюринга?
Самого же Тьюринга требования снимать противогаз для фейсконтроля крайне раздражали и возмущали.
Впрочем, на дальние дистанции Тьюринг перемещался не только на велосипеде. Его коллеги поражались тому, что он считал более быстрым и удобным бегать за 40 миль между Блетчли-парком и Лондоном по делам, нежели ждать машины или поезда. Бегал он нередко в старом фланелевом костюме с будильником, привязанным к поясу верёвкой, и с очень взъерошенными волосами, которые редко причёсывал.
В отличие от современных велосипедистов, Тьюринг не оставлял велосипед на цепи с замком во избежание кражи. Зато он приковал цепью свою любимую кофейную кружку к батарее отопления в офисе. Чтобы никто не стащил — хотя, казалось бы, в секретном правительственном центре по дешифровке вражеских шифров это было не слишком вероятно. Что забавно, замок на цепь он поставил кодовый: притом, что работал среди людей, специализирующихся именно на взломе кодов.
Велосипедом, бегом и кружкой чудачества Тьюринга не ограничивались. У себя в офисе он предпочитал работать не в костюме, как тогда приличествовало, а в пижаме — впрочем, ему было далеко до Уинстона Черчилля, который периодически наблюдался в «костюме Адама», то бишь без ничего вообще. Периодически Тьюринг шокировал и пугал коллег и знакомых тем, что сначала на некоторое время напряжённо «зависал», а затем начинал дико смеяться от шуток, которые придумывал у себя в голове и не успевал или не считал нужным рассказать окружающим.
Когда в 1940 году возникла опасность высадки в Британии немецких войск, Тьюринг обратил накопления в серебряные слитки, закопал их где-то в лесу и нарисовал карту, где они лежат. Увы, после войны найти закопанное даже с помощью карты он не сумел. Видимо, картография тоже относилась к глубоко неинтересным ему дисциплинам…
Ну а своего друга и коллегу по Блетчли-парку Макса Ньюмана Тьюринг как-то пригласил с семьёй на ужин, кинув в почтовый ящик записку, нацарапанную палкой на листе рододендрона. Просто не оказалось под рукой бумаги.
▍ Макс Ньюман
Макс Ньюман, создатель Colossus — первого оперативного электронного компьютера, и один из ведущих британских дешифровщиков, был куда менее эксцентричен, чем его коллега Алан Тьюринг. Впрочем, некоторые странности водились и за ним.
По воспоминаниям сына, Ньюман был склонен к внезапному чёрному юмору. «Видимо, он заболел, дайте ему таблетку, — говаривал Ньюман, — таблетка его добьёт!», после чего заходился в приступе смеха.
Учёный «терзал газеты, как терьер добычу», а также до выхода на пенсию категорически запрещал полировать паркет в рабочих помещениях: Ньюман считал, что полированный паркет создаёт слишком большие риски поскользнуться и упасть. Когда в 1960-е он ушёл с руководящего поста, первым же делом паркет был старательно заполирован.
▍ Билл Гейтс
Знаменитые компьютерщики современности тоже нередко отличаются изрядным количеством странностей и чудачеств. Основатель Microsoft в юные годы настолько яростно увлёкся программированием, что — в отличие от подавляющего большинства тогдашних сверстников-американцев — совершенно перестал смотреть ТВ и слушать музыку.
Зато уже в школе «Лейксайд» он с приятелем и будущим партнёром по бизнесу Полом Алленом взломал компьютер, чтобы отматывать назад внутренние часы и получать больше времени для экспериментов в программировании. Например, для написания программы для игры в крестики-нолики. Или — уже по просьбе администрации школы — составления расписаний занятий. Впрочем, Гейтс тут немного мухлевал, чтобы почаще оказываться на занятиях в аудиториях с группами, где учились нравившиеся ему девушки.
Для улучшения памяти Билл Гейтс, подобно Ганнибалу Лектеру, использует мнемоническую технику «дворцов памяти». Она предполагает мысленное формирование образа некоего помещения, лучше знакомого, и его наполнение ассоциациями блоков информации с объектами и предметами наподобие гиперссылок.
Также Билл Гейтс на протяжении многих лет каждый вечер… моет посуду. Да-да, один из богатейших людей планеты, сам, вручную, не в посудомоечной машине. По его мнению, этот рутинный механический процесс помогает уменьшить стресс и расслабить мозг для подготовки ко сну. После чего некоторое время читает что-то художественное, примерно по книге в неделю.
А ещё Гейтс в молодости был большим любителем скоростной езды на автомобилях. Он не раз получал штрафы за превышение скорости, и даже как-то раз вернул своему другу одолженный «Порш» с распоротым днищем — на котором он гонял по пустыне Альбукерке недалеко от первого офиса Microsoft. Ремонтировать машину пришлось целый год.
Ну а любимой игрой Гейтса был… «Сапёр». Тот самый, который долгое время был встроен в каждую «Винду». Гейтс настолько сильно «залипал» в «Сапёра», что задерживался на работе именно по этой причине. Ему даже пришлось снести игру с рабочей машины, чтобы не соблазняться и не отвлекаться.
Рекорд Гейтса по «Сапёру» смог побить только автоматический скрипт, написанный одним из работников Microsoft. Создатель корпорации был очень уязвлён.
Ещё одну игру Гейтс написал сам, когда в 1980 году IBM попросили его добавить в MS-DOS что-то развлекательное, чтобы оно заодно было примером того, что можно написать на «Бейсике». Результатом ночной работы Билла Гейтса и Нейла Конзена в раскалённом до +37 градусов по шкале Цельсия офисе стала DONKEY.BAS: простенькая автогонка, в которой нужно было уворачиваться от выходящих на дорогу ослов.
Конкуренты из Apple Macintosh охарактеризовали игру как «отвратительную и возмутительную — как по графике, так и по задумке», и особенно изумились тому, что Гейтс «не постеснялся» указать своё имя как разработчика. Ну а в 2001 году, в порядке хохмы и пасхалки, Microsoft создала 3D-версию игры DONKEY.BAS под названием DONKEY.NET. На этот раз нужно было не объезжать, а сбивать ослов машиной (чего определённо хотели многие из игравших в неё двадцатью годами ранее).
В одной из следующих статей мы продолжим тему странностей знаменитых компьютерщиков. Кстати, о каких из них вы хотели бы прочитать?
Telegram-канал с розыгрышами призов, новостями IT и постами о ретроиграх
