Нужна ли в России поддержка национальных разработчиков ПО? Once upon a time in Russia

Ну, во первых, бохатыми они стали отнюдь не путем вмешательства государства в отрасль, разве что вмешательства капиталом.

Король Англии Генрих VII, взошедший на трон в 1485 году, вырос в Бургундии. Там он обратил внимание, как богата область, занимавшаяся производством шерстяной ткани. И шерсть, и химикат для ее очищения (фуллерова земля, или силикат алюминия) импортировались из Англии. Когда Генрих вступил во власть своим неимущим королевством, где производство шерсти было на несколько лет вперед заложено итальянским банкирам, он вспомнил свое детство на континенте. В Бургундии хорошо жили не только производители тканей, но и пекари, прочие ремесленники. Король понял, что Англия занимается не тем, чем надо, и решил сделать из нее производителя тканей, а не экспортера сырья[92].

Генрих VII разработал обширный инструментарий экономической политики. Первым и главным инструментом стали налоги на экспорт, благодаря которым зарубежным производителям тканей немытая шерсть доставалась дороже, чем английским. Кроме того, начинающие производители шерстяной ткани на время освобождались от налогов, а также на ограниченный срок получали монополию на торговлю в определенных географических областях. Для того чтобы привлечь ремесленников и предпринимателей из других стран, особенно из Голландии и Италии, также применялась особая политика. По мере роста английской шерстяной промышленности росли и налоги на экспорт, пока у Англии не появилось достаточно производственных мощностей для того, чтобы обрабатывать всю производимую в стране шерсть. 100 лет спустя Елизавета I смогла ввести эмбарго на экспорт необработанной шерсти из Англии. В XVIII веке Даниэль Дефо и другие историки посчитали эту стратегию мудрой и назвали ее планом Тюдоров — в честь королевских особ из рода Тюдоров. Используя те же методы, что Венеция и Голландия до нее, Англия достигла такой же ситуации тройной ренты, как и они; она использовала сильный промышленный сектор, монополию на один вид сырья (шерсть) и международную торговлю.

Некоторые историки утверждают, что план промышленной политики Тюдоров был основой будущего величия Англии. На континенте этому плану суждено было иметь важные последствия. Конкуренция с Англией сильно пошатнула положение Флоренции. Флорентийцы попытались переключиться на испанскую шерсть, а также попробовали диверсифицировать свое производство, начав производить шелк, но политика Англии была настолько успешной, что положила конец золотому веку Флоренции. Главными конкурентами англичан на сырьевом рынке были испанские производители шерсти. В 1695 году английский экономист Джон Кэри предложил Англии скупить всю испанскую шерсть, чтобы сжечь ее. У Англии не хватило бы мощности для обработки всей испанской шерсти, но, удалив сырье с рынка, она усилила бы свою рыночную власть. «Мы могли бы заключить договор с испанцами на покупку всей шерсти, которая у них имеется; в случае же, если этой шерсти будет слишком много, следует сжечь избытки за общественный счет (как это делают голландцы со своими специями), чтобы только не допустить ее прядения в других странах, чего иным способом мы никак не можем предотвратить»
(...)

Навигационный акт (закон, изданный Кромвелем 9 октября 1651 года; прекратил свое действие в 1849 году) — cпособствовал развитию английской морской торговли в ту эпоху, когда торговля и флот Англии находились в зачаточном состоянии и требовали покровительственных мер. Привел к череде англо-голландских войн XVII в.

Навигационный акт устанавливал, что товары из Азии, Африки и Америки могли ввозиться в Великобританию только на судах, которые принадлежат подданным Британии, а их экипаж должен состоять по крайней мере на 3/4 из британских подданных; из Европы товары могли ввозиться на британских судах или на судах той страны, в которой произведены товары или в гаванях которой они впервые могли быть нагружены на корабль. Ввоз соленой рыбы в Англию и колонии разрешался только в том случае, если она поймана на британских судах. Наконец, каботажное плавание предоставлялось исключительно английским судам.

На эти два фактора и сделал ставку Пак Чжон Хи, когда задумал превратить Южную Корею в одну огромную фабрику. Его тезис был прост и даже груб по форме, но не так-то легок в исполнении: «построение государства посредством развития экспорта». Он же ввел в обиход «капиталистические пятилетки».
— Правительственный курс на поддержку экспорта подразумевал льготные кредиты, освобождение от налогов, льготные тарифы на электричество, воду и транспорт, госфинансирование промышленной инфраструктуры и так далее, — объясняет завсектором общих проблем Азиатско-Тихоокеанского региона Института мировой экономики и международных отношений РАН Александр Федоровский.
(...)
— В стране сложилась присущая только Южной Корее жестко иерархическая система организации бизнеса, — рассказывает Александр Федоровский. — На вершине «перевернутой пирамиды» находились четыре-пять крупнейших (системообразующих, по российской терминологии) чеболей — крупных промышленных холдингов. Среднюю ее часть составляли 30–40 менее крупных чеболей. Наконец, самое уязвимое, неустойчивое звено лежало в основании пирамиды — слабо развитый, в массе своей изолированный от крупнейших компаний и традиционный по своему характеру малый и средний бизнес.
Именно чеболи получали максимальную государственную протекцию, льготные кредиты и ориентированные на поддержку их бизнеса законы. Взамен от них требовали полной лояльности.
«В Восточной Азии сформировалось особое отношение к государству. Для русского крестьянина государство — это все-таки паразит. Отношение восточноазиатское — другое. Там есть восприятие государства как социальной ценности, организатора экономической жизни»
— Правительство, взяв курс на форсированную индустриализацию, поддержало становление чеболей, поскольку контроль за крупными бизнес-группами позволял государству жестче регулировать экономические процессы, — объясняет Федоровский. — Со своей стороны крупный бизнес при неразвитом фондовом рынке и слабой кредитно-банковской системе вынужден был принять политику правительства.

В моей родной Норвегии, например, План Маршалла привел к полному запрету на импорт одежды вплоть до 1956 года, а также к жестким ограничениям на денежные переводы за рубеж. Ввозить в страну автомобили для частного пользования было запрещено вплоть до 1960 года.

В 1858 году американский экономист Генри Карей составил «товарную карту» (см. ??? рисунок), начинающуюся с Бостона, на Восточном побережье Америки, и заканчивающуюся Сент-Луисом, тогдашней границей Дикого Запада. Путешествуя из Бостона на запад, в те годы можно было наблюдать, как примитивизируется хозяйственная деятельность. В Бостоне, ядре Новой Англии, сосредоточены разнообразные производства от текстильного до оружейного и часового. Здесь у предпринимателей устойчиво высокая рента с их монопольного в Америке бизнеса, но вместе с тем высоки реальные зарплаты квалифицированных работников и доходы фермеров. Это действие подмеченного еще Серрой механизма «синергетики развития» — передовые отрасли подтягивают все остальные. По мере же приближения к Сент-Луису уменьшается отраслевое разнообразие (в конечном счете сводящееся к скотоводству и плантационному экспорту хлопка), падают заработки и гарантированная рента — зато растет (пока растет) прибыль, поскольку на осваиваемой целине много земли.

Но, предупреждал Карей, по мере продвижения фронта освоения целинных земель дальше на запад Сент-Луис обеднеет и при этом останется отсталым, поскольку там не возникает новых отраслей с достаточной для дальнейшего развития рентой. Туда все завозится извне, поэтому политическая задача — обеспечить, чтобы завоз шел из Бостона, а не из Англии. Поскольку и Сент-Луис, и Бостон — города США, Восточное побережье и бывший Дикий Запад станут частью единого и органичного разделения труда, поддерживаемого федеральным правительством. При сохранении свободы торговли с Англией этого не произойдет.

Генри Карей, американский сподвижник Фридриха Листа и один из архитекторов экономической стратегии «северян» в приближавшейся гражданской войне (напомню, это был 1858 год), оказался исторически прав. Его пример подтверждает, что США на самом деле были одним из первых государств догоняющего развития и при этом вовсе не следовали либеральным рецептам.

Hamilton also refuted Smith's ideas of government noninterference, as it would have been detrimental for trade with other countries.[93] Hamilton also thought of the United States being a dominant agrarian country would be at a disadvantage in dealing with Europe.[94] In response to the agrarian detractors, Hamilton stated that agriculture's interest would be advanced by manufactures,[95] and that agriculture was just as productive as manufacturing.[92][95]

Among the ways that the government could assist manufactures, Hamilton mentioned levying productive duties on imported foreign goods manufactured in the United States

Отвергал идеи Смита о государственном невмешательстве как наносящие вред торговле с другими странами. Считал, что аграрный характер экономики США ослабляет позиции страны во взаимоотношениях с Европой. В ответ на критику сельскохозяйственников отвечал, что развитие промышленности поможет и сельскому хозяйству. Среди мер государственной поддержки промышленности предложил ввести протекционистские пошлины на импорт производимых в США товаров. Ввел акцизы на спиртное.

Находясь под сильным влиянием идей либеральных экономистов (физиократов), Людовик XV в 1763 г. отменил существовавшие ранее ограничения на ведение хлебной торговли и внутренние торговые пошлины. Результатом стала серия голодоморов, сопровождавшаяся всплеском восстаний в ряде областей страны. Особенно суровым был голодомор 1770—1771 гг., превзошедший по своим последствиям все те, что были ранее[45]. Либеральный эксперимент был прекращен, но спустя несколько лет, в 1774—1776 гг., его повторили вновь. Эта попытка также потерпела неудачу, вызвав новый всплеск массового голода и народные восстания, после чего правительство либеральных экономистов (физиократов) во главе с Тюрго было вынуждено уйти в отставку.

Накануне революции была предпринята ещё одна попытка введения либеральной рыночной экономики. В 1786 году был заключен договор о свободной торговле с Великобританией, приведший к массовому импорту во Францию английских товаров. По оценкам современников, в течение 2 лет после подписания договора это привело к увольнению 500 тысяч французских рабочих и банкротству 10 тысяч предприятий страны[46]. Опять возобновились голодоморы — тот, что случился в 1788—1789 гг., накануне революции, по оценке С.Каплана, превзошел по своим катастрофическим последствиям голодомор 1770—1771 гг.[47].