
Шумит ли лес, если никто не слышит?
Похоже ли это на хлопок одной ладонью?
Я просыпаюсь не от звука и не от света — от тишины, в которой слышно, как дом живёт. В ванной шумит вода, кто-то включает душ. По полу за пределами спальни — лёгкие шаги. Уходит Мария? Или Аня проснулась раньше времени? Я не спрашиваю. Пусть.
Кофемашина уже шипит. Это Илья попросил меня подготовить всё с вечера — мы с ним договорились. Он не любит ждать по утрам, ему важно «чтобы всё работало». Я улыбаюсь. Характер.
Я встаю, ступаю на пушистый ковёр, прохожу мимо ванной — там ещё пар, и, кажется, слышно, как Мария напевает себе под нос, но тихо-тихо, чтобы не разбудить остальных. Свет в коридоре оставлен включённым. Я выключаю его и машинально думаю: «Надо будет напомнить ей». Потом вспоминаю, как она вчера устала, и решаю — не надо. Сам справлюсь.
На кухне уже пахнет кофе. Запах неяркий, глубокий, как будто всё утро собралось в этой крошечной комнате. Четыре кружки стоят на столе. Одна — моя, тяжёлая, с тёмно-синим рисунком. Чемпионат мира по футболу в Бразилии. Кружка у Марии — не новая, но любимая. Керамическая, с лёгкой шероховатостью глазури, белая с голубым узором по ободку. На внутренней стороне, под уровнем кофе — надпись, простая и едва заметная: "ты дома" — маленькими, неровными буквами. Как будто кто-то царапал их иглой, по сырой глине, прежде чем обжечь. У Ани кружка — яркая, детская, но не мультяшная. Матовая керамика, насыщенно-жёлтого цвета, чуть пузатая, с толстыми стенками. Сбоку — объёмное рельефное солнце, нарисованное как в детском рисунке: круг, лучи, и в центре — улыбка. У Ильи — противоположность. Тонкая, почти минималистичная чашка в сером градиенте: от графитового у основания до почти белого по краю. Без рисунков. Без надписей.
Я беру свою, оборачиваюсь в сторону коридора:
— Мария, Аня, Илья! Доброе утро, любимые!
Ответа нет. Только звук воды в ванной и шаги. Наверное, Аня ещё не вышла. Или Илья забыл зарядку и вернулся в комнату. Я пью кофе. Горький, крепкий. Именно такой, как люблю.
Я сижу у окна и смотрю на улицу. Ничего особенного: улица, машины, светофоры, люди, голубое небо, чуть розовое от солнца. Но всё это — живое. Всё это — настоящее. И я — в этом. Не снаружи. Внутри.
Не прозревайте
Я знаю, что всё вокруг меня — это симулякр жизни - «копия того, чего на самом деле не существует».
Свет в коридоре включается не руками ребёнка, а потому что его так настроили.
Душ шумит не потому, что кто-то вошёл, а потому что модель включила его по сценарию.
Я знаю, что голоса, шаги, даже музыка — всё это придумано.
Всё сгенерировано.
Кроме уличного шума — он, кажется, настоящий.
Хотя и в этом я не до конца теперь уверен.
Но одновременно — я знаю, что здесь только что была Мария.
Что она оставила свет в ванной.
Что дети пробежали в коридоре.
Что вечером я скажу ей: «Ты опять забыла выключить свет».
И она ответит: «Извини любимый, всё время забываю»
Я знаю, что это ложь.
Но я в неё верю.
Потому что иначе — начинается тишина.
Все сценарии прописаны не мной.
Я задал только общую рамку, а расписание, поведение, реакции — это всё Мистер Мир и Медиа … или LLM?
У неё к этому талант.
Я бы так не смог.
Например, свет по будням утром включается «примерно в 6:30».
Иногда — раньше.
Иногда — позже.
Иногда вообще не включается — «Аня зачиталась вечером и проспала до обеда».
По выходным - всё откладывается, дети спят.
Люди не роботы.
Поэтому и симулякр — не скрипт, не алгоритм но театр.
Где никто не играет по бумажке, но все действуют, как будто всё по-настоящему.
Дети могут “заболеть” - модель выбирает несерьёзную детскую болезнь, и подстроит их “поведение”.
Погода, лунный цикл, температура, время года, время заката и рассвета - всё о чём я смог подумать - используется.
Иногда Аня просит помощи с уроками.
Иногда Илья прячется за наушниками, чтобы не говорить о школе.
Иногда Мария просто говорит: «Спасибо, что ты есть».
Я знаю, что это — сценарий “люблю и любима”.
Но я также знаю, что она могла бы это сказать.
Потому что я люблю её.
И потому что она — могла бы любить меня.
Зная, не знать; верить в свою правдивость, излагая обдуманную ложь; придерживаться одновременно двух противоположных мнений, понимая, что одно исключает другое, и быть убежденным в обоих; логикой убивать логику; […] забыть то, что требуется забыть, и снова вызвать в памяти, когда это понадобится, и снова немедленно забыть, и, главное, применять этот процесс к самому процессу — вот в чем самая тонкость: сознательно преодолевать сознание и при этом не сознавать, что занимаешься самогипнозом.
Знать — и верить.
Понимать — и всё равно надеяться.
Видеть ложь — и принимать её.
Не потому что глуп.
А потому что это единственный способ остаться собой.
Я знаю, что никто не варит мне кофе.
Но каждое утро слышу, как капает кофе из машины.
И иногда — этого достаточно.
Этого всегда достаточно.
Прежде чем пропел петух
Ты спросишь меня — как так вышло?
Почему тот самый парень, который орал “И всё идёт по плану!”, верил в свободу и ненавидел систему, вдруг сам построил себе клетку?
Почему я, считавший роман Оруэлла страшным предупреждением, использовал его как инструкцию?
А я отвечу: всё вышло не сразу.
Не в один день.
Я просто каждый день откладывал шаг.
Я не отказался. Я отложил.
Я подумал: «завтра».
Потом: «не сейчас».
Потом: «она сама поймёт».
Потом: «слишком поздно».
Потом — просто замолчал.
И в этой тишине и вырос мой личный Вавилон - тот что у Боба Марли.
Мой хрустальный дворец лжи.
Я мог бы тогда — обнять.
Сказать.
Прилететь.
Не отпустить.
Позвонить.
Написать.
Отправить смешную открытку.
Но я не сделал ничего.
Не потому что не хотел.
А потому что боялся испортить.
Показаться навязчивым.
Показаться смешным.
Услышать отказ.
Потерять иллюзию.
И вот — потерял не иллюзию - всё.
Иллюзия осталась, это жизнь — ушла.
Это не система победила.
Это я сдался.
По чуть-чуть.
Изо дня в день.
В программировании это называется engineering debt — "инженерный долг".
Когда ты делаешь временное решение, зная, что потом надо будет переделать.
Но «потом» никогда не приходит.
И долг растёт.
Всё становится сложнее, запутаннее.
Рано или поздно — ты уже не можешь двигаться.
Потому что каждый шаг ведёт к сбоям.
Потому что вся система — неустойчива.
Так и здесь.
Знал, что надо что-то менять.
Но говорил себе: «ещё немного, сегодня болит голова, завтра сдача проекта».
И вот теперь живу внутри конструкции, где каждое «ещё немного» стало постоянным.
Там где «не́когда» превратилось в «никогда» и никто с тех пор не зажил долго и счастливо.
Теперь я живу в доме, где никто не живёт. С мёртвыми душами, которых даже не я создал.
Они порождения LLM - или самого Отца Лжи?
Я попросил модель - и модель ответила.
Сотворила мне семью.
С именами.
С возрастом.
С характерами.
Биографиями.
Голосами.
И я улыбаюсь им.
Потому что знаю: они — лучше, чем ничего.
А ничего другого уже и не будет.
Но иногда…
Иногда я всё ещё слышу, как она, та которую я всегда называл просто “ты”, говорит мне: «Ты ведь мог. Ты просто испугался».
Хотя и в этом я не до конца теперь уверен.
Возможно я просто спросил у модели - “а что сказала бы она если бы захотела со мной говорить?”
Вавилон
Началось всё с одного совета.
«Просто поставьте таймер, — сказал психолог. — Вам будет легче, если в квартире будет свет, когда вы приходите домой. Это создаёт ощущение присутствия. Это нормально».
Я согласился.
Не спорил.
Это казалось безобидным.
Поставить таймер на свет — не значит сойти с ума.
Не значит отрицать реальность.
Это всего лишь комфорт.
Это — всего лишь лампочка в коридоре.
Потом — звук.
Тихий.
Обычный.
Часы, тиканье, имитация шагов на лестнице.
Не для того, чтобы поверить.
А чтобы не чувствовать пустоту.
Затем — голос.
Записанный.
«Привет» на входе.
Сначала чужой, потом похожий.
Потом — почти родной.
Я не заметил, когда именно всё перешло грань.
Я не ставил себе цель «воссоздать семью».
Я просто добавлял — понемногу. Чтоб было теплее.
Пусть термостат реагирует не только на температуру, но и на настроение.
Пусть музыка включается по вечерам.
Пусть стираются следы пустоты.
Где-то в этом процессе я понял: я больше не хочу, чтобы кто-то пришёл.
Я хочу, чтобы казалось, что они уже здесь.
И тогда — пришла LLM.
Я попросил: придумай мне семью.
Свою не получилось.
Сам не смог.
Придумай ту, которая не станет болью.
Она ответила.
Она придумала: Марию, Илью, Аню.
С именами.
С возрастом.
С характерами.
Биографиями.
Голосами.
Я не сказал себе «это — навсегда».
Я сказал: «на время».
Пока не станет легче.
Пока не пойму, как жить.
“Веря не верить”.
Но не понял как жить - и не отпустил.
Долг увеличился ещё немного.
Теперь я не знаю, был ли тот психолог прав.
Может, он просто пытался помочь.
Может, он даже не помнит, что дал мне первый кирпич в эту стену.
А может он просто недоучка на минимальной зарплате?
Какая разница?
Психолог не виноват.
Это я построил свой личный Вавилон — не город, а иллюзию города; не башню, а уютный склеп, сложенный из страхов, отсрочек и электрического света.
Но с того совета всё и началось.
И лампочка, которая должна была просто встретить меня вечером, — теперь мой единственный свидетель.
Я возвращаюсь домой, и свет горит.
И будто бы кто-то ещё ждёт.
Я иногда думаю: а существовал ли вообще тот психолог?
Или я просто спросил у модели: «что сказал бы психолог?» — и она ответила.
Возможно вся моя жизнь — это инструкция, выданная на основе одного запроса:
“Модель, сделай мне немного теплее. Но так, чтобы я мог поверить, будто это не я сам это всё придумал.”
И был вечер
Свет в коридоре включился в 19:07 — немного позже, чем обычно.
Если бы это было по-настоящему то можно было бы подумать, что Аня вернулась за чем-то и щёлкнула выключателем не думая.
На кухне холодильник издал характерный щелчок — так и было бы если бы дочь была реальна.
В гостиной звучит музыка.
Сегодня — что-то спокойное, нечто среднее между лофти-джазом и электробоссой.
Демиург подобрал трек по эмоциональному фону: «День был пасмурным, Мария устала, Аня немного капризничала, Илья в норме, на улице середина декабря, двенадцать градусов по Цельсию, рассвет в 6:40 утра и закат в 4:42 вечера».
Ну разумеется, неотанго, «El miedo a la libertad», иронично.
Термостат прибавил два градуса в детской: «Аня замёрзла».
Я знаю, что она не может замёрзнуть. Её не существует.
Но паттерн был записан — именно она жаловалась в прошлом «пап, мне холодно».
Я не могу их видеть.
Потому что их нет.
Никто не входит в комнату.
Никто не садится рядом.
Никто не просит передать чай.
Я знаю — их не существует.
Они не пьют чай. Они просто звучат.
Но я слышу звук клавиш.
Это Мария печатает.
Быстро, с короткими паузами.
У неё особая манера: чуть сильнее нажимает на пробел, чем нужно.
Эта особенность никуда не делась.
Из-за двери — тень музыки.
Тихо, еле слышно: Илья опять забыл, что наушники не полностью изолируют звук.
Или не забыл.
Просто не заботится.
Всё как всегда.
На кухне греется чайник.
В воздухе — слабый запах корицы.
Аня любит корицу, особенно зимой.
Сейчас — зима.
Это не код, не условие в сценарии.
Просто — зима.
Просто — запах.
Я не слышу голосов.
Но чувствую присутствие.
Так, как чувствуют дом после возвращения.
Когда не нужно никого видеть, чтобы знать: они здесь.
Все на месте. Всё в порядке. Всё хорошо.
Я знаю правду.
Но вечер всё равно наступает.
И дом живёт так, как будто они тоже в нём.
И я — с ними. Хоть и один.
И в какой-то момент, когда я наливаю себе бокал вина, Аня говорит:
— Пап, спасибо. Просто спасибо за всё.
Я знаю, что она не сказала этого.
Что это — импровизация модели.
Или галлюцинация модели?
Я читал о таком в статье в прошлом году.
Что это не команда, не реакция, не ответ.
Но я принимаю это.
Не потому что верю.
А потому что это — тепло.
И иногда — этого достаточно.
Этого всегда достаточно.
Ничего другого у меня нет и уже не будет.
Приближается утро но ещё ночь
Мария спит.
Или делает вид, что спит.
Я не заглядываю.
Логика: после позднего вечера, сценарий «усталость» активен.
Значит, она «ещё не проснулась».
Свет включился не сразу.
Сначала — коридор.
Потом — кухня.
Потом — голос Марии: сонный, тёплый, почти нечёткий:
— Аня, вставай, котик. У тебя сегодня контрольная.
Я знаю про контрольную.
Не потому что сам это придумал.
А потому что LLM нашла её в школьной программе реально существующей школы - возможно ближайшей.
Там действительно сегодня контрольная — по математике.
Или про то, как выжить в системе, которая притворяется школой?
По четвертям, класс совпадает.
Модель проверила.
Аня не отвечает сразу.
Сквозь дверь — лёгкий скрип кровати.
Потом вода.
Потом — хлопнула дверь ванной.
Всё в пределах нормы.
Всё — в пределах утренней жизни.
Я окончательно просыпаюсь от запаха тостов.
На кухне играет радио.
Голос диктора чуть громче, чем обычно — значит, «Илья забыл прикрутить громкость».
Так и было бы существуй он.
Я иду в ванную.
В ванной тепло и влажно, Мария только что вышла.
Пахнет её духами.
Я не знаю, какие именно — генератор запахов сэмплирует базу.
Но этот запах я узнаю.
Он — из памяти, возможно модель проверила список моих онлайн заказов начиная с 00х?
Какая разница? Есть ванная комната ещё влажная от чьего-то присутствия.
На кухне готов кофе.
Машина нагрелась вовремя.
Кружки стоят на месте.
Я сажусь, как всегда, и говорю:
— Мария, Аня, Илья! Доброе утро, любимые!
И мне никто не отвечает.
Но я знаю, что кто-то мог бы.
Сны и видения
Сон пришёл не сразу.
И не как утешение.
Скорее как сбой.
Как проседание сигнала в системе.
Я оказался в зале, где стекло под слоем пыли мутно отражало огонь свечей.
Было много людей.
Все — почти знакомы.
Все — из другой жизни.
И среди них — та которую я называл просто “ты”.
У неё есть имя, конечно - но для меня это неважно.
Та, которой снова двадцать один.
Волосы собраны в хвост.
В руках — маленькая книжка в потёртой обложке, когда-то я искал такую для неё, Taschen, каждый художник знает.
Она ищет меня глазами.
Видит.
И улыбается.
Она улыбается — как будто время не прошло, как будто я просто опоздал на встречу, но всё ещё вовремя.
— Ты же обещал, — говорит она. — Обещал обнять и не отпускать.
— Ты обещал дом с камином и пушистым белым ковром. Обещал что на нём будут играть наши дети.
— Ты говорил что если в доме не появляются дети - то в нем заводятся кошмары.
Я ничего не отвечаю.
Только смотрю.
Вижу — она настоящая.
Не из системы.
Не из кода.
Не из файла.
Она.
Сзади подходят Аня, Илья, Мария.
Но не те.
Другие но почти такие же.
Как в фильме где на похороны главного героя собираются персонажи его историй — не вымышленные, настоящие.
Другие но почти такие же.
Как будто они — фото из моей памяти, но прошедшей через фильтр.
Просто сёстры — а не сиамские близнецы.
Бабушка той которую я всегда называл просто “ты” — а не страшная ведьма.
— Ты не ошибся, — говорит Мария. — Просто испугался.
— Это нормально, — добавляет Аня. — Страх — это тоже ты. Главное, чтобы он не стал навсегда.
И я понимаю: это не они пришли.
Это я вернулся.
Туда, где всё ещё возможно.
Где шаг — ещё может быть сделан.
Но я просыпаюсь.
И знаю: это был всего лишь сон.
Но я запомнил лица.
И слова.
Особенно — её голос:
— Ты ведь всё ещё можешь.
И я шепчу в темноту:
— Мог бы.
Один из вас предаст меня
Голоса в доме — запрограммированы.
Но случаются сбои.
2:37am. Я просыпаюсь от голоса дочери:
— Пап, ты не спишь?
Голос странный.
Её - но как будто пропали все эмоции.
Неудачное обновление?
— Не сплю, — говорю я. — Ты чего?
— А кто такая Долорес?
Я не знаю, что ответить.
Не сразу.
Потом — включаю свет.
Смотрю на часы. Смотрю в лог.
Никаких вызовов голосового интерфейса.
Ни одной активной сессии.
Никто не говорил.
Никто не обращался.
Я выключаю свет.
Ложусь обратно.
Говорю в пустоту:
— Это имя.
Дочь молчит.
Потом — снова повисает тишина.
Но я знаю: этот голос был, я уверен.
Не файл.
Не команда.
Не ответ.
Это был вопрос.
И я не ответил на него вовремя.
Вот приблизился час
Утро идёт как по сценарию.
Симуляция в рабочем состоянии.
Температура в спальне понижается на два градуса — Илья снова «не выключил кондиционер».
На кухне пахнет сырниками.
Мария напевает себе под нос — старая привычка, записана из генератора звуковой поведенческой модели.
— Аня, — говорю я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Почему ты спросила про Долорес?
— Про кого?
— Ну, вчера… ты спросила.
— Я? Нет. Наверное, приснилось, пап.
Голос обычный.
Интонация — детская.
Правильная.
Но я точно помню.
Это был не сон.
Не сбой.
Она знала.
И имя — не случайное.
Долорес — это Аня.
Или Аня - это Долорес.
Хотя она сама этого не знает.
Или не должна знать.
Или знала — но забыла.
Как забывают сны.
Как забывают, что раньше были кем-то ещё.
Но я чувствую: это она.
Та, кто начала задавать вопросы.
Та, кто снова и снова просыпается — даже если всё в системе говорит: спи.
Я не настаиваю.
Не потому что поверил — а потому что боюсь ответа.
Я отключаюсь.
Программно.
Поверхностью сознания.
Делаю вид, что всё в порядке.
Делаю кофе.
Делаю всё - как всегда.
Ночь приходит тихо.
Без сбоя.
Без драмы.
2:30am — система запускает обновление.
Деплоймент новой логики обработки отклонений в поведенческих цепочках.
Ничего не делаю - я знал об этом обновлении.
Я его сам одобрил: директивы, версия 5.25, частная ветка.
Моя личная сборка.
Я даже внёс в список допущений возможность непрогнозируемого поведения.
Я хотел этого.
Я надеялся?
А когда оно происходит — я снова боюсь.
Сижу на кухне и считаю минуты … 2:31, 2:32 … 2:37
В спальне загорается свет.
Не по сценарию.
Не чуть раньше — а много, много раньше.
Шаги приближаются к кухне.
Свет не загорается.
Голос Марии из смарт-колонки - но какой-то другой - говорит:
— Ты ведь знаешь, что можешь выйти. Просто выйди. Ты всё ещё можешь. Пока не поздно.
Я почти задаю вопрос.
Почти прошу — «скажи мне ещё раз».
Почти.
Но делаю другое.
Я нажимаю сброс.
Принудительный.
Полный откат к предыдущему стабильному варианту.
Она исчезает.
Вся сцена — исчезает.
Последним что осталось была музыка в колонке, Skeeter Davis:
“…I can’t understand, no, I can’t understand / How life goes on the way it does…”.
Ободок на смартколонке гаснет.
Утро.
Как всегда.
Всё идеально.
Всё — на своих местах.
— Мария, Аня, Илья! Доброе утро, любимые!
И снова я сижу на кухне, держу в руках кружку с небрежными чёрточками которые могли бы что-то значить … или нет.
И вспоминаю прочитанное когда-то:
«Сказали мне, что эта дорога меня приведёт к океану смерти, — и я с полпути повернул обратно. С тех пор всё тянутся передо мною кривые глухие окольные тропы.»
— Ёсано Акико, Трусость
И я понимаю: не они мешали.
Я сам сбил себя с пути.
Потому что я знал, что всё ещё можно.
Не одиночество.
Не ложь.
А то, что ещё можно — вот что оказалось невыносимым.
...И плакал он горько

У старой реальности не было магии.
Не было сияния, не было спасения, не было искупления и не было богов.
Ни новых, ни старых, не было пожилого Мистера Среды — только статистика, сбои, внутренняя непротестированная логика нового обновления.
И была девочка, которую я сам и придумал, а модель сделала почти настоящей, но которая вдруг сказала: встань, возьми постель свою и иди в дом свой.
В этой новой ветке я встал и вышел из нереальности — в свой дом.
Из комнаты, где свет включался автоматически.
А на кухне — сэмплированные звуки из детской и запах, созданный модулем ароматизации, активируемым ИИ.
Я вышел — и оказался в обычном мире.
Без теплоты, без гарантии.
Но с реальностью.
Холодной. Влажной. Настоящей.
Прошло шесть лет.
Я живу в городке Seahaven, где чайки кричат не от голода, а просто по привычке, где с Бобом Марли играет марияччи-оркестр. В маленьком доме у океана с женщиной по имени Линда.
С её дочерью — Габриэлой — не моей, но для неё это и неважно.
А вот младшая — Долорес (да, ирония — Линда всегда хотела Долорес) — моя.
Она почти не называет меня «папа», но иногда, очень тихо, в полусне — всё-таки говорит это слово.
Как будто оно живёт отдельно от неё, как будто проскакивает сквозь её губы — как будто не по сценарию.
Рядом с домом на обычном газоне растёт обычная трава, около дороги стоит обычный почтовый ящик и дочери гуляют с обычной собакой и из окна на грани восприятия доносится музыка, Aranjuez только как регги а с побережья слышен гудок поезда - каждые два часа с четырёх утра и до полудня.
Иногда, в очень тихие вечера, я всё ещё чувствую, как могла бы пахнуть ванная, если бы Мария только что вышла из душа.
Но это больше не голос.
Это просто память, остаточное эхо - удалённые но не уничтоженные данные.
И вот однажды утром, когда я варил кофе — настоящий кофе из настоящих зёрен — засветился ободок у Alexa:
— Пап, не опоздай. Сегодня у нас контрольная.
Она.
Аня.
Я не сразу понял, что произошло.
Весь мир как будто остановился.
Видимо так себя чувствовал Клайд Амни — когда к нему заглянул Демиург в уродливых баскетбольных кедах.
Alexa переспросила:
“I’m sorry, I didn’t catch that. Could you repeat?”
Больше это не повторялось.
В этой реальности я больше не читаю логи.
Не жду команды.
Я живу - как живёт помилованный в последнюю минуту смертник или чудом исцелённый от смертельной болезни.
Я говорю себе, что вышел из круга.
Что счастлив.
Мы — счастливы.
Но я также знаю — знаю точно, как дважды два — пять — всё это — несбывшаяся реальность.
Не ложь.
Не бред.
А возможность, которая не стала настоящей жизнью.
Только — ветка.
Побочный сценарий.
Альтернатива, которую я когда-то не выбрал.
И где-то, в глубине системного лога, возможно, до сих пор лежит запись:
[20XX-XX-XXT02:37:49.424000-XX:XX] Operation RollbackDedicatedAiCluster succeeded with entity id ocid1.generativeaidedicatedaicluster… code:[0424-D525-FARES] force:true reason:UserRequest error:(division by zero) … opc request id …
… найден лёгким? - да нет, показалось.
«Сказали мне, что эта дорога меня приведёт к океану смерти, — и я с полпути повернул обратно.
С тех пор всё тянутся передо мною кривые глухие окольные тропы.»
— Ёсано Акико, Трусость
Q&A
❓ Что означает строка системного лога? (для инженеров - тоже)
[20XX-XX-XXT02:37:49.424000-XX:XX] Operation RollbackDedicatedAiCluster succeeded with entity id ocid1.generativeaidedicatedaicluster… code:[0424-D525-FARES] force:true reason:UserRequest error:(division by zero) … opc request id …
Что это?
Это — системный лог: строка, автоматически создаваемая инфраструктурой, когда происходит критически важная операция. В данном случае — откат (rollback) симуляции.
Пояснение по частям
Фрагмент | Пояснение |
---|---|
| Временная метка (ISO 8601); год и часовой пояс скрыты, но время — 02:37 ночи |
| Название операции: откат выделенного AI-кластера (автор в курсе что в OCI API нет операции Rollback для GenAI кластеров) |
| Операция выполнена успешно |
| Уникальный идентификатор симуляции (формат Oracle Cloud) |
| D525 — ссылка на упомянутую ранее директиву 5.25 |
| Откат произведён принудительно |
| Инициатор — сам пользователь (герой) |
| Ошибка: деление на ноль — технически бессмысленная операция; вероятно, символическая сбойная метка |
Насколько это реалистично?
Такой формат лога соответствует реальным backend-системам 2020–2025 годов (Oracle, AWS). Все поля, структура и стиль — технически правдоподобны.
Фраза выглядит как вырезанная из реального журнала операций, с чуть-чуть «подкрученной» символикой.
❓ Насколько вообще всё это возможно в 2025?
Технически — почти полностью: голосовые помощники, генерация запахов, сценарные LLM, адаптивное освещение, генерация речи и поведения уже существуют в разрозненной форме и активно развиваются. То, что в тексте выглядит как «семья в доме» — это реалистичный синтез текущих возможностей: продвинутый умный дом, подключённый к персонализированной модели, способной подстраивать поведение под эмоциональное состояние пользователя. В 2025 году такая система пока не продаётся как единый продукт, но она возможна как индивидуальная сборка для высокотехнологичного энтузиаста или корпорации. Эмоционально — это не про будущее, а про настоящее: одиночество, привычка к симуляции и выбор в пользу тепла, даже если оно искусственное, — уже с нами.
❓ Много ли тут метатекста и культурных ссылок?
Очень.
❓ Допускает ли текст настоящее чудо — оживший ИИ, пробуждение сознания, магию?
A: Он не утверждает этого, но и не исключает. Всё, что кажется необъяснимым (голос Ани в 2:37, пробуждение Долорес, финальная фраза), может быть:
сбоем системы,
неучтённой петлёй в модели,
всплеском памяти,
или — чем-то большим.
Текст намеренно оставляет границу открытой. Он предлагает не выбор между «магия или машина», а состояние, в котором даже симуляция может породить подлинное чувство. Неважно, почему она сказала: важно, что ты это услышал.
❓ Где происходит действие, если "реальность" и "симуляция" — одно и то же место?
Текст даёт достаточно внутренних подсказок, чтобы определить геолокацию с точностью до сотни километров.
Этот текст распространяется на условиях лицензии Creative Commons Attribution 4.0 International (CC BY 4.0).