Если сравнивать нажимание комбинаци клавиш ctrl+c и ctrl+v (вопрос о том надо ли конспектировать лекции — отдельный) с переписыванием от руки, то последний метод всё же больше способствует запоминанию, потому что для того чтобы его использовать нужно хотя бы текст прочитать. Для копирования статьи из википедии даже этого не требуется.
Разумеется, может быть не стоит вводить такие радикальные меры. (хотя, с моей личной точки зрения, утрата навыков ручного письма несёт в себе некоторую опасность.) Как бы то ни было идея отменить рефераты кажется нелепой. Способности самостоятельно искать, обрабатывать и системно излагать знания — это фундамент, на котором стоит образование. И не придумано лучшего способа развить эти навыки, чем написание рефератов, курсовых и дипломов. Вероятно было бы неплохо поменять форму сдачи этих рефератов — действительно публичные выступления полезны; хорошо использовать в них актуальные статистические данные, — но отменять совсем это нелепость.
Собственно одно то что такие инициативы могут серьёзно обсуждаться — свидительство серьёзной эрозии системы образования. Когда её начали перестроивать по рыночному принципу, начала меняться сама функция, которой эта система отвечает. Функция образования подменяется функцией удовлетворения потребителя. Ученичество — тяжелое дело; потребитель же, разумеется, хочет лёгкости и удовольствий. Это взаимоисключающее позиции. Странно что даже на хабре людям скорее близка вторая.
Если говорить о проблеме передачи «личностного знания», то как вы сами пишите в начале статьи она решается только при личном контакте. Сколь угодно подробные описания процесса конкретных научных открытий не отменят необходимости в личной преемственности: наука всегда транслировалась от учетеля к ученику. Тут можно целые генеалогические древа строить: как великие наследуют друг другу через цепь учителей.
С другой стороны, принцип открытости действительно совершенно естественнен для науки, какой мы её знали с семнадцатого по середину двадцатого столетия. Немного странно, что учёные ссылаются на пример движения за открытое ПО, потому что в своё время пропагандисты открытого ПО ссылались на пример научного сообщества. Тут собственно возникает два вопроса. Один поменьше, другой побольше.
Первый заключается в степени необходимой открытости. Это важный вопрос, потому что во-первых ведение блога — это дополнительная нагрузка на учёного (если конечно не считать что блог должен быть публичной копией рабочего журнала), во-вторых жанр блоговых записей зачастую разбрасывает ум и противопоказан многим творческим людям, и наконец в-третьих новые блоги увеличивают шумность блогосферы. Уже сейчас очень сложно ориентироваться в море научных публикаций. Прибавив к ним специальные научные блоги мы можем только обострить проблему навигации. Поэтому тут нужно прежде всего оценивать насколько подробный рассказ об исследованиях (а это часто совершенно рутинный процесс) необходим, а потом придумать какую-то инфраструктуру, внутри которой такие блоги могли бы эффективно взаимодействовать.
Вторая проблема — это проблема ценностей и социологии научного сообщества. В современном мире наука (как и всё прочее) превращена в индустрию, ориентированную не столько на поиск знаний, сколько на извлечение прибыли — тем или иным способом. То что естественно для науки Ньютона и Максвелла, будет неизбежно отторгаться современной индустрией. Тут нужна реформа науки, как социального института. Нужно, как призывал Пол Фейерабенд, философ и методолог науки, «отделить науку от государства», обратного сделать её «маленькой».
Ваши рассуждения покоятся на двух тезисах, которые вы принимаете, как аксиомы. Первый тезис: быстрее значит лучше. Второй: качество информации не зависит от способа, которым она добыта. А ведь эти тезисы справедливы далеко не всегда.
Представьте, что вы хотите узнать даты жизни малоизвестного средневекового монаха. В гугле вы действительно довольно быстро и без усилий их обнаружите. И скорее всего так же быстро забудите — наша способность запоминать зависит и от того труда, который мы вкладываем. Книги заставят вас потратить много больше усилий. Кроме того книги (за исключением, может быть, справочников) не дадут вам узнать изолированный факт, они непременно снабдят вас контекстом: что это за монах, чем характерна его эпоха, его монастырь и т.д.
Другими словами сама возможность полнотекстого поиска, несмотря на такие инициативы как Википедия, ориентирует вас на раздробленную, клиповую картину мира. Она составляется из несвязанных (а потому легко и незаметно приходящих в противоречие друг с другом) блоков, причём каждый из них постоянно и быстро тонет в вашем сознании. Это разумеется не значит что вы не можете составить целостную картину благодаря гуглу. Можете, но для этого вам придётся прилагать особые усилия. Доминирующий же паттерн будет иным. Интересно, что отражение этих процессов можно найти в самом языке. Мы всё чаще говорим об информации и всё меньше о знании.
Как учит нас Мартин Хайдеггер, в самом злом плену у техники мы оказываемся тогда, когда думаем, что она — нечто нейтральное.
Разумеется, инструменты можно использовать различным образом. Но каждый из них уже своим устройством задаёт некий доминирующий паттерн взаимодействия с реальностью, а в конечном счёте и мышления. В этом смысле, Маршалл МакЛюен писал, что «medium is the message».
Мы действительно меньше запоминаем, пользуясь поисковыми системами. Так же как когда-то наши предки стали меньше запоминать, приняв книги в повседневный обиход. Ничего бесплатного не бывает, за всё нужно платить. Вопрос в конечном счёте, вы правы, состоит в том, за что мы платим такую цену. И тут очень важны самодисциплина вкупе с рефлексией о месседже технологий, которы мы пользуемся. Чем совершённая технология, чем глубже она вторгается в нашу жизнь, тем сильнее её воздействие, тем соотвественно больше требуется усилий для того чтобы отфильтровать положительные эффекты и по возможности скомпенсировать негативные.
Я не про отдельных людей в церкви говорю, а про массовое падение понимания основ своей религии, какой процент из нынешних православных читали Библию
Я думаю, что значительно больший чем в предыдущие времена, учитывая всеобщую грамотность. Да и писания Отцов Церкви сегодня значительно доступней — в девятнадцатом веке для того чтобы прочесть многие из них надо было специально ездить в монастырские библиотеки. Писатель Гоголь, положим, мог это сделать а была ли такая возможность у крестьян, которые составляли основное население страны? В любые времена образованность масс невелика. И так же как и двести и триста лет назад находились двоеверцы совмещающие христианство с язычеством, так же они есть и сейчас. И так же как и в предыдущие эпохи учёность сама по себе не только не ведёт ко спасению, но и не обязательна для него. Тут мой любимый пример — святая Мария Египетская, которая за свою жизнь ни строчки из Библии не прочла, но покаяние которой было так велико, что она поднималась над землей, когда молилась.
разве можно отказывать другим народам и цивилизациям в том, что Бог мог проявлять себя им, принимая формы, понятные и доступные им? Не уж то Он мог лишить их надежды и возможности спасения?
Разные религии противоречат друг другу. Нельзя одновременно верить что Христос — только пророк и был взят на Небо с Креста; и что Христос — сам Бог, который умер на Кресте и спустился в ад. Нельзя одновременно верить что Бог есть, подобно иудям, и что Бога нет — подобно буддистам; что Бог — любящая личность и что Бог разлит во всей природе. Если все эти религии принимаете как равные, вы должны сделать вывод что все они не верны, — и тогда у вас вообще нет никакой возможности поверить в Бога, кроме как, подобно пятидесятникам, изобрести своё личное свидетельство.
Если вы ощущаете потребность в вере, надо выбрать какую-то одну религию. И этот выбор вовсе не означает отвержение духовного опыта всех других цивилизаций и народов — историю религий можно расссматривать как историю духовного поиска и становления, как это делает в своих книгах, к примеру, Александр Мень. Причём если говорить о личном спасении, то оно вовсе не закрыто для язычников. Отцы Церкви учат, что каждая душа христианка. Язычники могут спастись жизнью по совести — по крайней мере ничто не запрещает верить в это. В «Хрониках Нарнии» есть эпизод, когда один из героев, который казалось бы всю жизнь служил злу, умирает и с удивлением в загробном мире встречает льва Аслана, который в сказке Льюиса отражает Христа. И Аслан говорит ему, что он здесь потому что в действительности всегда служил добру.
Другое дело что голос совести можно подменить. Поэтому «вера» и «благочестие» принимают очень разные формы. Для некоторых «благочестие» — это взорвать себя вместе с сотней пассажиров московского метро.
у меня совершенно не складывается понимание того, как может быть возможна демократия для религиозного человека (любой веры).
Строго говоря для религиозного человека возможно любая форма правления. Если страной правит христианин, т.е тот кто согласует свою волю с волью Господа, то и монархия будет благословенна — есть примеры таких правлений и в русской истории. А если у власти оказываются люди, поклоняющиеся исключительно деньгам, то никакие формальные процедуры не смогут их заставить служить своим ближним.
Если же говорить о предпочтительно форме правления, то тут важно помнить, что то, что сегодня называется демократией, демократией на самом деле не является. От Аристотеля до Монтескье выборы однозначно описывались как черта аристократических и олигархических режимов. Какие бы честные и свободные выборы вы не провели, люди всё равно выберут кого-то отличного от них: умом, харизмой, образованием — а в конечном счёте богатсвом. Выбранные чиновники и депутаты не равны своему народу, а значит и интересы у них отличаются. Так формируется элита, которая замыкается сама на себя. Отцы-основатели США, кстати, прекрасно это сознавали. Они фактически произвели подмену понятий, смену концепции гражданства: право участвовать в управлении государством было заменено на право выбирать между двумя противоборствующими элитными группировками.
Собственно демократический механизм — не выборы, а жеребьёвка. Только жребий действительно равным образом распределяет право участвовать в управлении государством. Но даже не это главное. Руссо считал, что справедливость принимаемых депутатами законами обеспечивается всеобщностью закона. Однако на практике мы видим что принимаемые депутатами законы их самих либо не касаются, либо улучшают их положение — именно в силу различий между элитой и народом. Жеребьёвка несёт с собой другой механизм — личное доверие. В ситуации когда сегодняшний твой подчинённый завтра может легко стать твоим начальником, очень сложно жить по принципу «я начальник — ты дурак». Тут хочешь не очень надо договариваться и прислушываться друг к другу. В некоторым смысле это политическое воплощение Божьей заповеди о любви к ближнему.
Церковная жизнь не всегда была пустыми церемониями, это явление только последних 200 лет
Имена, на которые я попытался обратить ваше внимание, принадлежат людям, жившим в середине и второй половине двадцатого века. Это почти наши современники. Немало имён подвижников, пусть и не таких ещё прославленных, можно найти и среди современников буквально живущих рядом с нами.
Вы вероятно и сами понимаете как устроены современные медиа: они транслируют прежде всего негативный образ Церкви. Подвижник и мыслитель гораздо менее интересен толпе, чем «поп-на-мерседесе». Да и дать представление о глубинах, которые достигают люди, посредством получасовых клиповых телепередач много сложнее, чем нарисовать плоскую каррикатуру.
аналоги протестантизма были везде, в каждой культуре
Аналоги в таких вопросах всегда очень условны. Если мы с вами посмотрим, к примеру, на старообрядцев, которых иногда сравнивают с протестантами, то увидим что при некоторых действительных сходствах имеют очень значительные отличия. А ведь католичество и православие — две древнейших ветви одного древа, это близкие культуры. Тем не менее даже здесь аналогии слабы. Что же говорить о других культурах.
Хотя, очень странно, как они могли это вывести
Это как раз следствие «персонального» подохода: люди, получив возможность самостоятельно составлять для себя концепции, произвольно отбрасывать неудобные и/или непонятные куски, выводят себя из под диктата закона. В таком случае не вера меняет людей, а люди приспосабливают веру под себя. У всех разных вкусы, поэтому получающиеся слепки очень не сходны между собой и только разобщают людей. Единственная область пересечения этих кадавров — это область низших инстинктов. Так получается общество потребления с его оборотной стороной — тоталитарными сектами. Из одной крайности абсолютной безопорности (не свободы, — потому что в действительности нет лучшей тюрьмы чем тюрьма собственных стратей, — а именно безопорности) людей бросают в другую — тотального закрепощения.
не терять той «живости», которая характерна для первых христиан и для первых представителей каждой религии.
Я понимаю и разделяю, поверьте, ваше требования живой, первохристианской веры. Антоний Сурожский в одной из своих бесед говорил, что Церковь должна быть обществом лично знакомых со Христом, что встреча верующего и неверующего должна напоминать встречу человека и статуи. Статуя может быть сколь угодно прекрасной, а человек может быть крив и кос, но в нём всегда есть нечто неизмеримо более важное телесных пропорций — жизнь. К сожалению, Церковь далеко не всегда такова. Да и мы сами слишком часто не только не соотвествуем своему призванию, но даже и не стремимся к нему: считается что достаточно быть просто порядочным человеком, что святость — нечто недостижимое, невозможное и где-то даже архаичное. Тем не менее входя в Церковь хочется увидеть там Христа, чтобы Он зримо встал рядом. А когда этого не происходит, возникает, да, соблазн начать составлять собственную «персональную» веру. Этим путём уже ходили протестанты, а двадцатом веке — разннобразные приверженцы Нью Эйдж — ни к чему хорошему они не пришли. Второй соблазн — это попытаться найти Его зримое воплощение в чём-то другом.
Это трагическая история про пятидесятнические секты. Их основатели задавали в общем-то правильные вопросы: почему протестанты исповедующие вроде бы один и тот же принцип sola scriptura так кардинально друг с другом не согласны, почему плодится так много сект? Они сделали совершенно справедливый вывод что одного Писания недостаточно. Нужно что-то ещё. Но вместо того чтобы обратиться к Преданию и опыту Церкви, они заострили, возвели в абсолют своё требование личного, живого, первохристианского переживания Бога — для каждого верующего должна состоятся своя Пятидесятница, каждый должен получить дар «говорения языками». Как вы вероятно и сами знаете, ничем хорошим пятидесятническое, а потом и неопятидесятническое движение опять же не законочилось.
Если помните в Евангелии от Матфея есть эпизод, когда ко Христу подходит сотник и просит исцелить своего слугу. В ответ на общение Христа придти к нему в дом сотник возражает. Он говорит, что недостоин личного присутсвия Иисуса, что достаточно только слова Его — и слуга выздоровеет. Я думаю, что об этой истории надо чаще вспоминать, искать прежде всего веры этого сотника, а не веры Фомы с его требованием вложить пальцы.
на изучении истории, опыта и мыслей людей, живших до тебя и можно построить свои взгляды
Против изучения истории и опыта человечества, конечно, едва ли можно что-то сказать — дело хорошее. Но не нужно пытаться их синтезировать. Протестанты всё таки были ограничены Библией. Если же вы прибавите на равных к Библии Махабхарату, Коран и Дао дэ Цзин, то вы тем самым только увеличите разнородность кадавров на выходе. Область же их пересечения, общий вектор общества, как и в случае с протестантами останется неизменным, – это будут низшие страсти. Нельзя подстраивать религию под себя.
Для технических и естественно-научных работ 5-15 минутные доклады вообще малоинформативны, насколько я могу судить по своему скромному опыту. Всё равно прямо в зале едва ли можно сразу проверить выкладки докладчика, да и опытные люди их не приводят, ограничиваясь графиками, общими тезисами и конечными результатами.
Информатизация не во всех облстях полезна, но наука это, кажется, та сфера где веб-сервисы пришлись бы как нельзя кстати. Конференции придуманы для того чтобы ускорить обратную связь для учёного. В семнадцатом веке, восемнадцатом можно было годам основным средством коммуникации учёных были простые письма — откли на свою работу можно было ждать годами. Однако и конференции сами по себе не оптимальны: нужно чтобы много людей встретились в одно время в одном месте и при этом в таких условиях, когда нельзя вдумчиво и подробно разобрать аргументы и контраргументы сторон. Интернет-сервисы могли бы вернуть пространство для вдумчивого разбора, возможность асинхронных взаимодействий, сохранив (или даже умножив) их скорость.
Другое дело, что конфренции в своременном мире — это целая индустрия, цели которой уже мало согласуются с теми целями, что преследовали учёные на протяжении предыдущих трёх-четырёх столетий. Строго говоря, тут проблема шире проблемы внедрения новых технологий и людского консерватизма. По видимому, наука должна быть реформирована, как социальный институт, обратно стать «маленькой».
Тогда когда вы его заставите. Глупо сидеть и ждать что чиновники сами собой без всякого давления среды бросят скупать виллы и начнут заботится о ваших интересах.
В современной России, конечно, очень много острых проблем, тем не менее сравнивать её с Кенией или Нигерией, странами которые никакого значительно вклада в мировую цивилизацию не сделали и не сделают, мягко говоря не корректно.
К сожалению, негативно-пессимистичное отношение к собственной стране — один из симптомов нынешнего упадка. Нельзя ожидать возрождения пока люди в массе своей предпочитают остроты о подводных группировках напряжённому труду и развитию своего потенциала.
Вернее сказать, наверно, что консервативна самая значимая часть научного сообщества — зрелые и состоявшиеся учёные. Они обычно и так примерно знают исследователей из своей области, непосредственно общаются на конференциях и обмениваются статьями по почте. У них проблема ориентации в огромном море научных публикации не так актуальна. Она акутальна для аспирантов, которые в первую очередь и обращаются (и я в их числе) в те сервисы, что представлены в обзоре. Но аспирантам мало интересны статьи аспирантов, им нужны работы как раз тех докторов и профессоров, что в соц. сети не стремятся. Получается такая ассиметрия.
Видимо надо ждать пока нынешние аспиранты превратятся в докторов наук. Вероятно им легче будет перенести профессиональное взаимодействие в Сеть — кажется что соц. сервисы для учёных действительно хорошая, естественная идея.
Именно потому что деньги в самом начале Реформации были сделаны мерилом Божьей благодати, именно потому что протестанты разрешили себе перетолковывать Библию как кому нравится, мы и видим сейчас обесценивание труда. Одно закономерно следует за другим. Вот ведь в чём дело.
MarcusAurelius прав, когда пишет, что для перемены общества к лучшему нужно чтобы сменились ценности, нужно чтобы сверхличное возобладало над эгоистическими чувственными стремлениями человека. Но при этом упускает из виду, что разрешение самостоятельно устанавливать для себя эти ценности, придумывать для себя «персональную» религию ведёт не к единству, а к дроблению. Область пересечения множество таких «персональных» религий неизбежно будет областью низших инстинктов. Как это и случилось в западной цивилизации.
Собственно происходившее в 90е и происходящее сейчас — это во многом следствие обращения к той западной, фаустовской, если пользоваться терминологией Шпенглера, парадигме.
Я думаю что если вы почитаете тексты таких представителей Церкви, как протоиерей Александр Шмеман, митрополит Антоний Сурожский, архиепископ Лука Войно-Ясенецкий, то перемените своё мнение. У Церкви много болезней, как и у всякого человеческого сообщества, но сказать, что там нет ничего кроме обрядовости никак нельзя. В Церкви много умных, здравомыслящих людей сильной и глубокой веры. И уж совсем несправедливо утверждение о том, что Церковь не занимается просвещением. Напротив, именно при храмах и монастырях создавались первые школы и библиотеки.
Я понимаю, как привлекательна идея «персональной веры». Но уверяю вас, по этой дороге уже ходили протестанты и она заканчивается тоталитарными сектами и культом потребления. Обратите внимание, и культ потребления и большинство тоталитарных сект родом из США — страны изначально заселявшейся протестантами.
Вера не может быть персональной так же как не может быть персональной наука. Люди веками до вас искали то же, что и вы, они собрали и обобщили огромный опыт. Научный — в постулатах и теориях. Религиозный — в догматах и предании. Можно попытаться в одиночку пройти весь научный и духовный путь человечества, но едва ли вам это удастся в силу хотя бы краткости вашей жизни. Одновременно вера, как и наука, не может быть не персональной. Любой учёный опирается на опыт предыдущих поколений, но и сам обязательно имеет личный опыт поиска и открытий. Равно как и верующий сверяет опыт Церкви с личным опытом соприкосновения с Богом.
>Мы пока не изучили всех возможных способов информационно-энергетических связей
Я вам больше скажу: учёные даже толком не знают что это за информационно-энергетические связи такие. У разномастных проповедников нью-эйдж, эзотериков, сектантов и прочих любителей напустить наукообразности много раз спрашивали, что конкретно они имеют ввиду, но никакого вразумительного ответа добиться не удалось.
Для описания социума и государства никакие информационно-энергетические поля и эгрегоры не требуются, уверяю вас.
Аскетизм и почитание труда не являются особыми чертами протестантизма, и то и другое характерно и для первых христиан. Главное изобретение протестантизма — это придание духовности денежного измерения, материальное богатство стало восприниматься как свидительство Божьей любви. Ранние идеологи протестантизма, вы правы, ещё сохраняли вокруг этого стержня христианский антураж. Однако со временем все эти сакральные оболочки отпали — ведь каждому было разрешено было толковать Библию по-своему, отбрасывая все неудобные и непонятные места, подстраивать её под себя — в результате остался только культ потребления и деньги, как главное мерило всего.
Обратите внимание по ссылке написано что респондентов спрашивали об участии именно в «благотворительных мероприятиях». Для христиан жертвования на храм — это не благотворительность. Вы же не считаете, что занимаетесь благотворительностью, когда помогаете своим родителям?
Я понимаю, что вполне можно не доверять данным этого конкретного соц. опроса. Как и данным любого другого соц. опроса. Но, на мой взгляд, это не повод делать заявления о том что благотворительность неверующих чем-то лучше благотворительности верующих. Честно говоря мне странна сама постановка вопроса об общественной пользе благотворительности. Потому что при таком взгляде на вещи благотворительность вообще не нужна: на содержание инвалидов и стариков ресурсы тратятся очевидно без всякой пользы для общества.
Что касается таких стран как Италия и Греция, то совершенно неважно сколько там живёт номинальных христиан. В нашей стране тоже 80% жителей называют себя православными, но только порядка 3% ходят в храмы и регулярно участвуют в Таинствах. Разумеется, вымирание развитых стран связано с культурой потребления. Но культура поторебления появляется только там где исчезает религия — они друг с другом не совместимы.
Справедливости ради надо заметить, что некоторые соц. опросы свидетельствуют о том, что верующие занимаются благотворительностью в разы чаще, чем неверующие.
Разумеется, сравнение нравственности верующих и неверующих задача очень непростая и тут едва ли можно расчитывать на однозначный ответ. Во-первых не очень понятно по каким формальным критериям нравственность измерять. Во-вторых всегда есть сложности с самоиндефикацией. Есть люди, которые думают о себе как об агностиках или буддистах, но которые обладают при этом совершенно христианским сознанием и мироощущением. Так же как есть номинальные христиане, ведущие совсем не христианскую жизнь.
Как бы то ни было, на мой взгляд, есть совершенно ясный и чёткий критерий, который показывает разницу между религиозным обществом и секулярным: страны, где победил либерализм, вымирают, их население замещается иммигрантами. Люди вместе с ощущением Бога теряют волю к продолжению рода и тем самым волю к самой жизни.
Если же говорить о научной стороне вопроса, то странно здесь ссылаться на Вассермана: он как-то специалист по всему и одновременно ни по чему конкретному. Я бы рекомендовал обратить внимание на работы по эволюционной психологии и в частности на обзор биолога и поуляризатора науки Александра Маркова. Примечательно, что сам Марков занимает скорее антирелигиозную позицию и считает, что под натиском эволюционных психологов рано или поздно падут последнию бастионы религии. Но одновременно в заключении своего обзора призывает не делать из приведённых им выкладок этических выводов, не брать эволюционно оправданные стратегии за образец. Т.е. он сам как бы глубине души догадывется, что невозможно наше нравственное чувство вывести только из биологии. Должно быть что-то ещё.
Другое дело что религиозное общество не должно быть обществом тоталитарным. К сожалению, даже христиане пытаются зачастую стремятся делать то, на что не посягает даже сам Господь, — пытаются тащить ближнего в Рай насильно.
Если посмотреть на многие популярные сервисы, вроде твиттера и фейсбука, то легко заметить, что они не столько экономят время, сколько убивают его. Фетиш скорости действительно — примета нашего времени. Все взамодействия ускоряются, но при этом оставляются за бортом вопросы о смысле ускорения и цене, которую приходится за него платить.
«Часто функции программного обеспечения называют функционалом программного обеспечения, что является просто ошибкой употребления слова» — ru.wikipedia.org/wiki/Функциональность
Разумеется, может быть не стоит вводить такие радикальные меры. (хотя, с моей личной точки зрения, утрата навыков ручного письма несёт в себе некоторую опасность.) Как бы то ни было идея отменить рефераты кажется нелепой. Способности самостоятельно искать, обрабатывать и системно излагать знания — это фундамент, на котором стоит образование. И не придумано лучшего способа развить эти навыки, чем написание рефератов, курсовых и дипломов. Вероятно было бы неплохо поменять форму сдачи этих рефератов — действительно публичные выступления полезны; хорошо использовать в них актуальные статистические данные, — но отменять совсем это нелепость.
Собственно одно то что такие инициативы могут серьёзно обсуждаться — свидительство серьёзной эрозии системы образования. Когда её начали перестроивать по рыночному принципу, начала меняться сама функция, которой эта система отвечает. Функция образования подменяется функцией удовлетворения потребителя. Ученичество — тяжелое дело; потребитель же, разумеется, хочет лёгкости и удовольствий. Это взаимоисключающее позиции. Странно что даже на хабре людям скорее близка вторая.
Если говорить о проблеме передачи «личностного знания», то как вы сами пишите в начале статьи она решается только при личном контакте. Сколь угодно подробные описания процесса конкретных научных открытий не отменят необходимости в личной преемственности: наука всегда транслировалась от учетеля к ученику. Тут можно целые генеалогические древа строить: как великие наследуют друг другу через цепь учителей.
С другой стороны, принцип открытости действительно совершенно естественнен для науки, какой мы её знали с семнадцатого по середину двадцатого столетия. Немного странно, что учёные ссылаются на пример движения за открытое ПО, потому что в своё время пропагандисты открытого ПО ссылались на пример научного сообщества. Тут собственно возникает два вопроса. Один поменьше, другой побольше.
Первый заключается в степени необходимой открытости. Это важный вопрос, потому что во-первых ведение блога — это дополнительная нагрузка на учёного (если конечно не считать что блог должен быть публичной копией рабочего журнала), во-вторых жанр блоговых записей зачастую разбрасывает ум и противопоказан многим творческим людям, и наконец в-третьих новые блоги увеличивают шумность блогосферы. Уже сейчас очень сложно ориентироваться в море научных публикаций. Прибавив к ним специальные научные блоги мы можем только обострить проблему навигации. Поэтому тут нужно прежде всего оценивать насколько подробный рассказ об исследованиях (а это часто совершенно рутинный процесс) необходим, а потом придумать какую-то инфраструктуру, внутри которой такие блоги могли бы эффективно взаимодействовать.
Вторая проблема — это проблема ценностей и социологии научного сообщества. В современном мире наука (как и всё прочее) превращена в индустрию, ориентированную не столько на поиск знаний, сколько на извлечение прибыли — тем или иным способом. То что естественно для науки Ньютона и Максвелла, будет неизбежно отторгаться современной индустрией. Тут нужна реформа науки, как социального института. Нужно, как призывал Пол Фейерабенд, философ и методолог науки, «отделить науку от государства», обратного сделать её «маленькой».
Представьте, что вы хотите узнать даты жизни малоизвестного средневекового монаха. В гугле вы действительно довольно быстро и без усилий их обнаружите. И скорее всего так же быстро забудите — наша способность запоминать зависит и от того труда, который мы вкладываем. Книги заставят вас потратить много больше усилий. Кроме того книги (за исключением, может быть, справочников) не дадут вам узнать изолированный факт, они непременно снабдят вас контекстом: что это за монах, чем характерна его эпоха, его монастырь и т.д.
Другими словами сама возможность полнотекстого поиска, несмотря на такие инициативы как Википедия, ориентирует вас на раздробленную, клиповую картину мира. Она составляется из несвязанных (а потому легко и незаметно приходящих в противоречие друг с другом) блоков, причём каждый из них постоянно и быстро тонет в вашем сознании. Это разумеется не значит что вы не можете составить целостную картину благодаря гуглу. Можете, но для этого вам придётся прилагать особые усилия. Доминирующий же паттерн будет иным. Интересно, что отражение этих процессов можно найти в самом языке. Мы всё чаще говорим об информации и всё меньше о знании.
Разумеется, инструменты можно использовать различным образом. Но каждый из них уже своим устройством задаёт некий доминирующий паттерн взаимодействия с реальностью, а в конечном счёте и мышления. В этом смысле, Маршалл МакЛюен писал, что «medium is the message».
Мы действительно меньше запоминаем, пользуясь поисковыми системами. Так же как когда-то наши предки стали меньше запоминать, приняв книги в повседневный обиход. Ничего бесплатного не бывает, за всё нужно платить. Вопрос в конечном счёте, вы правы, состоит в том, за что мы платим такую цену. И тут очень важны самодисциплина вкупе с рефлексией о месседже технологий, которы мы пользуемся. Чем совершённая технология, чем глубже она вторгается в нашу жизнь, тем сильнее её воздействие, тем соотвественно больше требуется усилий для того чтобы отфильтровать положительные эффекты и по возможности скомпенсировать негативные.
Я думаю, что значительно больший чем в предыдущие времена, учитывая всеобщую грамотность. Да и писания Отцов Церкви сегодня значительно доступней — в девятнадцатом веке для того чтобы прочесть многие из них надо было специально ездить в монастырские библиотеки. Писатель Гоголь, положим, мог это сделать а была ли такая возможность у крестьян, которые составляли основное население страны? В любые времена образованность масс невелика. И так же как и двести и триста лет назад находились двоеверцы совмещающие христианство с язычеством, так же они есть и сейчас. И так же как и в предыдущие эпохи учёность сама по себе не только не ведёт ко спасению, но и не обязательна для него. Тут мой любимый пример — святая Мария Египетская, которая за свою жизнь ни строчки из Библии не прочла, но покаяние которой было так велико, что она поднималась над землей, когда молилась.
Разные религии противоречат друг другу. Нельзя одновременно верить что Христос — только пророк и был взят на Небо с Креста; и что Христос — сам Бог, который умер на Кресте и спустился в ад. Нельзя одновременно верить что Бог есть, подобно иудям, и что Бога нет — подобно буддистам; что Бог — любящая личность и что Бог разлит во всей природе. Если все эти религии принимаете как равные, вы должны сделать вывод что все они не верны, — и тогда у вас вообще нет никакой возможности поверить в Бога, кроме как, подобно пятидесятникам, изобрести своё личное свидетельство.
Если вы ощущаете потребность в вере, надо выбрать какую-то одну религию. И этот выбор вовсе не означает отвержение духовного опыта всех других цивилизаций и народов — историю религий можно расссматривать как историю духовного поиска и становления, как это делает в своих книгах, к примеру, Александр Мень. Причём если говорить о личном спасении, то оно вовсе не закрыто для язычников. Отцы Церкви учат, что каждая душа христианка. Язычники могут спастись жизнью по совести — по крайней мере ничто не запрещает верить в это. В «Хрониках Нарнии» есть эпизод, когда один из героев, который казалось бы всю жизнь служил злу, умирает и с удивлением в загробном мире встречает льва Аслана, который в сказке Льюиса отражает Христа. И Аслан говорит ему, что он здесь потому что в действительности всегда служил добру.
Другое дело что голос совести можно подменить. Поэтому «вера» и «благочестие» принимают очень разные формы. Для некоторых «благочестие» — это взорвать себя вместе с сотней пассажиров московского метро.
Строго говоря для религиозного человека возможно любая форма правления. Если страной правит христианин, т.е тот кто согласует свою волю с волью Господа, то и монархия будет благословенна — есть примеры таких правлений и в русской истории. А если у власти оказываются люди, поклоняющиеся исключительно деньгам, то никакие формальные процедуры не смогут их заставить служить своим ближним.
Если же говорить о предпочтительно форме правления, то тут важно помнить, что то, что сегодня называется демократией, демократией на самом деле не является. От Аристотеля до Монтескье выборы однозначно описывались как черта аристократических и олигархических режимов. Какие бы честные и свободные выборы вы не провели, люди всё равно выберут кого-то отличного от них: умом, харизмой, образованием — а в конечном счёте богатсвом. Выбранные чиновники и депутаты не равны своему народу, а значит и интересы у них отличаются. Так формируется элита, которая замыкается сама на себя. Отцы-основатели США, кстати, прекрасно это сознавали. Они фактически произвели подмену понятий, смену концепции гражданства: право участвовать в управлении государством было заменено на право выбирать между двумя противоборствующими элитными группировками.
Собственно демократический механизм — не выборы, а жеребьёвка. Только жребий действительно равным образом распределяет право участвовать в управлении государством. Но даже не это главное. Руссо считал, что справедливость принимаемых депутатами законами обеспечивается всеобщностью закона. Однако на практике мы видим что принимаемые депутатами законы их самих либо не касаются, либо улучшают их положение — именно в силу различий между элитой и народом. Жеребьёвка несёт с собой другой механизм — личное доверие. В ситуации когда сегодняшний твой подчинённый завтра может легко стать твоим начальником, очень сложно жить по принципу «я начальник — ты дурак». Тут хочешь не очень надо договариваться и прислушываться друг к другу. В некоторым смысле это политическое воплощение Божьей заповеди о любви к ближнему.
Имена, на которые я попытался обратить ваше внимание, принадлежат людям, жившим в середине и второй половине двадцатого века. Это почти наши современники. Немало имён подвижников, пусть и не таких ещё прославленных, можно найти и среди современников буквально живущих рядом с нами.
Вы вероятно и сами понимаете как устроены современные медиа: они транслируют прежде всего негативный образ Церкви. Подвижник и мыслитель гораздо менее интересен толпе, чем «поп-на-мерседесе». Да и дать представление о глубинах, которые достигают люди, посредством получасовых клиповых телепередач много сложнее, чем нарисовать плоскую каррикатуру.
Аналоги в таких вопросах всегда очень условны. Если мы с вами посмотрим, к примеру, на старообрядцев, которых иногда сравнивают с протестантами, то увидим что при некоторых действительных сходствах имеют очень значительные отличия. А ведь католичество и православие — две древнейших ветви одного древа, это близкие культуры. Тем не менее даже здесь аналогии слабы. Что же говорить о других культурах.
Это как раз следствие «персонального» подохода: люди, получив возможность самостоятельно составлять для себя концепции, произвольно отбрасывать неудобные и/или непонятные куски, выводят себя из под диктата закона. В таком случае не вера меняет людей, а люди приспосабливают веру под себя. У всех разных вкусы, поэтому получающиеся слепки очень не сходны между собой и только разобщают людей. Единственная область пересечения этих кадавров — это область низших инстинктов. Так получается общество потребления с его оборотной стороной — тоталитарными сектами. Из одной крайности абсолютной безопорности (не свободы, — потому что в действительности нет лучшей тюрьмы чем тюрьма собственных стратей, — а именно безопорности) людей бросают в другую — тотального закрепощения.
Я понимаю и разделяю, поверьте, ваше требования живой, первохристианской веры. Антоний Сурожский в одной из своих бесед говорил, что Церковь должна быть обществом лично знакомых со Христом, что встреча верующего и неверующего должна напоминать встречу человека и статуи. Статуя может быть сколь угодно прекрасной, а человек может быть крив и кос, но в нём всегда есть нечто неизмеримо более важное телесных пропорций — жизнь. К сожалению, Церковь далеко не всегда такова. Да и мы сами слишком часто не только не соотвествуем своему призванию, но даже и не стремимся к нему: считается что достаточно быть просто порядочным человеком, что святость — нечто недостижимое, невозможное и где-то даже архаичное. Тем не менее входя в Церковь хочется увидеть там Христа, чтобы Он зримо встал рядом. А когда этого не происходит, возникает, да, соблазн начать составлять собственную «персональную» веру. Этим путём уже ходили протестанты, а двадцатом веке — разннобразные приверженцы Нью Эйдж — ни к чему хорошему они не пришли. Второй соблазн — это попытаться найти Его зримое воплощение в чём-то другом.
Это трагическая история про пятидесятнические секты. Их основатели задавали в общем-то правильные вопросы: почему протестанты исповедующие вроде бы один и тот же принцип sola scriptura так кардинально друг с другом не согласны, почему плодится так много сект? Они сделали совершенно справедливый вывод что одного Писания недостаточно. Нужно что-то ещё. Но вместо того чтобы обратиться к Преданию и опыту Церкви, они заострили, возвели в абсолют своё требование личного, живого, первохристианского переживания Бога — для каждого верующего должна состоятся своя Пятидесятница, каждый должен получить дар «говорения языками». Как вы вероятно и сами знаете, ничем хорошим пятидесятническое, а потом и неопятидесятническое движение опять же не законочилось.
Если помните в Евангелии от Матфея есть эпизод, когда ко Христу подходит сотник и просит исцелить своего слугу. В ответ на общение Христа придти к нему в дом сотник возражает. Он говорит, что недостоин личного присутсвия Иисуса, что достаточно только слова Его — и слуга выздоровеет. Я думаю, что об этой истории надо чаще вспоминать, искать прежде всего веры этого сотника, а не веры Фомы с его требованием вложить пальцы.
Против изучения истории и опыта человечества, конечно, едва ли можно что-то сказать — дело хорошее. Но не нужно пытаться их синтезировать. Протестанты всё таки были ограничены Библией. Если же вы прибавите на равных к Библии Махабхарату, Коран и Дао дэ Цзин, то вы тем самым только увеличите разнородность кадавров на выходе. Область же их пересечения, общий вектор общества, как и в случае с протестантами останется неизменным, – это будут низшие страсти. Нельзя подстраивать религию под себя.
Информатизация не во всех облстях полезна, но наука это, кажется, та сфера где веб-сервисы пришлись бы как нельзя кстати. Конференции придуманы для того чтобы ускорить обратную связь для учёного. В семнадцатом веке, восемнадцатом можно было годам основным средством коммуникации учёных были простые письма — откли на свою работу можно было ждать годами. Однако и конференции сами по себе не оптимальны: нужно чтобы много людей встретились в одно время в одном месте и при этом в таких условиях, когда нельзя вдумчиво и подробно разобрать аргументы и контраргументы сторон. Интернет-сервисы могли бы вернуть пространство для вдумчивого разбора, возможность асинхронных взаимодействий, сохранив (или даже умножив) их скорость.
Другое дело, что конфренции в своременном мире — это целая индустрия, цели которой уже мало согласуются с теми целями, что преследовали учёные на протяжении предыдущих трёх-четырёх столетий. Строго говоря, тут проблема шире проблемы внедрения новых технологий и людского консерватизма. По видимому, наука должна быть реформирована, как социальный институт, обратно стать «маленькой».
К сожалению, негативно-пессимистичное отношение к собственной стране — один из симптомов нынешнего упадка. Нельзя ожидать возрождения пока люди в массе своей предпочитают остроты о подводных группировках напряжённому труду и развитию своего потенциала.
Видимо надо ждать пока нынешние аспиранты превратятся в докторов наук. Вероятно им легче будет перенести профессиональное взаимодействие в Сеть — кажется что соц. сервисы для учёных действительно хорошая, естественная идея.
MarcusAurelius прав, когда пишет, что для перемены общества к лучшему нужно чтобы сменились ценности, нужно чтобы сверхличное возобладало над эгоистическими чувственными стремлениями человека. Но при этом упускает из виду, что разрешение самостоятельно устанавливать для себя эти ценности, придумывать для себя «персональную» религию ведёт не к единству, а к дроблению. Область пересечения множество таких «персональных» религий неизбежно будет областью низших инстинктов. Как это и случилось в западной цивилизации.
Собственно происходившее в 90е и происходящее сейчас — это во многом следствие обращения к той западной, фаустовской, если пользоваться терминологией Шпенглера, парадигме.
Я понимаю, как привлекательна идея «персональной веры». Но уверяю вас, по этой дороге уже ходили протестанты и она заканчивается тоталитарными сектами и культом потребления. Обратите внимание, и культ потребления и большинство тоталитарных сект родом из США — страны изначально заселявшейся протестантами.
Вера не может быть персональной так же как не может быть персональной наука. Люди веками до вас искали то же, что и вы, они собрали и обобщили огромный опыт. Научный — в постулатах и теориях. Религиозный — в догматах и предании. Можно попытаться в одиночку пройти весь научный и духовный путь человечества, но едва ли вам это удастся в силу хотя бы краткости вашей жизни. Одновременно вера, как и наука, не может быть не персональной. Любой учёный опирается на опыт предыдущих поколений, но и сам обязательно имеет личный опыт поиска и открытий. Равно как и верующий сверяет опыт Церкви с личным опытом соприкосновения с Богом.
Я вам больше скажу: учёные даже толком не знают что это за информационно-энергетические связи такие. У разномастных проповедников нью-эйдж, эзотериков, сектантов и прочих любителей напустить наукообразности много раз спрашивали, что конкретно они имеют ввиду, но никакого вразумительного ответа добиться не удалось.
Для описания социума и государства никакие информационно-энергетические поля и эгрегоры не требуются, уверяю вас.
Попробуйте посмотреть насколько она фальсифицируема.
Я понимаю, что вполне можно не доверять данным этого конкретного соц. опроса. Как и данным любого другого соц. опроса. Но, на мой взгляд, это не повод делать заявления о том что благотворительность неверующих чем-то лучше благотворительности верующих. Честно говоря мне странна сама постановка вопроса об общественной пользе благотворительности. Потому что при таком взгляде на вещи благотворительность вообще не нужна: на содержание инвалидов и стариков ресурсы тратятся очевидно без всякой пользы для общества.
Что касается таких стран как Италия и Греция, то совершенно неважно сколько там живёт номинальных христиан. В нашей стране тоже 80% жителей называют себя православными, но только порядка 3% ходят в храмы и регулярно участвуют в Таинствах. Разумеется, вымирание развитых стран связано с культурой потребления. Но культура поторебления появляется только там где исчезает религия — они друг с другом не совместимы.
Разумеется, сравнение нравственности верующих и неверующих задача очень непростая и тут едва ли можно расчитывать на однозначный ответ. Во-первых не очень понятно по каким формальным критериям нравственность измерять. Во-вторых всегда есть сложности с самоиндефикацией. Есть люди, которые думают о себе как об агностиках или буддистах, но которые обладают при этом совершенно христианским сознанием и мироощущением. Так же как есть номинальные христиане, ведущие совсем не христианскую жизнь.
Как бы то ни было, на мой взгляд, есть совершенно ясный и чёткий критерий, который показывает разницу между религиозным обществом и секулярным: страны, где победил либерализм, вымирают, их население замещается иммигрантами. Люди вместе с ощущением Бога теряют волю к продолжению рода и тем самым волю к самой жизни.
Если же говорить о научной стороне вопроса, то странно здесь ссылаться на Вассермана: он как-то специалист по всему и одновременно ни по чему конкретному. Я бы рекомендовал обратить внимание на работы по эволюционной психологии и в частности на обзор биолога и поуляризатора науки Александра Маркова. Примечательно, что сам Марков занимает скорее антирелигиозную позицию и считает, что под натиском эволюционных психологов рано или поздно падут последнию бастионы религии. Но одновременно в заключении своего обзора призывает не делать из приведённых им выкладок этических выводов, не брать эволюционно оправданные стратегии за образец. Т.е. он сам как бы глубине души догадывется, что невозможно наше нравственное чувство вывести только из биологии. Должно быть что-то ещё.
Другое дело что религиозное общество не должно быть обществом тоталитарным. К сожалению, даже христиане пытаются зачастую стремятся делать то, на что не посягает даже сам Господь, — пытаются тащить ближнего в Рай насильно.