Что является неотъемлемой частью жизни? Конечно свобода этой жизни, это её сущностная характеристика. Но если раньше во времена до истории и в первой части истории жизнь могла быть скована металлическими цепями, то теперь она скована новой формой порабощения: цепями информационными. Как рабы божие подвластны высшим духовным силам, поскольку они информационно открыты для них, не могут ничего скрыть от всевидящих очей свыше, так и сегодня люди вне зависимости от вероисповедания открыты для очей спутников, без устали снимающих земное пространство и находящиеся на нём объекты и субъекты. Но это не самое страшное, ведь также открыты и звуки переговоров, и тексты, и фотографии и практически всё что угодно, представленное и выраженное в цифроформе. А в ней сегодня выражено почти всё или многое. Но кто же новые боги информационного общества: люди, сервера или власти? И о таком ли «открытом» обществе мечтали идеологи открытого общества и информационного пространства, создавая всемирную сеть?
Это известный забавный каламбур, связанный с открытостью. С одной стороны это интероперабельность, способность быть взаимовыраженным для различных систем. Да просто и именно способность. Однако эта открытость не отменяет конфиденциальности. Никогда не должно быть открытости без желания этой открытости. Часто же она оказывается либо скрытой открытостью, либо однобокой.
Складывающаяся тенденция становится угрожающей, поскольку технологически сделано многое для обеспечения информационной открытости с технической стороны, разные системы получают всё больше возможностей для эффективного обмена данными и этот процесс уже сложно остановить, тогда как контроль за распространением данных по-видимому должен находиться в плоскости общественных отношений, которые, кажется, находятся в роли догоняющих. Без изменения ситуации в скором времени люди могут оказаться без личного пространства, отказавшись от своей свободы незаметно для самих себя, как это обычно и случалось в истории.
Под скрытой «открытостью» можно понимать такую ситуацию, когда информационный обмен осуществляется, но без ведома владельцев. Такая «открытость» хорошо знакома и в повседневной жизни, когда часть информации передаётся невербально. Без сознательного контроля она необходима для осуществления общения. Именно в такой неконтролируемой форме она естественно необходима для общения. В этом нет ничего удивительного. Удивление возникает, когда скрытая «открытость» появляется в общении через сеть. Но почему она кажется неестественной? Следует заметить, что скрытой открытость может быть как по отношению к сознанию, так и по отношению к общему полю восприятия человека, в которое вовлечены как сознательная, так и бессознательная и надсознательная стороны. Конечно, одно дело — это ощущать такую открытостью, в принципе осуществляя общий сознательный контроль, физически, в том числе визуально, взаимодействуя с человеком или группой людей, а другое дело когда собеседника не видно, либо когда не известно, осуществляет ли кто-то сбор информации. Ведь слишком часто этот сбор осуществляется не людьми, а программно-кремниево-металлическими комплексами.
Вместо традиционной скрытой открытости, связанной со скрытостью по отношению к сознательной части взаимодействия в условиях визуально-атмосферной среды, сегодня возникает скрытая открытость в среде, которая доносит до конечных пользователей, то есть людей, лишь небольшую часть информации. Дело здесь в том, что информационный обмен в вычислительных сетях включает в себя множество скрытых уровней, в конце концов, конечно, также сводящихся к виду физических сигналов, о чём, пользователи, правда, имеют лишь весьма общее представление. Образ этой среды металлического или пластикового провода или электромагнитных волн, подобный образу атмосферы, воздуха, природы, звука отсутствует. Вместо него привлекательным выглядит иллюзорный внешний образ устройства в виде задней крышки, мягкой оплётки провода или продуманной шершавости клавиш. Что, конечно, к информационным процессам никакого отношения не имеет. Создание такого образа подобно созданию образа новогодней ёлки вместо образа обычной ёлки в лесу (как будто все ёлки наряженные), ароматизации воздуха на всей планете в тот аромат, который кажется в данный момент подходящим. Но это и естественно, ведь более привычной формой информационного обмена в природе являются другие каналы, нежели чем электромагнитные волны или пучки света, испускаемые с немыслимой скоростью. Это можно представить в виде парадокса, когда более важно как пахнет провод, чем какой объём данных по нему можно передать (что, конечно же, закончится торчащими из компьютера различными ароматными и разноцветными и позолоченными проводами, по которым ничего не передаётся).
В любом случае мимика компьютерных сетей для пользователей кажется столь же страшной, как и гримасы горилл. Новые уровни компьютерного подсознательного и надсознательного (администраторского) оставляют современных пользователей сиротливо забившимися в угол, где находится сознательное в виде графического псеводинтерфейса или текстового недоинтерфейса. Скрытая открытость оказывается во власти техники и следящих или не следящих за порядком в работе этой техники и смысловым содержанием данных людей, управляющих сетями (администраторов). Такой порядок уже кажется естественным, когда пользователи снимают с себя права равно как и обязанности за вычислительные сети, словно отгораживая своё сознание от них. Но это всего лишь страшная иллюзия, которая лежит уже в области второго вида «открытости» — однобокой.
Однобокая «открытость» имеет место в случае, когда осуществляется целенаправленный сбор информации с одной из сторон. Например, владельцы электронных ресурсов могут собирать информацию о пользователях без ведома последних, начиная от поисковых запросов, заканчивая предпочтениями в музыке и людях. Такая «открытость» берёт начало с того момента, как пользователь «знакомится» с вычислительной машиной: он её использует, стараясь не вникать в то, как она действует. Но одно дело, если пользователь находится за рулём машины, или держит в руках утюг или бензопилу, не представляя особенности работы этих устройств, а другое дело если он имеет дело с обработчиком и передатчиком данных, значительная часть из которых является конфиденциальной, ведь с помощью этих устройств он будет делать ничто иное, как общаться с людьми, в том числе самыми близкими. Но вот беда: помимо общения потребуется как-то записать, собрать и сохранить все эти данные. А где, с помощью каких способов, зачем и для кого — пользователя, конечно почти не интересует. Он просто может не задумываться над этим, либо доверяться добропорядочности и законопослушности, этичности и ещё много чему от известных производителей.
Конечно, пользователи сегодня имеют некоторое представление о связанных с информационной открытостью рисках, только почти все, кажется, готовы к тому, что для нашей же безопасности, вся информация о них будет храниться и анализироваться в надёжном месте. Или нет? Приходится утверждать в силу известных обстоятельств, что нет, но и выбора у нас особого нет. Ведь нужно же пользоваться современными устройствами, а ничего ценного вроде бы особенно и нет в личной переписке… По тем или иным причинам для пользователей (да и не только для них), кажется удивительным, какой объём информации порой оказывается в руках злых владельцев сетей, порталов, компаний, государств, простых или сложных зловредов.
Во всех таких случаях однобокая «открытость» выступает в различных формах, требуя зачастую сперва формального согласия со 130-ю страницами текста, который рассчитан, конечно, на юристов из Гарварда, либо вначале являясь скрытой неуправляемой открытостью, лишь со временем становясь односторонне управляемой (при внесении «улучшений» в систему). Возможна и обратная ситуация: когда пользователь получает доступ к информационной системе крупной информационной сети (например, банка). Но таких пользователей почему-то считают незаконными выскочками, нарушающими «устоявшийся» порядок. Да, выходит, что сохраняется порядок безнаказанности сбора данных крупными «акулами», обладающими информационным влиянием.
Существует ещё и другая форма «открытости», когда информация собирается без ведома всех участников взаимодействия, то есть шпионаж. Взаимодействие субъектов шпионажа ограничено, оно для них может означать провал операции, либо они могут маскироваться и осуществлять взаимодействие без раскрытия факта сбора информации без ведома другой стороны (сторон). В последнем случае по сути имеет место однобокая «открытость» (хотя возможен и совершенно особый случай, когда обе стороны следят друг за другом без ведома друг друга), тогда как в первом случае для субъектов взаимодействия «открытость» остаётся скрытой.
При всём вышесказанном легко заметить, что и в случае естественного взаимодействия без применения техники люди не знают точно, как же они передают информацию. Тем не менее, миллионами лет в природе были выработаны представления об особенностях этого общения, своего рода практические знания методом проб и ошибок, а также осмысления и понимания происходящего. Такие древние техники шпионажа (при сохранении скрытой открытости взаимодействия, то есть открытости для третьих глаз и ушей, а также и для собственного подсознательного), как подслушивание и подсматривания лежат в основе развития природных сообществ. Однако применяются в основном в состояниях вооружённого конфликта. (Сложно сказать, правда, находятся ли сознание и подсознание в таком конфликте, но можно предположить, что также находятся). Но ведь люди и звери практически наверняка знают, как, при каких обстоятельствах и кто за ними может наблюдать. И здесь начинается интересная картина. Конечно, животные уже не могут этого сделать по отношению к современным техническим средствам, с помощью которых люди умудряются за ними шпионить, либо пользоваться однобокой открытостью. Но в похожих условиях оказываются и люди: они также не могут представить себе всех этих обстоятельств, не обладая всеми знаниями о современной быстро развивающейся общественной жизни. Конечно, люди, как и звери, сохраняют некоторую степень свободы, ведь они по-прежнему могут пользоваться «открытостью» по отношению к подсознательному, животные же собирают с помощью высокочувствительных органов много информации, не доступной людям.
И если животные свободны в своём незнании особенностей и знании сложившегося порядка, в рамках которого «скрытая» и в особенности «однобокая» открытости опасны для жизни, то люди оказываются подчинены и скованы открытостью информации о себе без собственного ведома и желания. Впрочем нужно было написать «животные были свободны» в предыдущем предложении, ведь сегодня информацию и о них в большом объеме собирают и анализируют, однако они принципиально не могут предоставлять информацию о себе сами и не вводят её в какие-либо устройства по своей воле (наверно, за исключением некоторых лабораторных экспериментов, если рассмотреть наличие подобия чувств воли и свободы у животных), ведь они лишь ограничено способны сделать иначе. Люди же, общество которых создало многообразие устройств и способов обработки информации, должны были бы быть способны сами управлять количеством предоставляемой информации, но вместо этого часто оказываются во власти третьих лиц.
Вначале люди оказались подчинены воле других групп людей, которые осуществляли физическое принуждение, требовали выполнения или невыполнения любых действий руками рабов, по своей воле или в результате конфликтов. Затем действия стали выполняться не руками, а другими средствами, и, казалось бы, проблема рабства исчезла. В конце концов, вместо распоряжения всей жизнью владельцам не рабов приходилось довольствоваться только правом на некоторые строго ограниченные действия. Но вот появляется ключевое слово для информационной свободы: конфиденциальность. Конфиденциальный значит личный, связанный с тем пространством или степенями свободы, которыми обладает человек, группа, общественная или надобщественная организация. Лишаясь конфиденциальности люди способны превратиться в информационных рабов (лишиться личности и личного): все их действия станут доступными для анализа и просмотра без ограничений. Наличие этой информации открывает возможность для манипуляции людьми, какой ещё не знало человечество со времён запрета физического рабства (которые, правда, прошли не так и давно, а кое-где ещё длятся).
В противоположность непосредственному рабству информационное рабство может быть названо опосредованным, поскольку в его основе лежит электронная сеть для передачи данных. Всё просто: лишаясь или заменяя свою традиционную среду общения люди вступают на незнакомую им территорию, в рамках которой, как оказывается, информация о них «открыта» без их ведома. Проблема состоит в том, что эта среда не является пассивной физической природной средой, но вместо этого в основу её функционирования положен человеческий фактор. Интереснее всего то, что в этой среде возникают ловушки, с помощью которых бесплатные и «свободные» ресурсы оказываются ячейками для сбора информации о пользователях (начиная от мест, предоставляющих возможность бесплатного общения, для которых одной из форм получения доходов является сбор и продажа информации о пользователях, в том числе путём показа им рекламы на основе предпочтений). Люди в новой среде могут попытаться стать анонимными, осуществлять ввод данных, не выявляя себя, однако, при этом их данные не прекращают храниться в одном месте, они продолжают пользоваться для общения средствами с неизбежностью сохраняющими в своих базах информацию, начиная номером телефона и заканчивая учётной записью на странице. По сути эта анонимность не сводится к исключению открытости, а лишь вводит дополнительные сложности, подобно тому, как если бы перед подслушивающим назначили свидание 2 лица в масках.
В чём же состоит тогда настоящая открытость, которая способна стать основой гармоничного информационного общества? Шпионаж за людьми собственного общества или других обществ для обеспечения безопасности государства в действительности представляет собой информационный тоталитаризм. Если у государства есть воля, значит оно её воплотит на основе имеющейся информации. Если у неё есть информация о всех людях, оно воплотит свою волю по отношению ко всем людям. Испокон веков всё было обратно: люди могли высказываться на собраниях по собственной воле, на сходе племени или города-государства. Насколько сегодня известно, никогда технологии подслушивания и подсматривания за соседними деревнями и домами не были основой развития обществ, по крайней мере добровольного развития. Но как рабство физическое стало на определённом этапе препятствием для развития, так и сегодня уже не для первого государства информационное подчинение становится тормозом и угрозой для развития.
Ни для кого сегодня не удивительно, что люди должны по доброй воле выбрать чем им заниматься, а чем нет, а ограничения в наше время лежат скорее в умозрительной области, в области знаний и воспитания. И ключевой областью ограничений становится информационное пространство, не столь безобидное, как кажется на первый взгляд. Оно подобно загадочному лесу, в котором первое время кажется, что никто не следит, и вошедший ещё не вовлечён в игру с непознанным, тогда как за ним уже наблюдают тысячи глаз, и множество существ уже установили состояние скрытой открытости.
Одним из ответов на вопрос об информационной открытости будет использование этических норм. Ведь формы «открытости» по сути дела являются проявлениями противоправных действий, нарушением прав на личное пространство, каковы бы ни были измерители этого пространства. Индивидуальная свобода в новых условиях может попросту исчезнуть, поскольку любое информационное действие становится контролируемым. Этично не вмешиваться в действия людей без их желания. Если разрабатывать информационные системы, начиная с этого принципа, то, возможно, системы не будут являться угрозой для жизни и здоровья людей. С другой стороны, люди должны иметь возможность решать, что они готовы выплеснуть из своего сознания, а что сохранить в нём, также как и какие из их переговоров являются открытыми, а какие должны остаться тайными. Поэтому в любой системе в первую очередь должны быть очерчены границы, за которые данные не могут быть распространены без дополнительного разрешения пользователя.
Кроме того, в современных приложениях не распространены функции конфиденциальности, которые бы позволяли повышать безопасность, быстро отбирать и удалять определённые сообщения или другие данные (которые пользователь считает конфиденциальными). Не распространены подобные механизмы и в информационных стандартах и системах. Хотя деятельность всех современных систем и построена на обеспечении конфиденциальности, ведь она начинается с ввода паролей или отпечатков пальцев, но и это кажется многим пользователям странным и обременительным. Но ввод паролей по сути с конфиденциальностью связан лишь условно, конечно, это защита данных от доступа к ним без желания пользователя, но это скорее защита от быстрого взлома, от других пользователей, подобно замку на двери в дом или в автомобиле. Плачевность ситуации состоит в том, что если взлом автомобиля или квартиры скорее всего останется замеченным владельцем, то утрата защиты электронных данных может остаться незамеченной, а копирование данных оставляет гораздо меньше свидетельств, чем физический вынос техники и мебели.
Однако в первую очередь чтобы стать свободным в информационном обществе, человек должен самостоятельно осознать то, что он свободен, понять и испытать эту свободу. Осознав и очертив зону открытости человек получает взамен свободу, подобно тому, как рабы способны получить свободу, очертив возможности приложения своих физических и умственных сил, а затем воплотив эти возможности в жизнь. То есть открытость подобна области физического взаимодействия с миром. Если человек определяет её самостоятельно, исходя из сознательно взаимодействия с миром, то он свободен, если же нет, то он не свободен, в независимости от того, в каком месте проходит эта граница. Подобно дому в физической среде информационная граница хотя и не защитит от любого вторжения, но спасёт от необоснованных посягательств на конфиденциальность.
Здесь можно привести ещё одно любопытное наблюдение: возводя забор человек может показать свою закрытость и условность существования свободы в обществе. Путешествуя по разным странам мы обнаружим заборы и стены разной высоты и технического свойства. Они определяют желание владельца. Общей тенденцией можно назвать то, что при большей открытости величина и крепость забора уменьшается. Однако существование враждебной среды требует наличие барьера. То есть только в условиях взаимной открытости, а не «открытости», возможно построение открытого взаимодействия в информационной среде.
И всё же чтобы достичь наибольшего приближения к духовной свободе люди обычно предельно ограничивают свою обычную, прочую, мирскую свободу. Значит для достижения информационной свободы человеку придётся ограничить область своих действий и заняться изучением особенностей металлически-кремниевых устройств? В такой формулировке ясно, что информационная свобода это весьма условное обозначение, поскольку в чистом виде она представляет весьма плачевную сущность. Если же представить её как дополнение к повседневной свободе, то достичь подлинной открытости окажется не так просто, поскольку окажется слишком затратным. Может показаться, что повседневная свобода вместе с информационной здесь противопоставлена умиротворяющему времяпрепровождению в спокойной обстановке, но в действительности дело обстоит несколько иначе и информационная свобода представляет своего рода мост к умиротворению.
При достижении открытости в обществе необходимо создать институты, по устройству не уступающие микропроцессорной логике. Достигнуть же общественного контроля открытости можно только снизив до предела издержки для выполнения отдельных действий по контролю. Сделать это можно сегодня в условиях вычислительных сетей. Общественная свобода здесь выступает в своей открытости: она не может быть сведена к какой-то определённой схеме, поскольку возможность создания сложных общественных структур позволит воплотить желания членов общества по гармоничному устройству. То есть общественная свобода уже не противопоставляется умиротворённости, но сосуществует с ней.
Но сосуществуя с повседневной информационная свобода вместе с открытостью должна подвергаться контролю (со стороны общественных институтов либо совокупности членов общества). И вопрос возвращается к тому, с чего он начался, однако теперь становится понятно, что все формы контроля хороши, если они сосуществуют в виде сдержек и противовесов, однако при достижении состояния свободы непосредственный контроль не осуществляется и сводится к минимуму, поскольку число нарушений уменьшается. Средства обеспечения информационной безопасности, кажется, никогда не должны будут исчезнуть, подобно тому, как для обеспечения безопасности общества от уничтожения всегда потребуется наличие вооружений даже при отсутствии войн (по крайней мере, для отражения инопланетного вторжения).
Конечно, для достижения общественного состояния информационной свободы нужно предварительное ограничение, и, следует подчеркнуть, что это скорее граница, которая определена взаимодействием сторон, осознанно так и неосознанно, а также с применением определённых средств и с предсказуемыми последствиями. Между тем установление границ в виде взаимного соглашения участников, в результате правонарушения или действия закона оказывается гораздо сложнее, чем просто размещение, хранение и защита информации. И сложность состоит в том, что в информационном пространстве дело не ограничивается и не сводится ни к правовой стороне, ни к проблеме криптографии. Конечно, без установления норм, границ, стандартов или нечто большего, взаимодействие будет если не закрытым (отсутствующим), то «открытым» (отсюда и появление заборов, правда в итоге лучшим вариантом такой стратегии может оказаться существование в бункере). По крайней мере, что касается информационной свободы, то эта задача не так часто должна быть перенесена в область «нечто большего».
Итак, установление информационных границ, границ распространения информации авторами и соблюдение этих границ пользователями информации определяет поле информационной открытости, однако, устанавливая границы, следует полагаться с одной стороны на различные общественные подсистемы, в том числе правовую, но применительно к современным устройствам помнить в первую очередь о типичных ситуациях и восприятии информации при её распространении. Проблема с одной стороны состоит в информировании пользователей в наглядной форме, как действуют их устройства (а не только того какие функции выполняют и насколько эффективно), а с другой стороны в возможности для пользователей управлять распространением информации. В этом смысле вместо продуманно-формально-сознательного подхода необходимо ориентироваться на вырабатывающееся естественным образом подсознание.
Одним из основных методов, вероятно, должно стать использование специальных мета-меток (тэгов), подобных запрету на индексацию, только в них будут определяться границы в самых различных ситуациях. Часть таких меток может быть подобна физическим отпечаткам пальцев, которые до поры до времени могут оставаться никем не изучаемыми. Установив метку, автор получает возможность отслеживать распространение информации. Использование же информации без метки будет явным нарушением. Отслеживание принадлежности и сохранности информации, в самом деле, является более сложной информацией, поскольку определение авторства не сводится к анализу того, под каким идентификаторов впервые появилась информация. Для защиты прав автора необходима база и регистрация данных. По-видимому, в современных условиях, такая база не должна быть централизованной. Например, может потребоваться предоставление свидетельств первого появления информации, то есть наличие систем записи ввода информации пользователем на конкретном устройства. Если пользователь захочет подтвердить авторство, то должен будет предоставить свидетельства из такой системы.
Решением проблемы «открытости» может оказаться всё тоже отслеживание, только контролируемое самим пользователем и для самого себя. В идеале пользователь должен контролировать все последствия ввода информации, подобно тому, как он может понять, кому он показывал или не показывал бумажную рукопись. Самым важным здесь является возможность уничтожения, то есть удаления нежелательных данных с точки зрения пользователя (по причине конфиденциальности), что можно осуществить, только понимая границы распространения информации. Удаление при этом в конченом итоге должно заключаться в физическом удалении всех копий данных. Когда такое удаление личной информации будет невозможным (то есть удаление всех копий такой информации), то пользователи вполне обоснованно должны иметь возможность ограничить распространение информации.
В конце концов, раз для обеспечения безопасности граждан собирается и обрабатывается некоторая информация, то они должны сами управлять этой информацией и определять если не возможности для её сбора, то правила её уничтожения по своему желанию. Возможно авторам потребуется применять различного рода ухищрения, например ловушки в виде оставленных паролей к снятию электронных денег. Снятие денег выдаст нарушение конфиденциальности. Использование разрешений для доступа приложений к физическим устройствам сбора информации также является эффективным способом контроля за распространением информации, но как и в других случаях полную гарантию даёт физическое отключение устройства (не хотите, чтобы вас отслеживали по телефону, так удалите модуль связи и передачи данных, а звонить можно и по рации, которую, конечно, надёжнее всего собирать самостоятельно).
Естественным желанием авторов в такой ситуации может являться создание псевдонима, а возможно и нескольких, но это уже несколько другая проблема, хотя в чистом виде информационная свобода — это свобода не человека, а его виртуального образа. Разделяя образ и человека сами люди создали специфическую среду, которая напоминает карнавал. В обычной жизни карнавал рано или поздно кончается и персонажи остаются в воспоминании, поэтому важно, чтобы и в виртуальном пространстве карнавальный образ существовал лишь для определённых случаев. В итоге остаётся ждать появления особых общественных институтов защитников конфиденциальности.
Следует, наконец, остановиться на том, что свобода может быть как личной, так и общественной. Некоторые виды идеологии уделяют внимание в первую очередь личной стороне свободы. Другие же наоборот, доверяют свободу в область ведения государства, которое своей мудрой рукой укажет путь, с которым будут согласны все. Но свобода является одновременно и чем-то более абстрактным и чем-то слишком конкретным, поскольку она столь же сложна, как и жизнь. В известных формулировках если свободные отношения можно определить как взаимодействие осведомлённых и желающих при обычных условиях осуществить взаимодействие лиц, то в общественном плане на место отдельных лиц следует поставить как общественные группы, так и мировые системы, в том числе природную. Конечно условия и желания при этом окажутся чем-то иным, чем понятиями повседневности.
Ощутив личную свободу человек становится владельцем своего будущего, ощутив себя свободным вместе с обществом или всем миром человек приближается к распоряжению ими, одновременно изменить что-то оказывается сложно, поскольку свобода не приходит без ответственности. Информационная свобода, конечно, ограничена, по сравнению со свободой жизни. Но свобода жизни сегодня может находиться в зависимости от информационной свободы. А свобода жизни общества во многом определяется его информационной свободой. И это не свобода управления однонаправленным влиянием СМИ. Эта свобода распространяется на все сферы и этапы жизни людей, она связана с их общением. И по сути открытость связана со всеми формами свободы: она проявляется как в массовом общении, так и в личной переписке.
Выбирая из личной и общественной свободы сегодня люди должны выбрать обе, и ещё добавить к ним ответственность за действия вычислительных устройств, которыми они владеют и пользуются, пока эти устройства ещё не обзавелись собственной свободой, поскольку иначе свобода общества и людей оказываются в одной корзине со открытостью вычислительных сетей, которая, конечно, является лакомым кусочком для тех, кто любит управлять свободой.
Следует подчеркнуть, что по сравнению с традиционными представлениями о свободе электронная информационная среда слишком отлична и подвижна: для участия в ней требуется активность, включающая в себя открытость к пониманию её устройства и готовности к схватке с недоброжелателями. Может быть, открытость к изменениям и есть та подлинная открытость, которая создаёт свободу (открытость себя и всего в будущем, а не открытость прошлого для копирования и анализа)?
Практические же правила для открытости выглядят двояко. С одной стороны можно было бы описать их следующим образом: удаляйте все данные физически, как только они вам не нужны, не ленитесь хранить личные данные в голове, или, по крайней мере, в месте, в которое нельзя проникнуть с помощью исключительно клавиатуры, мыши и подключения к сети, помните о цепочке преобразований данных от интерфейса до канала передачи. Но такие правила не слишком похожи на аксиомы открытости?
Но в самом деле если начать с последней фразы и дополнить её распространением знаний о принципах сетевой открытости, об используемых технологиях, то можно представить себе полноценных участников подлинно открытого информационного поля. Правда, вероятно, потребуется их вооружить знаниями о теории информации, её шифрования, обработки и анализа. По крайней мере, знания о способах перехвата, вместе с открытостью исходного кода системы — вот что точно не должно помешать построению открытого по отношению ко всем участникам пространства. Вместо этого людям предлагают жить с засекреченными сведениями об устройстве наших ушей и глаз, поскольку иначе возникнут риски перехвата поступающей и обрабатываемой ими информации. По меньшей мере способы обработки личной информации в открытом обществе не должны скрываться, что и позволит эффективно определять границы открытости.
Сложно представить себе однако багаж знаний, который потребуется для использования всеми людьми виртуальных и обезличенных денег, высокоценного содержимого или просто проекта с широким охватом. Ведь даже государственные органы предпочитают часто просто запрещать и ограничивать использование виртуальных денежных систем или сетей, не находящихся под их контролем.
До сих пор многие области электронной свободы остаются зонами для экспериментов, а для достижения свободы должны быть определены условия этих экспериментов, но прекращаться они не должны. В действительности, существуют специализированные группы, которые должны будут в обществе открытой информации следить и анализировать происходящие процессы, процессы слишком динамичные и виртуальные для централизованного контроля на основе тотальной слежки. Пользователям же достанется помимо надзора за этими группами и ответственность за выполнение мер обеспечения безопасности на управляемых ими устройствах. По крайней мере, они должны быть способны и готовы очертить сферу распространения личной информации и применить необходимые методы обеспечения безопасности на уровне управляемых ими средств. С другой стороны важно обеспечить возможность для отказа в случае необходимости от одной технологии, для перехода в том числе и к неэлектронным формам взаимодействия (без использования электронных устройств). Разнообразие способов вместе с разнообразием средств и характеристик позволит приблизиться к конфиденциальности вместе обеспечением развития и совершенствования технологий. До тех пор, пока контроль как конфиденциальности, так и эксперименты по обработке и анализу информации производятся за людей в стенах закрытых лабораторий, либо ещё хуже, когда эксперименты осуществляются среди людей, но управляются из лабораторий, то ни личная, ни общественная свобода не может быть гарантирована в информационном веке.
Это известный забавный каламбур, связанный с открытостью. С одной стороны это интероперабельность, способность быть взаимовыраженным для различных систем. Да просто и именно способность. Однако эта открытость не отменяет конфиденциальности. Никогда не должно быть открытости без желания этой открытости. Часто же она оказывается либо скрытой открытостью, либо однобокой.
Складывающаяся тенденция становится угрожающей, поскольку технологически сделано многое для обеспечения информационной открытости с технической стороны, разные системы получают всё больше возможностей для эффективного обмена данными и этот процесс уже сложно остановить, тогда как контроль за распространением данных по-видимому должен находиться в плоскости общественных отношений, которые, кажется, находятся в роли догоняющих. Без изменения ситуации в скором времени люди могут оказаться без личного пространства, отказавшись от своей свободы незаметно для самих себя, как это обычно и случалось в истории.
Формы «открытости»
Под скрытой «открытостью» можно понимать такую ситуацию, когда информационный обмен осуществляется, но без ведома владельцев. Такая «открытость» хорошо знакома и в повседневной жизни, когда часть информации передаётся невербально. Без сознательного контроля она необходима для осуществления общения. Именно в такой неконтролируемой форме она естественно необходима для общения. В этом нет ничего удивительного. Удивление возникает, когда скрытая «открытость» появляется в общении через сеть. Но почему она кажется неестественной? Следует заметить, что скрытой открытость может быть как по отношению к сознанию, так и по отношению к общему полю восприятия человека, в которое вовлечены как сознательная, так и бессознательная и надсознательная стороны. Конечно, одно дело — это ощущать такую открытостью, в принципе осуществляя общий сознательный контроль, физически, в том числе визуально, взаимодействуя с человеком или группой людей, а другое дело когда собеседника не видно, либо когда не известно, осуществляет ли кто-то сбор информации. Ведь слишком часто этот сбор осуществляется не людьми, а программно-кремниево-металлическими комплексами.
Вместо традиционной скрытой открытости, связанной со скрытостью по отношению к сознательной части взаимодействия в условиях визуально-атмосферной среды, сегодня возникает скрытая открытость в среде, которая доносит до конечных пользователей, то есть людей, лишь небольшую часть информации. Дело здесь в том, что информационный обмен в вычислительных сетях включает в себя множество скрытых уровней, в конце концов, конечно, также сводящихся к виду физических сигналов, о чём, пользователи, правда, имеют лишь весьма общее представление. Образ этой среды металлического или пластикового провода или электромагнитных волн, подобный образу атмосферы, воздуха, природы, звука отсутствует. Вместо него привлекательным выглядит иллюзорный внешний образ устройства в виде задней крышки, мягкой оплётки провода или продуманной шершавости клавиш. Что, конечно, к информационным процессам никакого отношения не имеет. Создание такого образа подобно созданию образа новогодней ёлки вместо образа обычной ёлки в лесу (как будто все ёлки наряженные), ароматизации воздуха на всей планете в тот аромат, который кажется в данный момент подходящим. Но это и естественно, ведь более привычной формой информационного обмена в природе являются другие каналы, нежели чем электромагнитные волны или пучки света, испускаемые с немыслимой скоростью. Это можно представить в виде парадокса, когда более важно как пахнет провод, чем какой объём данных по нему можно передать (что, конечно же, закончится торчащими из компьютера различными ароматными и разноцветными и позолоченными проводами, по которым ничего не передаётся).
В любом случае мимика компьютерных сетей для пользователей кажется столь же страшной, как и гримасы горилл. Новые уровни компьютерного подсознательного и надсознательного (администраторского) оставляют современных пользователей сиротливо забившимися в угол, где находится сознательное в виде графического псеводинтерфейса или текстового недоинтерфейса. Скрытая открытость оказывается во власти техники и следящих или не следящих за порядком в работе этой техники и смысловым содержанием данных людей, управляющих сетями (администраторов). Такой порядок уже кажется естественным, когда пользователи снимают с себя права равно как и обязанности за вычислительные сети, словно отгораживая своё сознание от них. Но это всего лишь страшная иллюзия, которая лежит уже в области второго вида «открытости» — однобокой.
Однобокая «открытость» имеет место в случае, когда осуществляется целенаправленный сбор информации с одной из сторон. Например, владельцы электронных ресурсов могут собирать информацию о пользователях без ведома последних, начиная от поисковых запросов, заканчивая предпочтениями в музыке и людях. Такая «открытость» берёт начало с того момента, как пользователь «знакомится» с вычислительной машиной: он её использует, стараясь не вникать в то, как она действует. Но одно дело, если пользователь находится за рулём машины, или держит в руках утюг или бензопилу, не представляя особенности работы этих устройств, а другое дело если он имеет дело с обработчиком и передатчиком данных, значительная часть из которых является конфиденциальной, ведь с помощью этих устройств он будет делать ничто иное, как общаться с людьми, в том числе самыми близкими. Но вот беда: помимо общения потребуется как-то записать, собрать и сохранить все эти данные. А где, с помощью каких способов, зачем и для кого — пользователя, конечно почти не интересует. Он просто может не задумываться над этим, либо доверяться добропорядочности и законопослушности, этичности и ещё много чему от известных производителей.
Конечно, пользователи сегодня имеют некоторое представление о связанных с информационной открытостью рисках, только почти все, кажется, готовы к тому, что для нашей же безопасности, вся информация о них будет храниться и анализироваться в надёжном месте. Или нет? Приходится утверждать в силу известных обстоятельств, что нет, но и выбора у нас особого нет. Ведь нужно же пользоваться современными устройствами, а ничего ценного вроде бы особенно и нет в личной переписке… По тем или иным причинам для пользователей (да и не только для них), кажется удивительным, какой объём информации порой оказывается в руках злых владельцев сетей, порталов, компаний, государств, простых или сложных зловредов.
Во всех таких случаях однобокая «открытость» выступает в различных формах, требуя зачастую сперва формального согласия со 130-ю страницами текста, который рассчитан, конечно, на юристов из Гарварда, либо вначале являясь скрытой неуправляемой открытостью, лишь со временем становясь односторонне управляемой (при внесении «улучшений» в систему). Возможна и обратная ситуация: когда пользователь получает доступ к информационной системе крупной информационной сети (например, банка). Но таких пользователей почему-то считают незаконными выскочками, нарушающими «устоявшийся» порядок. Да, выходит, что сохраняется порядок безнаказанности сбора данных крупными «акулами», обладающими информационным влиянием.
Существует ещё и другая форма «открытости», когда информация собирается без ведома всех участников взаимодействия, то есть шпионаж. Взаимодействие субъектов шпионажа ограничено, оно для них может означать провал операции, либо они могут маскироваться и осуществлять взаимодействие без раскрытия факта сбора информации без ведома другой стороны (сторон). В последнем случае по сути имеет место однобокая «открытость» (хотя возможен и совершенно особый случай, когда обе стороны следят друг за другом без ведома друг друга), тогда как в первом случае для субъектов взаимодействия «открытость» остаётся скрытой.
Техники и ячейки
При всём вышесказанном легко заметить, что и в случае естественного взаимодействия без применения техники люди не знают точно, как же они передают информацию. Тем не менее, миллионами лет в природе были выработаны представления об особенностях этого общения, своего рода практические знания методом проб и ошибок, а также осмысления и понимания происходящего. Такие древние техники шпионажа (при сохранении скрытой открытости взаимодействия, то есть открытости для третьих глаз и ушей, а также и для собственного подсознательного), как подслушивание и подсматривания лежат в основе развития природных сообществ. Однако применяются в основном в состояниях вооружённого конфликта. (Сложно сказать, правда, находятся ли сознание и подсознание в таком конфликте, но можно предположить, что также находятся). Но ведь люди и звери практически наверняка знают, как, при каких обстоятельствах и кто за ними может наблюдать. И здесь начинается интересная картина. Конечно, животные уже не могут этого сделать по отношению к современным техническим средствам, с помощью которых люди умудряются за ними шпионить, либо пользоваться однобокой открытостью. Но в похожих условиях оказываются и люди: они также не могут представить себе всех этих обстоятельств, не обладая всеми знаниями о современной быстро развивающейся общественной жизни. Конечно, люди, как и звери, сохраняют некоторую степень свободы, ведь они по-прежнему могут пользоваться «открытостью» по отношению к подсознательному, животные же собирают с помощью высокочувствительных органов много информации, не доступной людям.
И если животные свободны в своём незнании особенностей и знании сложившегося порядка, в рамках которого «скрытая» и в особенности «однобокая» открытости опасны для жизни, то люди оказываются подчинены и скованы открытостью информации о себе без собственного ведома и желания. Впрочем нужно было написать «животные были свободны» в предыдущем предложении, ведь сегодня информацию и о них в большом объеме собирают и анализируют, однако они принципиально не могут предоставлять информацию о себе сами и не вводят её в какие-либо устройства по своей воле (наверно, за исключением некоторых лабораторных экспериментов, если рассмотреть наличие подобия чувств воли и свободы у животных), ведь они лишь ограничено способны сделать иначе. Люди же, общество которых создало многообразие устройств и способов обработки информации, должны были бы быть способны сами управлять количеством предоставляемой информации, но вместо этого часто оказываются во власти третьих лиц.
Вначале люди оказались подчинены воле других групп людей, которые осуществляли физическое принуждение, требовали выполнения или невыполнения любых действий руками рабов, по своей воле или в результате конфликтов. Затем действия стали выполняться не руками, а другими средствами, и, казалось бы, проблема рабства исчезла. В конце концов, вместо распоряжения всей жизнью владельцам не рабов приходилось довольствоваться только правом на некоторые строго ограниченные действия. Но вот появляется ключевое слово для информационной свободы: конфиденциальность. Конфиденциальный значит личный, связанный с тем пространством или степенями свободы, которыми обладает человек, группа, общественная или надобщественная организация. Лишаясь конфиденциальности люди способны превратиться в информационных рабов (лишиться личности и личного): все их действия станут доступными для анализа и просмотра без ограничений. Наличие этой информации открывает возможность для манипуляции людьми, какой ещё не знало человечество со времён запрета физического рабства (которые, правда, прошли не так и давно, а кое-где ещё длятся).
В противоположность непосредственному рабству информационное рабство может быть названо опосредованным, поскольку в его основе лежит электронная сеть для передачи данных. Всё просто: лишаясь или заменяя свою традиционную среду общения люди вступают на незнакомую им территорию, в рамках которой, как оказывается, информация о них «открыта» без их ведома. Проблема состоит в том, что эта среда не является пассивной физической природной средой, но вместо этого в основу её функционирования положен человеческий фактор. Интереснее всего то, что в этой среде возникают ловушки, с помощью которых бесплатные и «свободные» ресурсы оказываются ячейками для сбора информации о пользователях (начиная от мест, предоставляющих возможность бесплатного общения, для которых одной из форм получения доходов является сбор и продажа информации о пользователях, в том числе путём показа им рекламы на основе предпочтений). Люди в новой среде могут попытаться стать анонимными, осуществлять ввод данных, не выявляя себя, однако, при этом их данные не прекращают храниться в одном месте, они продолжают пользоваться для общения средствами с неизбежностью сохраняющими в своих базах информацию, начиная номером телефона и заканчивая учётной записью на странице. По сути эта анонимность не сводится к исключению открытости, а лишь вводит дополнительные сложности, подобно тому, как если бы перед подслушивающим назначили свидание 2 лица в масках.
В чём же состоит тогда настоящая открытость, которая способна стать основой гармоничного информационного общества? Шпионаж за людьми собственного общества или других обществ для обеспечения безопасности государства в действительности представляет собой информационный тоталитаризм. Если у государства есть воля, значит оно её воплотит на основе имеющейся информации. Если у неё есть информация о всех людях, оно воплотит свою волю по отношению ко всем людям. Испокон веков всё было обратно: люди могли высказываться на собраниях по собственной воле, на сходе племени или города-государства. Насколько сегодня известно, никогда технологии подслушивания и подсматривания за соседними деревнями и домами не были основой развития обществ, по крайней мере добровольного развития. Но как рабство физическое стало на определённом этапе препятствием для развития, так и сегодня уже не для первого государства информационное подчинение становится тормозом и угрозой для развития.
Ни для кого сегодня не удивительно, что люди должны по доброй воле выбрать чем им заниматься, а чем нет, а ограничения в наше время лежат скорее в умозрительной области, в области знаний и воспитания. И ключевой областью ограничений становится информационное пространство, не столь безобидное, как кажется на первый взгляд. Оно подобно загадочному лесу, в котором первое время кажется, что никто не следит, и вошедший ещё не вовлечён в игру с непознанным, тогда как за ним уже наблюдают тысячи глаз, и множество существ уже установили состояние скрытой открытости.
Где же открытость?
Одним из ответов на вопрос об информационной открытости будет использование этических норм. Ведь формы «открытости» по сути дела являются проявлениями противоправных действий, нарушением прав на личное пространство, каковы бы ни были измерители этого пространства. Индивидуальная свобода в новых условиях может попросту исчезнуть, поскольку любое информационное действие становится контролируемым. Этично не вмешиваться в действия людей без их желания. Если разрабатывать информационные системы, начиная с этого принципа, то, возможно, системы не будут являться угрозой для жизни и здоровья людей. С другой стороны, люди должны иметь возможность решать, что они готовы выплеснуть из своего сознания, а что сохранить в нём, также как и какие из их переговоров являются открытыми, а какие должны остаться тайными. Поэтому в любой системе в первую очередь должны быть очерчены границы, за которые данные не могут быть распространены без дополнительного разрешения пользователя.
Кроме того, в современных приложениях не распространены функции конфиденциальности, которые бы позволяли повышать безопасность, быстро отбирать и удалять определённые сообщения или другие данные (которые пользователь считает конфиденциальными). Не распространены подобные механизмы и в информационных стандартах и системах. Хотя деятельность всех современных систем и построена на обеспечении конфиденциальности, ведь она начинается с ввода паролей или отпечатков пальцев, но и это кажется многим пользователям странным и обременительным. Но ввод паролей по сути с конфиденциальностью связан лишь условно, конечно, это защита данных от доступа к ним без желания пользователя, но это скорее защита от быстрого взлома, от других пользователей, подобно замку на двери в дом или в автомобиле. Плачевность ситуации состоит в том, что если взлом автомобиля или квартиры скорее всего останется замеченным владельцем, то утрата защиты электронных данных может остаться незамеченной, а копирование данных оставляет гораздо меньше свидетельств, чем физический вынос техники и мебели.
Однако в первую очередь чтобы стать свободным в информационном обществе, человек должен самостоятельно осознать то, что он свободен, понять и испытать эту свободу. Осознав и очертив зону открытости человек получает взамен свободу, подобно тому, как рабы способны получить свободу, очертив возможности приложения своих физических и умственных сил, а затем воплотив эти возможности в жизнь. То есть открытость подобна области физического взаимодействия с миром. Если человек определяет её самостоятельно, исходя из сознательно взаимодействия с миром, то он свободен, если же нет, то он не свободен, в независимости от того, в каком месте проходит эта граница. Подобно дому в физической среде информационная граница хотя и не защитит от любого вторжения, но спасёт от необоснованных посягательств на конфиденциальность.
Здесь можно привести ещё одно любопытное наблюдение: возводя забор человек может показать свою закрытость и условность существования свободы в обществе. Путешествуя по разным странам мы обнаружим заборы и стены разной высоты и технического свойства. Они определяют желание владельца. Общей тенденцией можно назвать то, что при большей открытости величина и крепость забора уменьшается. Однако существование враждебной среды требует наличие барьера. То есть только в условиях взаимной открытости, а не «открытости», возможно построение открытого взаимодействия в информационной среде.
И всё же чтобы достичь наибольшего приближения к духовной свободе люди обычно предельно ограничивают свою обычную, прочую, мирскую свободу. Значит для достижения информационной свободы человеку придётся ограничить область своих действий и заняться изучением особенностей металлически-кремниевых устройств? В такой формулировке ясно, что информационная свобода это весьма условное обозначение, поскольку в чистом виде она представляет весьма плачевную сущность. Если же представить её как дополнение к повседневной свободе, то достичь подлинной открытости окажется не так просто, поскольку окажется слишком затратным. Может показаться, что повседневная свобода вместе с информационной здесь противопоставлена умиротворяющему времяпрепровождению в спокойной обстановке, но в действительности дело обстоит несколько иначе и информационная свобода представляет своего рода мост к умиротворению.
При достижении открытости в обществе необходимо создать институты, по устройству не уступающие микропроцессорной логике. Достигнуть же общественного контроля открытости можно только снизив до предела издержки для выполнения отдельных действий по контролю. Сделать это можно сегодня в условиях вычислительных сетей. Общественная свобода здесь выступает в своей открытости: она не может быть сведена к какой-то определённой схеме, поскольку возможность создания сложных общественных структур позволит воплотить желания членов общества по гармоничному устройству. То есть общественная свобода уже не противопоставляется умиротворённости, но сосуществует с ней.
Но сосуществуя с повседневной информационная свобода вместе с открытостью должна подвергаться контролю (со стороны общественных институтов либо совокупности членов общества). И вопрос возвращается к тому, с чего он начался, однако теперь становится понятно, что все формы контроля хороши, если они сосуществуют в виде сдержек и противовесов, однако при достижении состояния свободы непосредственный контроль не осуществляется и сводится к минимуму, поскольку число нарушений уменьшается. Средства обеспечения информационной безопасности, кажется, никогда не должны будут исчезнуть, подобно тому, как для обеспечения безопасности общества от уничтожения всегда потребуется наличие вооружений даже при отсутствии войн (по крайней мере, для отражения инопланетного вторжения).
Конечно, для достижения общественного состояния информационной свободы нужно предварительное ограничение, и, следует подчеркнуть, что это скорее граница, которая определена взаимодействием сторон, осознанно так и неосознанно, а также с применением определённых средств и с предсказуемыми последствиями. Между тем установление границ в виде взаимного соглашения участников, в результате правонарушения или действия закона оказывается гораздо сложнее, чем просто размещение, хранение и защита информации. И сложность состоит в том, что в информационном пространстве дело не ограничивается и не сводится ни к правовой стороне, ни к проблеме криптографии. Конечно, без установления норм, границ, стандартов или нечто большего, взаимодействие будет если не закрытым (отсутствующим), то «открытым» (отсюда и появление заборов, правда в итоге лучшим вариантом такой стратегии может оказаться существование в бункере). По крайней мере, что касается информационной свободы, то эта задача не так часто должна быть перенесена в область «нечто большего».
Итак, установление информационных границ, границ распространения информации авторами и соблюдение этих границ пользователями информации определяет поле информационной открытости, однако, устанавливая границы, следует полагаться с одной стороны на различные общественные подсистемы, в том числе правовую, но применительно к современным устройствам помнить в первую очередь о типичных ситуациях и восприятии информации при её распространении. Проблема с одной стороны состоит в информировании пользователей в наглядной форме, как действуют их устройства (а не только того какие функции выполняют и насколько эффективно), а с другой стороны в возможности для пользователей управлять распространением информации. В этом смысле вместо продуманно-формально-сознательного подхода необходимо ориентироваться на вырабатывающееся естественным образом подсознание.
Одним из основных методов, вероятно, должно стать использование специальных мета-меток (тэгов), подобных запрету на индексацию, только в них будут определяться границы в самых различных ситуациях. Часть таких меток может быть подобна физическим отпечаткам пальцев, которые до поры до времени могут оставаться никем не изучаемыми. Установив метку, автор получает возможность отслеживать распространение информации. Использование же информации без метки будет явным нарушением. Отслеживание принадлежности и сохранности информации, в самом деле, является более сложной информацией, поскольку определение авторства не сводится к анализу того, под каким идентификаторов впервые появилась информация. Для защиты прав автора необходима база и регистрация данных. По-видимому, в современных условиях, такая база не должна быть централизованной. Например, может потребоваться предоставление свидетельств первого появления информации, то есть наличие систем записи ввода информации пользователем на конкретном устройства. Если пользователь захочет подтвердить авторство, то должен будет предоставить свидетельства из такой системы.
Решением проблемы «открытости» может оказаться всё тоже отслеживание, только контролируемое самим пользователем и для самого себя. В идеале пользователь должен контролировать все последствия ввода информации, подобно тому, как он может понять, кому он показывал или не показывал бумажную рукопись. Самым важным здесь является возможность уничтожения, то есть удаления нежелательных данных с точки зрения пользователя (по причине конфиденциальности), что можно осуществить, только понимая границы распространения информации. Удаление при этом в конченом итоге должно заключаться в физическом удалении всех копий данных. Когда такое удаление личной информации будет невозможным (то есть удаление всех копий такой информации), то пользователи вполне обоснованно должны иметь возможность ограничить распространение информации.
В конце концов, раз для обеспечения безопасности граждан собирается и обрабатывается некоторая информация, то они должны сами управлять этой информацией и определять если не возможности для её сбора, то правила её уничтожения по своему желанию. Возможно авторам потребуется применять различного рода ухищрения, например ловушки в виде оставленных паролей к снятию электронных денег. Снятие денег выдаст нарушение конфиденциальности. Использование разрешений для доступа приложений к физическим устройствам сбора информации также является эффективным способом контроля за распространением информации, но как и в других случаях полную гарантию даёт физическое отключение устройства (не хотите, чтобы вас отслеживали по телефону, так удалите модуль связи и передачи данных, а звонить можно и по рации, которую, конечно, надёжнее всего собирать самостоятельно).
Естественным желанием авторов в такой ситуации может являться создание псевдонима, а возможно и нескольких, но это уже несколько другая проблема, хотя в чистом виде информационная свобода — это свобода не человека, а его виртуального образа. Разделяя образ и человека сами люди создали специфическую среду, которая напоминает карнавал. В обычной жизни карнавал рано или поздно кончается и персонажи остаются в воспоминании, поэтому важно, чтобы и в виртуальном пространстве карнавальный образ существовал лишь для определённых случаев. В итоге остаётся ждать появления особых общественных институтов защитников конфиденциальности.
Где же свобода?
Следует, наконец, остановиться на том, что свобода может быть как личной, так и общественной. Некоторые виды идеологии уделяют внимание в первую очередь личной стороне свободы. Другие же наоборот, доверяют свободу в область ведения государства, которое своей мудрой рукой укажет путь, с которым будут согласны все. Но свобода является одновременно и чем-то более абстрактным и чем-то слишком конкретным, поскольку она столь же сложна, как и жизнь. В известных формулировках если свободные отношения можно определить как взаимодействие осведомлённых и желающих при обычных условиях осуществить взаимодействие лиц, то в общественном плане на место отдельных лиц следует поставить как общественные группы, так и мировые системы, в том числе природную. Конечно условия и желания при этом окажутся чем-то иным, чем понятиями повседневности.
Ощутив личную свободу человек становится владельцем своего будущего, ощутив себя свободным вместе с обществом или всем миром человек приближается к распоряжению ими, одновременно изменить что-то оказывается сложно, поскольку свобода не приходит без ответственности. Информационная свобода, конечно, ограничена, по сравнению со свободой жизни. Но свобода жизни сегодня может находиться в зависимости от информационной свободы. А свобода жизни общества во многом определяется его информационной свободой. И это не свобода управления однонаправленным влиянием СМИ. Эта свобода распространяется на все сферы и этапы жизни людей, она связана с их общением. И по сути открытость связана со всеми формами свободы: она проявляется как в массовом общении, так и в личной переписке.
Выбирая из личной и общественной свободы сегодня люди должны выбрать обе, и ещё добавить к ним ответственность за действия вычислительных устройств, которыми они владеют и пользуются, пока эти устройства ещё не обзавелись собственной свободой, поскольку иначе свобода общества и людей оказываются в одной корзине со открытостью вычислительных сетей, которая, конечно, является лакомым кусочком для тех, кто любит управлять свободой.
Следует подчеркнуть, что по сравнению с традиционными представлениями о свободе электронная информационная среда слишком отлична и подвижна: для участия в ней требуется активность, включающая в себя открытость к пониманию её устройства и готовности к схватке с недоброжелателями. Может быть, открытость к изменениям и есть та подлинная открытость, которая создаёт свободу (открытость себя и всего в будущем, а не открытость прошлого для копирования и анализа)?
Практические же правила для открытости выглядят двояко. С одной стороны можно было бы описать их следующим образом: удаляйте все данные физически, как только они вам не нужны, не ленитесь хранить личные данные в голове, или, по крайней мере, в месте, в которое нельзя проникнуть с помощью исключительно клавиатуры, мыши и подключения к сети, помните о цепочке преобразований данных от интерфейса до канала передачи. Но такие правила не слишком похожи на аксиомы открытости?
Но в самом деле если начать с последней фразы и дополнить её распространением знаний о принципах сетевой открытости, об используемых технологиях, то можно представить себе полноценных участников подлинно открытого информационного поля. Правда, вероятно, потребуется их вооружить знаниями о теории информации, её шифрования, обработки и анализа. По крайней мере, знания о способах перехвата, вместе с открытостью исходного кода системы — вот что точно не должно помешать построению открытого по отношению ко всем участникам пространства. Вместо этого людям предлагают жить с засекреченными сведениями об устройстве наших ушей и глаз, поскольку иначе возникнут риски перехвата поступающей и обрабатываемой ими информации. По меньшей мере способы обработки личной информации в открытом обществе не должны скрываться, что и позволит эффективно определять границы открытости.
Сложно представить себе однако багаж знаний, который потребуется для использования всеми людьми виртуальных и обезличенных денег, высокоценного содержимого или просто проекта с широким охватом. Ведь даже государственные органы предпочитают часто просто запрещать и ограничивать использование виртуальных денежных систем или сетей, не находящихся под их контролем.
До сих пор многие области электронной свободы остаются зонами для экспериментов, а для достижения свободы должны быть определены условия этих экспериментов, но прекращаться они не должны. В действительности, существуют специализированные группы, которые должны будут в обществе открытой информации следить и анализировать происходящие процессы, процессы слишком динамичные и виртуальные для централизованного контроля на основе тотальной слежки. Пользователям же достанется помимо надзора за этими группами и ответственность за выполнение мер обеспечения безопасности на управляемых ими устройствах. По крайней мере, они должны быть способны и готовы очертить сферу распространения личной информации и применить необходимые методы обеспечения безопасности на уровне управляемых ими средств. С другой стороны важно обеспечить возможность для отказа в случае необходимости от одной технологии, для перехода в том числе и к неэлектронным формам взаимодействия (без использования электронных устройств). Разнообразие способов вместе с разнообразием средств и характеристик позволит приблизиться к конфиденциальности вместе обеспечением развития и совершенствования технологий. До тех пор, пока контроль как конфиденциальности, так и эксперименты по обработке и анализу информации производятся за людей в стенах закрытых лабораторий, либо ещё хуже, когда эксперименты осуществляются среди людей, но управляются из лабораторий, то ни личная, ни общественная свобода не может быть гарантирована в информационном веке.
