Я переехал в мои апартаменты в Тусоне, Аризона, одновременно с началом фырчащих муссонов, во время которых небеса разражались дождевыми оргиями примерно раз в неделю. На короткое время дороги, тротуары и овраги заполнялись потоками воды, прерывавшими летнюю жару, приводя к появлению овощных делянок и огородов, и вдохновляя меня на посадку растений.
Меньше чем через неделю комары заставили меня отказаться от своих планов. Я запускал свой испарительный охладитель и наблюдал рассвет через пыльные окна. Но куда бы я ни шёл, комары преследовали меня везде, даже в душе. Aedes aegypti, комар жёлтолихорадочный – это деликатное и осторожное существо с пушистыми антеннами и серебристыми отметками. Его длинные ноги разукрашены в чёрные и серебристые полосы, а тёмное тело покрыто белыми точками. Aedes aegypti ловок и быстр – мне не удалось прихлопнуть ни одного, я только ударил самого себя по лицу. Именно потому, что мне хотелось писа́ть в спокойной обстановке, мне не нужны были соседи.
Тусон – засушливое местечко, и обилие комаров может удивить вновь прибывающих, незнакомых с экологией города. Здесь, в пограничных землях, история человека может быть везде и нигде одновременно, меняя ландшафт и стираясь из памяти. Сегодняшняя экология служит свидетелем прошлого, хоть и в форме жаждущих крови насекомых. Aedes aegypti, эти крохотные источники мучений, процветают везде, где найдут воду. На развалинах вечеринок у бассейна, в дорожном мусоре, в лужах, в бурных попытках разбивать сады. В Тусоне Aedes aegypti рассказывают истории, из которых следует, что даже выглядящие непреодолимыми границы – такие, как границы между городом и природой, между телами, странами, и континентами – являются преодолимыми.
В мае Кейси Эрнст [Kasey Ernst], эпидемиолог и специалист по инфекционным заболеваниям из Аризонского университета, отправилась из Тусона выступать перед Конгрессом с докладом о вирусе Зика. Эрнст исследует связи между заболеванием, переносимом комарами, и окружающей средой. Эрнст, исследователь со светлыми глазами, специалист по арбовирусам, объясняет работу со статистическим ПО непоседливым студентам в своём офисе так же терпеливо, как суммирует предсказания по заразным заболеваниям государственном масштабе для Республиканцев.
Эрнст начинает с появления комаров в Северной Америке – а, судя по эпидемиям жёлтой лихорадки, это произошло в 1640-х – и подводит членов Конгресса к текущим научным знаниям об Aedes aegypti и потенциале эпидемий Зика.
Насекомое, вирус и человек образуют сложный треугольник взаимоотношений. Эрнст описывает вопросы без ответа, находящиеся в его центре. Происходила ли вертикальная передача вируса, когда инфицированная самка комара передавала вирус Зика своим потомкам? Учёные обнаружили инфицированного самца. Но самцы не питаются кровью, что говорит о вертикальной передаче. Появившись в одном месте, теоретически вирус может оставаться там годами.
У учёных нет базовой информации по Aedes aegypti, например, по распространению комаров в Северной Америке. Эрнст объяснила, что разные сообщества по-разному наблюдают за комарами. У некоторых вообще нет средств для наблюдения, не говоря уже о контроле. В пограничном с Мексикой районе, где она жила, одни и те же люди часто занимались контролем над комарами, проверками ресторанов, травлей паразитов и другими проблемами окружающей среды.
Одно было ясно. «Этот комар использует то, как мы изменили наше окружение»,- говорит Эрнст.
Именно людская деятельность привлекла комаров. Объединение жизненны ареалов насекомых и млекопитающих необходима для выживания комаров и передачи болезней. Чтобы это понять, потребовались столетия. Одним из первых изучать Aedes aegypti в Америках стал прусский исследователь Александр фон Гумбольдт. Во втором томе своих «Личных описаниях путешествий по экваториальным регионам Америки в 1799-1804 годах» есть раздел «Комариная чума». Главы называются «Интенсивность чумы», «Их прожорливость в определённых местах», «Последствия укуса комара» и «Отсутствие каких бы то ни было лекарств».
Гумбольдт, учёный и искатель приключений с развевающимися волосами и синими глазами, путешествовал по Латинской Америке пешком и на лодке в течение пяти лет, будучи немногим более 20 лет от роду, и закончил путешествие в 1804, когда Льюис и Кларк начали свою экспедицию по Западным Соединённым Штатам. Гумбольдт прошёл по реке Ориноко на лодке, первым среди европейцев. Он путешествовал вместе с французским ботаником Эме Бонпланом, своим слугой, которого записал, как Хосе, пятью местными жителями, чьи имена он вообще не записал, и отцом Зи, жившим в изолированной миссии в джунглях.
Но, к сожалению для него, комары составляли неотъемлемую часть этого мира, их пятнышки представляли собою загадку, а открытия – мучение. В «личных описаниях» Гумбольдт пытался создать определённое впечатление на читателей, ждущих его дома. «Комариная чума», где делаются отсылки к Данте, действительно читается так, будто её писал человек, чей голос постепенно становится всё выше и выше.
«Какая бы стойкость духа не применялась, чтобы терпеть боль без жалоб,- писал Гумбольдт,- какой бы ни был научный интерес к объектам исследования, невозможно не отвлекаться постоянно на комаров и других насекомых». Эта литания включает комаров, гнус, и кусающихся мух, роящихся около рук и лица, кусающих сквозь одежду, залетающих в нос и рот, вызывающих приступы сморкания и кашля при попытках поговорить.
В конце XVIII и начале XIX веков – до изобретения москитных сеток, репеллентов и сплошных стен – не было закрытых мест, где люди могли бы спрятаться от паразитов. Миссионеры и жители деревень, встреченные Гумбольдтом на берегах рек, практически не спали, и не потому, что не пытались.
По его описанию, техники по избавлению от комаров включали в себя: закапывание в песок; сон в окружении коров; постройка дома на дереве; сон среди водопадов; использование накидок таких душных, что периодически приходилось вскакивать и гулять на воздухе, заполненном комарами; заполнение дымом комнаты настолько маленькой, что в неё приходилось заползать и закрывать её изнутри на ночь. Эти комнаты назывались хорнитос, или «маленькие печки». Гумбольдт делится с читателем такими полезными подробностями, как то, что запах крокодилов не отпугивает комаров, и что всё время, пока он со спутниками свежевал крокодила, комары не дремали.
По-видимому, отчаянно пытаясь как следует выспаться, Гумбольдт искал признаки отсутствия или присутствия комаров и других насекомых во всём, от цвета речной воды до усталости насекомых. Он проводил корреляцию между увеличением количества комаров и уменьшением качества жизни людей, описывая места, наводнённые комарами, как «практически непригодные для жизни».
Но если комары делают места непригодными для людей, то, возможно, города и дома сделают места непригодными для комаров. Гумбольдт предполагал, что уничтожение леса сможет уменьшить их популяции, и что в городах с большими лужайками и площадями проблем с комарами меньше. Он считал так: «Насекомых станет меньше, когда исчезнут старые деревья, когда в опустевших странах по берегам рек расположатся домишки, и пространства будут покрыты пастбищами».
Но Гумбольдту было невдомёк, что у предлагаемых им изменений появятся свои непредвиденные трудности. То, что кажется созданием порядка из хаоса, возведением европейских городов среди тропических лесов Южной Америки, будет нарушением социальных и экологических систем, и приведёт к угрозе для здоровья, включая распространение насекомых и переносимых ими болезней. Он, конечно, не знал ничего о болезнях и о способностях насекомых переносить их. Он исследовал Ориноко за пять лет до рождения Чарльза Дарвина. Без понятия об эволюции он не знал, что человеческое поведение может влиять на насекомых. Как и его современники, Гумбольдт считал, что насекомые и болезни появляются из «миазмов» – из вредного воздуха.
Aedes aegypti появились в Западной Африке в верхушках деревьев, и кормились на обезъянах. Когда люди начали срубать деревья, комары спустились на землю и нашли нас, новых хозяев. Он вылетели из леса в сады, из доисторической дикой природы в города. Городские Aedes aegypti эволюционировали в отдельный вид.
Как урбанизированные комары, Aedes aegypti лучше всего размножаются в дождевой воде, собираемой людьми: для полива сада, в мусоре, пустых банках, системах сбора воды. Они живут не далее, чем в полукилометре от людских жилищ. Их трудно услышать, и кормятся они в местах, где их трудно прихлопнуть – на внутренних частях локтей, у лодыжек, на спинах и коленях. Если можно будет выбирать между коровой и человеком, Aedes aegypti выберут человека.
Оптимистически названная «Комары и контроль над ними», книга объясняет, что «комары встречаются везде, кроме пустынь и областей вечной мерзлоты». Географ Мелинда Баттерворт [Melinda Butterworth] обратила моё внимание на то, что Тусон – не пустыня. В укрытом от солнца дворе, где температура ниже градусов на 10, и вода застаивается в старых цветочных горшках, комары процветают.
Гумбольдт не знал вирусологии и не мог знать о приобретённом иммунитете и арбовирусах. Приезжавшие в Южную Америку европейцы страдали от воспалений на месте укусов насекомых, в то время как местные люди «цвета меди», как описывал их Гумбольдт, этим не мучились. Он приписывал это расовым различиям и считал, что яд насекомых можно использовать для разделения людей на разные расы. Он верил, что «индейцы, и все цветные, в момент укуса мучаются так же, как белые, хотя, возможно, им не так больно».
Многие взрослые люди «цвета меди» должны были страдать от жёлтой лихорадки и других тропических болезней в детстве, и приобрести, таким образом, иммунитет. И чем больше членов сообщества приобрели иммунитет, тем меньше людей из оставшихся заболевали, поскольку популяция переносчиков болезни сокращалась. Сейчас мы называем это племенным иммунитетом. Естеств��нно, европейские спутники Гумбольдта должны были серьёзно страдать от болезней. Он не понимал, что бесчисленное количество местных жителей умерло, когда комары впервые спустились на землю.
Совместная экология людей и комаров превратилась в международную четыреста лет назад, когда люди начали активно путешествовать на больших кораблях, перевозить ёмкости с водой, заражённой личинками комаров и грузы из рабов. С тех пор приматы и насекомые стали постоянными, хоть и нечаянными, спутниками. Люди распространялись по земному шару, и Aedes aegypti распространялись с ними, и людское жильё в местах с умеренными зимами стало и жильём Aedes aegypti. Сегодня они продолжают нас сопровождать – они процветают в тропиках, но их яйца могут пережить годовую засуху. Генетические исследования показывают, что Aedes aegypti в южных приграничных землях являются родственниками комаров в прибрежной Мексике и восточного побережья США.
Сегодня в приграничных землях залог арбовирусов – это глобализация с добавлением в виде изменения климата. Эрнст ожидает, что вирус Чикунгунья доберётся и до Аризоны. Арбовирус денге ещё не добрался до Тусона, но изменения климата могут изменить эту ситуацию – если и не влияя напрямую на комаров, то влияя на то, как люди хранят и используют воду, и меняют мир с точки зрения комаров. Когда Эрнст опрашивала местных жителей на предмет понимания ими опасностей денге и её распространения, некоторые из них упоминали миазмы.
И когда я считаю, что уже приближаюсь по накалу мучений из-за комаров к гумбольдтовскому уровню, и не могу спать по ночам, я делаю то, чего Гумбольдт никогда бы не сделал: убегаю. Точнее, уезжаю к родственникам на восток.
Иногда я верю, что от комаров можно избавиться, правильно оборудовав жильё. Если бы только в моих апартаментах были плотно прилегающие москитки и кондиционеры воздуха, если бы мои соседи не разводили обильно поливаемые сады, а занимались ландшафтным дизайном, не требующим воды, если бы вода от дождей в Тусоне исправно уходила – я бы избавился от паразитов.
Но затем я осаживаю себя. Как Гумбольдт, я вообразил, что могу построить нечто, чтобы отгородиться от того, что обожает отстроенное окружение. Что я могу помешать чему-то, что процветает благодаря вмешательствам. Пока ещё я не думал насчёт роскошной жизни в пустыне – с плавательными бассейнами, долгими перелётами и продуктами, доставляемыми со всего мира – не думал о ритмах, структурах и стремлениях жизни, раскрывающей все двери для комаров.
