«И Я даю им жизнь вечную, и не погибнут вовек; и никто не похитит их из руки Моей»
из Иоанна 10:28
Сегодня мы узнали: старение будет побеждено.
Иммунолог Дерья Унутмаз заявил, что методы омоложения уже существуют, и остаётся лишь дождаться технологий, которые сделают их массовыми. По его прогнозу, это займёт 5–10 лет, и в течение ближайших двадцати лет человек сможет вернуть себе молодость. Восьмидесятилетний сможет снова стать двадцатилетним.
Пожалуйста, не умирайте в ближайшие 10 лет. Постарайтесь продержаться этот период. Потому что если вы проживёте 10 лет, вам будет даровано ещё 5, а если проживёте 15 лет, вы получите в подарок дополнительные 50, ведь к тому моменту мы решим проблему старения. Сейчас, впервые в истории человечества, у нас есть возможность обратить процесс старения вспять. И мы сделаем это. Мы сможем вернуть 80-летних и даже 100-летних стариков к биологическому возрасту 20 лет. Это переломный момент в истории и, возможно, самое значительное научное открытие с начала человеческой цивилизации. Да, именно такого масштаба...
Это весть о великой победе. Но звучит она как приговор.
До сих пор человек жил, зная, что впереди конец. Теперь ему придётся жить, зная, что конца может не быть. Мы мечтали о долголетии, но никогда не думали о его цене.
И вот мы — начинающие Мафусаилы. Те, кто впервые видит горизонт в сто пятьдесят или двести лет. Те, кто ещё не успел радоваться, но уже начал тревожиться.
Демография и ресурсы
Если смертность резко снизится, то даже при низкой рождаемости население начнёт расти. Человечество столкнётся с дефицитом самого необходимого: воды, пищи, энергии, места для жизни. В какой-то момент придётся сознательно ограничивать рождаемость, ведь иначе Земля не выдержит поколений, живущих по двести и более лет.
Даже при контролируемой рождаемости возникнет парадокс: общество переполнится старшими. Возрастная пирамида, где всегда была широкая база молодых, превратится в колонну. Демография застынет, потеряв привычную динамику. Мир станет менее гибким, менее готовым к вызовам.
Экономика и труд
Работа — один из главных источников смысла.
Не успели мы узнать, что скоро роботы отнимут у нас работу и мы станем безработными, как нам говорят, что мы будем безработными вечно. Вместе с работой исчезнет и заработок. Возможно, его заменит безусловный доход, но это только гипотеза.
Трансформируется или исчезнет существующая форма перетекания материальных благ от одних поколений к другим.
Здесь вспоминается онегинский дядя:
«Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил…»
Но уважали его не за честные правила и не за страдания, а за наследство, которое вот-вот должно было перейти к племяннику. В будущем долгожителей эта логика рушится: «дяди» не умрут. Они сами останутся главными игроками на рынке — деловыми, энергичными, полными сил.
Представим семью Ротшильдов: если бы основатель дожил до наших дней и сохранил энергию двадцатилетнего, кем были бы его потомки? Статистами при живом патриархе. А может принцами, отправленными на Принцевы острова, как это практиковали султаны Османской империи. Экономика не остановится, но навсегда останется ареной тех же фигур. Молодые будут выходить на поле, но правила игры будут диктовать всё те же «старые новые» владельцы.
И тут-то у молодых возникнет желание отсечь голову старомолодым, как поступали бессмертные в фильме «Горец» со своими собратьями-конкурентами. Наследники для долгоживущего опасная вещь.
Социальное неравенство
Самый страшный сценарий — если омоложение окажется доступным только избранным. Тогда внутри одного вида Homo sapiens появятся два подвида:
Homo sapiens brevis — короткоживущие, оставленные умирать;
Homo sapiens longus — долгоживущие, получившие искусственное продление жизни.
Изначально это будут во всем прочем одинаковые люди. Но различия будут расти. Сначала — ментальные: разные ценности, разные горизонты планирования, разный опыт. Потом — биологические. И не известно, какой степени может достигнуть эта дивергенция.
Когда-то питекантропы и неандертальцы жили рядом, пока один вид не вытеснил другой. И теперь история может повториться — «всё опять повторится сначала».
Хотел написать, зачем же вытеснять короткоживущих, они же на тебя работают. Но вспомнил, что в ту эпоху работают роботы. Но может быть все-таки стоит оставить низшую расу, чтобы упиваться своим величием на контрасте. Если ресурсы, конечно, позволяют.
Эта перспектива напрямую перекликается с моим предыдущим текстом на Хабре — «Прогресс без доступа к его плодам: парадокс деградирующей медицины». Там речь идёт о «витрине будущего», где научные достижения сверкают, но остаются за стеклом для большинства. Омоложение легко может стать частью этой витрины: доступ к бесконечной молодости получит элита, а остальным останется лишь наблюдать — новый медицинский апартеид в ещё более радикальной форме.
Психика и личность
Станет ли старик, получивший двадцатилетнее тело, молодым в уме? Не все признаки старости — биология. Многие из них — привычки, предрассудки, груз опыта. Тогда мы получим двадцатилетние тела со столетними умами.
А что станет с личными отношениями?
Брак на десять лет — не просто. Брак на сто лет — каторга. Дружба и любовь всегда упираются в то, что один уходит раньше другого. Но если никто не уходит — не обернётся ли это ещё большей пустотой? Как поется впесне: “Who wants to live forever, who dares to love forever when love must die”.
Здесь уместно вспомнить фильм «Человек с Земли». Его герой живёт 14 тысяч лет, оставаясь внешне молодым. И каждые десять лет он вынужден уезжать, бросать друзей и любимых, потому что они стареют, а он — нет. Его «бессмертие» оборачивается вечным одиночеством.
Для нас это предупреждение: даже если омоложение станет доступным не всем, психологическая пропасть между longus и brevis неизбежна. Одни будут жить в горизонте столетий, другие — десятилетий. И общение между ними может оказаться столь же невозможным, как между человеком и призраком.
Культура и наука
Культуру поддерживают импульсы нового, исходящие от новых людей. Старые уходят, освобождая место молодым. Но если они не будут уходить, будут вечно насаждать свои взгляды, мы рискуем оказаться в эпохе бесконечных ремейков, где прогресс замедлится, несмотря на победу над старением.
История знает такие примеры. В середине XIX века в России произошёл «Отказ 13-ти» — группа молодых художников отказалась подчиняться Академии художеств, навязывавшей старые сюжеты и каноны. Академия пыталась удержать власть, но молодые создали новое направление, из которого выросло.
Подобное случалось и в науке. Когда Чарльз Дарвин опубликовал «Происхождение видов», старшее поколение учёных во главе с Адамом Седжвиком и Ричардом Оуэном встретило его книгу в штыки. Они цеплялись за догмы креационизма, отвергали естественный отбор и пытались сохранить монополию старой науки. Но новое поколение — Хаксли, Лайель, позже Уоллес — переломило ситуацию. Сопротивление старших лишь показало: без смены поколений наука превращается в музей.
В мире долгожителей это сопротивление может растянуться на века. Старые учёные будут удерживать кафедры, журналы, академии, не давая пробиться новому знанию. И если в XIX веке борьба длилась десятилетиями, то в будущем она может стать перманентной.
Религия и духовность
Религиозные верования тесно связаны с неизбежностью смерти, с мыслью о конце и о воздаянии после него. Но что будет, если конца не будет или он отодвинется на века?
Фундамент веры будет подорван. Возможно не устоят и моральные ориентиры, связанные с религией, обесценятся заповеди.
Здесь обнажается пропасть: продление жизни ставит под сомнение не только социальные устои, но и саму основу религиозного мироощущения. Вера, которая строилась на надежде «смертию смерть попрать», сталкивается с человеком, который это уже сделал — но не верой, а технологией.
Технологическая зависимость
Омоложение, управляемое искусственным интеллектом, означает полную зависимость. Не от лекарства, не от врача — от машины. Уже сейчас разработки не вполне понимают внутреннюю логику модели, которую сами разработали. Что же будет когда модели станут дорабатывать, а может и разрабатывать сами себя.
Искусственный интеллект перестаёт быть инструментом и становится демиургом. «Поставщик жизни» — вот его новое имя. Человечество впервые окажется в положении, когда его существование буквально зависит от алгоритма.
Культурные прецеденты
Мастера пера и кинокамеры давно пытались осмыслить долгожительство.
Роберт Хайнлайн, «Дети Мафусаила»: долгоживущие сталкиваются с ненавистью короткоживущих и вынуждены спасаться бегством.
Фильм «Время» (2011): жизнь превращается в валюту, бессмертие элиты покупается ценой смерти масс.
Фильм «Горец» (1986): «бессмертные» оказываются смертными и живут в борьбе друг с другом.
Фильм «Человек с Земли» (2007): герой живёт 14 тысяч лет, его бессмертие оборачивается вечным одиночеством и подрывом священных для других мифов.
Во всех этих историях действует один закон: за долголетие всегда платят новой уязвимостью. Бессмертные теряют друзей, становятся объектами ненависти, оказываются втянутыми в бесконечную борьбу или обретают новые болезни. Фантастика предупреждает: ни одна победа над смертью не бывает бесплатной.
Мы стоим на пороге величайшей победы человечества — победы над старением. Но эта победа может стать величайшей трагедией.
Без радикального обновления всей ткани общества ничего хорошего не получится.
Сегодня мы — начинающие Мафусаилы. Мы первыми слышим обещание вечной молодости. И первыми понимаем: цена этого обещания может оказаться непомерной.
Есть ещё одна опасность, самая коварная. Человеческое общество инертно, оно привыкло меняться медленно. Постепенные перемены дают время для адаптации. Но те сдвиги, которые сейчас предсказывают, не оставят нам времени. Они будут сродни атомному взрыву — мгновенными и необратимыми. И чем всё это закончится, невозможно предсказать.
За поступью как грандиозных медицинских прорывов для всего общества, так и за мелкими технологическими уловками для отдельного человека продолжаем следить на телеграм-канале «ИИ для врачей и пациентов». Приглашаем присоединиться.