Как стать автором
Обновить

Как этика стала самой дорогой проблемой Кремниевой долины, а философия — её самым практичным решением

Время на прочтение 16 мин
Количество просмотров 20K
Увлёкшись скоростью технического прогресса, люди совершили ошибку неопытного военачальника, чрезмерно растянувшего свои войска на марше: к авангарду цивилизации вопросов нет, но то, что осталось столь далеко позади, словно приколочено к прошлому — ненужное нужно выбрасывать, а нужное — поддерживать актуальным. Какой из этих вариантов следует применить к этике — разделу философии, посвящённому осмыслению вопросов нравственности?

Задвинутая, наряду с философией, под тегами «брехня, бесполезное», этика по важности не значимее этикета, и поэтому не рассматривается ни как фактор, оказывающий влияние на реальность, ни как источник поиска решений ряда весьма актуальных проблем — проблем, которые в чистом являются проблемами этики, но из-за отсутствия этики в публичном дискурсе, они остаются недовыявленными, недопонятыми и нерешёнными, пока издержки продолжают нарастать.



Само слово и понятие «этика» придумали древние греки для обозначения философии морали. Думаю, можно даже не касаясь природы самой морали согласиться с тем, что каждый дееспособный человек, так или иначе, обладает некой моралью, проявляющейся в его поведении и поступках даже если он этого не осознаёт. Иными словами, мораль — это не идея и не абстракция, мораль — это вполне реальный поведенческий феномен, наблюдаемый в каждом человеке; что делает вещественной и понятие общественной морали — основанной на совпадающих проявлениях морали в поведении большинства.

Поддержите новые публикации пожертвованием по ссылке money.yandex.ru/to/41001178171050 (карта, ЯД) или через кнопку «Отправить деньги» ниже (ЯД, PayPal)

А вот этика — это уже абстракция; точнее, попытка познания и описания устройства, логики и законов морали; обернувшаяся одной из долгих загадок в истории, потому что без знания о генах и естественном отборе в задаче уже было слишком много неизвестных, чтобы следующие 2,5 тысячи лет реверс-инжиниринг морали был вообще возможен. А в режиме ожидания Дарвина этика превратилась в битву фанфиков — за неимением данных пробелы заполнялись домыслами, например, о божественном происхождении той или иной моральной нормы, принимаемой за константу — чем и осталась по сегодняшний день.

  • Иными словами, появившись с целью разгадки природы морали, этика так и не вышла в своих объяснениях за рамки домыслов.
  • Впрочем, реальная ценность этики заключается в разработке и изучении рукотворных этических систем.

Это означает, что все известные на сегодняшний день системы этики, системы ценностей и норм, по большей части, рукотворны. Причём, вне зависимости от целей своего создания — будь то сочинение новой этики с нуля, или же очередная попытка разгадать устройство морали — ни одна из них не учитывает открытий генетики и эволюционной психологии, без которых ни объяснить мораль, ни разработать эффективную модель с нуля не представляется возможным.

  1. Имеющей право претендовать на окончательность и верность системы этики до сих пор не было создано, как не было и самой возможности это сделать;
  2. этических констант не существует. Моральные возможны — но не доказаны, а без этого любые этические постулаты — не более, чем переменные;
  3. иными словами, нет ничего святого;
  4. поэтому ставить любые этические постулаты под вопрос не только можно, но и нужно.

Именно нужно — этические проблемы, с которыми мы сталкиваемся, являются частью нашей объективной реальности, влияя на неё, оставляя последствия и даже выразимые экономически — это с моралью деньги плохо сочетаются, а посчитать стоимость этических издержек, например, вполне реально.

Один из самых насущных примеров сейчас — политика, которой руководствуются онлайн-платформы массовой коммуникации (в первую очередь, социальные сети и социальные медиа), регулируя отношения между своими пользователями, со своими пользователями — и даже внутренние отношения в своих командах.

Общее положение вещей можно описать как глубокий раскол в условиях идеологической монополии.

Монополия политкорректности


Политкорректность — это секулярная система этики, основанная на трактовке морали с точки зрения через призму левой политической идеологии.

Основная идея политкорректности — не обижай слабейшего.

В каком-то приближении она напоминает легендарную одержимость тибетских монахов последователей джайнизма жизнь прожить, даже букашку не раздавив — ведь любой жучок может оказаться реинкарнацией покойного родственника:
Ортодоксальный джайн процеживает питьевую воду, чтобы там случайно не оказались живые существа (интересно, а существование одноклеточных форм жизни от них со времён Левенгука скрывают?), специальной метёлкой подметает себе дорогу, дабы не раздавить муравья или червяка.

(В просторечии джайнизм, одну из древних индийских религий, не только путают с буддизмом, но и анекдотичное объяснение этой традиции боязнью раздавить реинкарнацию любимого дядюшки, додумывают на основании буддистских представлений о том, что форма перерождения зависит от того, что человек заслужил предыдущей жизнью. Тогда как ненасилие джайнистов основано на их вере в равноценность жизни любого существа вне зависимости от его формы. И встречается джайнизм только на территории Индии, а не в Тибете.)

Но в реальной жизни, конечно, всё выходит совсем не так мило, как задумано: и возведённая в абсолют забота об одних подразумевает повышенные неудобства для других — и если монахи-джайнисты берут все неудобства на себя, то одним из фундаментальных этических принципов политкорректности является уместность защиты интересов обижаемых в ущерб интересам даже не обидчиков, а любого, кто занимает более высокую ступеньку в общественной иерархии (с точки зрения политкорректности).

Политкорректность возникла в политическом движении новых левых. Новые левые — это берущее начало в конце 50-х западное политическое движение борьбы за социальную справедливость.

Новые левые стали попыткой ребрендинга левой идеи, под брендом которой к тому моменту скрывались только сталинизм и его последствия, включая как подавление Советским Союзом Венгерского восстания, так и осуждение культа личности Сталина на XX съезде КПСС, случившиеся в одном и том же 1956 году, — возврата к её истокам до того, как у «старых левых» «что-то пошло не так».

Среди новых левых не было единства ни в отношении идеи классовой борьбы, ни в отношении использования советской символики, хотя серп и молот были, де-факто, символом сталинизма, символом подмены социализма на полную свою противоположность — это было движение не столько идеологов, сколько романтиков, в той или иной степени вдохновлённых гуманистическими идеалами XVIII–XIX веков, и положивших начало левой идее как таковой.

Новые левые объединяли активистов, боровшихся за гражданские и политические права, права женщин, против расовой дискриминации, против преследований за сексуальную ориентацию, полицейского произвола, колониальных войн, начала войны с наркотиками etc. Это была борьба против господства этики нравственности неравенства, закрепляемого иерархической структурой общества, ответом на которую стала зеркальная трактовка проявления любого неравенства как формы угнетения — краеугольного камня в основе этики политической корректности.

Если врагом является само неравенство, мало лишь не давать слабых в обиду, мало их через позитивную дискриминацию, affirmative action поднимать выше по иерархической лестнице — нужно стыдить любое стремление к успеху и росту тех, кто уже выше, кто был менее угнетён или вообще не считается за угнетённого — ведь это тоже увеличивает неравенство.

Собственно, в этом ключевое отличие политкорректности от обычного такта: недостаточно вести себя порядочно, не зарабатывая свой успех ценой чужой беды — когда цель равенство, а не свобода, то невозможно быть свободным от вины угнетателя, возникающей из самого факта неравенства, вины за white privilege, например, или соучастие в патриархате.

Политкорректность ставит планку выше простого отсутствия fat shaming и боди-позитивного отношения к людям любых фигур и телосложений — для этого бы хватило и обычной корректности; в парадигме политкорректности накачать собственный пресс — тоже fat shaming.

(Это не шутка и не преувеличение: политкорректность возникла в борьбе за социальную справедливость, это этика борьбы, это этика военного времени — поэтому любая ситуация через призму политкорректности выглядит противостоянием, и если социальным злом признаётся fat shaming, то политкорректность встаёт на стражу угнетённых людей с лишним весом, страдающих, например, от неравенства в области личной жизни, секса и знакомств — против, получается, всех остальных. И с этой точки зрения чужой пресс — это не чужое дело, а увеличение дистанции, усугубление неравенства и ещё более печальное положение на дейтинговом фронте.)

Этика равенства требует от того, кто «равнее других» чуть-чуть пригнуться, скукожиться, чтобы уменьшить дистанцию, а не преувеличить её.

Борьба за социальную справедливость — дело, без шуток, хорошее. Но есть разница между борьбой двух взглядов — и сокращением дистанции во взглядах. Скажем, борьба за расовое равноправие уже давно завершена. Это не значит, что расизм или дискриминация исчезли — это значит, что дискуссия на тему «равен ли чернокожий белому человеку», в которой обе стороны имели сопоставимое соотношение сил и уверенности в превосходстве своей этики, осталась в прошлом. Дистанция между людьми осталась — но линия фронта, их разделявшая, исчезла. Пришло время системы ценностей, поощряющей сотрудничество и терпимость.

В этих обстоятельствах этика борьбы — пусть даже за правое дело, за социальную справедливость — становится уже деструктивной, потому что при взгляде через призму политкорректности — вот она, линия фронта, на месте, и никуда не исчезала. В результате, этика, победившая в борьбе с другой системой ценностей, действует уже как инструмент раскола. Причём, в отсутствие реального противостояния с иной системой ценностей, поводы для искусственно симулируемых расколов становятся всё абсурднее — что мы и наблюдаем в ситуации с движением, начавшегося со Стоунволла, Розы Паркc, Мартина Лютера Кинга, но не ушедшего вовремя на покой — в котором извёдшие само понятие борца за справедливость до издевательского стёба Social Justice Warriors (SJW) идут на смертный бой с твитами десятилетней и фотографиями тридцатилетней давности.

Политкорректность XXI века


Впрочем, живучесть политкоректности объясняется не только упорством SJW — она протухла ещё к 90-м, и, по всем признакам, к рубежу тысячелетий она уже начинала сходить на нет — и тут ей подфартило: случилась революция — лучший подарок для всякого левого — революция Web 2.0, революция социальных сетей, неожиданно оказавшаяся благодатнейшей почвой для ренессанса идеологии политкорректности, с новой энергией рвущей коммуникационную ткань противоречиями уже в XXI веке.

Большим скандалом обернулось увольнение в 2017 году «Гуглом» Джеймса Дамора, инженера и биолога по образованию за то, что в аналитической записке, составленной по просьбе коллег, он упомянул о биологически обусловленной разнице в психологической предрасположенности людей разного пола к разным родам деятельности — иными словами, что женщин в софтверной разработке меньшинство, потому большинство нашли себе занятие поинтереснее.

В аналогичной ситуации и Twitter, а с ним и YouTube: банятся блоггеры, демонетизируются видео — и всё это происходит в очень нервной обстановке, потому что на каждого пользователя, согласного с происходящим, найдётся по юзеру, небезосновательно упрекающих проводимую сервисами политику в разных грехах против здравого смысла.

Интернет, ещё недавно бывший пространством, предоставленным самому себе, в значительной степени организуемым самоорганизацией, вдруг превратился в поле битвы священной инквизиции с еретиками, которых уже почти буквально пытаются в «Гугле» забанить.

Этот разворот был бы крайне драматичен, не будь он так ироничен: социальные сети создают асоциальные люди. В этом есть логика: текстовое общение лишено присущей личному контакту невербалики, традиционно тяжело дающейся аутичным интровертам — и в нём допустима небольшая задержка на обработку поступающей информации на уровне высшей нервной деятельности, которая в живом диалоге, требующем моментальной реакции на подсознательном уровне, бы превратилась в неуклюжую паузу.

Но для большинства людей невербалика является неотъемлемой и необходимой, как хромосома, составляющей здорового общения — без которой люди теряют чувство равновесия, что приводит к разнообразным искажениям форм общения на пространстве, деформации самих принципов коммуникации на уровне ДНК — иными словами, к онлайн-общению, каким мы его сегодня знаем — гротескному, чудовищному и деструктивному.

Хорошая новость в том, что люди, в массе своей, не так плохи, как их комментарии — большинство просто дезориентировано без привычных костылей в виде потока информации в формате невербальной коммуникации: думаю, это можно сравнить с одновременным привыканием глаз к темноте и вестибулярного аппарата к качке в трюме морского судна ночью в шторм, — а теперь представьте, что в трюме ещё и куча народу, которые постоянно натыкаются друг на друга самым неуклюжим образом — думаю, общее впечатление от царящей там атмосферы и эффективности коммуникации тоже не будет внушать сильной веры в человечество.

Кстати, набирающая популярность эмоджи — очень похоже на следствие этого дефицита невербалики, некий адаптационный механизм, костыль для человека, который заново учится ходить после травмы спины. Это тоже хорошая новость, потому что бесконечно растущий ассортимент эмоджи и массовый интерес к их новым видам, порой, так и подталкивал к определённому ходу мысли.

Но пока процесс адаптации к возросшей роли вербальной коммуникации не завершён — как и эволюция средств и способов передачи и получения информации онлайн тоже; интернет — это переполненный людьми гигантский тёмный трюм в штормовую погоду.

И перед экипажем корабля, состоящим из ощущающих себя абсолютно органично в этой среде гиков, встаёт задача наведения хоть какого-то порядка среди этого дезориентированного большинства и в своих отношениях с ним во время шторма, хотя и в штиль они друг друга не очень понимали, и вообще этот корабль был их спасением ото всех этих сухопутных ритуалов.

И Джек Дорси, придумавший Twitter, вдруг оказался в ситуации инженера-актустика, спроектировавшего новую сцену Мариинки, которому вдруг объявили, что с этого момента он даёт по два концерта в неделю, подменяя Гергиева в качестве дирижёра.

Как он попал в эту ситуацию? Ведь долгое время Twitter, как и Facebook, как и YouTube, и многие другие платформы прекрасно ощущали себя в роли платформы, и вмешательства в жизнь коммьюнити, по большей части, ограничивались разруливанием копирайтных претензий.

В каком-то смысле это были беззаботные языческие времена сродни жизни обитателей Карибских островов до высадки Колумба на их берегу. Иными словами, анархичное пространство эклектичных языческих верований впервые столкнулось с организованной религией — точнее, идеологией. Речь, конечно же, о политкорректности — и SJW в качестве её миссионеров. Пользуясь идеологическим вакуумом относительно атомизированного по структуре коммьюнити, SJW принялись раскачивать лодку, создавая и спрос, и предложение одновременно: все публичное сетевое пространство превратилось в непрерывный генератор праведного гнева, возмущения и оскорблённых чувств, направленных как вовне, высказываясь, не без содействия медиа, ни много ни мало, за всю Одессу как бы от лица целого интернета: интернет то, интернет сё — на любую активность за его пределами, — так и вовнутрь, в полном соответствии с парадигмой этики военного времени, превращая любое коммуникационное пространство в по ту и по эту сторону фронта, вовлекая всё больше юзеров, пока не охватят достаточно много пользователей, вызвав у них эмоциональную реакцию на свою активность — и неважно, положительную или отрицательную — важно, что в какой-то момент в «Твиттере» уже достаточно много людей, которых достали SJW — или которые поддерживают SJW: раскол на два лагеря успешно завершён, и многие юзеры, особенно по «ту» сторону фронта даже сами не поняли, как они оказались приписаны к некой идеологической идентичности, но трайбализм в человеке укоренён настолько фундаментально, что достаточно и такого ненавязчивого приглашения, чтобы первобытные социальные инстинкты перехватили управление поведением на себя.

В результате, пространство, на котором этические дискуссии не выходили за пределы частных разборок, превращается в Верденскую мясорубку систем ценностей — и SJW, находя всё новых и новых виновных перед трибуналом политкорректности, создают, одновременно, и спрос — видимость огромных, катастрофического масштаба, этических проблем: дискриминацию, харарсмент, хейт спич, травлю, клевету, неуважение, оскорбления, — а также поднимающую голову идеологическую угрозу — пробуждающуюся фашистскую гадину, антисемитизм, ультраправый активизм; и предложение — то есть, свою систему ценностей как модель для организации взаимоотношений коммьюнити и платформы, конструктор из элементов и принципов, из которого уже можно было можно собрать необходимые политики, регулирующие контент, взаимоотношения пользователей на платформе и платформы с пользователями.

А чтобы намёк был понятнее, разумеется, сама платформа тоже должна подвергаться нещадной критике за моральное попустительство как за соучастие, подталкивая к неизбежному выбору системы ценностей, руководствуясь которой платформа сможет перейти к активным действиям.

Тут-то и оказалось, что, за исключением хтонического ужаса ультраправой идеи и торжествующего анархизма ультралевого Анонимуса, более всего смахивающими на «общепринятые моральные нормы» оказались идеалы политкорректности под защитой воинов социальной справедливости.

Их давлению гикам было нечего противопоставить — и не было причин это делать: они знали, что есть какая-то моральная норма, и, за неимением альтернатив, они решили, что политкорректность — эта норма и есть. И один за другим, гиганты индустрии открыли свои ворота SJW, принимая их веру, ценности и сторону на поле вечной битвы за социальную справедливость.

Впрочем, не в политкорректности дело — это не проблема, а лишь её указатель


К этому моменту, чувствую, армия SJW обрела уже почти завершённый образ силы злобной, опасной и целеустремлённой — какой, кстати, с лёгкой руки Джордана Питерсона стало модно видеть весь левый фланг этически-политического спектра.

Нет ничего дальше от истины — определённо, даже системы ценностей, имеют определённые эволюционные механизмы выживания (не напрямую, а посредством их носителей, разумеется) — даже идеи не могут уклониться от естественного отбора.

Но это не значит, что распространение заразы политкорректности, которая, за отсутствием настоящей борьбы за настоящие идеалы, всё больше начинает функционировать как раковая опухоль, пусть и переносимой посредством индивидуальных сознательных усилий множества людей, имеет собственную волю или централизованно управляется.

Реальная причина роста этой раковой опухоли — полное отсутствие здорового этического иммунитета. Увлечённые прогрессом техническим, люди совершенно не заметили, что прогресс идейный во многих аспектах замер в XIX веке — вся современная левая идея, выросшая из «новых левых», попытавшихся переустановить идею с нуля, то есть, с философского фундамента, на котором стоял ещё Карл Маркс, упуская из виду такие мелочи, как 200 последующих лет развития представлений о человеческой природе с точки зрения биологии — которые должны бы, по идее, быть включены в новые релизы этических систем, но этого не происходит — потому что новых релизов не было: общество XXI века ушло в онлайн, наделяет юридической субъектностью роботов, решает дилеммы клонирования, гадает, какой окажется встреча с ИИ — и при этом пытается регулировать громадную сферу общения на основе идей XIX века, уже два века наяривая шарманку левые против правых, социалисты против фашистов, либералы против консерваторов — которая, кстати, отлично ложится на племенные инстинкты первобытного человека, умудряясь ещё сильнее архаизировать дискуссию, которая итак представляет собой 200 лет дня сурка.

При этом, чтобы противостоять этому ценностному «взрыву из прошлого» не нужно даже особо стараться, и создавать новую идею или новую философию: достаточно поставить под сомнение ту, с которой уже приходится иметь дело.

Этический консалтинг — эффективное несуществующее решение реальной несформулированной проблемы


Речь, по сути, об этическом ДНК — базовых принципах, которые кладутся в основу политики сервисов в управлении коммьюнити: какое поведение считается приемлемым, какой контент считается приемлемым, на какие жалобы юзеров и какими санкциями реагировать. Причём, в отличие от реального ДНК, этическое ДНК абсолютно полностью поддаётся расшифровке и редактированию — чтобы не занести в бизнес XXI века какую-нибудь старую идейную болячку из XIX столетия.

Потому что любая этическая система (тем более, замершая в развитии на 200 лет) полна изъянов. И её не только можно, но и нужно подвергать критическому анализу, не принимая на веру ни одного постулата, ни одной заповеди — уже смягчив конфликтогенность сделанного выбора.

Причём, глубина допилки системы ценностей зависит от желания, умения и фантазии — как «Тачка на прокачку» в гараже хорошего тюнингового ателье: что, если прогнать те же ценности политкорректности (а заодно и консервативные, и ультраправые) через открытия последних 150 лет в психологии, генетике, бихевиоризме, математике (проверив, как старые идеи прореагируют с теорией игр, например) и экономике?

Так ведь можно нечаянно получить набор этических установок, учитывающих всю полноту нынешних знаний о природе и поведении человека, которые уже не будут раскалывать аудиторию на лагеря самим фактом своего существования — да ещё и, поди, помогут повысить качество и уровень комуникации пользователей на платформе.

Если подойти к разработке политики модерации, и системы ценностей в её основе осознанно и методично, а не как к прыжку веры — страшно, но выбора нет, была не была — то и результатом будет инструмент развития коммьюнити, а не жертвоприношение богам эгалитаризма.

Можно вообще выкинуть политкорректность и взять любую другую философию или систему ценностей на выбор, хоть наугад — ревизия с учётом поступивших с момента её основания научных сведений из любого мракобесия может сделать вполне адекватную и полезную рабочую систему ценностей.

Каждый бизнес, который в какой-то момент сталкивается с необходимостью учитывать в своей деятельности не только законы страны, экономики и физики, но и представлениями о том, что такое хорошо и что такое плохо, может собрать собственную систему ценностей, потому что констант в морали очень мало, а в этике и вовсе нет ни одной — фундаментальность принципов заменяется их высокопарностью: все постулаты, которые прячутся за ореолом святости — первые кандидаты на выход из храма.

Но мало какому бизнесу это может понадобиться. Зато что нужно всем — это взять критический подход на вооружение; даже приняв в качестве корпоративной системы ценность идеалы политкорректности, всегда можно вычеркнуть или переписать пару-тройку пунктов правил, даже рискуя их консистеностью, ради их лучшей перевариваемости.

Как только бизнесы начнут смотреть на предлагаемые моральные императивы теми же глазами, как на коммерческие предложения, оценивая их по тем же критериям, что коммерческие предложения, а не по яркости праведного огня в глазах или твёрдости в голосе праведника — количество коммивояжёров чистейших идеалов резко пойдёт на убыль, только одним этим резко улучшив психологический климат любого коммьюнити.

Издержки некритичного подхода к вопросам добра и зла


Судя по всему, идеалы политкорректности — это последний успех жреческого сословия. С древних времён жрецы всевозможных богов находили пути к реальной власти на одним лишь мастерстве заливания bullshit в уши, продавая невидимый товар за звонкую монету.

Разумеется, любой кредит доверия иметь свойство заканчиваться — и «всё невещественное стало несущественным». И всё-таки уязвимость в человеческом софте никуда не делась — распознавая знакомые типы угрозы, вроде религии, люди всё же оказались беззащитны перед лёгким секулярным ребрендингом, и вновь эту уязвимость используют так же, как и пять тысяч лет назад: чтобы продать невидимый товар за реальную цену.

Судя по механизму действия — это какой-то баг, связанный с ощущением святости; которое срабатывает как универсальная отмычка или мастер-ключ: если взломщику удалось нажать на нужные кнопки, запускающие реакцию «это святое» — это джек-пот. И заметить, как срабатывают те или иные триггеры, переключающие реакции людей в режим «это святое», отключающий критическое мышление довольно просто, — а начав замечать этот момент, замечаешь тревожное большое число до сих пор действующих триггеров в ходу — впрочем, старые ценности из наборов «патриотизм» и «трайбализм» уже явно выдыхаются; а вот некоторые ценностные установки из набора левых взглядов, включая политкорректность, ещё способны выуживать блага, запуская сценарий «это святое».

Кстати, возможно, секретом вновь удавшейся эксплуатации этой уязвимости является применение отмычки «святости» на организациях, а не конкретных людях — организации, в среднем, склонны вести себе трусовато и бояться шума больше, чем убытка, потому что поведение организации — всего лишь функция от поведения лиц, принимающих решения; а в корпоративной среде рациональным выбором между решительностью, когда всё внимание приковывается к одному топу, и весь груз ответственности оказывается на его плечах, и трусостью, которую легко можно не принимать на свой счёт, — иными словами, выбор между принятием ответственности и её сливом с размазыванием её на весь коллектив — часто оказывается выбор слива.

Тем не менее, масштабы слива как динамичных и демонстративно горизонтальных по механике принятия решений компаний вроде Google, Twitter, так и традиционных корпораций типа Coca-Cola всё же выглядят, порой, гротескно утрированными — способность точечно заглушать критическое мышление и готовность разменивать психологическую атмосферу в команде и даже, частично, публичную репутацию, позволяя продавцам невидимого товара выполнять их ритуалы по призыву диверсификации, утягиванию неравенства и изгнанию злых духов микроагрессии прямо на территории кампуса выглядит откровенно пугающе.

Помимо ущерба репутации, атмосфере в коллективе (особенно в этом отличился Google, в котором сотрудники оказались зажаты между тренингами по гендерной диверсификации и запуском подцензурной Компартии Китая версии поиска) компании ещё и буквально сливают гигантские средства на содержание безумного штата модераторов. Сейчас рекорд по расстоянию уехавшей крыши с большим отрывом держит, по-моему Цукерберг — впрочем, в его случае, это не столько колдунство SJW, сколько попытка заглушить голоса из американского Конгресса, упрекающие Facebook в попустительстве применению его рекламных инструментов иностранными государствами для решения пропагандистских задач: «Ла-ла-ла, ничего не слышу, очень много новых модераторов добавили, тысячи их».

Впрочем, они и за соблюдением этических стандартов, как и у остальных, основанных, конечно же, на иделаха SJW следят — как они с этим справляются, я не в курсе, как они будут останаливать fake news и кремлёвскую (а также, по слухам, пекинскую) пропаганду — тоже, но вот выполнить простой запрос на смену названия страницы, которую я администрирую, они даже с трёх попыток так и не сумели.
Теги:
Хабы:
Если эта публикация вас вдохновила и вы хотите поддержать автора — не стесняйтесь нажать на кнопку
+42
Комментарии 182
Комментарии Комментарии 182

Публикации

Истории

Ближайшие события

Московский туристический хакатон
Дата 23 марта – 7 апреля
Место
Москва Онлайн