Радик Оганесович Ананян — один из первых сотрудников открывшегося в 1956 году Ереванского НИИ математических машин. В интервью музейному проекту DataArt он вспоминает, как работал новый институт, как создавались первые ЭВМ и как снимался короткометражный фильм «Короткое замыкание», выигравший первое место на кинофестивале в Москве.
На фото Радика Ананяна работники института с коллегами на демонстрации 1 мая 1960 года. Сам фильм «Короткое замыкание» и еще одна лента Радика Оганесовича — ниже в статье.
Фотограф и радиолюбитель
— Родился я в 1934 году в Ереване. В школьные годы увлекся радиолюбительством. У моего школьного товарища был сосед Сергей Шахазизян. Он тогда то ли в институте учился, то ли уже работал. Сергей мне и объяснил, как устроены радиолампы — тогда все делалось на них. С Сергеем мы сдружились, наверное, я ему понравился своими техническими наклонностями. Потом он работал в Доме радио и первым придумал устройство, которое позволяло при выключении микрофона избежать щелчка. Никто не мог от этого звука избавиться, а он это сделал. Очень талантливый парень, его давно уже нет с нами.
В школьные годы мне очень хотелось собрать усилитель, чтобы слушать музыку. Сергей подсказал как, и я сделал. По тем временам это было здорово, тем более что он был с электромотором на 78 оборотов для пластинок — его я купил в Москве. Получился усилитель с проигрывателем. В дальнейшем я собирался сделать магнитофон. Когда в первый раз его увидел через окно одного учреждения, был потрясен. Благодаря журналу «Радио», понял, как это работает. Правда, до сборки дело так и не дошло.
Ереван в 1940-х, площадь Ленина, теперь площадь Республики
— В радиолюбительский кружок вы не ходили?
— Нет. Мое радиолюбительство — в чистом виде самодеятельность, развивалось оно благодаря Сергею Шахазизяну. Это был конец 1940-х годов, в школе еще даже предмета «труд» не было, его потом ввели.
— Как в семье относились к вашему увлечению?
— Нормально, наверное. Я всегда чем-то занимался, что-то чинил, строил.
— Куда идти учиться после школы, вопросов не возникало?
— Хотел поступить на архитектурный, но не прошел по рисованию. Еще со школьных лет я занимался фотографией. Первые мои цветные снимки были сделаны в 1947 году, когда в Ереване только появились бумага и пленка.
Радик Ананян
— Это был сложный процесс?
— Очень сложный. Чтобы напечатать одну цветную фотографию, приходилось сидеть всю ночь. Нужно было дождаться, чтобы родные легли спать, и я мог работать в темноте. Вода для проявки не должна была быть теплее 18 градусов… С трудом я освоил это дело, но постоянно им не занимался. Тем более, в школьные годы ничего не зарабатывал, а это стоило огромных денег. По копейкам собирал, чтобы пленку одну купить.
НИИ математических машин
— Что было после того, как вы не поступили в архитектурный?
— Отслужил в армии и пошел работать в Институт физики радистом. Затем, перешел в НИИ математических машин. Параллельно стал заочно учиться в МЭИ, а с 3-го курса перевелся на очное отделение Ереванского политехнического института — на факультет кибернетики. Т. к. учился на очном отделении, пришлось работать на полставки. Тогда же я организовал любительскую киностудию.
Кадр из фильма «Короткое замыкание», реж. Радик Ананян, Ереванский НИИ математических машин, 1967 г.
— Получив диплом, вы вернулись к прежней работе в НИИ?
— Я вернулся еще до получения диплома, на последнем курсе. Позвали, потому что накопители на магнитной ленте для долговременной памяти, которыми я занимался, уже пошли в серию, их надо было сдавать приемной комиссии. Я был хорошо знаком со всеми узлами этих устройств, мне дали полный оклад и право являться на работу в свободное от учебы время с условием произвести испытания в срок и сдать готовые изделия.
— Когда вы перешли в НИИ математических машин?
— В январе 1957-го, можно сказать, в организационный период, потому что образовался ЕрНИИММ в октябре 1956-го. Тогда это было двухэтажное здание на окраине города. Кругом — пшеничные поля. На сегодняшний день это уже часть города.
О новом институте я узнал от отца моего школьного товарища. Пришел на собеседование к главному инженеру и был принят на должность техника. Первым директором ЕрНИИММ (Ереванского НИИ математических машин) был Сергей Мергелян, один из самых молодых академиков Союза. Он недолго руководил институтом, потому что занимался наукой. Но его очень любили, и в будущем институт назвали его именем.
Разработка ЭВМ «Арагац» велась во втором отдела ЕрНИИММ, 1958 г.
Постепенно институт развивался, построили новые корпуса, жилой массив. Большущий комплекс — там и институт был, и завод. Я стал ведущим инженером, последний год работы в институте занимался закрытой темой.
— Расскажите о первых днях работы в ЕрНИИММ.
— Большинство принятых на работу сотрудников сразу отправляли на стажировку в разные города Союза — Пензу, Ленинград, Минск. В Пензе, например, был завод вычислительной техники, если не ошибаюсь, выпустивший М-3 — одну из первых машин в СССР — мы ее потом копировали. Те, кто не уехал набираться опыта, читали книжку японского автора Ицхоки «Импульсная техника». Чем мы будем конкретно заниматься, тогда мало кто понимал. Потом мы получили первый осциллограф. Черный, большой. Позже появились маленькие, СИ-1.
У каждого из нас было место за лабораторным столом. Инженеры и техники сами собирали для себя блоки питания под разное напряжение, которое мы получали от наших же генераторов.
Коллега Радика Ананяна Сурен Айрапетян собирает блок питания. ЕрНИИММ, 1960 г.
— Когда вы впервые увидели вычислительную машину?
— Я машину не видел, пока мы не сделали ее сами. Называлась она «Арагац» в честь нашей горы. Большущая, работала на радиолампах. Т. к. лампы нагревались, нужна была мощная вентиляция. Из-за нее мы все неоднократно болели.
Восхождение на Арагац, 01.08.1958 г. Второй справа — Радик Ананян
— Архитектуру машины разработали в вашем институте?
— Да, хотя я к ней не имел отношения, потому что занимался вводом информации. Делалось это с помощью кинопленки. После засвечивания и проявки она становилась абсолютно непрозрачной и черной. На ней мы специальным перфоратором выбивали отверстия. Кстати, этот перфоратор для двоичного кода я разработал и собрал на электромагнитных реле. Вывод делали пишущей машинкой. В нашем институте были специалисты фактически всех направлений вычислительной техники, потому что все приходилось делать самим. Был отдел питания машин со всеми необходимыми напряжениями. Эти лампы колоссальное количество энергии потребляли.
Наш отдел занимался внешними устройствами. Колоссальное достижение — большой куб на ферритовых кольцах (каждый бит), который мог хранить 4 килобайта.
Накопитель на магнитной ленте (НМЛ) для первых ЭВМ, ЕрНИММ, 1960 г.
Для памяти использовали два вида магнитных носителей — магнитные ленты и магнитные барабаны. В дальнейшем применяли магнитные диски пензенского завода. Диски друг на друга ставились штук по 10–20, смотря, какая конфигурация устройства, а магнитные головки между ними считывали и записывали. Когда начинались сбои, диск доставали и чистили спиртом. Под это дело командированные сотрудники все время у меня просили спирт. У меня было два вида — нормальный спирт и технический. Когда нормальный кончился, говорю: «Технический не дам — отравитесь». Они: «Если бы травились, половины бы завода уже не было!» Оказалось, они его тоже пили.
Ячейка усилителя и формирователя ЭВМ «Арагац». ЕрНИИММ, 1958 г.
— Вы помните, как запустился первый «Арагац»?
— Это постепенно происходило. ЭВМ — не самолет, который должен сразу подняться в воздух. Тот же ввод мы делали от руки тумблерами. Потом процесс автоматизировали, стали применять перфораторы и устройство ввода. Самое трудное в этих машинах — найти, где произошел сбой. Тысяча ламп, надо понять, какую из них заменить.
— Были нормативы по времени работы без перебоев?
— Да, о них мы узнали, когда межведомственная комиссия приехала принимать работу. «Арагац», кстати, эксплуатировался мало. Но то, что его создали, для того времени уже было здорово. Потом мы еще делали усовершенствованную ЭВМ «Ереван». Когда ее сдавали, уже велись работы по полупроводниковой машине. Появились диоды, потом транзисторы.
В конструкторском бюро ЕрНИИММ, 1960-е гг.
— Полупроводниковые машины — тоже ваши собственные разработки?
— Да, абсолютно. Потом уже пошла интеграция. Ввод делает один город, вывод — другой. Если память не изменяет, из периферийных устройств у нас в разработке остались только магнитные ленты.
Перед испытанием накопителя на магнитной ленте. Второй слева — Радик Ананян, Ереванский НИИ математических машин, 1960 г.
ЕС ЭВМ
— Ваш институт занимался и ЕС ЭВМ. Как это было? Координация шла из Москвы?
— В то время по всем отраслям создавались головные институты. Головным по вычислительной технике для нас был НИЦЭВТ. Они заведовали всем хозяйством — где что будут делать. Каждый институт в Союзе разрабатывал свою систему. На наш институт была возложена разработка средних машин: ЕС1030, ЕС1045.
— За основу ЕС брали IBM. Они у вас были?
— Нет, вначале мы исключительно книгами пользовались. Когда в СССР вышла книга «IBM-360», в Армении ее сразу раскупили. Кроме нашего института, стали появляться другие организации, которые занимались вычислительной техникой и смежными отраслями. В 90-е все это грохнулось.
Торжественное заседание, посвященное 10-летию ЕрНИИММ, 1966 г.
— Каким было отношение к проекту ЕС в Армении?
— У нас его нормально воспринимали. Мы настолько отстали, что нужен был какой-то прототип. Невозможно было самостоятельно идти в этом направлении, не зная, что делается в Америке. У них — прогрессивные технологии, мы вынуждены были их заимствовать. Это не только в вычислительной технике было — во всех отраслях. Всегда у нас был девиз «Догнать и перегнать». Но книга, которую у нас выпустили об IBM — неполная. Некоторые главы остались для нас секретом. То есть сделать машину по ней было нельзя — пришлось додумывать самим. Поэтому ЕС не идентичны IBM, переработаны в собственном соку, так скажем. Много изменений сделали наши ребята, естественно, к лучшему. Всегда, когда берешься что-то делать, стараешься, чтобы получилось лучше прототипа.
— Когда вы занимались разработками, на каком языке велась документация?
— На русском. По всему Советскому Союзу было так, чтобы можно было лучше понимать друг друга. Вот в академических институтах, тем более по гуманитарным предметам, уже национальные языки использовались.
Досуг и спорт
— Каким был обычный рабочий день в институте?
— В каждом отделе по-своему. У кого-то хорошая работа была, у кого-то такая, что сделаешь не сделаешь — все равно. Ближе к моменту сдачи изделия начинался аврал. Времени не хватало, и вечером и ночью сидели. После этого нам давали отгулы. Неделю отдохнешь, потом начинаешь снова накаляться.
Сотрудники ЕрНИИММ на демонстрации, 7 ноября 1959 г.
— После сдачи перед отдыхом был праздник?
— Естественно. Когда сдавали машину, в ресторане устраивали банкет для себя и комиссии. Деньги собирали, с приглашенных не брали.
— Каким еще был в институте совместный отдых?
— Ходили в горы. Организовывал это то ли комсомольский комитет, то ли профсоюзный. Они всегда занимались досугом работников, помогали в каких-то вопросах. Если машину надо — выделяли. Надо палатку — покупали. В то время было все что надо для таких мероприятий.
Восхождение на Арагац, сентябрь 1958 г. Слева — Радик Ананян
Был у нас и радиокружок — учили азбуку Морзе, играли в «Охоту на лис». Это такой радиолюбительский спорт. Каждый делал себе усилитель, который работал на направленную антенну. Лиса — это передатчик, спрятанный где-то в горах и дающий сигнал через какой-то интервал времени. Ты его ищешь. На старте соревнований — 10–30 охотников, потом они разбегаются по разным направлениям, потому что у каждого прибор показывает свое. Кто первый найдет «лису», тот выиграет.
В радиоклубе ЕрНИИММ, 1960 г.
Создание вычислительного центра
— Почему вы ушли из ЕрНИИММ?
— В 1976 году Совету министров Армении понадобился инженер, знакомый с вычислительной техникой. Меня рекомендовали туда на должность заведующего отделом. В то время в СССР организовывалась сеть Вычислительных центров. Головной — Вычислительный центр правительства Советского Союза, также ВЦ стали открывать во всех республиках, потом — во всех министерствах и разных крупных управлениях.
Сначала я был начальником пункта информации и связи. Потом создал отдел с этим пунктом и стал заведующим. Так и работал до 1993 года.
— Когда вы перешли на новое место, работа оказалась заметно другой?
— Она очень сильно отличалась. В институте мы создавали что-то, а здесь эксплуатировали. Пункт информации и связи — как бы вычислительный центр. Я его называл «конечные выходные устройства машины». Сама она находилась в Москве.
— Т. е. у вас была модемная связь с московской машиной?
— Да. Я поэтому и сказал «как бы» вычислительный центр. Настоящий вычислительный центр мы сделали позже — мне поручили его создать. Купили машину, потом, когда появились компьютеры, стали создавать сети. Но это уже другая история.
— Что было после 1993 года?
— Разочаровавшись во всех новшествах после развала СССР, я подал заявление и уехал за границу. С 2000 до 2004 года жил в Питере, потом еще 4 года — в Канаде. Вернулся в Ереван и больше не хочу уезжать.
Ненужные блоки ячеек, 1963 г.
Первые персональные компьютеры
В монтажном секторе ЕрНИИММ, 1963 г.
— Когда вы впервые познакомились с персональным компьютером?
— Помню, купил сыну БК. Он без экрана, надо было подключать к телевизору и кассетному магнитофону. Клавиатура была своя, и больше ничего. Сын играл, когда был маленьким. Первые нормальные компьютеры мы получили в 1988-м, когда случилось землетрясение. Тогда нам все помогали, и фирма IBM прислала 10 современных компьютеров с принтером. Их распределили по большим городам в зоне землетрясения. Через них мы получали сведения по всем работам, касающимся восстановления страны.
Собственный компьютер я собрал, когда жил в Питере, — из того, что можно было купить в магазинах. Потом в Канаде купил бэушный компьютер. Позже «Тошибу» — уже лэптоп, новый, нормальный. С того момента у меня всегда ноутбуки.
«Короткое замыкание» и награды
С коллегами на демонстрации 1 мая 1962 г.
— Как развивалась вычислительная техника в Армении времен СССР? Было что-то свое?
— Трудно сказать. Поначалу мы совсем ничего не знали. Постепенно, когда стали делать машины, уже могли идти в ногу со всей нашей наукой. Нас всегда старались несколько опустить, это, наверное, естественно. Но у нас уже были хорошие специалисты. Везде они появились — Вильнюс этим делом занимался, Минск, Киев… Я все время проводил в командировках. Иногда поручал поездки кому-то другому, чтобы самому не ехать. Бывал везде, где отрасль работала. Сначала ездили обсуждать вопросы по созданию. Когда изделие поставлялось заказчику, приходилось ехать, чтобы научить его эксплуатировать, ремонтировать.
— В заграничных командировках бывали?
— Я — нет. Один раз поехал из-за кино — в Чехословакии был фестиваль по 16-миллиметровым фильмам.
— Расскажите про киностудию в институте.
— Я ее создал, потому что меня очень интересовало кино. Сначала в ней было три человека, потом немного больше. Маленьким коллективом снимали фильмы. Артист, которого вы видели в «Коротком замыкании», работал у нас ведущим конструктором. Этот фильм мы сняли к 10-летию института, но он не был первым. Один из наших ребят был в Японии и оттуда привез 8-миллиметровый киноаппарат. На нем мы сняли фильм, который назывался «Я, он, она». В нем тоже играли институтские работники. Сюжет такой. Человек в лотерею выиграл машину, абсолютно не понимая, как на ней ездить. Он пишет объявление, что ищет инструктора по вождению. Наш конструктор как будто безработный и немного аферист, который как бы все умеет, но не умеет ничего. Он говорит, что научит, хотя сам не знает, как ехать. В результате у них авария происходит.
Героя, который хотел научиться, играл как раз парень, ездивший в Японию. У него была своя «Волга». Требовалась вторая машина. В институте их было очень мало, всего у нескольких человек. И вот свой старый «Москвич» предоставил наш главный инженер, ему сейчас 102 года. Сделали сцену столкновения — обратная съемка там была. Потом по сценарию герой понимает, что его обманывают, бежит за аферистом, чтобы его побить. Оказалось, на улице эту сцену не снять — толпа собралась. Рядом — Дом моды, в котором меня знали — я там когда-то фотографировал. Пошел к ним, попросил сделать как бы показ моделей. Аферист вбегает туда, снимает пиджак и ходит по подиуму, будто сам одежду показывает.
Этот фильм у меня не сохранился — кто-то взял и не отдал, а копий не было. Слова «оцифровка» тогда тоже не существовало. Потом мы были очень рады, когда в «Берегись автомобиля» увидели заимствованный из нашего фильма сюжет.
Фильм «Короткое замыкание», реж. Радик Ананян, 1967 г.
— За «Короткое замыкание» вы получили какие-то награды?
— В Ереване было общество кинолюбителей. Когда там узнали, что у нас есть 40-минутный фильм, попросили показать. Затем на республиканском конкурсе мы заняли 1-е место, и общество отправило наш фильм в Москву на Всесоюзный кинофестиваль любительских фильмов в честь 50-летия советской власти. У них был регламент — не более 20 минут. Я уже и сам думал, что надо сокращать. Нам, конечно, интересно было смотреть на самих себя, но это неинтересно постороннему зрителю.
Когда сокращал, много драматичных моментов было — резать жалко. Но сделал на 20:17 минут даже эпизод с участием директора НИИ вырезал. Я и режиссером был, и руководителем. Сам проявлял, делал звук. В итоге мы получили диплом за первое место среди 16 мм фильмов, а конструктор Саркисов — за лучшую роль.
Видимо, благодаря «Короткому замыканию» следующий пленум радиолюбителей СССР прошел в Ереване. Его участники побывали в нашей студии. Мы их приняли так, что они потом в Москве об этом рассказывали с восхищением. Когда мы делали к фильму звук, параллельно записывали разные хохмы. Потом решили сделать их по тематике этого пленума. Наш конструктор Леня приветствовал гостей от имени людей разных национальностей. С соответствующей дикцией, акцентом. Сейчас это уже показалось бы тривиальным, но тогда было настолько смешно и неожиданно, что легли все.
Гангстеры против ЭВМ в фильме Радика Ананяна «Ограбление произойдет в полночь». Лента участвовал в конкурсе 16-мм фильмов в Брно в 1969 г. Из-за недавнего подавления «Пражской весны» обстановка была напряженной, поэтому Радик Ананян оказался одним из всего лишь двоих представителей СССР на фестивале. Вторым был один из членов жюри. В кадре можно увидеть ЭВМ «Арагац» и «Наири».