Виктор Живицкий на момент описанных здесь событий имел двадцатилетний опыт в сетевой инженерии. У него была жена, дочь и рабочая виза в Таиланде. Когда в 2015 году в центре Бангкока прогремел взрыв, он потерял и жену и дочь. Он не смог вернуться к работе, начал забывать спать, есть, и стал находить себя среди незнакомых мест, дорогу к которым кветиапин и венлафаксин исправно вычёркивали из памяти. Когда и медстраховка исчерпала себя, Виктор был в том же состоянии, в которое его погрузила весть о гибели жены и дочери: он крепко отсутствовал в себе.
Жизнь не щадит слабых и сломленных. Виктор быстро скатился до бродяжничества. Иногда он появлялся у кофейни Eiah Sae 益生 на улице Phat Sai, у таицев знаменитой тем, что однажды её посетил член королевской семьи (о чём есть фотография в огромной позолоченной рамке прямо над кассой), у китайцев же известной за лучший кофе в Бангкоке. По обеим из этих причин эту кофейню посещал Д., который во время пандемии организует фонд помощи соотечественникам и поможет множеству людей, застрявшим в Таиланде.
В один из дней Д. заметил Виктора и подошёл к нему.
Эта встреча заронила зерно выздоровления в больную душу Виктора и тысячу бат в его карман на дорогу в буддийский монастырь. Так началось его путешествие, о котором ваш покорный слуга узнает по нескольким траблшутинг-постам на форуме Huawei. С Виктором удастся связаться, получить от него эту историю и опубликовать здесь с его согласия, не изменив ни слова. Эта история о том, как знания после десятилетий практики стали частью самого человек, и, может быть, помогли выстоять ему в трагедии, из-за которой лучшая часть его души была вырвана безвозвратно.
История Виктора Живицкого, рассказанная им самим: будда
Я оказался у закрытых ворот монастыря спустя 4 часа после заката, потратив на путь из Бангкока два дня. За это время меня подвезло множество людей, ни один из которых не взял с меня ни копейки. Я ехал на машине скорой помощи, в которой меня поили и кормили как лучшего друга. Школьный учитель в Khon-Kaen даже предлагал остаться жить у него и работать в школе английского языка, которой он владел. Другой, завидев, что я моюсь в бассейне для разведения рыб, а потом доедаю чьё-то оставленное на тротуаре мороженое (обычное поведение для меня тогда), купил мне пакет продуктов. Третий отвёз в свой дом, чтобы высыпать мне в руки целую кубышку мелочи, которую он собирал несколько лет. Люди давали мне деньги и продукты, хотя я ни разу не просил их об этом. Они видели меня, бредущего вдоль дороги, останавливались, спрашивали куда я следую и, казалось, одно упоминание о пункте назначения говорило им обо всём. Даже к воротам монастыря меня подбросил на скутере местный мальчишка, избавив шагать 10 километров с отворота дороги на Udon Thani, последнего крупного города перед границей с Лаосом.
Женщина с пышной шевелюрой вышла из темноты и дала понять, что провести ночь нужно в помещении “под большой крышей”, где другая женщина, лишённая волос на голове, шептала что-то перед алтарём. Внутри были изображения святых, статуи, повсюду электрические розетки, вентиляторы и несколько стеллажей, забитых вещами для сна. Я помылся в душевой рядом, укутался в чистое одеяло и впервые за долгое время уснул сном здорового человека.
Ворота монастыря открыли в 5 утра. Молящаяся женщина была в той же позе, когда я проснулся. Но теперь рядом с ней склонились перед ликами святых ещё несколько человек. Я сделал фотографию:
Лавки перед воротами заполнялись людьми. Каждый из людей нёс что-то из еды. У самых ворот выстроились торговцы: предлагали купить фрукты, сладости и молочные напитки. Рядом с ними за термосом сидела та женщина с пышной причёской, она бесплатно угощала кофе и печеньем. Тут же ведро с мыльной водой, в котором подразумевалось вымыть за собой кружку. Толком не разобравшись кто торговец, а кто - нет, я протянул несколько банкнот одной даме, надеясь обменять их на бананы. В ответ она только холодно кивнула, не приняв денег.
Из ворот монастыря вышла группа монахов. Они дошли до последней лавки и те из них, что были помоложе, проследовали дальше в деревню, а те, что были постарше - повернули обратно и, люди, что стояли за лавками, принялись перекладывать принесённую ими еду в чаши (или патты), которую каждый монах нёс с собой. Начался сбор подаяний (Пиндапата). Подаяний было так много, что каждого монаха сопровождало несколько человек: они перекладывали еду из патт в тазы, чтобы патты не заполнялись полностью и люди могли совершать ритуал дальше. Когда монахи поравнялись с дамой с бананами, она положила их в патт, и я со стыдом, спрятав банкноты, отпрянул в сторону.
За воротами грунтовая дорога поднималась к молитвенному помещению. Сюда же приносили собранную еду. Монахи, прихожане и европейцы в белых одеждах помогали разложить продукты для завтрака. В воздухе царила атмосфера теплоты и значимости происходящего. Вокруг было много живности, она спокойно прогуливалась среди людей. Здесь и павлины, и ящерицы, и черепахи, и курицы, и собаки: огромные и обласканные.
В восемь часов начался завтрак. Старый монах произнёс молитву. Все без исключения прижали лбы к полу и повторили за ним каждое слово. После приступили к еде. Чего здесь только не было! И всё свежайшее: рис, приготовленный самыми разными способами, острые супы с курицей и другими видами мяса, салаты, выпечка и фрукты с тонкой и сочной кожурой, мякоть ещё слаще.
Седовласый старик в белой одежде пригласил меня в кружок, в котором были только иностранцы. До этого я потерянно стоял в стороне.
Никто ничего не говорил. Каждый из них пребывал сам в себе. Их было 6 или 7 человек.
Кто-то посмотрел на меня, кто-то кивнул, не отведя взгляда от своей миски, кто-то ехидно улыбнулся. В целом, все были заняты своей едой.
- Питание здесь один раз в день, утром, - сказал Седовласый. - Когда все закончат, можешь положить в пакетик еды и подкрепиться в течение дня, - он дал полиэтиленовый пакетик.
Кто-то спросил меня, чем я занимался в жизни. И в этом “в жизни” было ровно столько, сколько бывает в упоминании о чём-то умершем. Я ответил, что был сетевым инженером.
Все взяли по пакетику с едой и принялись убирать подносы, складывать их около раковины, подбирать полотенца и грязную посуду. Уборкой занимались только послушники в белой одежде, монахи же забрали свои патты и скрылись в джунглях.
Помещение “столовой” после заката:
От "столовой" внутрь джунглей тянулись тропы, их множество было, и они переплетались друг с другом. Седовласый привёл меня в деревянный двухэтажный дом на четыре комнаты. Таких домов здесь было три или четыре, все новые - не более пяти лет постройки, бетонный фундамент. Вокруг каждого дома по периметру тянулся неглубокий канал, наполненный водой, служащий преградой от насекомых.
Мы поднимались наверх по наружной лестнице дома, когда Седовласого с��ватил за локоть старик среднего роста со злым взглядом. Он отвёл моего проводника чуть в сторону и сказал, не стесняясь в выражениях:
- Какого чёрта ты притащил “этого” в наш дом! Здесь и так два человека! Вёл бы его к себе! Вечно только о себе печёшься!
Старик недовольно фыркнул и громкими шагами удалился. Седовласый разомкнул навесной замок на двери комнаты и провёл меня внутрь.
- Кто это? И почему он так недоволен? - спросил я.
- Это Боб, он всегда такой, не обращай внимания, - и он изобразил на лице авокадо.
Комната была просторной. Окна имели ставни и решётку от животных, внутри из мебели стул и небольшой стол в виде прикрученной к стене полки, на полу циновка, несколько одеял аккуратно лежали в углу. Также была москитная сетка, свечи, чайник, на полке фигурка Будды и несколько изображений просветлённых.
- Ну вот, здесь ты сможешь заниматься медитацией, во дворе также есть тропинка для этих целей. Ты что-нибудь знаешь о медитации?
- Ничего.
- Тебе придётся забыть всё, что тебя связывало с прошлым, всякие мысли о мирском изгони прочь. Конечно, это нелегко, но ты должен беспрестанно повторять только одно слово "будда". Запомни, это очень важно, и это единственный путь к освобождению. Будда, будда, будда, будда… Постарайся выпрямить спину, принять позу лотоса. Кстати, о позе... Во время завтрака необходимо сидеть только поджав под себя ноги. Если ты будешь сидеть с выпрямленными ногами, демонстрируя свои пятки, это будет знаком неуважения к окружающим. Ты разговаривал с Учителем Мартином? Тебе следует свидеться с ним, чтобы он “принял” тебя.
Я посмотрел в окно. Во дворе несколько человек в белых одеждах ходили по глиняным дорожкам взад и вперёд и бубнили “будда...”.
Воровство ананасов
Территория монастыря была обширна и, по моим наблюдениями, делилась на 5 частей: святые, ритуальные и мемориальные места (вроде "столовой" и красивого особняка рядом, в котором жил и умер местный будда), места жительства монахов в джунглях, места жительства послушников в белых одеждах: мужская и женская территория, и хозяйственные помещения для скарба.
Лой, послушник-иностранец, парень из Голландии, 4 месяца в монастыре, сказал, что пройти в джунгли можно только утром (когда монахи завтракают. Видеть быт монахов - табу). Изучая территорию монастыря, я случайно забрёл туда и наткнулся на бунгало выстроенное на бамбуковых стволах. Из него выглянул молодой мальчик-монах и велел мне проваливать.
Лой морил себя ночной медитацией, и не ел уже три дня. Он говорил, что голодание помогает ему медитировать. Он неизменно приходил на завтрак, но к еде не притрагивался. Глаза у него были красные, и сам он был покрыт какими-то красными пятнами. Он говорил, что очень устал.
Другой иностранец - немец Гюнтер. Горбатый, словно прижатый к земле, на вид около сорока лет, ходил быстрыми шагами и что-то бормотал под нос (не иначе как "будда"). За завтраком он стащил пакет с пятью или шестью баночками пепси-колы и утащил к себе в бунгало.
Мой сосед по этажу - таец. Имени его не знаю, мы ни разу не говорили. По-английски он не гово��ил. У него были женские чёрные трусы. Он имел привычку стирать их по нескольку раз в неделю и вывешивать во дворе дома. Вообще, он был не очень общителен, замкнут, но деятелен, постоянно чем-то занимался. У себя он появлялся редко, и я ни разу не видел, чтобы он медитировал или ходил по дорожке.
Другой таец занимал комнату на первом этаже. Он имел привычку сидеть “под большой крышей” за территорией монастыря и смотреть на прохожих. Больше о нём сказать нечего.
Все эти люди выглядели несчастными. Место скорби, духовный лепрозорий. Каждый занят своими душевными проблемами. Минимум разговоров, словно говорить - это преступление. На мужской территории на каждом доме надпись: "Please keep the place tidy and clean. No ladies".
За завтраком в их кругу чувствовалось напряжение. Еду брали с собой мало и делали это нерешительно, словно грешили перед Буддой. Они подолгу смотрели на неё, предлагали друг другу. Наконец решались и клали банан или рисовую завёртку в карман.
Хоть и еды хватало, но я чувствовал, что не наедался. Рядом с тропами находились небольшие постройки для животных – в них монахи оставляли фрукты, обычно ананасы и бананы. Я воровал их. Убедившись, что никого нет поблизости, я хватал ананас или связку бананов и, прижав добычу к телу, семенил к домику, где, заперевшись в комнате, жадно пожирал плоды.
В тот день я как раз положил в рот кусочек сочнейшего ананаса, когда услышал как Лой зовёт меня.
- Идём, тебя хочет видеть Учитель Мартин.
Тыква
В небольшом «сарайчике» на циновках перед Учителем Мартиным и другим европейцем, сидевших на небольшом возвышении, расположились послушники «белые рубашки». Кто-то подвинулся, я сел. Все поклонились, кроме меня, и Мартин начал говорить, взглянув на меня неодобрительно. Моя гордость не позволяла мне кланяться, хотя я недавно доедал чьё-то мороженое, спал на улице, принимал подаяние, а теперь ещё и воровал ананасы у обезьян. Да, всё это так, но кланяться перед другим человеком я не мог.
- Прежде всего, это не гостевой дом, и вы тут не на отдыхе! – начал Учитель Мартин. – Нельзя расхаживать тут как у себя дома. И нельзя выходить за пределы монастыря, кроме утреннего времени. Сидите в своих «стафах» (анг. staff, так он называл домики, в которых мы жили), и занимайтесь медитацией.
Этот европейского лица мужчина был бритоголовым человеком лет сорока с отталкивающими чертами. В этих чертах было что-то лицемерное. Он курил сигарету за сигаретой и пил колу. Его голос был слишком самоуверен. В этом голосе в каждом слове сквозило снисхождение и превосходство. Он напомнил мне тыкву, которая своими размерами давит другие овощи на огороде.
Через несколько дней после моего появления в монастыре, проходя мимо, ко мне обратился старый монах иностранец. Он спросил не жарко ли мне расхаживать в такую жару с длинной копной волос на голове. Тогда я не обратил внимания на его слова, но на следующий день повторилось то же самое: он снова подошёл ко мне и задал тот же самый вопрос. В ответ я схватил ножницы и прочие цирюльные приблуды, и направился к реке неподалёку от монастыря, чтобы сбрить волосы. Я почти уже подходил к воротам, когда меня остановил Тыква (тогда я не знал кто он и какую роль тут выполняет). Он велел мне решать свои дела на территории монастыря и не совать нос за его пределы.
Достаточно было одного посещения этого сборища, даже пятнадцати минут, чтобы иметь исчерпывающее представление обо всём. Благо сборища эти проходили не более двух раз в неделю. Тыква на тот момент уже провёл в монастыре около пятнадцати лет:
- Вы должны отказаться от всего, от всего, что связывает вас с прошлым. Может быть, это кажется вам сложным, но иного пути нет. Вы должны понять, что нельзя находиться одновременно и здесь, и там, нельзя найти освобождение, находясь одной ногой в мирском. Освободитесь от внутреннего голоса, этого навязчивого голоса, с которым вы ведёте бесконечные диалоги и который, надеетесь, ваш помощник. Запомните, это не помощник. Каждое его слово, выслушанное вами, отодвигает вас на шаг назад. Освободите голову, откажитесь от головы, пусть в неё свободно войдёт пустота. И я говорю вам, что вернейший способ добиться этого – повторять «будда», беспрестанно говорите, говорите, говорите «будда»…
И все в этом духе, одно по одному.
На следующий день я проспал завтрак и пошёл воровать ананасы у обезьян, когда Тыква появился на тропинке и стал махать мне рукой.
Траблушинг в буддийском монастыре
- Ты, говорят, сетевой инженер? - дословно он сказал “network engineer”.
- Да, был им.
Он стал говорить про буддийский праздник, для которого он хочет сделать трансляцию: старый монах будет читать молитву в “столовой”, а остальные люди смотреть её в помещении “под большой крышей”. Это традиционный праздник, проводят его каждый год и такую же трансляцию делали в прошлом году. Оборудование осталось, его никто не трогал, но сейчас, когда он попытался тестово поднять поток, то ничего не заработало.
Для начала я попросил рассказать мне как устроена топология, но Тыква ничего сказать не смог и вместо этого повёл меня “под большую крышу”, где в подсобке в куче муравьёв стоял коммутатор Huawei S5710. Я напомнил ему его слова о том, что нельзя покидать территорию монастыря, но вместо ответа он дал мне ноутбук и консольный провод. А где USB-COM переходник, спрашиваю? Его не оказалось, и Тыква отправил мальчишку в город его купить.
Пока ждали, я сел на тротуар. Тыква курил в стороне. Ко мне подошёл монах, сел рядом и угостил семечками. Не успел я запихать первую семечку в голодный желудок, как Тыква подбежал ко мне и сильно надавил на мое плечо так, чтобы я шмякнулся на дорогу. "Простым людям нельзя сидеть на одном уровне с монахами", - сказал он.
Когда переходник привезли и удалось установить на него драйвера, я запустил терминал, снял галочку с Flow control и хотел было уже залогиниться на коммутатор, когда Тыква снова вмешался. "Зачем ты убрал эту галочку? Разве она не важна?" - спросил он, словно застал меня за воровством ананасов.
Dude, ты серьезно?! Хочешь, чтобы я объяснил тебе всё это, когда у меня с утра не было ни крошки во рту. Ладно, я взял тростинку и принялся рисовать на песке.
Это два типа контроля передачи данных, говорю ему. RTS/CTS - это механизм управления потоком. Он использует два дополнительных кон��акта на разъёме RS232, а именно RTS (Request to Send) и CTS (Clear to Send). Эти два дополнительных контакта позволяют получателю и отправителю оповещать друг друга о своём состоянии, типа отправитель даёт на линию +12 вольт, словно поднимает трубку телефона (RTS линия) и спрашивает: могу ли отправить некоторые данные? И получатель отвечает на звонок, поднимая трубку со своей стороны (CTS линия) и отвечает: да, можешь отправить мне немного данных (+12 вольт) или “отдыхай” (-12 вольт). Строго говоря, это позволяет драйверам устройств (аппаратный код) поддерживать надёжное соединение для передачи данных между передатчиком и приёмником. Изначально он разрабатывался для модемов, работающих в полудуплексном режиме (в один момент времени может происходить только или приём, или передача).
Data Terminal Ready/Data Set Ready (DTR/DSR) это же, в отличие от RTS/CTS, готовность к отправке/приёму данных, а не запрос/подтверждение. Чаще всего используются для коммуникации с принтерами. Управляется прошивкой в адаптерах (программный код).
Чтобы эти галочки работали, управление потоком должно быть настроено одинаково на обоих сторонах. Если на коммутаторе было включено программное управление потоком DTR/DSR, а на ноутбуке по каким-то причинам нельзя было убрать эту галочку RTS/CTS, то можно было бы запаять перемычки между сигналами CTS и DTR на стороне ноутбука. Конечно, никакого управления потоком не было, но устройство постоянно считало бы, что другая сторона готова к приёму данных.
По умолчанию flow control отключён на коммутаторах Huawei и каким-то образом я помнил это.
Нельзя было не заметить, что все патч-корды, через которые хосты подключались к коммутатору были выдернуты и только один из них соплёй торчал из последнего медного порта. Просмотрев конфигурацию, я понял в чём дело. Когда ничего не заработало, Тыквы решил подключиться своим ноутбуком напрямую в коммутатор, и когда он сделал это, то порт погас и линк упал. Тыква, видимо, подумал, что порт неисправен, не отчаялся и переключился в следующий порт. И когда случилось то же самое, то он снова не отчаялся и прошёлся по всем остальным портам таким же образом. В итоге патч-корд теперь торчал в последнем медном порте, но линка не было. На каждом порту был включён port-security mac-address sticky, и если на интерфейс прилетал незнакомый мак-адрес, то порт выключался:
port-security enable
port-security mac-address sticky XX:XX:XX:XX:XX:XX
port-security protect-action shutdown
Чтобы починить это, я “смыл” записи всех “прилипнутых” мак-адресов и вставил патч-корды как они были, согласно маркировке (благо она была), сделал shutdown и undo shutdown всех портов через range.
undo mac-address sticky
Один из хостов подключался к коммутатору через медную линию, брошенную где-то по земле. Статус порта показывал полудуплекс и скорость 10 Mbps. Когда я зажал порт строго в полный дуплекс 100, то линк упал. Сделал небольшой тест:
<monk> system-view
[monk] interface Ethernet 0/0/1
[monk-Ethernet0/0/1] virtual-cable-test
Warning: The command will stop service for a while, Continue [Y/N]?y
Pair A length: 129meter(s)
Pair B length: 78meter(s)
Pair C length: -
Pair D length: -
Pair A state: Ok
Pair B state: Open
Pair C state: Unknown
Pair D state: Unknown
129 метров?! Это при рекомендованных 100 метров для витой пары! Чтобы поднялась “сотка” в полном дуплексе, нужны две рабочие пары согласно распиновке: 1 - бело-оранжевый, 2 - оранжевый, 3 - бело-зелёный, 6 - зелёный.
Open значит, что линия обрывается.
Пошли искать обрыв. Неэкранированный кабель был брошен прямо по земле. И примерно в 70 метрах от помещения “под большой крышей” он был накрыт муравейником. Азиатский муравей-портной сделал своё дело. Тыква покачал головой, но ему было лень что-то переделывать. Я предложил “скрутить” кабель заново (“навесить соплей”) или бросить новую линию. Тыква только с каким-то брезгливым высокомерием брызнул на меня взглядом. Он всё твердил про какую-то автоматическую настройку, про какое-то автоматическое создание “виртуальных патч-кордов” (так он называл VLANs) и рвался дать ему ноутбук, мол, он сейчас “всё покажет”.
Когда мы снова вернулись к коммутатору и я дал Тыкве доступ через консоль, оказалось, что он не умеет пользоваться командной строкой. Вот же специалист! Сделай, говорит, мне доступ через "веб"! Я хотел посмеяться, но смеяться над монахами запрещено, поэтому молча загрузил web.zip файл из директории:
<monk>dir
Directory of flash:/
Idx Attr Size(Byte) Date Time FileName
0 -rw- 28 Oct 01 2017 00:01:58 private-data.txt
1 -rw- 12,240 Jan 01 1970 00:01:44 $_patchstate_reboot
2 -rw- 1,089,840 Jan 01 1970 00:01:57 S5700SI-V100R005C01SPC100.web.zip
3 -rw- 10,215,068 Oct 01 2017 00:03:35 S5700SI-V100R005C01SPC100.cc
4 -rw- 711,613 Jan 01 1970 00:03:22 s27_37_57-v100r005sph011.pat
[monk]http server load S5700EI-V100R005C01SPC100.web.zip
Info:Load web file successfully.
[monk]http server enable
Info:Starting the HTTP server successfully.
Я всё думал о своём ананасе, там ли он ещё...
После того как Тыква безуспешно поразвлекался с веб-интерфейсом, я пошарил по сети с помощью LLDP и Wireshark, и начеркал, наконец, схему сети:
Мультикаст группа с адресом 232.X.X.X/24 подключалась к коммутатору S5710 в помещении “под большой крышей”, при этом статичный RP был сконфигурирован на всех коммутаторах Huawei. Ни один хост в этой группе не мог получить мультикаст трафик.
RFC4607 точно определяет, что адресация 232.0.0.0/8 должна использоваться только для SSM (Source-Specific Multicast). Каким-то образом я помнил это. По умолчанию SSM мультикаст адреса 232.0.0.0 - 232.255.255.255 не нуждаются в RP (Rendezvous Point). В SSM модели хосты заранее знают, где находится источник мультикаст трафика. После этого PIM со стороны мультикаст-группы отправляет Join-сообщение напрямую мультикаст-источнику, не строя SPT (Shortest-Path Tree). В Wireshark было видно, что хосты группы сразу отправляют сообщения не (*,G), а (S,G).
В обычном сценарии PIM-SM Join сначала отправляется RP, но после того как Last Hop router получает первый пакет с адресом назначения, он высчитывает кратчайший путь до источника и в RP больше не нуждается.
В данном случае для группы 232.X.X.X/24 должна была с самого начала использоваться модель SSM. Статически определённый RP ждал сообщения от группы типа (*,G), а группа отправляла (S,G), хотя понятия не имела где S (source) находится. Кроме того, на интерфейсе коммутатора была включена версия IGMPv2, в том время как SSM работает только с версией IGMPv3
Здесь нужно было сменить адресацию на не SSM адресацию, хотя бы на 231.Х.Х.Х. Но объяснить Тыкве всё это я не мог.
Я сделать SSM policy, чтобы отбрасывать эти IP-адреса. Сделал это в режиме конфигурирования pim, создал стандартный ACL с правилом deny 232.X.X.X/24:
ssm-policy basic-acl-number
Наконец, картинка появилась, и я смог пойти по своим делам, но когда я дошёл до кормушки, то ананаса там уже не было.
...
Одним утром появился новенький, таец. Пришлось прозвать его ортодоксальным фанатиком. Он всегда строго сидел в позе лотоса: спина прямая как стрела, сосредоточенный взгляд. Он ворвался в монастырь со своим уставом. Его техника медитации заключалась не в повторении «будда», а в правильном дыхании. Он научил меня правильно дышать во время прогулок по дорожке. Дыхание по его технике было целиком связано с движением, организм должен был работать как одно целое – мысли, дыхание, движение. Сознание, по его мнению, должно было быть уравновешено и упорядочено, служить целям медитации. Он вовсе не стремился полностью отказаться от него (что и невозможно, пока человек в своём уме), а желал сосредоточить его на общем движении человека к “освобождению”. Если б я был склонен к медитации, то его техника, не сомневаюсь, оказало бы на меня более целебное воздействие, чем болтовня Тыквы.
Этот фанатик пел по вечерам. Голос у него был превосходный. Эта вольность входила в противоречие с правилами проживания в монастыре, так что не исключено, что кто-то из «белых рубашек»: Лой или тот с женскими трусами настучал на него Тыкве. Но если б этого и не произошло, то фанатик не остался бы надолго. У него случился только один разговор с Тыквой на очередном собрании, когда стало очевидным, что его технику здесь никто не воспринимает и не одобряет. К вечеру он покинул монастырь. А следом за ним и я.
...
Письмо от Виктора Живицкого на этом обрывается.
Я писал ему несколько раз и терпеливо ждал продолжения. Наконец, в марте этого года он ответил письмом, содержание которого ни я, ни кто бы то ни было не вправе комментировать.
Как и все прошлые письма Виктора привожу его здесь полностью.
Бог плачет
Я возвращался вечером после служебной поездки и заглянул в чайную на рынке рядом с домом, когда Мэй, хозяйка чайной, сказала, что рядом со станцией метро прогремел взрыв и погибло двадцать человек. Мэй была немолодой китаянкой и переживала, что новый торговый центр построят прямо на месте её чайной и ей придётся “уползти” под землю.
“В каком часу случилась катастрофа?” - спросил я, пытаясь перекричать нарастающий шум суеты, ползущий с другого конца улицы.
Сутолока, хаотичное движение людей, машин, мотоциклов, тонны и тонны предметов и ценников, продавцов и покупателей, топот ног, слова всех языков мира, картина демонстрировала разительные контрасты на одном полотне. Это был тот тип места, которое создаётся между двух стремительных улиц. Торговые лавки одна за одной вкраплялись в плоть зданий и люди с разных концов континента вставали за прилавки: сегодня одни, завтра другие, не всегда чистые на руку и совесть.
“В каком часу случилась катастрофа?” - снова и снова спрашивал я, может быть кричал. Но Мэй было не до меня. С чашками и подносами она вертелась от одного столика к другому, разливая цветочный чай. Торговцы сплёвывали на пол табак, шелуху и хлёсткие маты.
Раздался крик сирены и призывы оставаться на местах. Нелегальные торговцы побросали свои лавки и один за одним переместились в чайную лавку.
“М-мфачу давай!” - требовали они.
Теракт вывел людей на улицы. Среди них были родители возможно погибших в нём детей. Они верили, что трагедию спровоцировали власти, чтобы снести квартал и построить на его месте торговый центр. Обезумевшие от отчаяния люди собрались напротив дома правительства, требуя ответов. В ответ их оцепила полиция. Кто-то бросил в них камень. Другой посчитал, что в руке пистолет и открыл огонь. Это стало искрой, после которой вспыхнуло пламя.
У Мэй огромный синяк на лице, который она замазала тональным кремом. От тридцатиградусной жары тональник стекал по её лицу каплями и иногда падал в чай на её подносе. Её муж тоже полицейский, и он тоже был здесь. Он вышел из плотных рядов с дубинкой в руке, в каске, в защитных щитках, подошёл к ней и попросил её указать пальцем на нелегалов. Мэй дрожала. Для неё не было выбора в том, чтобы умереть от своих здесь или от побоев мужа дома. Кто-то сжалился над ней и бросился на полицейского, вслед за ним остальные. Началась схватка.
Вера… Верочка… моя доченька. Она была частью этого мира. Она росла на этих улицах. Утром по пути в школу она проходила мимо этих лавок и этой чайной. Мэй угощала её цветочным чаем и по-отечески гладила по голове.
Ей нравился "Небесный путь". Она любила представлять, что вагон - это маленькая букашка, которая быстро-быстро бежит по телу гигантского бога, лежащего на спине: небоскрёбы - это его пальцы, дороги и каналы - его морщины. Когда шёл дождь, она говорила, что бог плачет и может быть букашка перестанет бежать по его телу, чтобы не беспокоить его. Как же зовут твоего бога? - спрашивал её я. Она отлипала от стекла и, задумавшись на миг, отвечала, что не знает, потому что ещё не познакомилась с ним… Ещё не познакомилась с ним!
Бывало, я встречал отпечаток её лба на стекле. А это значило, что ещё недавно она была тут и смотрела на своего бога. Добралась ли она до школы утром? Вернулась ли домой вечером? Среди воя сирен и голосов людей я пытался ухватиться за нить, что связывала нас. Я бросился бежать мимо десятков встревоженных лиц, незнакомых и серых, мимо перекрытых стражами улиц, мимо закрытых мелочных лавок, мимо закрытых простынями трупов...
