Санкт-Петербург, 1885 год. У Российской ��мперии серьёзная кадровая проблема: технологии развиваются стремительно, а специалистов катастрофически не хватает. По стране тянутся телеграфные линии, появляются новые изобретения, но инженеров приходится выписывать из Европы. Это дорого и не всегда эффективно.
Министр внутренних дел граф Дмитрий Толстой видит проблему и предлагает радикальное решение: создать собственный Телеграфный институт. Но Государственный совет идею зарубил: слишком дорого, слишком рискованно, непонятно, окупится ли.
Толстой не сдался. Год спустя вернулся с компромиссным предложением: давайте начнём с малого — откроем училище, временно, на пять лет. Если эксперимент удастся, расширим. Государственный совет согласился на такой вариант. Так в 1886 году в здании бывшего Телеграфного департамента появилось Техническое училище Почтово-телеграфного ведомства.
Но нет ничего более постоянного, чем временное.
Писаревский: от училища к институту
Первым директором стал Николай Писаревский — опытный чиновник из Телеграфного ведомства. Перед ним стояла сложная задача: создать систему подготовки инженеров практически с нуля. Он понимал, что просто скопировать зарубежный опыт не получится, но изучить его необходимо. Поэтому в 1889 году выехал в командировку в Берлин и Лондон, чтобы посмотреть, как в Европе организовано техническое образование. В Германии он увидел мощные технические школы, которые готовили кадры для бурно развивавшейся промышленности.
Вернувшись в Петербург, Писаревский сделал важный вывод: обычного ремесленного обучения недостаточно. Будущим инженерам нужны фундаментальные знания, теоретическая подготовка, современные лаборатории. К 1894 году стало ясно, что рамки простого училища слишком тесны для таких амбиций. Писаревский начал добиваться преобразования в полноценный институт. Сумел убедить и Министерство внутренних дел, и Министерство народного просвещения, что серьёзные вложения в техническое образование себя оправдают. Приглашать стали настоящих звёзд, например физика Ореста Хвольсона, инженера Александра Кракау. Требования к выпускникам были высокими, зато лучшие могли претендовать на ключевые должности в отрасли.
Результат не заставил себя ждать. Пётр Осадчий из первого потока стал помощником начальника Главного управления почт и телеграфов (ГУПТ). А в 1901 году статус института позволил пригласить преподавать самого Александра Попова, к тому времени уже знаменитого изобретателя.
Кстати, про Попова
Спор «Попов или Маркони» до сих пор разгорается в комментариях к статьям о радио.
7 мая 1895 года Александр Попов, тогда ещё преподаватель Минного офицерского класса в Кронштадте, выступил на заседании Русского физико-химического общества в Петербурге. Продемонстрировал изобретённый им прибор — «грозоотметчик», который улавливал электромагнитные волны от грозовых разрядов. Это была первая в мире публичная демонстрация беспроводной передачи сигнала.
Тем временем итальянский изобретатель Гульельмо Маркони (главный конкурент Попова в споре за приоритет изобретения радио) подал заявку на свой патент только в 1896 году.
Но есть важное различие. Попов работал в российских реалиях — патентовать изобретения тогда было не принято, да и смысла особого не видели. Он продолжал совершенствовать аппаратуру как учёный, а не как предприниматель. К 1897 году его установка могла передавать не просто сигналы, а полноценный текст азбукой Морзе. 31 октября того же года Попов выступил в Электротехническом институте с детальным докладом «О беспроволочной телеграфии».
Маркони тем временем получал патенты и основывал компании. Поэтому спор о приоритете растянулся на весь 20-й век.
Точка в дискуссии была поставлена в 2005 году, когда IEEE (Институт инженеров электротехники и электроники) официально признал событие 7 мая 1895 года вехой в истории электротехники. Это означает, что международное сообщество изучило документы и пришло к выводу: Попов действительно был первым.
Переезд на Аптекарский остров
К концу 19-го века институт перерос здание на Ново-И��аакиевской. Студентов становилось больше, лабораториям требовалось современное оборудование.
В 1898 году власти выделили участок на Аптекарском острове. Место выбрали не случайно — тогда это была окраина города с дешёвой землёй: болота, парк МВД, конюшни и оранжереи. Зато с отличными видами на Неву и планами развития района.
Проектировать новый корпус поручили академику архитектуры Александру Векшинскому. Удачное решение — он одновременно преподавал в институте строительное дело и мог лично контролировать каждый этап работ. Векшинский замахнулся серьёзно: главный фасад на весь Аптекарский проспект, скошенный угол с огромным полукруглым окном, собственная электростанция, просторные лаборатории с современным оборудованием. 10 июня 1900 года торжественно заложили первый камень.
Стройка планировалась масштабная и дорогая — 1,6 миллиона рублей. Чтобы понять размах: за первые 15 лет существования весь институт обошёлся казне дешевле. Средний петербургский рабочий тогда зарабатывал 355 рублей в год, так что здание стоило как 4500 человеко-лет работы.
Логистику продумали заранее: материалы решили везти баржами по Большой Невке, для этого на берегу построили специальную пристань. Только кирпича заказали 6 миллионов штук. Основным поставщиком стало товарищество «А. И. Петрова и Ко», заключившее договор на значительную сумму. Но почти сразу начались типичные для казённых строек проблемы.
Сначала один из подрядчиков попросил отсрочку на две недели, якобы один из министров отдыхает на даче поблизости и шум разгрузки барж может его потревожить. Потом строительная комиссия решила сэкономить бюджетные средства. Договор с товариществом «А. И. Петрова и Ко» расторгли и закупили кирпич дешевле у другого поставщика. Товарищество не простило такого обращения и подало в суд. В 1904 году Санкт-Петербургский окружной суд обязал казну выплатить неустойку в размере 8115 рублей. Из ГУПТ пришло грозное письмо: впредь, мол, нанимайте нормальных юристов для защиты казны.
Отдельная проблема возникла с гонораром архитектора. Векшинскому полагалось 4% от стоимости работ — около 50 тысяч рублей, солидная сумма. Но деньги не платили годами. Архитектор ругался с подрядчиками, требовал качественного выполнения работ, отказывался подписывать акты. В 1907-м Векшинский умер. Казна осталась должна ему 20 838 рублей.
Зато здание вышло отличное.
1 сентября 1903 года в новом корпусе торжественно нач��лись занятия. Правда, полностью готов он ещё не был — по центральной лестнице первые недели ходить было небезопасно из-за отсутствия перил. 11 сентября даже вышел специальный приказ: «закрыть проход студентов во все помещения, где ещё производятся работы, и к главной парадной лестнице за неимением на ней перил».
Быт студентов: цены и нравы начала 20-го века
Чтобы понять, как жили студенты, полезно знать цены того времени.
Огромным преимуществом Электротехнического института было бесплатное обучение. В отличие от многих частных школ, здесь не требовалось платить за лекции и лабораторные работы. Иногородние студенты жили в общежитии (12–15 рублей в месяц) или снимали комнаты в городе. Средний месячный бюджет студента составлял 25–30 рублей.
Общежитие на Аптекарском острове было жизненной необходимостью: окрестности оставались малонаселёнными, снять жильё поблизости было сложно. В переделанном здании бывшего архива разместили 60 студентов и общую столовую на 400 человек. Еда была доступной благодаря Обществу дешёвых столовых. Полноценный обед из двух блюд стоил 6 копеек. Стакан чая — копейку, порция мяса — 2 копейки.
В центре города, на Невском проспекте возле Пассажа, работал модный ресторан «Квисисана» с механическим автоматом-буфетом. Салат там стоил 10–20 копеек, бутерброд — 5 копеек. Студенты переиначили латинскую пословицу Mens sana in corpore sano («В здоровом теле — здоровый дух») в Mens sana in Quisisana.
Для сравнения: бутылка водки высшего сорта стоила 60 копеек, проезд на трамвае — от 5 до 20 копеек в зависимости от расстояния.
На содержание института государство выделяло серьёзные деньги. Библиотека, выписывавшая с 1900 года 50 научных и технических журналов, обходилась в 15 тысяч рублей в год. На обслуживающий персонал уходило 10 тысяч рублей. На отопление и вентиляцию — 13,1 тысячи. А вот на научные командировки выделяли всего 200 рублей в год, что довольно скромно даже по тем меркам.
Революции, войны, блокада
После Октябрьской революции институт переименовали в честь Ленина. Зимой 1919 года, в разгар топливного кризиса и разрухи, в здании полностью вышла из строя система отопления. В аудиториях стало настолько холодно, что профессора были вынуждены читать лекции у себя дома.
В эти же годы в стенах института формировалась легендарная радиотехническая школа под руководством Игоря Фреймана. Именно он «перевёл российское радио от искры к лампе». До Фреймана передатчики работали на примитивных искровых разрядниках. Он же разработал методику расчёта ламповых генераторов и создал современную ламповую систему радиосвязи для военного флота.
К 1930-м годам ЛЭТИ стал ключевым поставщиком кадров для оборонной промышленности. В институте появились закрытые кафедры и военные темы, но параллельно активно развивались гражданские направления. Профессор Сергей Соколов разработал методы ультразвуковой дефектоскопии — научился «видеть» дефекты внутри металлических конструкций без их разрушения. Советские учёные работали над высокочастотной электротермией (индукционным нагревом).
Великая Отечественная война нанесла институту тяжёлый удар — многие преподаватели и студенты ушли на фронт, но даже во время блокады занятия не прекращались.
Алфёров, ГЭС и «Весна в ЛЭТИ»
Послевоенные годы принесли сочетание серьёзной науки, молодёжного энтузиазма и творческой самодеятельности.
В ноябре 1948 года группа студентов выступила с инициативой: а не поехать ли нам летом строить электростанцию? Идея показалась руководству разумной, и так появился первый в СССР студенческий стройотряд. Больше ста студентов отправились в Ленобласть строить Красноборскую ГЭС. Примечательно, что проект электростанции разработали дипломники кафедры электростанций ЛЭТИ.
Среди участников стройотряда был первокурсник Жорес Алфёров. Много лет спустя он вспоминал, что три месяца стройки дали ему больше понимания инженерного дела, чем целый семестр лекций. Работа руками научила чувствовать, как теоретические формулы превращаются в реальные конструкции. Алфёров окончил ЛЭТИ в 1952 году и поступил в аспирантуру ФТИ имени А.Ф. Иоффе (кстати, вот пост про Политех и упрямого Иоффе). Выбрал перспективную, но тогда ещё экзотическую тему — полупроводниковые гетероструктуры.
В 2000 году получил Нобелевскую премию по физике (совместно с Гербертом Кремером и Джеком Килби) за разработку полупроводниковых гетероструктур, используемых в высокочастотной электронике и оптоэлектронике. Эти исследования стали основой современных светодиодов, полупроводниковых лазеров и солнечных панелей.
Параллельно с наукой и стройками процветала студенческая культура. В 1953 году, всего через два месяца после смерти Сталина, студенты поставили сатирический спектакль «Весна в ЛЭТИ». Музыка, юмор, шутки про бюрократов и халтурщиков — довольно смелый шаг для того времени. В 1959 году баскетбольная команда, в которую входили пятеро игроков из ЛЭТИ, завоевала золото на Всемирной универсиаде в Турине.
Послевоенные достижения
1950–1960-е годы стали временем технологического прорыва. Институт открыл новые факультеты: электрификации и автоматизации, автоматики и вычислительной техники. Появились кафедры автономной навигации, биомедицинской электроники, математического обеспечения ЭВМ.
Научные достижения этого периода впечатляют:
Разработана 60-канальная радиосейсмостанция для геологоразведки.
Учёные ЛЭТИ участвовали в проектировании атомохода «Ленин» — первого в мире атомного ледокола (1957).
Создана первая в СССР цифровая навигационная система.
Разработана фазированная антенная решётка Фазированные решётки позволили создавать РЛС с электронным сканированием луча без поворота тяжёлых антенн. Технология до сих пор используется в современных радарах и системах связи.
Велись масштабные исследования в области плазменных, лазерных и электронно-ионных технологий.
Микроэлектроника, технопарки и выживание в 1990-е
В 1980-е ЛЭТИ сделал ставку на микроэлектронику. Создали межвузовский отдел микроэлектронной технологии, построили гермоблок — экспериментальный комплекс с чистыми комнатами и оборудованием для производства микросхем. На базе института организовали учебно-методическое объединение вузов СССР.
Начало 1990-х стало испытанием на выживание. Развал СССР означал конец государственного финансирования науки. Многие НИИ и учебные заведения оказались в критическом положении. ЛЭТИ нашёл нестандартный выход: в 1992 году создал один из первых в России вузовских технопарков. Идея была простой и понятной: малые предприятия на базе института берут готовые научные разработки и превращают их в коммерческие продукты. К середине 1990-х в технопарке работало более 25 компаний. Они разрабатывали системы связи, измерительные приборы, ПО — всё то, на что в новых рыночных условиях появился спрос. Эти фирмы обеспечивали заказами и зарплатами преподавателей и аспирантов.
В том же 1992 году вуз получил новое официальное название — Санкт-Петербургский государственный электротехнический университет. Но историческую аббревиатуру ЛЭТИ сохранили из уважения к традициям.
Что сегодня
После выживания в 1990-е университет продолжил развитие и модернизацию. В университете работают передовые лаборатории: компьютерного зрения, нанотехнологий, беспроводных сетей. В 2021 году открылась IT-лаборатория VibeLab, где молодые исследователи стали создавать проекты в области машинного обучения и анализа данных. Студенты работают над проектами, которые их предшественники из 1886 года, разумеется, не могли вообразить: нейроинтерфейсы, квантовые компьютеры, беспилотные системы, системы дополненной реальности. Но принцип остался неизменным: понимать, как работают технологии, и создавать новые.
Что из всего этого вышло
История ЛЭТИ — это «хотели одно, получилось другое». Планировали готовить телеграфистов — получили изобретателей радио. Хотели техническое училище на пять лет — создали университет, который за 140 лет дал стране нобелевского лауреата и сотни тысяч инженеров. От дореволюционных телеграфных аппаратов до квантовых технологий 21-го века — почти полтора столетия непрерывной эволюции.
Временное училище стало вечным. Именно так, как мечтали основатели: готовить людей, которые понимают, как устроен мир, и умеют его улучшать.
