Комментарии 8
По логике исследователей, область мозга, ответственная за обработку зрения, частично обрабатывает и звуковые сигналы, просто на это не обращали внимание? Но почему тогда при полной тишине зрение не улучшается (ведь высвобождаются мощности этой части мозга?), а при прослушивании сложно симфонического произведения мы не видим галлюцинаций?
Мы когда были школьниками, то слушали радио через помехи и разговаривали между деревнями по телефонной линии с шипением и низким уровнем сигнала, и заметили что с закрытыми глазами обострялось слуховое восприятие. Но это может иметь иное объяснение или же являться ложным ощущением.
Во-первых, синестезия очень редко, но бывает.
Во-вторых, нейрон может получать от сотен до десятков тысяч входных сигналов от дендритов, но выход у него всегда на один аксон, срабатывание выхода зависит от характера возбуждения (например возникновения потенциала действия, или же баланса возбуждающих и тормозящих химических сигналов в синапсах). Так что крайне грубо можно рассматривать нейрон как единичное АЦП, настроенное на определенную сигнатуру.
Слух со зрением не "запутан", но вот например слезотечение от горя и радости как раз объясняется топографической близостью отделов, обрабатывающих эмоции и управляющих ацинусами слезных желез.
На зрение выделено 100 единиц мозга, условно, а на слух - одна. Просто мизерный прирост, его незаметно. А вот в обратную сторону заметно хорошо - что бы лучше слышать и понимать собеседника в трубке помогает закрыть глаза. Жаль, не в сто раз, но очень существенно.
Сенсорное восприятие это и есть галлюцинация, просто более или менее близкая к физической реальности. Отделы мозга это же не платы или блоки со специализированными процессорами: этот - зрение, этот - слух, этот - осязание. Есть потоки сигналов - они как-то интерпретируются в модель реальности. При полной тишине меньше отвлекаешься, в итоге упрощается обработка зрительной информации. Мне кажется так.
Так путано объяснена простая идея: у топографически близких групп нейронов есть определенная доля афферентов, общих друг с другом, но не "дотягивающих" по мощности совокупного воздействия до специфического, целевого сигнала. А вот когда целевой сигнал более не проходит, то эти неспецифические, фоновые воздействия, бывшие "вторыми" по "мощности", становятся главными.
То есть, грубо говоря, у вас есть телефонный кабель в квартиру 100, дающий наводки к лежащим рядом кабелям телефона в квартире 99 и телевизора в квартире 101. Когда в 100-й ломается динамик в телефоне, "мозг" может подкрутить настройки и использовать кабели 99 и 101 для прослушивания звонков по номеру 100. Но он никогда не сможет слушать ими телевизор в квартире 200, который лежит в соседней штробе.
Ещё одним убедительным контрпримером аргумента о реорганизации является исследование врождённо глухих кошек, у которых слуховая кора - область мозга, обрабатывающая звуки, - как оказалось, перепрофилирована для обработки зрения. Но когда им устанавливают кохлеарный имплантат, эта область мозга сразу же начинает снова обрабатывать звук, что свидетельствует о том, что мозг на самом деле не перестраивался.
Так это в массовом порядке делалось и на людях, а у них в отличии от кошек, можно было спросить об изменениях ощущений. Об этом есть в этом переводе:
Квалиа развивается со временем. Это способность мозга суммировать большие объемы данных. Подумайте о том, как младенцы “учатся” пользоваться ушами хлопая в ладоши или бормоча что–нибудь, и улавливая обратную связь в ушах. Сначала волны сжатия воздуха преобразуются просто в электрическую активность в мозге, и лишь со временем она начинает воспринимаются как звук. Подобное обучение можно также наблюдать у людей родившихся глухими и установивших кохлеарные импланты будучи взрослыми. Первый опыт использования кохлеарного импланта совсем не похож на звуковые ощущения. Моя подруга описала это как безболезненные удары электрическим током в голове — она не чувствовала, что это как-то связано со звуком. Но примерно через месяц появилось «звучание», пусть и отвратительное, как металлическое и искаженное звучание радио. Вероятно, это похоже на тот же самый процесс, который происходил с каждым из нас, когда мы учились пользоваться ушами. Мы просто не помним этого.
Что касается зрения, то также происходит частичное восстановление функций, описанные случаи.
Конечно связи в сенсорных анализаторах никуда не деваются, они предопределены генетически, также как и мультисеносорная обработка, говорящая об их взаимном влиянии. Но присутствует и нейронная пластичность на разных уровнях мозга. Также не стоит забывать о критических периодах развития нейронных связей. Когда идет речь об утрате способностей, то может происходить некоторое восстановление или компенсация за счет соответствующей активности и тренировок. Поэтому выводы авторов не блещут новизной.
Возможно нейроинтерфейсы, которые могут передавать информацию в мозг в обход традиционных сенсорных путей смогут помочь сформировать другие типы модальностей ощущений, в перспективе позволят расширить восприятие (небольшой обзор исследований на эту тему).
Хорошо известно такое явление, как «слуховое вождение», которое заключается в том, что при постепенном увеличении или уменьшении слуховой частоты (в то время как зрительная частота остается неизменной) наблюдателю начинает казаться, что частота зрительных колебаний тоже увеличивается или уменьшается вместе со звуковыми стимулами, хотя зрительные стимулы остаются постоянными и неизменными (Gebhard, Mowbray, 1959). Однако зрительная система, судя по всему, не оказывает такого же эффекта на слуховое восприятие/
Вопреки общепринятому мнению, мозг не умеет перестраиваться