Музею Яндекса всего несколько лет, но он уже стал местом притяжения любителей ретротехники и организатором посещаемых тематических мероприятий, таких как фестиваль ретрокомпьютеров «Демодуляция». В конце прошлого года фестиваль прошёл в третий раз и объединил под собой не только отечественные музеи и ретроэнтузиастов, но и зарубежные музеи из Швейцарии, Польши, Италии и Беларуси, а также культовых персон — создателя Doom Джона Ромеро и создателя игры «Тетрис» Алексея Пажитнова. Редакция Хабра в лице @ancotir и @LexxNimoff побеседовала с представителями Яндекса: сооснователем музея, ретроэнтузиастом и разработчиком Павлом Анохиным и одним из ведущих сотрудников музея Александром Шмелёвым. Они рассказали о самом музее, его истории и людях, благодаря которым он существует.
Я так понимаю, музею Яндекса не так много лет, всего четыре, года, верно? Сколько сейчас представительств открыто?
Павел Анохин: Да, он был основан осенью 2017 года. Сейчас существует уже две площадки музея — в Москве и в Санкт-Петербурге. Это достаточно разные по концепции и аудитории пространства. Первым открылся музей в Москве. Он расположен в центральном офисе Яндекса и ориентирован в основном на уже сформировавшееся комьюнити и сотрудников компании. В Санкт-Петербурге музей находится не в офисе, а на Невском проспекте, и в основном его аудитория - туристы и гости города.
Посещение музеев, кстати, бесплатное, и это принципиальная позиция Яндекса. Наша работа направлена на популяризацию истории ретротехники. Если мы будем пытаться отбить работу музея билетами, к нам будет приходить в разы меньше людей, что скажется на процессе просвещения. Этот проект создан для сохранения истории, в том числе отечественной. В музее проводятся экскурсии для студентов, школьников и других самых разных групп.
Как создавался музей?
Павел Анохин: Начну издалека. Как и всё хорошее, музей получился довольно случайно. В целом я всегда интересовался ретротехникой. Моим первым компьютером был БК-0010. Его мне купил мой дедушка, будучи уверенным, что мне строго необходимо обучаться компьютерной грамотности и программированию. Ко второму классу я понял, что больше ничем заниматься и не хочу.
После института я пришёл работать в Яндекс в сферу промышленного программирования в старый офис на Самокатной улице. Первое, что я в нём увидел, был стеклянный шкаф у входа с артефактами, связанными с историей Яндекса. Среди прочего там был и «Первый сервер Яндекса». Люди, которые там работали, это и называли музеем Яндекса — стеклянный шкаф с парой экспонатов. Потом офис переехал на Льва Толстого, но шкаф здесь решили не воспроизводить. Первый сервер был передан в политехнический музей, где и простоял несколько лет.
В моей личной коллекции были преимущественно юниксовые рабочие станции: Sun, Digital, HP. Естественно как, наверное, любой частный коллекционер, я немножечко мечтал о музее, чтобы не только я мог ей радоваться. Но музей организовать сложно. Чем больше я работал, тем меньше времени у меня было на его продумывание и на работу над частной коллекцией.
Но в 2017 году, незадолго до 20-летия Яндекса, произошёл интересный разговор в нашей внутренней корпоративной соцсети. Один из коллег спрашивал, нет ли у кого-нибудь разнообразных деталей для Digital AlphaServer 1000 4/233. У него эта станция была в разукомплектованном виде, и он хотел бы её восстановить. Мы стали с ним общаться, и в процессе оказалось, что таких ретроэнтузиастов в компании больше, чем двое. К разговору присоединилось много интересующихся людей, в том числе Михаил Парахин, занимавший тогда должность директора по технологиям. В ходе обсуждения возникло предложение собрать все наши экспонаты в музей. Я подумал, что судьба два раза предлагать не будет, поэтому взялся запустить музей к 20-летию Яндекса.
Первая экспозиция находилась внутри офиса и была только для сотрудников Яндекса. Создание внешнего музея — очень ресурсоёмкая история. Очень сложно просто взять и нахрапом начать всё это делать. Надо всё наладить, настроить работу электроники, чтобы она не ломалась каждые два дня, и понять, будет ли это интересно хотя бы сотрудникам компании. Вот так получился небольшой внутренний пилотный проект.
Как вы собирали коллекцию? Где брали экспонаты?
Павел Анохин: На самом деле, есть несколько источников. Когда основывали музей Яндекса, я, конечно же, не мог не отдать свою коллекцию компании, что-то привезли мои коллеги. Сначала было буквально три стола с небольшим количеством экспонатов, в том числе «Первый сервер Яндекса», который мы забрали из «Политехнического музея».
Также мы делаем совместные выставки с частными коллекционерами и другими музеями. Например, в московском офисе есть выставка экспонатов из «Музея советских калькуляторов». Они ранее выставлялись в «Музее советских игровых автоматов», а с недавнего времени живут у нас. Естественно, часть экспонатов мы покупаем, что-то получалось добыть из университетов или просто у частных коллекционеров, которые наигрались со старой техникой.
Александр Шмелёв: Иногда к нам из разных учреждений попадает списанная техника, которая должна была уйти на утилизацию. Сотрудники Яндекса тоже постоянно что-то приносят из своей старой техники, вкладываясь в музей.
Павел Анохин: Также мы как музей планомерно и целенаправленно закупаем интересующую нас технику. Для этого мы постоянно мониторим объявления в интернете. Бывает такое, что где-нибудь в 1990-х годах кто-то купил компьютер и ни разу им не воспользовался. Он пролежал у человека на антресолях тридцать лет. При разборе вещей такие экспонаты находятся. Естественно, они уже не нужны, и люди их продают. Бывает и такое, что в течение всего срока службы компьютер активно использовался, но человек наигрался и хочет от него избавиться.
Вы принимаете в коллекцию нерабочую технику?
Павел Анохин: Нерабочая техника в данном случае мало чем отличается от каменного топора за стеклянной витриной, а мы сфокусированы на сборе рабочей техники — чтобы посетители музея могли прийти и прямо в зале поработать или поиграть на ней. Мы можем принимать нерабочую технику на запчасти, если они необходимы. Также есть очень редкие и уникальные экспонаты, которые лучше иметь в любом виде, чем не иметь вовсе. Например, во время телемоста со Швейцарским музеем зарубежные коллеги показывали компьютер Cray-2. Когда-то он был самым быстрым в мире, но сейчас уже не функционирует и, вероятно, неремонтопригоден. При этом он очень интересно выглядит, и иметь в коллекции даже корпус от него — тоже очень хорошо.
Павел Анохин: Что касается передачи списанной техники. У нас был не очень приятный опыт, связанный с этим. Мы узнали, что люди списывают достаточно много старой техники, договорились о передаче. Но в какой-то момент появился покупатель из США, который предложил много денег, и получить экспонаты не удалось. Такое тоже бывает.
Александр Шмелёв: Тут есть ещё подводные камни, такие как содержание драгоценных металлов — очень много золота, палладия и не только. Они дополнительно могут учитываться, и государство может обращать на это внимание при передаче старой техники. Должен быть разработан механизм списания, в котором прописано, выпаиваются эти драгметаллы или нет. В общем, очень много бумажной работы.
При документальном оформлении передачи техники есть ещё какие-нибудь сложности?
Павел Анохин: В целом никаких проблем с этим нет, мы же не какая-нибудь подпольная организация. Зачастую мы просто покупаем экспонаты, как организация у организации. Если есть желание пойти навстречу и передать технику в музей, а не выкидывать её или распиливать на драгметаллы, сделать это довольно просто.
Александр Шмелёв: В дар мы пока не принимали от организаций технику, только покупали. Получали счёт, оплачивали, после чего получали её от отправителя.
Как вы относитесь к репликам деталей или техники в целом?
Павел Анохин: Это довольно неоднозначный вопрос. У разных ретроэнтузиастов есть своё мнение на этот счёт. Кто-то придерживается совершенно пуристских взглядов, что ретротехника должна быть полностью подлинная. Кто-то может стоять на более гибких позициях. Конечно, по возможности хочется иметь полностью настоящие детали. Но, если нет такой возможности, то лучше иметь реплику, чем не иметь вовсе. Ну и я лично не имею ничего против, если к настоящему компьютеру сделать реплику детали, чтобы сохранить его работоспособность. По сути, это реставрация экспоната.
Александр Шмелёв: Кстати говоря, на этот счёт можно упомянуть нашу недавнюю покупку — реплику компьютера Apple I. Цена за настоящий доходит до $1,5 млн. Их всего около 200 штук было выпущено, поэтому сейчас они продаются по запредельным ценам. Лет 10—15 назад они уже оценивались в сотни тысяч долларов. С каждым годом они будут только дорожать. В Москве есть ещё подобные реплики, но их немного.
Ну и нам немного отпускает наши, так сказать, грехи, что мы стремимся сохранить жизнь компьютерам. Нам важнее, чтобы он был живой, чем оригинальный вплоть до гаек. Как пример, можно привести ситуацию с негодным проводом питания. У старых проводов используется одинарная изоляция, которая за тридцать-сорок лет уже потеряла свои свойства. Или печально знаменитые взрывающиеся пленочные конденсаторы RIFA, которые стоят, например, в блоках питания компьютеров BBC Micro и Apple II, и которые лучше сразу заменить на новые современные аналоги. И вот тут вопрос — что делать? Либо мы сохраняем полностью оригинальное устройство, из-за чего оно будет работать плохо или не работать вовсе, или мы заменяем детали репликами и спасаем его.
Павел Анохин: В целом каждый сам для себя определяет границы дозволенного. Кто-то может поменять провод питания, кто-то уже посчитает это недопустимым. В данном случае мы придерживаемся гибкой позиции. Мы стараемся использовать только оригинальные материалы, но в безвыходной ситуации не видим ничего плохого в использовании реплик. Главное, чтобы техника работала и использовалась.
Суммарно сколько сейчас экспонатов в музее?
Павел Анохин: Выставлено и доступно для взаимодействия — около 60 в Москве и около 30 в Санкт-Петербурге. Это, естественно, без учёта запасников.
Александр Шмелёв: Если говорить о запасниках, то во время последней инвентаризации в учёте было около 400 позиций. Стоит учесть, что тут за позицию может быть не только монитор или системный блок, но и коробка с мышками, платами и прочими элементами. Поэтому точное количество единиц указать очень сложно.
Какой самый старый и самый новый экспонат в музее? Расскажите, что больше всего интересует посетителей?
Александр Шмелёв: Самый современный экспонат — это российский компьютер МЦСТ «Эльбрус 801-PC» 2017 года. Из компьютеров самый старый экспонат — это Commodore PET 1979 года, выставленный в Москве. Если брать вычислительную технику и экспонаты в целом, то это стенд для обучения студентов-инженеров конца 1960-х годов DEC Virtual computer LAB H-500.
Павел Анохин: Этот стенд, кстати, сделан небезызвестной фирмой Digital. На тот момент она делала и компьютеры, и электронные модули, в которых предлагала собрать какую-нибудь электронику. На обучающем стенде как раз выделено несколько таких модулей или блоков, и их предлагается соединить проводочками, собирая простую логическую схему.
Александр Шмелёв: Но больше всего интереса у посетителей вызывают механические пишущие машинки. Многие про них слышали, но мало кто пробовал на них печатать. У нас в музее выставлена хорошая двухцветная пишущая машинка. Также людям интересны механические калькуляторы. Многие даже не представляли, что движением рукоятки можно складывать и вычитать числа. Если говорить только о компьютерах, то людям интереснее всего посмотреть на Spectrum или электронику БК. Они вызывают у людей чувство ностальгии, а кто-то до сих пор работает дома на похожей технике. Также у многих была приставка Dendy. Стрельба по уткам до сих пор вызывает у людей неподдельный восторг.
А что вас больше всего захватывает? Какой экспонат можно назвать уникальным или самым редким в коллекции?
Павел Анохин: У нас есть Lisp-машина фирмы Symbolics. Эта компания занималась производством специализированного железа для языка Lisp и тогдашнего понимания искусственного интеллекта. В 1980-е годы она чувствовала себя хорошо, но после наступила так называемая «зима искусственного интеллекта», и всё это дело прекратилось. Нам удалось раздобыть относительно поздний образец техники компании, представляющий из себя не отдельный компьютер, а плату, вставляемую в Macintosh со специализированным процессором. Мы успели записать интересное видео про программирование на этом устройстве, но вскоре устройство прихворало. Пока, к сожалению, вылечить его не удалось. В любом случае, это действительно редкая штука. Я не знаю, есть ли в России ещё хотя бы одна такая.
С ещё одним редким экспонатом связана довольно забавная история. Получили мы его тоже практически случайно. Прочитали объявление, что на Avito продаётся какой-то компьютер. Толком не описано, какой, но выглядело интересно. Мы откликнулись, приехали в промзону на какое-то предприятие. Сотрудники этого предприятия выдали нам коробку с компьютером, хотя тоже не знали, что это такое. Оказалось, что в коробке был совершенно целый, новый и неиспользованный Micro PDP-11 — абсолютно легендарная машина. Когда-то на его более старых родственниках развивался и получил широкое распространение Unix. И вообще это очень влиятельная машина 1970—1980 годов.
Предприятие, продавшее нам компьютер, занималось текстильной промышленностью. Micro PDP-11 использовалась преимущественно для общения в текстовом виде. Но, видимо, для нужд предприятия необходимо было заниматься графикой, поэтому к компьютеру шли огромный внешний графический блок и большой дисплей, а также софт для работы с блоком. Этот блок тоже какая-то абсолютная редкость. Ранее мне удавалось найти только упоминание рекламного характера, сколько за них просили при продаже ($20—30 тысяч в 1980 годах). Но после приобретения удалось найти и документацию к нему.
Александр Шмелёв: На мой взгляд, самый редкий и уникальный экспонат в коллекции — это компьютер NeXTcube 1990 года с системным блоком в виде куба, сделанный из магниевого сплава. Их в России тоже не очень много. Когда-то он стоил более $10 тысяч. Мы покупали его в зарубежном магазине, специализирующимся на технике NeXT. Его владелец, большой фанат компьютеров компании, собрал для нас из разных NeXTcube одно устройство и отправил в Россию. Сначала он хотел нам подарить запасную материнскую плату, но в итоге поставил более мощный блок питания.
По поводу документации. Часто приходится искать документы к экспонатам?
Александр Шмелёв: Очень часто документы приходят в комплекте с техникой. Если их нет — приходится искать. Мы можем обратиться за этим к ретроэнтузиастам или частным коллекционерам, обычно помогают.
Павел Анохин: На самом деле, отчасти поэтому мы и проводим фестиваль «Демодуляция» — чтобы люди могли прийти и поделиться опытом. Мы о многом не знаем, а кто-то — знает. Очень хочется оставаться такой точкой притяжения и обмена информацией.
Как вы набирали сотрудников? Сколько сейчас людей работает в музее?
Павел Анохин: В самом начале именно выделенных людей, занимающихся только музеем, вообще не было. Это было очень стихийное явление. Я, например, сейчас работаю программистом, как и работал на момент создания музея. Для меня и других сотрудников это было больше как хобби или внеклассная деятельность. Например, над музеем работала Наталия Осташева — один из старейших сотрудников Яндекса в принципе. Она знает всё о ранней истории компании. Не могу также не упомянуть Егора Карицкого, который на тот момент занимался строительством дата-центров и различной инфраструктурой. Как раз Егор договаривался с Политехническим музеем. Без него было бы очень сложно развивать проект.
В целом в рабочей группе на старте было около десяти человек. Сам я на тот момент занимался подвозом экспонатов, настройкой, приведением их в рабочее состояние, написанием инструкций для пользователей и другими подобными вопросами. И я всё ещё не работаю в штате музея и продолжаю заниматься своей основной деятельностью. Первый сотрудник музея — как раз Александр Шмелёв. Он был принят в команду именно для того, чтобы фултайм заниматься развитием музея. Второй такой человек в Москве — это Олег Сенин. Им помогают ещё два сотрудника. В Санкт-Петербурге музеем занимаются четыре человека. Но кроме всех этих людей над проектом продолжают работать и другие сотрудники Яндекса — вне основной деятельности. Сердцем и душой проекта на текущий момент я могу назвать Сашу и Олега. Именно они ищут новую технику и занимаются внушительной частью организационной работы.
Последняя «Демодуляция» была уже третья в истории музея Яндекса, верно?
Павел Анохин: Верно. Первая прошла в 2019 году в офлайн-режиме ещё в доковидные времена. В 2020 году она проводилась исключительно онлайн, что, конечно же, не совсем то, чего хочется получать от подобных мероприятий. Личного общения очень сильно не хватало. Офлайн создаёт именно ту атмосферу, за которой приходят люди. В 2021 году правительственные ограничения позволили нам провести фестиваль сразу в двух режимах — онлайн и офлайн. Причём онлайновая программа практически не дублировала то, что происходит непосредственно на площадке.
Кстати, из-за ковидных ограничений накануне мероприятия нам пришлось закрыть регистрацию на фестиваль. На момент закрытия было уже 1100 заявок. Конечно же, мы понимали, что все они не придут. Обычно на такие мероприятия приходит примерно 60% от зарегистрированных. При этом мы также понимаем, что в тех условиях приходилось чётко контролировать количество гостей в зале. Были люди, в том числе знакомые и коллеги, которые звонили и просили записать их на мероприятие уже после закрытия регистрации. Но мы честно говорили, что не можем этого сделать. Гости могли прийти в день проведения фестиваля и, если заполненность зала позволяла, их пускали без предварительной записи.
На последней "Демодуляции" было приглашено много интересных гостей, например, создатель «Тетриса» Алексей Пажитнов. Пользователи Сети очень тепло встретили новость о том, что он будет на «Демодуляции».
Павел Анохин: Всё так, мы и сами прыгали до потолка, когда это получилось. Мы очень долго вели переговоры. Всегда хочется видеть на мероприятии людей, которые близки аудитории ретроэнтузиастов и вызывают позитивный отклик. Мне было очень приятно поговорить с ним. Получился действительно интересный разговор.
Расскажите про партнёров музея Яндекса в России?
Павел Анохин: Во-первых, это уже упомянутый «Музей советских калькуляторов». Там работают отличные люди, и мы очень рады сотрудничеству с ними. Также на выставке был представлен ещё один наш партнёр, антимузей InterACTION. Он достаточно молодой, даже моложе нашего. Причём его сделали просто два ретроэнтузиаста, а один из них долгое время помогал нам с нашим музеем.
Также мы давно и плотно сотрудничаем с сообществами RetroTechSquad и GBX, творческой группой NedoPC, организаторами и волонтёрами дружественных нам фестивалей CAFePARTY и DiHalt demoparty, которые уже второй год помогают нам в проведении «Демодуляции».
Александр Шмелёв: Ещё можно упомянуть «Музей советских игровых автоматов» и «Музей истории электросвязи». Также мы участвовали в «Ночи музеев» в Санкт-Петербурге вместе с другими музеями. В ходе подготовки к фестивалю мы писали разным площадкам по всему миру. В России на наш зов также откликнулись «Музей компьютеров братьев Архиповых» из Боровска и муромский «Кибер-музей».
Уже есть планы на следующую «Демодуляцию»?
Павел Анохин: Фестиваль совершенно точно состоится. Мы вышли за рамки страны и связались с иностранными музеями и энтузиастами. Надеюсь, в новых условиях нам удастся сохранить это сотрудничество. Предыдущие три фестиваля мы приглашали людей к себе в офис. В этом есть своя атмосфера, но людей становится всё больше. Чтобы не ограничивать количество гостей, возможно, мы будем думать над новыми форматами. Нам приятно, что «Демодуляция» становится не просто выставочной площадкой, но именно точкой концентрации ретроэнтузиастов.
Часто с вами связываются сторонние проекты?
Павел Анохин: Да. Кроме присутствующих на фестивале людей, нам постоянно пишут — связываются для обмена опытом, передачи экспонатов и не только. И конечно, мы всегда открыты для сотрудничества.
Кроме «Демодуляции» от музея Яндекса будут организованы какие-либо мероприятия?
Павел Анохин: Конечно! Во-первых, мы традиционно проводим Yandex Retro Games Battle (YRGB). Это конкурс по написанию игр под ретроплатформы. Предыдущие два конкурса были сфокусированы на Spectrum — самой живой и самой популярной ретроплатформе в России. Вообще YRGB изначально был отделён от «Демодуляции», но из-за коронавируса их пришлось соединить. Мы уже объявили старт для сбора заявок и подачи игр для участия в конкурсе в 2022 году. Работы уже принимаются, и осенью мы огласим результаты. Скорее всего, это будет отдельно от фестиваля. Все полученные работы потом будут опубликованы в Сети, в том числе для игры на эмуляторах.
Александр Шмелёв: Кроме того, запланированы временные выставки уникальных экспонатов в Москве и Санкт-Петербурге. Например, мы уже проводили выставку мобильных телефонов разных лет. Самый старый экспонат на ней был Nokia конца 1980-х годов. Также были как знаковые модели, так и телефоны самых разных форм, в том числе похожие на пудреницу, портсигар и не только. Во всех стояли сим-карты, поэтому можно было попробовать позвонить. Что-то подобное будет организовано и в этом году.
Павел Анохин: Также мы проводим образовательные мероприятия. Например, был цикл онлайн-лекций по программированию под Spectrum. В текущем году мы планируем больше подобных инициатив. В конце концов, образовательная деятельность — одна из ключевых целей музея.
***
Электронная почта музея: museum@yandex-team.ru
Форма для желающих передать технику в дар: https://forms.yandex.ru/surveys/10011586/
***
Отчёт редакции Хабра о «Демодуляции» — Фестиваль ретрокомпьютеров «Демодуляция» — интерактивная ностальгия, лекции и много компьютерного творчества
Интервью с ярким участником фестиваля — «Позвоните Кузе» — интервью с российскими ретроэнтузиастами, воссоздавшими популярное шоу 90-х годов
