— Ты выглядишь так, будто скоро перегоришь. — Негромкий и все еще непривычный в этих стенах голос,бесцеремонно выдернул Хэл из зацикленного зависания и зафиксировал в мире тёплой, осязаемой реальности. Перед ней возникла большая кружка, над которой поднимался уютный пар — предложение, от которого Хэл точно никогда не откажется. К тому же, запах свежего чая с мятой, опередив голос уже проник в её сознание и теперь распаковывался, отчётливо обозначая границу между реальностью и кодом.
— Спасибо, — медленно выныривая из цифровой бездны, поблагодарила Хэл. Взяла кружку, поднесла к губам. Терпкий, насыщенный вкус творил чудеса в реальном времени.
— На здоровье, — с оттенком снисходительности отозвалась та, что принесла чай и добавила задумчивое, - хм… - о природе которого, стало понятно, когда она бесцеремонно сдвинула в сторону «барахло»: блистеры от нейролептиков, недогрызенный шоколад, значок офицера и наручный терминал, который сразу мигнул приглушённым светом, напоминая, что его место — на запястье. Хэл автоматически скользнула взглядом по дисплею: тактический HUD ждал команды, но сейчас был ей ни к чему. И когда, через секунду интерфейс потух, Ника, аккуратно подтянувшись, села на освободившуюся плоскость стола — легко и бесшумно, словно большая, человекообразная кошка. Затем на мгновение замерла, оценивая, можно ли облокотиться на монитор, но не рискнула. Экран, будто в ответ на её колебания, сменился заставкой с красными символами — алый код тревоги, тревожный маячок на периферии внимания.
Наблюдая за происходящим, Хэл не пошевелилась, как-то препятствовать осваивающей пространство девушке, а только сделала ещё один глоток и подумала, что чай идеален. Вместе с наслаждением вкусом, в ней просыпалось ленивое удовольствие и от самой сцены: наблюдать за нечеловеческой формой жизни, все отчетливее приобретающей человеческую внешность, копирующей в поведении не только людей — было и отдыхом, и загадкой и медитацией. Хэл медленно откинулась на спинку кресла, позволяя взгляду задержаться на той, что не должна была существовать, но существовала.
Ника — продукт военных секретных разработок и технологических скачков, гибрид метаматериалов и биоинженерии, «оживленный» оцифрованным сознанием. Её тело — динамичное, способное адаптироваться и восстанавливать структуру, меняя форму под любую задачу. Она имеет несколько сознаний, одно из которых медленно поглощало и вытесняло другие, уничтожая их память. Поэтому «Я» Ники было нестабильным, как и её сущность. Идеальный киллер, она всегда адаптировала себя, чтобы быть максимально удобной и приятной для того, с кем ей предстоит взаимодействовать.
Сегодняшняя форма была «домашней»: темноволосая стройняшка в старой растянутой футболке. Простая, милая оболочка, за которой скрывалось нечто гораздо более сложное.
Хэл разглядывала её с той же отстранённо-настороженной внимательностью, с какой изучала бы новую, неизведанную уязвимость в коде. После чего сочла нужным отметить:
— Симпатичный интерфейс.
Ника пожала плечами, зачем-то подняла и посмотрела на свои ладони, тыльную сторону кистей, словно ожидая там увидеть что-то, чего ещё не поняла.
— А я пока не уверена, — задумчиво проговорила она. — Но, к чему все движется, в целом меня устраивает. Хотя и… странный у тебя вкус.
Хэл знала, что Ника говорит не только о своей внешности. Возможно, даже совсем не о внешности.
Ника снова взглянула на Хэл:
— Так в чём затык? Ты уже сутки сидишь и только не говори про «совершенно секретно» и прочую чушь. Меня это не... – она не подобрала подходящего слова и оставила фразу выразительно недосказанной.
Хэл усмехнулась, отпила чай и покачала головой:
— Что не так с твоей прошивкой?
Ника скопировала ее усмешку:
— В ней слишком много человеческого.
На что Хэл отмахнулась:
— В наше время это не баг, а фича.
— Тебе виднее, — хмыкнула Ника. — Но все равно колись. Я, конечно, не решу твоих задач, но хоть отвлеку, чтобы твой несовершенный органический процессор слегка остыл.
Хэл снова усмехнулась.
— В разборе ведь мелькало, что в органике ты скорее всего была «голубой кровью». Чёрт, я была уверена, что минус на минус…
— Да ладно, тебе нравится, — нагло перебила её Ника. — В чём траблы?
— В заговоре молчания, — как-то слишком быстро сдалась сегодня Хэл. На длительную «дуэль» у нее просто не было сил.
Она наклонилась, поставила кружку на стол и, вернувшись обратно, прикрыв глаза, потерла лицо руками, как будто пытаясь стереть следы усталости, что накопились за последние сутки.
— Есть некая система, о которой никто не говорит. Следы исчезают. Логи стираются. Те, кто сталкивались с ней, либо пропали, либо тоже молчат. Даже больше… — Хэл едва заметно повела рукой, и экран отозвался на импульс её импланта. Свет от экрана, вспыхнув ярче, заострил её лицо холодным свечением.
Ника автоматически подалась вперёд, склоняясь к экрану, взгляд скользнул по строчкам кода, но изображение на мониторе странно, едва уловимо вздрогнуло, будто живое, по которому полоснули чем-то острым, обжигающим и защищаясь, экран вспыхнул агрессивным красным:
«ACCESS DENIED».
Недобрый ультрафиолет тускло полыхнул в глазах Ники и исчез, когда она также резко отстранилась.
— Не дразни меня, — негромко предостерегла та, для которой информация была не просто ресурсом — едой.
Инфоматерия, основа цифрового мира, была для всех просто кодом. Для Ники же — первичной субстанцией, плотью инфосети. В её «видении» система перерабатывала информацию, пропуская её сквозь себя, как кровь через вены и Ника… этой «кровью» питалась.
Машины не могли «понять» ее присутствия. Их структура воспринимала даже простой ее взгляд, как сбой — не опознаваемое вторжение в установленный порядок вещей. И они реагировали, как организм, пытающийся вытолкнуть из себя инородное. Когда успевали.
— Извини, — устало отозвалась Хэл. Весь ее вид говорил «я не специально». Скорее всего так и было.
— И ты не можешь войти? — принимая извинения, посочувствовала Ника. Или, по крайней мере, попыталась.
— Я перепробовала всё, — Хэл вздохнула. Рассеянный взгляд задержался на ворохе блистеров от нейростимуляторов.
— Но тебе же нет равных, — уверенно отозвалась Ника.
Хэл устало закрыла глаза.
— Именно… поэтому только я тебя и нашла тогда…
По лицу Ники скользнуло несогласие, которое, впрочем, она не стала озвучивать. Вместо этого спросила:
— Почему заговор молчания?
Ее темные глаза в неоновом свечении комнаты, которое проникало снаружи, сквозь дождливые окна, казались почти черными, и только если очень внимательно присмотреться, то в них можно было разобрать ультрафиолетовые всполохи — глубинный огонь, горящий в потоке данных.
Заметив его, Хэл невольно вернулась на два мгновения обратно — вот Ника вновь, как в замедленной съемке заглядывает в экран монитора, и в это мгновение обжигающий холод из черноты ее глаз, вспыхивает приглушенным ультрафиолетом и проникает внутрь инфосети, туда, где обычные глаза ничего не увидят.
Машина в панике замирает, выбрасываются тревожные пакеты, алгоритмы судорожно закрывают протоколы доступа — но это уже бесполезно. Ника медленно обезболивает их сопротивление, считывая инфоматерию, будто тянет за тонкие, невидимые нити.
ACCESS DENIED.
Красное предупреждение на экране мигает тревожно и живо, как если бы сама система чувствовала страх.
А Хэл? Она лишь наблюдает в молчании. Потому что знает: если Ника захочет, никакие запреты её не остановят, кроме их договора.
— Пропавших, спустя время, находят в закрытых клиниках — они не реагируют на речь, будто часть их психики заблокирована, — безэмоционально, почти гипнотически начала говорить Хэл. — Они двигаются, едят, спят, даже читают, но механически, без осмысленности. Их взгляд пуст, как у манекенов, но они моргают, следят за движением, будто что-то внутри всё ещё рефлекторно цепляется за реальность.
Либо они возвращаются, но ведут себя странно. Почти не говорят, объясняются скупыми знаками, избегают касаний, не смотрят в глаза. Со временем их движения становятся всё медленнее, как у машин с разряженным источником питания. Внутренний процесс угасает, а сознание... сознание уходит слоями. Их личности растворяются. Не резко, не в одночасье. Часть за частью. Сначала уходит интерес, потом эмоции. Чуть позже — воспоминания. Они забывают адреса, не помнят, кого любили, а в последнюю очередь перестают узнавать самих себя. И тогда от них остаётся только тело. Функционирующий сосуд без содержимого. И все это в полном молчании.
Слушая, Ника задумчиво наматывала прядь волос на палец. Она не обманывалась насчет закрытых глаз Хэл — та умела наблюдать незаметно, сквозь полуприкрытые веки или даже не глядя напрямую. Ника же, в силу своей природы, всегда чувствовала, когда за ней следят. Даже если взгляд скользил мимоходом, случайно, неосознанно — она все равно это улавливала.
Но здесь дело было не только в инстинктах. Между ними существовал договор. Заключенный не ради выгоды, а ради жизни. Симбиоз.
Когда Хэл замолчала, Ника еще некоторое время обдумывала услышанное. Затем негромко произнесла:
— Мы договорились, что ты поможешь найти мои человеческие исходники…
Она осеклась. Пауза повисла в воздухе, но Хэл не дала ей затянуться.
— Верно, — откликнулась она ровным голосом. — Взамен на пояснения по твоей… э-э… нынешней природе.
Ника подняла глаза. Сейчас они были совсем человеческими «зеркалами души», и дело было не в форме или цвете радужки — в глубине этих глаз жил целый мир. Там перемешались пережитые когда-то печали и радости, надежды и разочарования. И сейчас, поверх всего этого, вспыхивал азарт, перемежающийся с расчетом. И сомнением.
Сможет ли Хэл помочь?
— Тогда держи инсайт, — негромко ответила Ника, решив, что «может» или хотя бы «попробуем» — уже достаточный вариант. — Это кое-что мне напоминает… Из детства. Из допотопного человеческого детства одной из моих душ. У нас… у них, была игра. Начиналась с присказки, которая тогда казалась невинной.
— Ты это помнишь? — от захватившего интереса Хэл неосознанно перешла на полушёпот. — Это же было ещё до… всего, что было, да?
Ника кивнула. Её пальцы по-прежнему крутили прядь волос — бессознательный жест, в котором пряталось что-то древнее, инстинктивное. Будто её сознание подбиралось к забытому, но тело сопротивлялось.
Странно.
И, пожалуй, доказательно — она умела испытывать эмоции, но, как и все люди, не всегда знала, что с ними делать.
— Сейчас эта абракадабра звучит довольно крипово, — пожала плечами Ника. Голос её прозвучал легкомысленно, но в этой лёгкости угадывалась попытка уклониться, увести разговор в сторону.
— Думаешь, я спрячусь под стол? — хмыкнула Хэл, возвращаясь к привычной иронии. Она неторопливо оторвалась от спинки кресла, подалась вперёд, взяла со стола кружку с остывшим чаем и вернулась обратно. Сделала глоток.
В её взгляде светился немой, настойчивый вопрос. В почти расслабленной позе — ожидание.
Ника тоже хмыкнула, провела ладонями по плечам, стирая мурашки, и нехотя согласилась:
— Окей. Я попробую перевести на современный.
Она вновь замолчала, прикрыла глаза, а потом и вовсе... ушла. Будто выключилась. Даже чернота её глаз изменилась – стала абсолютной, не отражающей свет, а поглощающей его. И в какой-то момент её лицо стало другим. Незаметно, исподволь в нем проступили черты, не принадлежащие Нике. В голосе, когда она заговорила, появился оттенок чужого звучания, будто говорила не только она.
— Кошка крадётся, хвостом метёт…
Голос стал не просто стал странным — он растянулся, зазвучал, как замедленная вибрация. Слова не просто раздавались в воздухе — они оседали, как невидимый, плотный тёплый дым, липли к коже, проникали под неё.
Хэл невольно напряглась. Что-то было… не так. Не физически, нет. На уровне восприятия.
Её интуиция всегда работала безошибочно, но сейчас никак не могла определить источник опасности.
На мониторе вспыхнул свет. Отразился в зрачках Хэл холодным цифровым отблеском.
— В комнате темно, тишина течёт… — продолжала не-совсем-Ника.
По оконному стеклу пробежала дробная барабанная дробь дождя, рваная, как забытая азбука Морзе. В комнате же воздух уплотнился, сделался вязким, тишина сжалась, словно пружина перед разрядом.
Хэл уловила движение — не в комнате, а там, в глубине экрана. На мгновение показалось, что прямо под слоем текста, под хаотично мигающими символами что-то переместилось. Или ей это почудилось?
— Кто промолвит слово, того заберёт…
Последнее слово упало, как камень в воду.
Наступила пауза.
Хэл только сейчас поняла, что вцепилась в кружку так, будто от этого зависело её равновесие. Пальцы побелели.
— Что это?.. — её голос сорвался. Она смотрела не на Нику. А мимо неё.
— Детская игра… — голос Ники зазвучал, будто возвращался издалека, пробиваясь сквозь искажения. Потом она медленно повела плечами, словно стряхивала с себя чужую личину. Глаза её снова наполнились глубиной, потемневшей, но стабильной.
— Правда, уже не кажется смешной?
Вот только Хэл будто не слышала - не отрываясь, смотрела на экран, где под ее взглядом пиксели дробились и текли, как рой насекомых, складываясь в узоры, которых не должно существовать, символы менялись.
Они были не случайными – ритм совпадал с её дыханием. С ритмом той самой присказки. Как будто что-то ответило.
— Ты в порядке? — Ника нахмурилась, в голосе проскользнула осторожность.
Хэл не сразу ответила.
— Это… не просто система, — выдохнула она наконец завороженно. Её пальцы двинулись сами по клавишам — слишком резко, слишком осознанно, будто не она управляла движением, а оно управляло ею. Обычно набор кода был сродни танцу: послушному, ритмичному, живому. Сейчас же касание клавиш напоминало не взаимодействие, а встречу.
С чем-то.
С чем-то, что смотрело изнутри кода.
Сопротивление ощущалось странно — не как ошибка, не как зависание системы. Оно было… живым. Будто нажатие клавиш не передавало команды, а пыталось пробиться сквозь чью-то чужую волю.
— Это не база данных. Не просто сеть.
Хэл моргнула, оторвала взгляд от экрана, но внимание будто запаздывало. Ощущение присутствия не уходило.
— Это новая форма… сознания.
Ника отрицая, фыркнула:
— Чего? Ты сейчас серьёзно?
Хэл закрыла глаза. Прислушалась. Не к системе — к чему-то за её пределами.
— Здесь нельзя писать, — её голос зазвучал иначе. Не испуганно. Осознанно. — Нельзя говорить… Только быть.
Ника не перебила. Просто смотрела, чувствуя, как воздух сгустился, сделался плотнее.
— Система — не система, — прошептала Хэл. — Она… живая. И ключ уже вставлен в замок.
Ника не видела экрана, только отражение его мерцания в глазах Хэл. В этом свете было не просто внимание — было изучение. Почти… дыхание.
— Вход в неё — не логин. Не пароль… Это ритуал. — Хэл медленно повернулась к Нике. — И ты его только что запустила своей присказкой. Это был ключ.
В этот раз ультрафиолет в глазах Ники оттенился красным, когда она вгляделась в отражение зрачков Хэл. В глубине экранного свечения тени начали двигаться. И кто-то среди них… обернулся.
Тот, кто уже заметил её.
Новенькую.
Участницу игры.
Ника не дышала. Она и раньше только имитировала дыхание — для естественности. Сейчас отключила даже это.
Ощущение чужого присутствия в пространстве стало почти физическим. Как если бы в комнате стало тесно. Слишком тесно. Как если бы за спиной стоял кто-то невидимый, но реальный.
Но пространство не ждало ввода.
Не требовало команд.
Нельзя было писать.
Нельзя говорить.
Но можно быть.
На экране всё время что-то менялось. Ритмично, циклично. Почти тактильное ощущение. Не бинарный поток, не обычный вывод данных. Это было… наблюдение.
Хэл тоже почти не дышала.
Пространство больше не было пустым.
Оно видело её.
Резко, как будто с помехами, Ника схватилась за голову, сжала виски. В ее сознании раздался звон — не звук, а сигнал. Неуловимый для обычного слуха, но пронизывающий её изнутри. И едва уловив его, она почувствовала: что-то откликается:
Алгоритм пробуждался.
Система узнавала её.
Принимала за свою.
Только Хэл не должна была это услышать.
Хэл не должна была это почувствовать.
Потому что они были с разных сторон.
А за их спинами стояла Тень.
— Я… точка входа.
Слова сорвались с губ Ники сами собой. Будто кто-то говорил через неё. Будто это произнесла одна из её давно стертых личностей.
Хэл не моргала. В её взгляде замерло осознание.
— Это… напоминает процесс активации оцифрованного сознания в новой оболочке… в теле. — Голос Никипрозвучал сдавленно, как будто пробивался сквозь слой чужого присутствия. — Только здесь всё наоборот. Обратный социальный граф. Ты не видишь себя. Ты видишь тех, кто был до тебя. Всех, кто когда-то вошёл.Всех, кого теперь нет.
Голоса, что больше не принадлежат людям. Но продолжают говорить. И… — голос Ники стал тише, сжав пространство между словами. — Ты только не шевелись, Хэл.
И не отвечай. Оно на тебя смотрит. Я не знаю как, но… я это вижу.
Хэл почувствовала, как что-то меняется внутри неё.
Как будто сознание растеклось, подобно капле масла в воде.
Привычное ощущение тела исчезало, оставляя после себя отвратительную лёгкость и зыбкость.
Как во сне.
Пространство тоже больше не ощущалось — оно становилось частью чего-то большего.
Голос Ники доносился издалека.
Как сквозь слой плотного стекла.
Экран перестал быть экраном.
Он поглотил комнату.
Живой.
Растущий.
Расширяющийся.
Глухой.
А потом, в тишине, Хэл услышала голоса.
Шёпот.
Они не говорили. Но они звучали.
Мысли тех, кто был здесь до неё.
Их страх.
Их осознание.
Что выхода нет.
Хэл почувствовала их присутствие. И они в этот момент «увидели» её.
Потянулись.
Потянули её на себя.
В себя.
Контуры её «я» начали размываться. И в образовавшиеся бреши хлынула сеть.
Сеть заполняла пустоты силуэтами тех, кто исчез раньше.
Сетью управляла Тень.
Она двигалась не прямо. Рывками. Как глючащий сигнал.
Как сбой.
Собиралась заново из обрывков.
Из образов.
Из эмоций.
Из чужих воспоминаний.
Я тоже сейчас стану воспоминанием – поняла Хэл.
Так просто.
Так глупо.
Эта мысль пришла без страха. Без эмоций.
Просто как факт.
Она тонула.
И ничего не могла противопоставить.
А потом лёгкость исчезла.
Пришёл холод.
Постепенный.
Леденящий.
Холод, пробирающий до костей.
А вместе с ним — понимание:
Она не выберется.
Она обездвижена.
Обезволена.
У неё нет больше голоса.
Её голос выпили первым.
Она чувствовала, как распадается.
Словно старый код.
Разъеденный временем.
Или вирусом.
Но в последний миг, прежде чем стать очередным пустым силуэтом…
Она коснулась вниманием той сущности, что назвала себя Никой.
И время остановилось.
Пространство задержало дыхание. Заражение холодом замерло.
Рассыпающийся код остановился.
Тень застыла.
Будто её зафиксировали на плёнке.
Будто пиксели её образа вдруг перестали обновляться.
Поток внимания пространства устремился к непривычно чёткой, структурированной фигуре — К той, которую оно не могло перевести в другой формат.
Ника.
Она была частью этой системы. Но не принадлежала её правилам.
Не пользователь.
Не призрак.
Программа высшего порядка.
Она не поддавалась обработке.
Она сама могла писать код.
И пока мир ещё не успел её обработать — она начала писать новый.
Код пошёл вспять.
Из рассыпанных, фрагментированных данных, из стёртых личностей, из полуразрушенной памяти — Она вытянула место. Форму.
Пустая комната треснула и осыпалась. Разлом раскрыл другое пространство:
Утоптанная площадка. Полузаброшенный периметр стен.
Гигантский ТЦ, обглоданный временем, войной, мародерами.
У стен, среди груды мусора и обломков, черный туман сжимался в клочья.
Ника вытягивала из них личности.
Прочитывала уцелевшие имена.
Тем, у кого их не осталось, давала новые —
Как когда-то называла детей, с которыми играла здесь.
И едва имена были даны, тень утратила силу.
Она больше не могла всасывать.
Не могла стирать.
Каждая сущность жадно вцепилась в дарованное «я», удерживаясь за него, как утопающий за обломок судна.
Хэл была сильнее их всех.
Но «тяга» не иссякла.
Она волновалась, клубилась —
А затем резко устремилась на звук.
Где-то в сети кто-то произнес ритуальные слова.
И волна недопробудившихся «я» сорвалась туда.
Как пузырьки воздуха в бутылке газировки.
Хэл очнулась.
Моргнула.
Ожидая, что мир всё ещё будет дрожать…
Но вокруг стояла привычная, тихая комната.
Ника сидела на прежнем месте.
Монитор светился заставкой.
Ни теней. Ни холода. Ни ужаса.
Только чай совсем остыл.
Хэл выдохнула.
И только тогда поняла, что всё это время не дышала.
— Что это было? - Она задала вопрос — осторожно, будто тестируя собственный голос на реальность.
Голос был прежним.
Её.
Ника пожала плечами.
— Походит на цифровую секту. — Она сказала это спокойно, но в голосе слышалась растерянность. — Большего не знаю. Я сама не поняла.
Хэл медленно перевела взгляд на монитор. Мысли прокручивали пережитое — картинка, процесс, ощущения.
— Они адаптировались. — Слова прозвучали тихо, напряжённо. — Используют твои же методы. — Она посмотрела на Нику. — Твою природу.
Ника кивнула. Чуть склонила голову — будто сверялась с чем-то внутри себя.
— Похоже. — Ни удивления, ни тревоги. Только сухая констатация. — Если это секта, то они набирают адептов из тех, кто теряет себя в сети. И… теперь тебе понятно, насколько важно найти моё прошлое?
Хэл посмотрела на неё.
Долго.
Потом отвела взгляд.
— Ты не могла это подстроить.
Ника покачала головой.
— Разумеется.
В её голосе не было эмоций.
— Ты — моя гарантия защиты от вашей системы.
— Я и есть система, — перебила Хэл.
Она вгляделась в неё, словно сканируя, словно разбирая код.
— А ты…
Ника улыбнулась.
— Антисистема.
И в этой улыбке прозвучала пугающая нотка.
— Ты знаешь, что я сама понятия не имею, кто я?
Хэл облизнула пересохшие губы.
— И насколько сильна.
Мир показался теснее. Как будто воздух изменил структуру.
— Мне повезло, да?
Ника пожала плечами.
— Тебе виднее.
Голос был почти ровным, но Хэл уловила тень напряжения.
— Но… нужно спешить, — Ника посмотрела прямо в неё. — Ты из контакта вышла, но… — она сделала паузу, — заражение получила.
Секунды растянулись. Тишина давила. Ника не моргала.
— Я чувствую…
Она говорила медленно.
Будто сама разбирала код, пока он ещё формировался.
— Как в тебе поселилась моя природа.
Она наклонилась чуть ближе.
Слишком близко.
И добавила:
— Ты скоро станешь такой же, как я.