О чем в ней идет речь? «Параграф» — первый стартап из России, покоривший мир. И он вряд ли вообще появился на свет, если бы Степан Пачиков вместе с Гарри Каспаровым не организовал первый в Москве детский компьютерный клуб.
Именно знания, связи и репутация, приобретенные на посту его директора, позволили Степану в Перестройку запустить собственный кооператив по продаже программного обеспечения. Так вся эта заваруха с «Параграфом» и началась.
Каспаров и Пачиков в детском клубе «Компьютер» — фото 1987 года (опубликовано на сайте Republic.ru)Ну а эта глава как раз рассказывает о весьма нетривиальной цепочке событий, которая и привела Пачикова, в общем-то рядового сотрудника Академии Наук, к знакомству с чемпионом мира по шахматам и открытию уникального по тем временам клуба.
Фото клуба из статьи в журнале «Радио». 1987 г.Поучительная история о том, как случайности и вера в лучшее могут радикально изменить жизнь и по сути предопределить судьбу. Ну и повод поностальгировать о компьютерах Z80 и флоппи-дисках для тех, кто застал те времена…
Должен заметить, что технически — это вторая глава. Первая, вступительная, рассказывает личную историю главного героя, и к миру технологий не имеет прямого отношения. Поэтому ее пропустим. Этот пробел чтению не помешает.
Про пропущенную главу достаточно знать, что Пачиков будучи студентом написал на стене лозунг «Чехию — чехам» после ввода советских войск в Чехословакию. За что сначала его вышибли из Новосибирского университета, а потом чуть не вышибли из Тбилисского. И только случайное вмешательство влиятельного знакомого позволило ему получить диплом и начать научную карьеру.
Напоследок напомню, что вы всегда можете подписаться на рассылку проекта и сразу получить письмом все готовые главы в виде pdf или epub — их пока что девять, считая ту, которую я только сегодня разослал подписчикам. Ну и не забывайте про подкаст с фрагментами книги.
Поехали!
Ученый-вахтер
Основателем компьютерного клуба, из которого вырастет потом «Параграф», Пачиков стал только благодаря тому, что однажды решил пойти работать по ночам вахтером в общежитии.
Этот радикальный карьерный шаг определил его судьбу гораздо больше, чем служба в Академии Наук СССР, которая до поры до времени оставалось для него основным местом работы.
Вахтеры были уникальным порождением советской системы. Они несли свою службу на входе в любое мало-мальски значимое учреждение. Зачем? Это оставалось загадкой.
Не для обеспечения безопасности — вахтеры не имели ни подготовки, ни соответствующей экипировки, да и в большинстве случаев их объекты не представляли никакого интереса для потенциальных злоумышленников. Предотвратить воровство на своих учреждениях они также оказывались бессильны.
Вахтеры часто вели учет входящих и выходящих, записывая паспортные данные каждого гостя в разлинованные вручную тетрадки с закрученными от частого употребления уголками. Но эта работа обычно велась спустя рукава и крайне редко когда имела практический смысл.
И уж точно советские вахтеры не оказывали никаких услуг посетителям учреждений — концепция «сервиса» была незнакома человеку, рожденному в СССР — сервиса нигде не оказывали и никогда не ждали. Зачастую на будках советских вахтеров красовалась лаконичная надпись: «Справок не даем».
Вахтеры, однако, выполняли важную для советского общества функцию — они создавали неубедительную, но приемлемую для всех иллюзию порядка и контроля.
Иными словами, миссия Пачикова в должности вахтера общежития заключалась в том, чтобы в отведенные ему часы сидеть на отведенном ему стуле и провожать строгим взглядом проходящих мимо людей.
Большую часть времени он пренебрегал своими обязанностями и читал книги. «Работая» ночь через три, Пачиков получал шестьдесят рублей в месяц — против ста восьмидесяти, которые ему платили в Академии.
Глядя на Пачикова, многие обитатели общежития конечно не верили, что он ученый — с чего это сотрудник главного научного учреждения страны будет работать простым вахтером?
Они не думали, что он сидит на протертом стуле и задает себе вопрос, который после тридцати одолевает многих людей: как же это так получилось? Все же так хорошо начиналось — и так банально вышло.
К тому времени прошло уже десять лет с тех пор, как он счастливо избежал крупных неприятностей в Тбилиси и отправился в Москву покорять столицу советской империи.
Степан и сам не заметил, как из подающего надежды юноши превратился в ученого с заурядной карьерой — и человека, которому приходилось искать подработку, чтобы прокормить семью.
За спиной у него осталась и аспирантура, и женитьба, и рождение первого ребенка, и недописанная диссертация по теории размытых множеств, и работа в совхозе «Московский», на которую он пошел в общем-то только ради подмосковной прописки.
Только Москва открывала возможности в карьере и давала приемлемый уровень комфорта, а также доступ к культуре. Но в Советском Союзе не существовало ни частной собственности, ни рынка жилья как такового — квартиру нельзя было купить в ипотеку, как и невозможно было официально взять ее в аренду в каком-нибудь доходном доме.
Чтобы жить в столице, надо было или там родиться и вырасти, или попасть на обучение в один из местных институтов, который обеспечил бы общежитием, а потом найти работу в организации, которая могла предоставить официальную московскую прописку.
Служба в совхозе не обещала Пачикову никаких научных открытий — задачи там стояли в основном административные. Ему поручили присматривать за проектом по налаживанию электронного документооборота в бухгалтерии.
Однако совхоз закрыл вопрос с пропиской, предоставив новому сотруднику жилье в ближнем Подмосковье.
Кроме того, Степану назначили оклад в двести семьдесят рублей, который поначалу казался ему чудовищным, и давали возможность официально покупать в совхозе его продукцию — томаты и шампиньоны.
Месячная норма продуктов, положенная каждому сотруднику, была весьма скромной. Чтобы купить лишнюю коробочку грибов, требовалась подпись одного из заместителей директора. Но даже такая незначительная привилегия имела значение: продукты в СССР стоили дороже денег.
В стране самые банальные продовольственные товары оставались в дефиците — из-за железного занавеса и стремления производить все самостоятельно, помноженного на невыгодные климатические условия и неэффективную модель советского управления.
Даже имея наличные, хорошие продукты нельзя было купить в магазинах — нужно было «доставать». Выменивать у тех, кто имел к ним доступ.
Часто это значило: научился систематически воровать у учреждения, в котором служил или работал — далеко не все имели возможность, как Пачиков, приобретать их легально.
На сером рынке продуктового бартера томаты и шампиньоны считались ликвидным товаром. На них можно было выменивать мясо, рыбу, овощи, колбасу… Для многих доступ к дефициту был веским аргументом в пользу того, чтобы держаться за работу в совхозе.
Возобновить научную карьеру Пачикову удалось только через пять лет. Степан получил должность старшего научного сотрудника в консультативной группе при президенте Академии Наук, которая занималась экономическим моделированием в энергетической отрасли. Там он мог по крайней мере применить свои знания в области кибернетики. Переход в Академию ударил по семейному бюджету — платили там в полтора раза меньше.
Какое-то время в семье ученого спасались тем, что шили по вечерам кимоно для каратэ по заказу знакомого тренера, в группе которого Степан занимался этим модным тогда видом спорта.
Власть не поощряла такие «левые» заработки — хотя формально они и не были запрещены. Зачем советскому человеку дополнительные доходы, если всем необходимым его обеспечивает общество — самое справедливое из всех?
Несмотря на официальную доктрину, как и Пачиков, многие люди искали способ улучшить свое положение, не афишируя свою коммерческую деятельность. По оценкам исследователей, даже в «застойные» семидесятые десять-двенадцать процентов доходов советских граждан составляли неофициальные частные заработки. Для интеллигенции самым привычным делом было репетиторство.
Помимо кройки и шитья кимоно, Степан занимался и еще более сомнительной с точки зрения советской власти деятельностью — через знакомого переводчика издательства «Прогресс» покупал на Западе запрещенную в СССР литературу и распространял ее среди друзей и знакомых.
«Прогресс» выпускал советскую пропаганду на пятидесяти языках — она предназначалась на экспорт. Поэтому из почти тысячи сотрудников учреждения многие были иностранцами-переводчиками.
Один из них решил приложить руку не только к экспорту, но и к импорту культурных ценностей.
Кристофер Инглиш начинал свою подпольную деятельность с того, что привозил пленки с записями «Битлз» и «Роллинг Стоунз», а потом уже переключился на нечто более серьезное — запрещенные в СССР книги Солженицына, Шаламова, Бродского и других враждебных или просто неблагонадежных авторов…
Они издавались на Западе — в том числе и на русском языке. Через знакомых посольских работников переводчик ввозил их в страну и отдавал своему хорошему приятелю — с ним его свели друзья, отрекомендовав как человека, которому можно доверить столь деликатное дело.
Этим человеком был Степан Пачиков. Получив от переводчика запрещенные книги, он распространял их по знакомым — и занимался такой деятельностью с энтузиазмом, который не мог найти выхода на официальной работе, ни в совхозе, ни в Академии.
За несколько лет через руки ученого прошли сотни запрещенных книг. За самые ненавистные советскому режиму литературные памятники человеческой жестокости и подлости — книги Шаламова или Солженицына — он мог легко получить несколько лет лагерей.
Пачиков при этом являлся также участником совершенно официального общества книголюбов, которые существовали в СССР почти на каждом предприятии и должны были способствовать распространению идеологически выверенной советской прозы.
Среди полного барахла там попадались и более-менее приличные вещи. Ради них Степан набирал все, что ему давали. Его активность не осталась незамеченной, и однажды Пачикову вручили почетную грамоту «За активное распространение общественно-политической литературы».
Он с гордостью повесил ее дома на стене — прямо над местом, где хранил стопки запрещенных книг.
Именно Крис и помог Пачикову устроиться вахтером — дал знать, что в общежитии его издательства открылась перспективная вакансия. Степан ухватился за эту возможность не раздумывая — и с радостью променял шитье кимоно на просиживание штанов.
Работая вахтером, можно было получать деньги, ничего не делая. Кроме того, общежитие, строго говоря, было не общежитием, а многоквартирным домом, только необычным — жили в нем преимущественно иностранные сотрудники «Прогресса».
А в Советском Союзе, куда просто так заграничному гражданину попасть было крайне сложно, знакомства с иностранцами сулили новые, хоть и неопределенные и опасные, возможности.
Не веря в легенду о сотруднике Академии Наук, некоторые жители дома считали, что на самом деле Пачиков — офицер КГБ, которого отрядили присматривать за постояльцами.
Должен же был вездесущий Комитет госбезопасности держать переводчиков под колпаком — как и всех других людей с паспортами иностранных государств, потенциальных саботажников и шпионов?
Степан носил отцовские офицерские рубашки. Отчасти из уважения к его памяти — отец умер вскоре после тбилисской истории. Отчасти от того, что в Советском Союзе не так-то просто было отыскать хорошую мужскую сорочку.
Эти офицерские рубашки только укрепляли подозрения обитателей дома в том, что их новых вахтер — совсем не тот, за кого себя выдает.
Однако актер так здорово играл свою роль, что однажды один из жильцов, финн Аки Паананен, решил пойти ва-банк и спросил: не поможет ли ему Степан разобраться, как извлечь толк из этого ящика с кнопками, называемого персональным компьютером?
Недавно приобретенным «ящиком» оказался Commodore 64. Это был один из первых массовых персональных компьютеров в истории.
Его дебютная версия — Commodore PET — появилась в 1977 году, за несколько месяцев до Apple II — того самого изобретения, которое открыло новую эру в цифровой индустрии, превратив предприятие двух Стивов — Джобса и Возняка — в одну из самых успешных айти-компаний своего времени.
Прежде доступом к вычислительным машинам наслаждались лишь ученые и сотрудники корпораций — компьютеры семидесятых были слишком громоздкими и дорогими для частных пользователей. Они стоили несколько миллионов долларов и сдавались в аренду за десятки тысяч в день.
Commodore, Apple, а потом и британский Sinclair Research вывели на рынок машины принципиально другой категории — сравнительно компактные и недорогие, они предназначались для домашнего использования.
За несколько лет люди оценили возможности, которые давали персональные компьютеры. Они позволяли набирать и редактировать тексты, работать с таблицами и даже играть, управляя нарисованным космическим кораблем (который, впрочем, выглядел довольно условно, поскольку обозначался одними линиями — сквозь его корпус просвечивали звезды).
Commodore 64, который приобрел переводчик, был третьей, самой популярной, моделью в линейке американской фирмы. Продажи этой машины исчислялись уже миллионами штук.
Несмотря на свою массовость, компьютер выглядел не слишком простым в освоении. На старте на синем экране загоралась надпись «Ready» и на следующей строке — белый квадратик, на месте которого появлялась буква, если пользователь нажимал клавишу.
Первое, что обычно приходило в голову нормальному человеку, — ввести слово «Привет» и нажать «ввод». В ответ на это машина выдавала загадочную надпись: «?Syntax Error».
Пачикова трудности не испугали. Он умел программировать на БЭСМ-6 — советской полупроводниковой вычислительной машине, которую выпускали с конца шестидесятых. А в их лаборатории в Академии наук он работал с мини-компьютером фирмы Wang.
Степан попросил оставить ему на время «ящик» и инструкцию к нему — и за пару ночей он разобрался в Commodore 64 настолько хорошо, что сумел не только обучить хозяина аппарата азам обращения с ним, но и создал клавиатурный драйвер, который позволял печатать по-русски.
Для человека, работающего с двумя языками, такой апгрейд превращал компьютер в полноценный рабочий инструмент. Когда пораженный переводчик спросил, как его отблагодарить, Пачиков попросил оформить ему подписку на компьютерные журналы.
Власть в СССР ревниво следила за тем, откуда граждане черпают информацию о мире. Поэтому обычный советский человек не имел возможности подписаться на западную прессу.
Ученым, которых нельзя было совсем отрезать от остального мира, дозволялось читать иностранную периодику в специализированной библиотеке. Однако это выходило не слишком удобно. К тому же журналы появлялись там с запозданием в несколько месяцев, иногда — в виде ксерокопий, из которых изымались реклама и статьи, не нужные или вредные для советского ученого.
Аки выписал все главные компьютерные журналы на свое имя — и отдавал их Степану. Штудируя прессу, тот не только начал улучшать свой английский, но и стал докой по части персональных компьютеров.
Красочная реклама в этих журналах несла не меньше полезной информации, чем сами публикации. Изучая ее, можно было понять масштаб происходящих в мире технологий перемен.
Вскоре ему конечно страшно захотелось обзавестись собственным компьютером. Но как это сделать?
От остального мира СССР отделял железный занавес — и сложные отношения с западными странами, которые еще с окончания Второй мировой старались препятствовать экспорту в СССР технологий, прежде всего военных.
В ответ на вторжение СССР в Афганистан администрация американского президента Джимми Картера в 1980 году и вовсе ввела полный запрет на поставки в Союз любых технологий — компьютеров в том числе.
Но тут Пачикову помог другой сотрудник «Прогресса» и обитатель охраняемого им дома — голландец Роб Вундеринк.
Роб переводил на нидерландский советскую периодику и считал это занятие более разрушительным для мозга, чем злоупотребление алкоголем.
Но такова была плата за жизнь в СССР — и за возможность писать статьи о советской действительности для голландских журналов. Молодого Вундеринка мало интересовала официальная новостная повестка — ему хотелось рассказывать о том, чем реально жила эта удивительная страна. Пачиков стал его проводником.
Степан показал голландцу, как надо покупать колбасу и чай, заходя в магазин с черного хода, потому что на прилавках ни колбасы, ни чая не было. Степан водил Рона по советским забегаловкам и учил, как пить пиво и закусывать воблой, о существовании которой голландец прежде и не подозревал.
Репортажи Роба не вызывали восторга в советском министерстве иностранных дел. С точки зрения чиновников, он не имел права вообще ничего писать о своей жизни в Москве, поскольку никто ему не давал журналистской аккредитации.
Помогая голландцу, его проводник шел на некоторый, отличный от нуля, риск. И когда Вундеринк решил купить себе компьютер в Голландии, Степан набрался наглости и попросил о встречной услуге — привезти машину и ему тоже.
Они приобрели самые передовые компьютеры того времени — «Амстрады» на процессоре Z80. Особой гордостью Пачикова был выбранный им блок, отвечавший за загрузку данных — флоппи-дисковод.
Гибкие диски позволяли загружать программы в оперативную память машины за секунды. Менее совершенные компьютеры в то время использовали для загрузки аудиопленку — процесс запуска программы занимал несколько минут и не всегда заканчивался благополучно.
Таким образом благодаря работе вахтером в доме для иностранцев и полученным там знакомствам Степан обзавелся чем-то еще более дефицитным в Советском Союзе, чем колбаса и шампиньоны: собственным компьютером.
Пачикова ошеломляли возможности, которые давали персональные вычислительные машины. Для жителя Советского Союза свобода в обращении с информацией несла в себе особый смысл.
Прежде, чтобы сделать копию запрещенной цензурой книги, нужно было вручную, страницу за страницей, перепечатывать ее на пишущей машинке. Теперь можно было просто дать компьютеру команду «скопировать» — и готово.
Степан верил, что домашние компьютеры положат конец тотальной цензуре. А вслед за падением цензуры неизбежно падет и тоталитарный строй, который он по-прежнему ненавидел всей душой.
Знания о развитии компьютерной индустрии — теперь уже не только теоретические, но и практические — переполняли Пачикова. Хотелось ими делиться.
С помощью Роба Степан обзавелся игольчатым принтером Epson 80 и стал выпускать дайджест, в котором делал обзоры последних компьютерных новинок и пересказывал ключевые новости, почерпнутые из иностранных журналов. Сам сочинял и набирал тексты, сам верстал, сам печатал.
Степан раздавал дайджест по знакомым — зачастую это были те же самые люди, что прежде получали из его рук запрещенную литературу. Спрос на его компьютерное периодическое издание рос день ото дня.
Вместе со спросом росла и слава «издателя» — вскоре он стал известен в московских научных кругах как специалист по компьютерам и энтузиаст цифровой революции.
Строя экономические прогнозы, Пачиков оставался лишь одним из рядовых ученых на службе Академии наук. Увлекшись «персоналками», превратился в уникального эксперта — в новой области, с каждым годом набиравшей обороты.
Порой кажется, что многие люди, которым удалось в жизни добиться успеха и взлететь по экспоненте, просто оказались в нужном месте в нужное время. Как говорят китайцы: большая волна поднимает все лодки.
Попасть в нужное место в нужное время, впрочем, не так-то просто. Чтобы оказаться на волне, требуется ведь и лодка, и весла, и, главное, вера в то, что там, за горизонтом, новая земля — и новая, лучшая, жизнь.
Ведь именно эта вера заставляет человека покидать знакомые берега.
Нужно было обладать изрядным воображением, чтобы сидя в типовой советской квартире и глядя на синий экран маломощного «Амстрада», поверить в будущий полный триумф единиц и нолей над миром печатных машинок и скоросшивателей.
Пачиков от недостатка воображения никогда не страдал.
В советской Москве в середине восьмидесятых было сложно найти ученого, который с большей горячностью готов был убеждать всех и каждого, что компьютеры скоро перевернут жизнь людей и станут такой же обыденностью, как домашний телевизор или телефон.
Рано или поздно все это должно было вылиться во что-то большее. Так оно и получилось.
Ученого-энтузиаста пригласили выступить на компьютерном семинаре физика Евгения Велихова. Это знакомство открыло для Пачикова совершенно новые возможности — Велихов к тому моменту уже больше десяти лет занимал должность вице-президента Академии наук.
Степан выступил достойно и стал постоянным участником семинара. Кроме того, его включили в рабочую группу, которая под руководством вице-президента Академии занималась разработкой концепции компьютеризации советских школ.
Дальше разговоров у группы дело не пошло, но Степан хорошо себя зарекомендовал. И когда у Велихова возникла идея организации первого в СССР компьютерного клуба, он сразу подумал о Пачикове. Академик предложил ему взять инициативу на себя и обсудить идею клуба с шахматистом Гарри Каспаровым.
Молодой советский гроссмейстер — Каспарову было тогда всего двадцать три года — как раз стал обладателем не одного, не двух, а пятидесяти компьютеров Atari и до конца не понимал, что ему с ними делать.
Продолжение следует...
Если понравилось, подпишитесь на рассылку, чтобы получить все готовые главы одним файлом.
Буду рад отзывам и конструктивной критике.