Хабр Курсы для всех
РЕКЛАМА
Практикум, Хекслет, SkyPro, авторские курсы — собрали всех и попросили скидки. Осталось выбрать!
Если и был в тот день человек, которому некогда было обращать внимания на скрипача, это был Джордж Тиндли. Тиндли не спешил на работу. Он был на работе.
Стеклянные двери, через которые большинство пассажиров выходит со станции L'Enfant, ведут в торговый центр, из которого есть три выхода на улицу и лифты к офисам. Первый этаж в ТЦ располагается кофейня Au Bon Pain, где работает 40-летний Тиндли — убирает столы, выносит мусор. Тиндли работает под всевидящим взглядом его боссов, и должен был работать в поте лица. И работал.
Но чуть ли не каждую минуту, будто бы ведомый внешней силой, Тиндли подходил к границе кофейни, ногами оставаясь внутри, на работе. Он, насколько мог, наклонялся в коридор, глядя на скрипача по ту сторону стеклянных дверей. Через двери проходило много людей, так что они в основном были открыты. Звук доносился достаточно хорошо.
— Можно было за секунду сказать, что этот парень очень хорошо играет, что он профессионал, — говорит Тиндли. Он сам играет на гитаре, любит звук струн, и не уважает определенный вид музыкантов. — Часто люди играют музыку, но не чувствуют ее. Ну а этот человек — чувствовал. Это было волнующе.
В тридцати метрах, на другом конце галереи, стояла очередь играющих в лотерею, иногда пять или шесть человек. Если бы они повернулись, им было видно Белла куда лучше, чем Тиндли. Но никто не повернулся. Ни разу за 43 минуты. Они просто продвигались к автомату, выплевывающему номерки.
Дж. Т. Тиллман был в этой очереди. Компьютерщик из Департамента строительства и городского развития (Department of Housing and Urban Development), он помнит каждый номер, на который поставил в тот день — 10 номеров, по 2 доллара каждый, всего 20 долларов. Но что играл скрипач, он не помнит. Говорит, что это звучало как типичная классическая музыка, что-то вроде того, что играли на «Титанике» перед столкновением с айсберга.
— Я и не думал об этом, — говорит Тиллман. — Просто мужик, старающийся заработать пару баксов. — Тиллман дал бы ему доллар или два, но потратил все наличные в игровом автомате.
Когда ему говорят, что он слышал одного из лучших музыкантов мира, он смеется.
— Он тут еще будет играть?
— Да, но вам придется заплатить кучу денег, чтобы послушать.
— Чёрт побери!
В лотерею Тиллман тоже не выиграл.
…
Лучшие места были свободны. На балконе. В этот день за 5 долларов можно было не почистить обувь.
Только один человек занял одно из этих мест, когда играл Белл. Теренсу Холмсу, консультанту Департамента транспорта (Department of Transportation), музыка понравилась, но на самом деле его интересовал блеск его ботинок:
— Мой отец говорил мне: никогда не одевай костюм, если твои ботинки не начищены до блеска.
Холмс часто носит костюмы, так что нередко сидит здесь, на балконе, и у него хорошие отношения с чистильщицей обуви. Холмс дает хорошие чаевые и умеет входить с людьми в контакт, что пригодилось в этот день. Чистильщица обуви была чем-то недовольна, и музыка еще больше ее раздражала. Она жаловалась, говорит Холмс, что музыка была слишком громкой, и он попытался успокоить ее.
Эдна Соуза из Бразилии. Она чистит ботинки на L'Elefant Plaza шесть лет, и видела здесь много уличных музыкантов. Когда они играют, ей не слышно клиентов, а это плохо для ее бизнеса. Поэтому она с ними борется.
Соуза показывает на линию, отделяющую собственность метро, на площадке перед эскалатором, и аркаду, которую контролирует компания, владеющая торговым центром. Иногда, говорит Соуза, музыканты встают на стороне стороне метро, иногда у торгового центра. В любом случае, она с ними справляется. В ее телефоне на скором наборе есть номера полицейских из метро и из ТЦ. Редко когда музыканту удается долго продержаться здесь.
— А как насчет Джошуа Белла?
— Он тоже слишком громко играл. — Соуза смотрит на свою тряпку и фыркает. Ей неприятно говорить хорошо об этих проклятых музыкантах. — Неплохо он играл, этот малый. Я первый раз за все время не вызвала полицию.
Марк Лайтхаузер, ведущий куратор Национальной галереи, держал в своих руках больше произведений искусства, чем любой король, или Папа Римский, или Медичи. Он считает, что он знает, что же именно случилось.
— Предположим, я возьму один из наших шедевров абстракционистов, допустим, картину Эльсуорта Келли, выну из рамы, спущусь по 52 ступеням Национальной галереи, за гигантские колонны, и принесу ее в ресторан. Картина стоит 5 миллионов долларов. Это будет один из тех ресторанов, где продаются произведения искусства, сделанные ребятами из Corcoran School. Вот я повешу этого Келли на стену с ценником $150. Никто не заметит. Искусствовед, может быть, посмотрит, и скажет: «Эй, немного похоже на Эльсуорта Келли. Передайте мне соль, пожалуйста».
Мысль Лайтхаузера в том, что мы не должны навешивать ярлык «неразумного быдла» на прохожих в метро. Важен контекст.
Кант писал о том же. Он относился к красоте серьезно: в своей «Критике способности суждения об эстетике» Кант утвержает, что способность воспринимать красоту связана со способностью делать моральные суждения. Но есть предупреждение. Поль Гайер из университета Пенсильвании, один из ведущих в Америке исследователей Канта, говорит что немецкий философ 18 века чувствовал, что для должной оценки красоты условия просмотра должны быть оптимальными.
— Оптимальные, — говорит Гайер, — не значит, что вы идете на работу, думая о докладе начальнику и о том, что жмут ботинки.
— А что сказал бы Кант, глядя на равнодушных прохожих в метро, которым играет Джошуа Белл?
— Он не стал бы делать о них никаких выводов, — уверен Гайер.
Просматривая видеозапись несколько недель спустя, Белл удивляется только одному. Он понимает, почему не собрал толпу в утренний час-пик в рабочий день, но:
— Я удивлен количеству людей, которые не обратили внимания вообще, как будто я — невидимка. Потому что… Знаете ли, я шумел очень сильно!
Да, действительно. Не нужно быть ценителем музыки, чтобы обратить внимание на то, что перед тобой стоит человек, играющий на скрипке, извергающей целый шквал звуков; иногда Белл столь виртуозно водит смычком, что кажется, что слышишь сразу два гармонично играющих инструмента. Так что эти прохожие, не поворачивающие голову и идущие, не меняя темп, на самом деле удивительное явление.
Белл предполагает, что это невнимание может быть намеренным: если вы делаете вид, что не замечаете музыканта, не будешь чувствовать вину из-за того, что не дал ему денег.
Возможно и так, но никто не дал такого ответа [журналисты опросили многих выходящих со станции]. Люди говорили, что они просто были заняты, думали о чем-то своем.
— Люди поднимаются по эскалатору, смотрят только перед собой. Каждый занят своими мыслями, находится в напряжении. Понимаете, о чем я? — говорит Эдна Соуза, которая уже шесть лет чистит обувь на станции L’Enfant Plaza.
Неужто нам и впрямь минуты не найти,
Отринуть суету, помедлить, оглянуться…
«Досуг», Уильям Генри Дэвис
Let's say Kant is right. Let's accept that we can't look at what happened on January 12 and make any judgment whatever about people's sophistication or their ability to appreciate beauty. But what about their ability to appreciate life?
We're busy. Americans have been busy, as a people, since at least 1831, when a young French sociologist named Alexis de Tocqueville visited the States and found himself impressed, bemused and slightly dismayed at the degree to which people were driven, to the exclusion of everything else, by hard work and the accumulation of wealth.
Скрипач в метро — социальный эксперимент