Логотип статьи определяет три, как временные, так и географические, точки на моём жизненном пути, через которые лежал мой путь в страну под названием «Программирование». В городе Чебоксары, на родине легендарного комдива Гражданской войны В.И.Чапаева, прошло моё детство (1954-1968 г.г.), там я закончил 8 классов средней школы №6. В 1968 году я переместился в следующую географическую точку, в г. Казань, в Казанское суворовское военное училище (КзСВУ). После окончания КзСВУ в 1971 году мой путь лежал в столицу нашей Родины в Москву, в Военную орденов Ленина, Октябрьской Революции и Суворова Академию им. Ф.Э.Дзержинского (сокращённое название ВА им. Ф.Э.Дзержинского или ВАД), которой в 2020 году исполнилось 200 лет со дня ее основания. И 22 июня в трагический для нашей страны день в 1941 году и знаковый для меня в 1976 году я окончил ВА им. Ф.Э.Дзержинского и получил диплом по специальности «Программирование» с присвоением квалификации военного инженера программиста:
Это случилось 45 лет назад. Но на стезю программирования я вступил ещё раньше, а именно, в 1971 году, когда после окончания КзСВУ я приехал в столицу нашей Родины поступать в ВАД. А это было ровно пятьдесят лет назад. И вот именно о том, как я попал на эту стезю и как шёл и иду по ней, и будет мое повествование. И посвящено оно моим родителям Орлову Николаю Егоровичу и Орловой (в девичестве Кулыгиной) Зое Федоровне, которые прожили вместе более 55 лет:
I. Отчий дом
Мой выбор стези Программирования, я думаю, был неслучаен. Он был обусловлен всем моим счастливым детством.
Детство моё прошло в небольшом провинциальном городе Чебоксары, населения в нём тогда было менее 100 000 человек. Семья наша была многодетной. У отца с матерью нас было четыре брата, слева направо, Гена, Юра, Вова, Серёжа:
А поскольку я был старшим, то мне приходилось много заниматься с ними.
Я подумал и получается, что моё повествование фактически о том, как люди жили в Советском Союзе. Сразу скажу, что наш отец, точно также как наша мама, были выходцами из простых крестьянских семей. Ниже дом, в котором родился и вырос мой отец (он в центре, а перед ним я с братом Геной):
Именно из этого дома ушёл на войну мой дед Орлов Егор Михайлович и погиб под Москвой:
Мама росла без отца, а когда началась война, то на нее ушли и там погибли три её родных брата Борис, Владимир, Александр, мои дядья. И если бы не эти жертвы, то неизвестно как сложилась бы наша жизнь (если бы ещё она была).
Мои родители в Великую Отечественную войну, как сейчас принято говорить, сражались на трудовом фронте: отец работал в колхозе, а маму волей судеб занесло в Пензу на военный завод, где она стала стахановкой, чем очень гордилась.
В Чебоксары наша семья перебралась в 1954 году с Урала, где мать с отцом работали после войны на лесозаготовке и где родился я (на фотографии я в центре), а по дороге в г. Чебоксары — и мой брат Гена:
Себя я помню с 3-4 лет. Особенно хорошо запомнил наши поездки в Москву в 1957 и 1958 годах:
Останавливались мы оба раза в подмосковье у маминой сестры Клавдии Федоровны. На фотографии, сделанной в 1957 году в деревне Лунёво Солнечногорского района Московской области, слева направо стоят мамина сестра, мой брат Гена, мой отец Николай Егорович, я — Володя Орлов. муж маминой сестры Виктор и наша мама Зоя Федоровна.
Самые яркие воспоминания — посещение Мавзолея Ленина-Сталина, когда приходилось стоять в огромных очередях, берущих начало в Александровском саду, и тележки с горячими сосисками:
Я всегда гордился этим посещением и тем, что родился при И.В. Сталине
Первым нашим жильём в Чебоксарах была комната в бараке. Её дали маме от строящегося Чебоксарского завода тракторных запасных частей (сегодня это Агрегатный завод), куда она устроилась работать в горячий цех термистом.
Барак — это обычно одноэтажное здание, чаще деревянное, с проходом во всю длину, и разделённое перегородками на комнаты. Комнаты были по 12-16 квадратных метров. Туалет обычно находился во дворе, отопление было печным, а кухня — общая. Вода — в колонке на улице. К сожалению, мне не удалось найти фотографию именно нашего барака, но я нашел похожий:
После Великой Отечественной войны размер разрушений на территории СССР был колоссален, лишилось крова более 30 млн. человек, примерно, каждый седьмой по стране. Чернигов, Севастополь, Великие Луки, Белгород были разрушены полностью. В Сталинграде, Минске, Курске, Новгороде и многих других городах было разрушено более 90% зданий. В землянках оказались миллионы наших граждан. Строительство бараков было вынужденной и временной мерой как по расселению оставшихся без крова людей, так и по обеспечению жильем людей, прибывающих на строительство новых заводов. Так было и в Чебоксарах при строительстве Чебоксарского завода тракторных запасных частей.
Но если фотография нашего барака не сохранилась, то фотография нашей комнаты в этом бараке (и не одна) сохранилась:
Это где-то 1956-57 года. Посмотрите, какие счастливые лица у людей. На фотографии слева направо мой отец, из его подбородка выглядывает автор этой статьи, затем моя мама. Встреча состоялась по случаю приезда из Саратова брата отца Владимира Егоровича с женой Зинаидой (пара в центре) и прихода в гости сестры мамы Лидии Фёдоровны с мужем Фёдором. Последние жили в Чебоксарах в своём доме на ул. Краснофлотской. Её сейчас нет, на её месте стоит Олимпийский стадион. Спустя 45 лет в июне 2003 года я приехал в г. Саратов и встретился с местным кланом Орловых:
На фотографии второй слева брат отца Владимир Егорович, а в центре его жена.
Как я уже сказал, бараки были временной мерой и уже в 1957 году мы переехали в более комфортабельное жильё, в коммунальную квартиру на Школьном проезде дом 4:
В СССР коммунальные квартиры, общежития и временные бараки были одним из основных типов жилья рабочих до начала массового жилищного строительства отдельных квартир в 1960-х, до начала строительства знаменитых хрущёвок.
Знаменитые стройки 70-х годов, такие как Нижнекамский и Чебоксарский химические комбинаты, КАМАЗ, Чебоксарская ГЭС, Чебоксарский завод промышленных тракторов (ЧЗПТ), уже возводились без бараков. Вместе с этими индустриальными гигантами вырастали современные города Нижнекамск, Набережные Челны, Новочебоксарск, а в Чебоксарах вырос Новоюжный район:
Но вернёмся в коммунальную квартиру. В коммунальной квартире уже были туалет, ванная, центральное отопление. Если мне не изменяет память, то в нашей квартире было четыре комнаты, в каждой из которых жила отдельная семья.
А поскольку родители работали, то мы часто дома оставались одни. Дверь в нашу комнату, естественно, всегда была открыта. Однажды мы остались с братом одни и зашли с ним на общую кухню, где у каждой семьи был свой стол. Там нашли коробок со спичками. Кто-то из нас сказал, что они не настоящие и мы решили это проверить. Результат был плачевным, вспыхнула скатерть на одном из столов. Мы убежали с кухни в свою комнату. На наше счастье в одной из комнат дома была чья-то бабушка, которая одеялом потушила начинающийся пожар. С тех пор я на всю жизнь запомнил, что огонь можно потушить, накрыв источник огня, например, одеялом, и самое главное, что игры с огнём могут закончиться печально. Именно поэтому в те времена так был популярны плакаты на тему спичек и детей.
Отсюда я в 1960 году пошел в первый класс в школу №24, которая находилась на этой же улице рядом с домом. Здание школы сохранилось, но школы там нет:
Первый класс запомнился двумя знаменательными событиями. Первое, это полное солнечное затмение, когда нас вывели на улицу и мы первоклашки наблюдали как день становится ночью. А весной 1961 года я провалился под лёд в котлован, который находился во дворе школы. Надо сказать, что когда я пошёл в школу, то не умел ни читать, ни писать. Но этот недостаток скоро был устранён и чтение стало любимым моим занятием, особенно с фонариком под одеялом. Надо сказать, что вся наша семья много читала. У нас была хорошая библиотека. Я, например, зачитывался Карелом Чапеком («Средство Макропулоса», «Война с саламандрами» и др.) и, как ни странно, Емельяном Ярославским, его повествованием о Древнем Египте. Именно поэтому, наверное, у меня и появилась тяга к истории.
Как нам жилось в коммунальной квартире? Отвечу: хорошо. Вглядитесь в эти лица:
Они все счастливы. Я на фотографии в правом нижнем углу, мой брат Гена через одного человека левее, а за ним в белой кофточке наша мама. Посмотрите на эти лица. Сейчас вы таких лиц не найдёте.
Более того, ни у кого из них не было холодильников, но были сараи (на фотографии дома они были бы вместо забора). В этих сараях люди хранили дрова, кто-то держал кур и так распространённых в то время индюшек, а кто-то и поросят. В этих сараях рыли погреба, в которые по весне складировали лёд и которые служили холодильниками:
В первом ряду на этой фотографии два паренька в школьных фуражках – это я (справа) и мой брат Гена.
В начале 70-х годов прошлого столетия мне довелось побывать в нашей коммунальной квартире. Только это уже была отдельная (я бы сказал шикарная) четырёхкомнатная квартира, в которой жила одна семья, наши соседи по коммуналке. Все остальные соседи получили бесплатно от государства отдельные квартиры и переехали в них.
Настал 1961 год, год первого полёта человека в космос. Этим человеком был гражданин Советского Союза Ю.А.Гагарин:
В этом же году наша семья в составе пяти человек (в 1960 году у меня появился второй брат Сергей) переезжает в отдельную со всеми удобствами квартиру по ул. Ярославская (сегодня ул. Энгельса, д.12, на фотографии первый дом справа):
Наша квартира была на шестом этаже (лифта не было) и как мы этим гордились. В те годы в Чебоксарах мало кто так высоко жил. Но самое главное было то, что весь первый этаж был отдан под Станцию Юных Техников (СЮТ). Сразу скажу, что сегодня этой станции там нет, и все помещения занимают коммерческие предприятия. И вот в один прекрасный день, уже учась во втором классе, я открыл дверь, переступил порог СЮТ и попал в волшебный мир. Меня приветливо встретили и провели по всей станции. Ребята (правда, они были постарше меня, я учился во втором классе) собирали модели кораблей и самолетов, строили планеры, печатали фотографии, а кто-то показывал фильмы. Глаза разбежались. В итоге я записался практически во все кружки: фото, авиа- и судомодельный. Записался и на курсы киномеханика. На курсах киномехаников нас учили крутить фильмы на кинопроекторе «Украина».
Всё было абсолютно бесплатно. Как я успевал? Мне повезло, что СЮТ была в доме, в котором я жил, и школа №16 была рядом, в двух минутах ходьбы.
Я до сих пор с гордостью рассказываю, что уже во втором классе получил первое удостоверение киномеханика. Был случай, когда в клубе оказалось некому показать фильм «Степан Разин». И тут моё удостоверение пригодилось. Пригодилось оно и в дальнейшем, когда в школе необходимо было демонстрировать учебный материал на «Украине» (видеомагнитофонов и компьютеров тогда не было).
А как народ сбегался смотреть, когда мы запускали в небо планеры, а тем более кордовые модели!
СЮТ была хорошей школой, она мне многое дала. Стацию юных техников я прекратил посещать после того, как мы переехали на новое местожительство.
А еще мне посчастливилось встречать в Чебоксарах в 1962 году Космонавта-3 А.Г.Николаева:
Мы с отцом в этот момент были на крыше дома слева. Надо было видеть, что творилось в городе. Посчастливилось мне встречать в Чебоксарах и первую женщину космонавта Валентину Терешкову:
В момент следования кортежа я находился в первом ряду около детского мира (на фотографии второй дом справа от левого верхнего угла) и один из мотоциклов своим колесом проехал по моему ботинку. Вот такие воспоминания. Жизнь просто бурлила.
Мой отец всю жизнь гордился, что тоже был причастен к полёту А.Г.Николаева в космос. Где-то за месяц до полёта бригаду плотников, в которой работал и мой отец, отправили в командировку (они такого слова не знали) в глухую чувашскую деревню.Оказалось, надо срочно построить дом для простой чувашской старушки. Никто ничего не понимал, но дом был построен, а вскоре и секрет открылся, это был дом для матери Космонавта-3.
В 1961 году у меня появился еще один брат, третий – Юра.
А весной 1964 года мною была предпринята первая попытка пойти учиться в суворовское военное училище. Как я уже говорил, я много читал, в том числе и про суворовцев. В те времена военно-патриотическое воспитание было на высоте. Я знал, что в суворовские военные училища (СВУ) берут после четвертого класса. Со мной в классе учился мальчик, чей отец был летчиком-испытателем и погиб при испытании самолёта. Мы с ним дружили и хотели вместе идти в СВУ. Но именно в 1964 году было принято решение о приёме в СВУ только после восьмого класса. Наша детская мечта была отложена на целых четыре года.
В этом же 1964 году мои родители получили трехкомнатную квартиру на улице В.И.Чапаева, д.11. Эта улица знаменита тем, что стоит на месте деревни Будайки, в которой родился В.И.Чапаев — знаменитый комдив времен Гражданской войны. На том месте, где стоял дом семьи Чапаевых, сегодня стоит такой монумент:
Надпись на мемориальной доске гласит:
«Здесь стоял дом, в котором 9 февраля 1887 года родился В.И.Чапаев»
После переезда пришлось сменить и школу. Теперь я посещал школу №6, которая тоже находилась недалеко от дома (на фотографии я в верхнем ряду второй справа):
В центре фотографии наш классный руководитель Вениамин Андрианович (он же учитель английского языка), а справа от него наша учительница математики Гаврилова Анна Порфирьевна.
Но, перестав ходить на СЮТ, я стал посещать в школе баскетбольную секцию и секцию самбо в спорткомплексе «Динамо». На баскетбольном поприще мне врезался в память мой бросок с середины поля с попаданием в кольцо противника, когда мы играли на первенство города. Это было что-то. А в самбо также врезался в память финальный поединок на первенство города, когда я мог выиграть схватку на ковре, проведя болевой приём на локте соперника (рычаг локтя). Однако я так и не смог до финального гонга разорвать сцепленные в замок кисти рук противника.
Отдельно стоит сказать о шахматах. Муж средней сестры отца, которую я звал просто Галя, Николай очень хорошо играл в шахматы:
Они часто приходили к нам в дом, порой с ночёвкой. Именно они подарили мне шахматы и, самое главное, привили любовь к ним. Каждый их приход к нам начинался с игры в шахматы и не просто игры, а игры с разбором. И вот наступил момент, когда Николай мне сказал:
«Всё, больше я тебе ничего здесь дать не могу. Ты превзошёл своего учителя»Кстати, всех сестер отца и младшего брата я звал по именам. Таково было их пожелания. Меня они всегда считали за равного. Это здорово.
А в начале 1968 году в Будайках, недалеко от нашего дома, был открыт Дом Спорта «Спартак» (его можно увидеть на фотографии ниже). И вот как-то, проходя мимо него, я увидел на доске объявлений, что проводится запись для участия в квалификационном шахматном турнире II разряда. Турнир организовывал и проводил международный мастер по шахматам В.Д. Сергиевский. Имя Сергиевского в те годы гремело в Чебоксарах и я следил за его успехами. А успехи у него были. В 1966 году он стал чемпионом России по шахматам, занял шестое место на мемориале М.И.Чигорина, выиграв в турнире и у будущего чемпиона мира Б.В.Спасского. Именно на мемориале М.И.Чигорина Сергиевский выполнил норматив международного мастера по шахматам.
Когда я увидел фамилию Сергиевский, сомнений у меня не осталось и я вошёл в Дом Спорта записываться на турнир. Турнир я провёл хорошо, занял второе место. Победитель турнира, юноша старше меня года на 2-3, был значительно сильнее меня. Но надо иметь в виду, что я всё же был самоучкой. По условиям турнира за первое место давали II разряд, а за второе – III разряд. Итак, я стал третьеразрядником по шахматам и, как окажется чуть позже, будет иметь свои последствия. По ходу турнира был курьёзный случай. Одну из партий я играл с мальчиком, который был младше меня года на четыре, но он занимался у самого Сергиевского и подавал большие надежды. До встречи со мной он у всех выигрывал, но мне проиграл. И тут случилось непредвиденное, он расплакался навзрыд, его никто не мог успокоить. В итоге ко мне подошёл сам Сергиевский и попросил меня переиграть партию. Для меня это было очень неожиданно: в шахматах переиграть партию… Но Сергиевский нашёл какие-то слова и я согласился. Я думаю, Сергиевский всё же пожалел о своём поступке, паренёк снова проиграл. Я не помню сейчас, на каком месте он закончил турнир, но я своим вторым местом горжусь.
Отец мне с раннего детства привил любовь к периодической печати, к газетам и журналам. Родители мне выписали сначала газету «Пионерская правда», где печаталась книга А.Волкова «Урфин Джюс и его деревянные солдаты». О, как я ждал прихода газеты, чтобы прочитать продолжение!
Потом я их уговорил выписать журналы «Юный техник», «Техника — молодёжи», «Моделист-конструктор».
В пятом классе я увлёкся радиоделом и пришла очередь журнала «Радио».
Откуда пошла тяга к радиоделу или, как сейчас сказали бы, к электронике, я не помню, но увлечение было серьёзное. Сначала детекторный приёмник, потом приёмники прямого усиления, потом супергетеродинный радиоприёмник да ещё с приёмом коротких волн. Вместо корпуса мыльница. Апофеозом стал магнитофон, где самое трудное было собрать лентопротяжный механизм, и миниатюрный телевизор. Последнее осталось незаконченным, хотя была разработана схема и изготовлена печатная плата. Проблема была в отсутствии кинескопа, электронно-лучевой трубки малого размера. Но когда я дома отремонтировал телевизор, мой авторитет в глазах родителей вырос до небес.
Вершиной нашего радиолюбительства я считаю создание радиосети в нашем квартале, которую можно было бы считать нашим детским прообразом современного Интернет. Нас было человек шесть, увлечённых радиоделом. Все мы увлекались радиолюбительством, собирали усилители, радиоприемники, ремонтировали телевизоры и т.д. Самое главное, обменивались новыми схемами и радиодеталями, которые было трудно достать. Главная проблема была в оперативной связи между собой. Телефонов ни у кого не было и приходилось чуть что, бежать друг к другу.
Все мы жили в пределах одного квартала (6-й квартал, ул. Чапаева, г. Чебоксары) в новых пятиэтажках (как сейчас говорят в хрущевках). И вот кому из нас пришла идея: а почему бы нам не организовать радиосвязь между собой?! Нет, не собрать радиостанции, с этим было очень сложно. Нет, не собрать, а получить разрешение. И вот что мы придумали. Пробрасываем по крышам с дома на дом провода (не могу вспомнить, где же мы их взяли), каждый дома ставит усилитель, обзаводится микрофоном, присваиваем каждому позывной (про логин, естественно, тогда никто и не знал) и общаемся. Включаешь усилитель, берешь микрофон и говоришь, например: «Первый, первый, вызывает пятый. Ответь». И заработало:
Более того, таким образом, мы на весь квартал включали музыку. Все было хорошо.
Но однажды, когда я был дома один, раздался звонок в дверь. Нет, звонили не сотрудники КГБ, в дверь звонил участковый милиционер. Он вежливо спросил, что это за провода идут с крыши соседнего дома к нам на балкон (мы жили на четвертом этаже — фото). Пришлось ему все рассказать. Он попросил продемонстрировать, как все работает, и я связался с одним из своих товарищей. Больше всего его интересовал микрофон. В это время была просто напасть — срезали телефонные трубки в телефонных будках, как правило, ради того микрофона и динамика. Но у меня был настоящий микрофон. Я как-то познакомился с главным инженером ДОСААФ (Добровольное Общество Содействия Армии, Авиации и Флоту), он взял над нами шефство и помогал радиодеталями. Так что никаких претензий ко мне и нашей группе у участкового не возникло. Он даже похвалил, что интересным делом занимаемся, а не бесцельно по улицам болтаемся. Еще добавил, что телефонные будки надо беречь. После того, как в 1968 году я уехал учиться в КзСВУ, то, приезжая в отпуск, всегда смотрел на наши провода и иногда даже пользовался этой связью. Но прошло несколько лет и в очередной приезд я увидел, что изоляция на проводах разрушается. Я дернул провода и они оборвались. Так перестала существовать наша сеть (ещё не вычислительная). Так заканчивалось моё детство.
Как я учился? Учёба мне всегда давалась легко. Я был твёрдый ударник и блистал в математике. В этом была большая заслуга нашей учительницы по математике Гавриловой Анны Порфирьевны. Но у меня было, как я говорю до сих пор, три недостатка: у меня отсутствует (или не развит?) музыкальный слух, я не умею танцевать, не пою, и еще я не умею рисовать. При этом я люблю музыку, с удовольствием хожу на концерты, люблю живопись и архитектуру. Эти недостатки не давали мне возможности быть круглым отличником. Да я и не стремился:
О том, что хорошая учёба нужна, прежде всего, мне и только мне, я усвоил уже в первом классе, когда принёс домой двойку. Я имел беседу с отцом, который сказал, что им с мамой некогда заниматься с нами, да и образования у них нет для этих занятий, и что моё будущее только в моих руках. Это был урок на всю жизнь. С тех пор мне было стыдно приносить в дневнике не то что двойки, а и тройки. Двойки и колы я всё приносил, но это были оценки не за мои знания, а так учителя пресекали мои подсказки и шпаргалки на уроках.
На родительские собрания отец никогда не ходил. А мама очень редко. Но один раз они пошли вместе на собрание. С чем это было связано — не помню. Это был шестой-седьмой класс. Причём отец надел костюм с галстуком, осеннее пальто, шляпу.
Я стоял в подъезде на лестнице со своим товарищем Толей Ганиным, с которым мы вместе занимались радиолюбительством, когда в подъезд вошли мои родители, возвращающиеся после собрания. Отец шёл довольный, но увидев нас с Толей, сразу стал мне выговаривать: с кем ты дружишь, со шпаной какой-то, двоечником и т.д. Да, Толя не блистал в учёбе и был, как тогда говорили, хулиганом, рос без отца, но в радио разбирался хорошо и был верный товарищ. Вообще нас было трое, я, Толя и Саша Никитин. И каково было моё удивление, когда в разговор вмешалась моя мама. Она сказала, обращаясь к отцу, чтобы он сейчас же прекратил. А дальше сказала то, что я запомнил на всю жизнь, если ты доверяешь сыну, то доверяй и его друзьям. Если твой сын не может сделать плохого, то и друзья его это не сделают. Отец удивлённо и молча всё это выслушал и позвал всех домой пить чай. Инцидент был исчерпан. А Толя Ганин стал частым гостем в нашей квартире. В школе на собрании меня, как правило, всегда хвалили, а вот Толе доставалось от классного руководителя. Но зато я разглядел ещё одну сторону своих родителей.
Зимы в годы моего детства были снежные и морозные. Мы заливали катки, играли в хоккей с шайбой и с мячом. Причём для игры в мяч мы делали клюшки из стволов новогодних ёлок. Ёлками же укрепляли снежные крепости. Апофеозом наших детских развлечений была военно-спортивная игра 'Зарница":
На фотографии я в центре. третий слева. Надпись на фотографии тоже принадлежит мне.
Я заканчивал восьмой класс. Большинство из нашего класса уже решили, что покидают школу и идут кто в техникум, кто работать, кто в художественное училище, а я собирался в девятый класс. Но в один день всё перевернулось. Однажды, когда прозвенел последний звонок, в класс вошёл классный руководитель и попросил всех мальчиков задержаться, девочкам тоже не возбранялось остаться. В класс вошёл военный (я тогда не разбирался в званиях) и стал рассказывать про суворовские военные училища. И тут во мне всё всколыхнулось и я вспомнил свой четвёртый класс. Всё в одну минуту было решено, я иду в суворовское военное училище. Сразу после рассказа я подошёл к офицеру и расспросил, что нужно делать. Он рассказал, куда и когда подойди, какие документы принести и т.д.
Самым сложным было объявить своё решение дома. Когда о своём решение я сказал, то ни у кого не возникло даже мысли, что я могу не поступить. Мама расплакалась, как ты там, а как мы здесь без тебя и т.д. Но потом все успокоились и было решено, что я поступаю. Был ещё отбор в военкомате, была медкомиссия, были самые настоящие проводы в армию, на которых собрался практически весь мой класс, все родственники и даже моя учительница математики. К сожалению, фотографии с этих проводов нет. Но есть фотография моих проводов в академию им. Ф.Э. Дзержинского после окончания КзСВУ, на ней все те же лица, включая Гаврилову А.П. (вторая слева и слева от меня), которая привили мне любовь к математике:
Обилие овощей, солений, салатов, яблок на столе заставили вспомнить, что мои родители в 1957 году получили участок в 6 соток в садовом товариществе «Заря». С тех пор все выходные летом, как правило, проводились, как гордо говорили мы, на даче:
На фотографии третий слева это я, а центре мои родители. Вообще дача в советские времена, а для многих и сейчас, была существенным подспорьем в семейном бюджете.
И ранним июльским (или июньским?) утром 1968 года я и ещё несколько мальчишек взошли по трапу на теплоход на подводных крыльях «Ракета», который должен был умчать нас в светлое будущее:
Из взошедших по трапу на борт теплохода «Ракета», окончить суворовское училище посчастливилось только четверым: Володя Орлов, Саша Усов, Аркадий Кленин и Ордяков.
II. Казанское суворовское военное училище
Через пару часов нас встречала Казань. А спустя ещё немного времени мы входили на территорию КзСВУ:
По приезде в КзСВУ нам дали несколько дней на подготовку к экзаменам. Экзамены мы сдавали по математике и русскому языку. Сдавали и письменный экзамен и устный. С этим проблем не оказалось. И мне объявили, что я зачислен в училище. Но был ещё и пятый экзамен, вернее, не экзамен, а собеседование по иностранному языку. Это было связано с тем, что в суворовских училищах в те времена изучению иностранных языков придавали серьёзное значение. По окончанию училища можно было получить удостоверение военного переводчика.
В училище велось обучение на двух языках: английском и французском. В школе я учил английский язык, и у меня была твердая четвёрка. Каково же было моё удивление, когда на собеседовании мне сказали, что у меня нулевые знания и что я буду учить французский язык. Удивление было, но расстройства не было. Учить французский язык — язык Великой Французской революции, Парижской Коммуны! «Что может быть лучше!»,- думал я. А еще вспомнилось, как в пятом классе я очень хотел учить испанский язык, язык свободный Кубы, язык, на котором разговаривали Фидель Кастро и Че Гевара. И здесь мне казалось, что французский язык намного ближе к испанскому, чем английский. К французскому языку мы ещё вернёмся чуть ниже.
Я был зачислен в 3 взвод 7 роты (на фотографии третий ряд снизу, восьмой справа). Командиром роты был подполковник Харченко Б.К. (второй ряд снизу, шестой справа), а командиром взвода — майор Беседин А.Г. (второй ряд снизу, четвертый справа):
На фотографии наш командир ещё в звании майора. Подполковника он получит чуть позднее, в октябре 1968 года.
Мы очень гордились тем, что форма суворовца практически ничем не отличалась от формы воспитанников кадетских училищ царской России:
Здесь достаточно вспомнить фильм «Дни Турбиных».
Как оказалось, мы были последним набором в суворовские училища, кто носил эту форму. В 1969 году в Вооруженных Силах СССР была введена новая военная форма, но мы, набор 1968 года, выпускались в старой форме:
Я до последнего времени берег как зеницу ока свою суворовскую форму, а недавно её передал в музей «Сделано в СССР»:
Начальником Казанского суворовского военного училища был генерал-майор Смирнов А.П., участник Великой Отечественной войны, участник Сталинградской битвы. Мне на всю жизнь запомнились его слова, звучащие как напутствие:
Посеешь поступок — пожнёшь привычку.Сколько раз по жизни мне приходилось видеть подтверждение этих пророческих слов.
Посеешь привычку – пожнёшь характер.
Посеешь характер – пожнёшь судьбу
Когда экзамены были позади, когда мы получили форму и удостоверения суворовцев, было ещё одно собеседование, на этот раз на спортивную тему. Меня спросили, занимался ли я спортом и каким, я рассказал что занимался в баскетбольной секции и в секции самбо, а также получил III разряд по шахматам. Мне сказали, что баскетболист из меня с моим ростом так себе, а борцов в училище хватает. А вот то, что у меня разряд по шахматам, это здорово. Меня включили в группу шахматистов, которые после занятий, а также в выходные дни ходили в Дом Офицеров в шахматную секцию. Это, конечно, было что-то, у всех трехмесячный карантин без права выхода в город (без увольнительных), а ты имеешь это право выхода. А навыки самбо, естественно, пригодились на занятиях по рукопашному бою.
Но моя спортивная эпопея имела продолжение. Пришло время сдавать нормативы по ВСК (военно-спортивному комплексу). Это аналог комплекса ГТО (Готов к Труду и Обороне).
После забега на дистанцию 100 метров меня подзывает к себе преподаватель капитан Дергоусов Ю.И. и спрашивает, где я занимался бегом. Мой ответ, что это мой первый забег на 100 метров, его очень удивил. В этот момент мне было 15 лет, время я показал 12 секунд и бежали мы на нашем стадионе по обычной гаревой дорожке в обыкновенных кедах. С этого момента я стал тренироваться на спортивной дорожке. Пришлось мне выступать и на центральном стадионе г. Казани. Но особенно запомнился выигрыш нашей команды майской легкоатлетической эстафеты, посвященной Дню Победы (я в первом ряду третий слева):
Немножко было обидно, что нам за первое место выдали Кубок, а за второе и третье места участникам команд выдали спортивные костюмы. Но посмотрите на наши лица — мы все счастливы.
Если говорить о физической подготовке, то надо всё же сказать и о лыжах. Когда наступала зима, мы начинали бегать на лыжах 5 и 10 километров и бегаешь до тех пор, пока не выполнишь норму II разряда. У нас во взводе был Серёжа Лазарев (на фотографии он на переднем плане, а я справа), родом из г. Сочи:
При этом у него были определённые успехи в легкой атлетике. Например, в высоту он брал 175 сантиметров. Но вот лыжи ему не давались, до училища он ни разу не становился на лыжи. Парень он был упёртый (в хорошем смысле этого слова) и с утра до ночи ходил и ходил на лыжах, а мы ему помогали. И он выполнил норматив. После училища он отказался от военной карьеры и в итоге стал парапсихологом, мало в чём уступающим Чумаку и Кашперовскому. Написав о Сергее, я вспомнил случай, произошедший со мной в училище. Как-то я прогуливался по нашему парку и вдруг как наяву вижу, как у моего родного брата Сергея лопается аппендицит. Я остановился как вкопанный. Что делать, как сообщить домой? Сотовых телефонов тогда не было. Да что сотовые, обыкновенные телефоны были ещё редкостью! В итоге, я решил, что это просто блажь, а через три дня (именно столько шли письма из дома в училище) получил письмо от родителей, в котором они сообщали, что у Сергея вырезали гнойный аппендицит, хорошо, что скорая помощь приехала быстро и успели отвести его в больницу. Может, мне тоже надо было в экстрасенсы податься?
Надо сказать, что все офицеры училища имели отличную физическую подготовку. Вот несколько примеров. Начальник училища генерал-майор Смирнов выезжал вместе с нами зимой в лагеря, вместе с нами рыл в заснеженном поле окопы и бросался вместе с нами в атаку вслед за танком. При этом он часто рассказывал, что именно отменная физическая подготовка спасла его от гибели под Сталинградом. Рассказывал он так, показывая рукой на левую грудь, где у него был шрам: когда сердце сжалось, в грудь вошла пуля, которая пролетела мимо сердца. После того как пуля вылетела, сердце разжалось и он продолжил бой.
Или наш ротный подполковник Харченко Борис Кузьмич. Как-то кто-то из нас что-то натворил и в воспитательных целях была объявлена тревога (дело было летом в летних лагерях и в 30-градусную жару). Рота была построена в полной выкладке (скатка шинели, автомат, противогаз). После этого прозвучала команда надеть противогазы и начался марш-бросок на 3 километра. Наш командир роты бежал вместе с нами и при этом следил, чтобы никто не снимал противогаза. Можно сказать, что это жестко, но мы так не считали. И какое было удовлетворение, когда мы это сделали и нас распустили. Можно много рассказывать, а ещё лучше написать отдельную книгу.
А теперь вернёмся к французскому языку. Обучение велось в хорошо оборудованных лингафонных кабинетах по группам. В каждой группе было не более 12 человек. Мне хорошо запомнилось первое занятие. Наше первое занятие началось с того, что преподаватель Милорадовская Е.А. предложила надеть наушники и послушать текст с пластинки:
Я тоже внимательно слушал, но смог, как мне казалось, понять только два слова: Илья и Баку. И когда меня преподаватель спросила, о чём шла речь на пластинке, я ответил, что про какого-то Илью, приехавшего или жившего в Баку. Меня ждало разочарование. Оказывает Баку это не Баку, а beaucou в смысле «много», а Илья тоже не Илья, а предложение «il a» в смысле «он имеет». Так началось мое изучение французского языка. Учили нас прекрасно. Вообще мы стремились учиться, была какая-та хорошая состязательность. У меня был спарринг партнёр (если так можно выразиться) Серёжа Оглоблин, с которым мы соревновались, кто больше из нас получит отличных оценок за день, неделю и т.д.:
Сергей окончил училище с золотой медалью. А меня подвёл русский язык, несмотря на все старания нашего любимого преподавателя русского языка и литературы Смирновой Нонны Владимировны. Но вернемся к французскому языку. Каждый день нам задавали выучить наизусть несколько страниц текста, но мы и сами стремились пополнить свой словарный запас. Ряд предметов (например, астрономия, география) нам давали не на русском языке, а на том языке, который изучаешь. Естественно, была иностранная литература и военный перевод.
В итоге, я выпустился из училища с удостоверением военного переводчика:
Помимо удостоверения переводчика я получил водительское удостовение и даже охотничий билет. К взрослой жизни по окончании КзСВУ я был готов, мог работать киномехаником, водителем и даже переводчиком.
Были и другие и комические, и трагические, и трагикомические случаи. Тут нашлась одна из моих записных книжек (дневник), там много чего интересного есть.
Первый мой отпуск домой в декабре 1968 года мог завершиться трагедией. Вместе со мной поступил в КзСВУ еще один юноша Кленин Аркадий, сын одного из офицеров Чебоксарского военкомата. Кстати, впоследствии он был участником той победной эстафеты (на фотографии второй справа в первом ряду).
Так вот, отец Аркадия Кленина на зимние каникулы прислал за ним машину ГАЗ-69 (газик/козлик), в которой приехали его мама и мой отец. Это было неожиданно и приятно.И вот мы впятером отъехали от училища в сторону Чебоксар, а перед самым выездом из Казани решили пообедать в придорожном кафе (стекляшке, как их тогда называли). После обеда, удобно устроившись в машине, тронулись в сторону Чебоксар. Но мы не проехали и ста метров, как вдруг, кувыркаясь, полетели в кювет. Что же произошло? Был яркий солнечный и морозный день. Только что прошел снегопад. А вслед за снегопадом пошли грейдеры, которые расчистили не только дорогу, но и сравняли с дорогой кювет. А обрыв был приличный. И водитель, не подозревая этого подвоха, чуть-чуть прижался к правому краю дороги и мы полетели вниз. Первое, что я запомнил, это крик моего отца (машина лежала на крыше):- Володя, ты жив? Когда я откликнулся, он сумел выбраться из машины и вместе с водителем помог выбраться с заднего сидения и нам. Зрелище было печальное, машина лежит на крыше, лобового стекла нет, а у нас все лица залеплены осколками стекла. Но никто ничего не сломал, никто не порезался и кроме синяков никаких увечий никто из нас не получил. А наверху, на дороге, уже остановилось несколько машин и среди них был подъёмный кран. Когда стоящие наверху люди поняли, что с нами всё нормально, то стали думать, как нас вытащить. Решение было простым, кран опустил стрелу, водитель подцепил машину и её вытащили. Мы выбирались сами по заснеженному откосу. Оказалось, что машина на ходу, завелась с полоборота. Встала дилемма, ехать дальше в Чебоксары, но нет лобового стекла, на улице 20-градусный мороз и скоро начнёт темнеть. Либо где-то искать возможность достать и вставить стекло. Сколько на это уйдет времени – неизвестно. Не забывайте – на дворе 1968 год, Мы решили ехать в Чебоксары. А поскольку стекла не было, то ехали медленно. У Аркадия Кленина стали замерзать ноги. Как сейчас помню, как его мама всю дорогу их отогревала у себя на груди. Но худо-бедно мы добрались до Чебоксар. Мы с отцом поднялись на четвёртый этаж и позвонили в дверь. Дверь открыла мам и тут же присела, увидев нас, только и сказала:- Что с вами? Наши лица были синие, сплошной синяк. Но стол был накрыт, бульон для пельменей кипел. Жизнь продолжалась.
В суворовском училище нам, естественно, запрещали употреблять спиртные напитки и курить. Причём, наш взводный майор Беседин А.Г. говорил так:- Лучше выпить сто грамм водки, чем выкурить сигарету. Сам я курить начал только в 20 лет. Но любители побаловать сигаретой у нас во взводе были. И вот как-то утром после завтрака, но перед занятиями два моих товарища Андрей Николаев и Игорь Шишов, дают мне ключ от туалета, в котором шёл ремонт, и просят их закрыть там минут на десять, что я и сделал (третий слева я, четвёртый Игорь Шишов и пятый Андрей Николаев):
Но случилось непредвиденное — я забыл про них. Удивительно и то, что за весь день, пока они сидели в туалете, никто про них не вспомнил. Ведь, когда начинались занятия, дежурный всегда докладывал преподавателю о наличии личного состава. И вспомнил я о них, когда рота строилась на вечернюю поверку. При выходе на них было жалко смотреть. Это я о вреде курения.
Был и неприятный случай, связанный с водкой. Однажды в расположении нашей роты нашлась бутылка с водкой и никто не хотел сознаваться, чья это бутылка. А поскольку в город мог свободно в рабочие дни (помните шахматы, Дом Офицеров) мог ходить только я, то волей неволей тень подозрения пала и на меня. Но спустя несколько дней отцы-командиры всё же разобрались кто и что. Этим человеком оказался суворовец, у которого были проблемы и с успеваемостью. В итоге он был отчислен из училища. Фамилию его называть не буду, но он есть на предыдущей фотографии и это не я.
Пить и курить запрещали, а жениться нет (при достижении 18 лет). И у нас был трагический случай. Один из суворовцев встречался с девушкой и она забеременела. Суворовец оказался не тот и отказался жениться на ней. Девушка бросилась под трамвай. К счастью (хотя о каком счастье может идти речь) она осталось жива, но без ступни. Суворовца отчислили, отправили служить в армию. Это о том, что за свои поступки надо отвечать.
Расскажу ещё один поучительный случай (а таких случаев было много). Летом мы выезжали в лагеря и жили в палатках:
Там, в лагерях у нас проходила и топографическая подготовка. На одном из занятий командир взвода майор Беседин раздал нам топографические карты, предупредив, что они секретные, и поставил всем задачу: какой маршрут пройти, что найти и т.д. Перед выходом на маршрут все карты мы сдали командиру. Но оказалось, не все. Когда я вернулся с маршрута, то увидел бледного своего командира, который первым делом спросил, не брал ли я карту с собой. Тут я узнал, что одной карты не хватает. Тот, кто имел дело с секретным делопроизводством, понимает, о чём идет речь. Но в итоге карта нашлась, один из нас, самый «умный», взял карту с собой на маршрут в надежде, что это поможет ему лучше пройти маршрут. Оказалось, не помогло, он пришёл одним из последних, но нервы командиру потрепал. С тех пор я знаю цену секретному делопроизводству. Самым «умным» оказался Слава Иванов, который со временем стал отлично ориентироваться на местности и стал членом сборной команды нашей роты по биатлону (на фотографии второй слева):
Случались неприятные случаи и при обращении с оружием. Например, однажды наш первый стрелок кандидат в мастера спорта выпустил очередь из автомата перед носком сапога командира роты подполковника Харченко Б.К., когда тот шёл вдоль бруствера окопа, в котором с автоматами наизготовку находились мы, проверяя готовность нас к стрельбе по мишеням.
Приятными моментами нахождения в летних лагерях были заготовка берёзовых веников для отцов командиров и ловля карасей трёхлитровыми банками. Не обходилось и без самоволок до ближайшего посёлка Дербышки на танцы.
В день празднования Великой Октябрьской социалистической революции 7 ноября 1970 года наша рота участвовала в параде в Куйбышеве (ныне город Самара). Впереди шёл наш командир подполковник Харченко Борис Кузьмич:
Суворовское училище было только ступенькой во взрослую жизнь. Надо было думать, кем же я хочу стать? В 1968 году выходит фильм «Мёртвый сезон», а в газете «Комсомольская правда» публикуется серия статей о советских разведчиках, если мне память не изменяет, об Абеле и Киме Филби. В 1969 году произошли кровавые события вокруг острова Даманского на Дальнем востоке. Как мы все рвались туда, на Даманский. Я решил для себя, что должен стать разведчиком. Всё шло к тому, что так и будет. Командир роты и командир взвода знали о моём заветном желании. Когда началась учёба в 11 классе, меня вдруг вызвали на собеседование. Как я потом узнал, пришла разнарядка в Приволжский военный округ на два места в высшую школу КГБ. Просмотрено было 600 (шестьсот) кандидатов и выбор пал на меня и еще одного суворовца, у которого отец служил в Комитете. Я был счастлив. Но когда в суворовском училище узнали, что я согласился идти в высшую школу КГБ, началось что-то для меня непонятное, преподаватели стали отговаривать. Кто говорил, что надо идти в академию связи, кто в академию химзащиты, кто в Можайку и т.д. И все говорили, что я зарываю свой талант, кто в математике, кто в физике, кто в химии и т.п. Но я стоял на своём и проходил различные комиссии. Однажды приехал ко мне отец и как обычно остановился у родителей Андрея Николаева. Его родители преподавали в ветеринарном институте, отец был профессором, мать — доцентом (по крайней мере, так у меня отложилось в памяти) (слева направо – моя мама, мама Андрея Николаева, Андрей, мой отец, внизу мой брат Сергей) и дружили с моими родителями:
И вот, когда я пришел к ним в гости и мы все сели за обеденный стол, опять поднялся разговор о том, где мне дальше учиться. Николай Сергеевич, отец Андрея, сказал: «Представляешь, Володя, пройдет время и ты окажешься вот также за столом, но как только ты сядешь за стол, все замолчат и ты почувствуешь себя очень неуютно. И сейчас ты не горячись, а подумай хорошенько». Когда мы остались с отцом вдвоём, он мне сказал: «Володя, а может они правы, они же грамотные люди в отличие от нас с матерью, может, правда не стоит туда идти». Эта была последняя капля. Я сказал, что хорошо, я откажусь от предложения учиться в вышке, но куда я пойду, пока не знаю. Потом у меня состоялся тяжелый разговор, тяжелый для меня, что я не оправдал оказанного мне доверия, с направленцем, который курировал отбор кандидатов в вышку. Мне кажется, он понял меня и когда он спросил, а кто, если не я, то я, не задумываясь, назвал Сережу Оглоблина. Так и случилось, Сергей пошёл вместо меня. Позже в Москве мы с ним встречались, а потом потерялись.
Надо было решать куда идти. Была мысль податься в медицинскую академию им. С.М.Кирова, то тут на глаза в газете «Красная Звезда» попалось объявление о наборе слушателей в Военную Академию им. Ф.Э.Дзержинского. Я срочно написал туда письмо с просьбой прислать условия приёма. И мне пришла бандероль с буклетом и программой вступительных экзаменов. Надо сказать, что в училище никто ничего не знал про эту академию. Но для меня всё было решено. Это учеба в Москве, есть факультет связи и радиоэлектроники, и самое главное — это название «им. Ф.Э.Дзержинского», где-то рядом с моей мечтой о подвигах разведчика. Да, о подготовке программистов там не было ни слова. Да я ещё и слова такого не знал. Меня опять стали отговаривать, но я уже не обращал внимания. Предпринял попытку меня отговорить и наш командир взвода майор Беседин А.Г. Он говорил следующее: «Володя, у меня товарищ служил на острове Земля Франца Иосифа, там, куда продукты питания завозят раз в полгода. И вот настал момент, когда ему удалось вырваться оттуда и поступить именно в академию Дзержинского. Каково же было его разочарование, когда после окончания академии его снова направили на этот остров». Я не знал, что академия им. Ф.Э.Дзержинского готовил ракетчиков. Но теперь уже ничто меня не могло заставить сменить решение. Перед самым окончанием училища наш преподаватель математики Егорова Л.Ф. сказала, что сразу после выпускного начинаем готовиться к экзаменам. Но я ответил, что сразу после выпускного еду к родителям, а оттуда в академию. К поступлению я готов. Мне показалось, что её обидел мой отказ. Но в итоге я оказался прав.
В один из последних дней пребывания в училище вдруг ко мне подходит суворовец из соседней шестой роты, золотой медалист Женя Арсентьев. Он спросил: «Это правда, что ты едешь в академию Дзержинского?» Получив положительный ответ, он предложил идти в академию вместе. Оказалось, что его родной старший брат преподает в академии химию, имеет воинское звание полковник и ученую степень доктора наук. Мы договорились встретиться у академии, дай бог памяти, числа 30 июня 1971 года. Я всё ещё не знал, что с сентября 1971 года в академии начинается подготовка военных инженеров-программистов.
Сейчас я понимаю, что у меня было три реперных точки, которые привели меня на стезю программирования: поступление в КзСВУ, отказ от учебы в высшей школе КГБ и встреча с Женей Арсентьевым. Но самое главное, это те глубокие знания, которые я получил в Казанском суворовском военном училище. Огромное спасибо нашим педагогам:
Перед выпуском из КзСВУ нас переодели в новенькую парадную курсантскую форму и мы парадным строем во главе с нашим командиром роты подполковником Харченко Б.К. прошли в последний раз по улицам Казани:
Потом нам выдали проездные документы, предписания и мы убыли во взрослую жизнь.
III. Поступление в Военную академию им. Ф.Э.Дзержинского
По дороге в ВАД я на несколько дней впервые в курсантской форме заскочил к родителям домой:
Но отпуск летом 1971 года был чисто символическим. И уже через несколько дней меня провожали в аэропорт на самолёт до Москвы. Отец настоял как всегда (за что я ему глубоко благодарен) на общей фотографии:
И вот я уже в Москве стою у КПП (контрольно пропускной пункт) академии им. Ф.Э.Дзержинского, жду Женю Арсентьева:
На этой фотографии ещё слева видна гостиница Россия. Подошёл Женя и сказал, что брат предложил пожить пару дней у него дома, пока в академии всё устаканится с приёмом абитуриентов. В Москве я был в самом раннем детстве в далёких 1957-58 годах. Поэтому для меня всё было вновь. Как оказалось, многое и для Евгения. Всё началось у нас с ним с комического случая. Когда мы приехали в дом брата Жени, то надо было подниматься на лифте (до этого на лифте я ездил раз-два и то на один-два этажа). Здесь надо было подниматься повыше. Когда мы вошли в лифт, то пол, естественно, но не для нас, опустился. Мы нажали нужный этаж и поехали, но тут кто-то из нас предложил — давай подпрыгнем! И мы сделали это. Как результат, лифт остановился. Вокруг никого. Что делать, не знаем. На наше счастье минут через тридцать мимо проходила старушка, увидев нас, запричитала, опять сломался. Сейчас я вызову лифтера. Пришёл лифтер, открыл дверь и мы выползли (именно выползли) из лифта. Никто и не подумал, что это мы по своей провинциальной безграмотности сломали лифт. Вечером из академии вернулся полковник Арсентьев, мы поужинали и он сказал:-
«В академии на одном из факультетов будут готовить специалистов по программированию».
Что это такое он толком не понимает, но чувствует, что за этим стоит большое будущее и его нам совет держать путь на второй факультет на специальность «Программирование». Но если младшему Арсентьеву как золотому медалисту требовалось только его желание, то мне еще предстояло сдать экзамены.
Через три дня я прихожу в академию и начинаю искать приёмную начальника II факультета. Заблудиться в коридорах академии не составляет труда. И тут навстречу мне идет курсант в повседневной форме, сапоги блестят, форма отутюжена и самое главное с суворовским знаком. Мне показалось, что этот курсант учится здесь уже не первый год и я обратился к нему за помощью, спросив, куда и как пройти. Это сейчас я сразу вспоминаю Фросю Бурлакову из кинофильма «Приходите завтра», а тогда этот курсант всё уверенно мне рассказал и показал и мы расстались. Каково же было моё удивление, когда на письменном экзамене по математике (я уже по традиции собирался сдавать работу и выходить из аудитории) меня кто-то потрогал сзади по плечу. Я оглянулся и увидел того курсанта, который так толково мне всё объяснил. Он меня попросил не сдавать работу, не уходить и помочь решить его задачу.
Я выполнил его просьбу. Николай Гудим (на фотографии он слева), именно так его звали, в итоге тоже поступил в академию:
Мы с ним учились в одном отделении. Он стал старшиной курса (сержантом), а я заместителем командира взвода (младшим сержантом). Но об этом в следующей части. В итоге я сдал все экзамены отлично:
Всего в 1971 году было набрано два отделения программистов, которые с сентября 1971 года начали обучение по этой специальности. А еще было три отделения, где готовили инженеров по эксплуатации электронно-вычислительных комплексов.
На фотографии ниже моё отделение (я третий слева во втором ряду снизу, Коля Гудим второй справа во втором ряду сверху):
IV. Послесловие к первой части
После окончания академии наши пути с Колей Гудимом разошлись. Но спустя шесть лет, после того как я послужил в ГРУ (так или иначе, но я следовал своей мечте), защитил в 1982 году диссертацию по системам управления распределёнными базами данных в той же Дзержинке, мы с ним встретились в 4-м Центральном научно-исследовательском институте Министерства Обороны (4 ЦНИИ МО). Но об этом речь пойдет в следующей части:
В ней будет рассказано не только о том, как меня учили на программиста и как я становился программистом, но и как я ловил диверсантов, как я защищал кандидатскую диссертацию, а председатель Ученого Совета доктор технических наук и т.д. и т.д. Юрий Васильевич Крючков предложил присвоить мне стазу степень доктора технических наук, как мы планировали создать глобальную сеть, и что нам помешало, как искал специалистов по сетевых технологиям в союзных академиях наук, а нашёл в провинциальном российском городе Киров, и о многом другом.
Постскриптум
После выхода публикации мне стали приходить отзывы от моих однокашников из академии. Вот одно из них, от Алексея Кузнецова (письмо публикуется с его согласия):
Володя, привет. Спасибо за статью. У нас похожее детство. До 1964 года мы тоже жили в бараке. На улице Водников в Тушине. На на 7-м шлюзе канала им. Москвы. На первом этаже ВОХР шлюза на втором семьи сотрудников Речфлота. Общая кухня с керосинками и шикарный коридор 30 метров длинной и шириное метра 4. Гонки на трехколесных велосипедах. Походы в школу за три км., зимой по льду на 5-м шлюзе, так короче. Многое как у тебя, за исключением суворовского.
Академия еще находилась на прежнем месте, в Китайском проезде. Фотография сделана недалеко от академии во время нашей последней встречи в первых числах января 2012 года. На фотографии я в центре, Алексей крайний справа:
И конечно вопрос на злобу дня, как без этого:
Ты кстати привился?
Поразительно насколько всё похоже!
Но были и другие комментарии, тоже от моих однокурсников (не буду называть имён):
А вот это твоё воспоминание ПРОСТО бесценно. Оно наглядно показывает СОВЕТСКУЮ ПОКАЗУХУ и ЛИЦЕМЕРИЕ. Пока её сын не был космонавтом — живи где живешь. А раз он «космонавт № 3» — тогда да, построим, быстро, хорошо ( и в обстановке секретности, ведь отец твой прямо вспоминает « Никто ничего не понимал ». Буду показывать этот фрагмент молодым…
Здесь я не сдержался, ответил:
И что здесь плохого! Да, именно в Советском Союзе была возможность у
простого паренька из чувашской глубинки стать и летчиком и космонавтом!!!
Да, и государство оценило его. Всем и всё сразу не могли дать, а они заслужили.
Быстро вы перекрасились. Точно также как и я достигал всё в этой жизни сам!!! От
каждого по способностям, каждому по труду!!!
Так что было в Советском Союзе при нас показухой и лицемерием? Или вы это про
себя, тогда молчали, а сейчас… А я никогда не молчал. Читай продолжение.
А секретность была абсолютно правильной:- чего раньше времени трезвонить.
Да, глубоко у вас корни сидят. Но, молодец внимательно читаешь, и молодым
дай почитать, только всё.
Содержание статьи «Пятьдесят лет на стезе программирования»:
Часть I. Начало пути. Отчий дом и Казанское суворовское военное училищеЧасть II. Первые шаги. Учёба в Дзержинке и я еду в Вентспилс-8
Часть III. Становление. На страже космических рубежей и путь в большую науку
Часть IV. 4 ЦНИИ МО. Звёздные войны. 1983-1987 г.г.
Часть V. Назад в СССР. 1988-1991 г.г.
Часть VI. Грустный конец или злато правит миром. 1992-1997 г.г.
Часть VII. К пятидесятилетию Государственной технической комиссии России
Часть VIII. Сделано в СССР
Часть IX. Сделано в СССР. Неожиданное продолжение
Часть X. Спасибо Хабру или как создавалась новая экспозиция компьютеров в музее СССР
P.S. О чём вы? Конечно, езжайте в Бакулевку
