Программист, назовём его Стас (потому что так его зовут), всегда любил, ценил и уважал свободу выбора. Лучшим политическим строем считал демократию, которая позволяет каждому гражданину самостоятельно выбирать, что и как ему делать.
Стас искренне считал: если дать человеку свободу, он выберет именно то, чего хочет душа, и займётся делом своей жизни. В этом деле он и разовьётся, и преуспеет, и найдёт смысл жизни.
Выбирая первое место работы, Стас искал именно демократию. Он отверг все предложения конечных клиентов и мутных контор с агрессивными начальниками. Но принял предложение компании, которая оказывала услуги по программированию и настройке 1С.
Потому что там была демократия. Стас нашёл то, что искал. По крайней мере, ему так казалось.
Демократия
Всё было устроено очень просто. Есть пара десятков программистов – и молодых, как Стас, и давно работающих, умудрённых опытом специалистов. Есть пара сотен клиентов, которым периодически чего-то надо починить, улучшить, автоматизировать. Клиент обращается со своей задачей и просит её решить. Тут и начиналась демократия.
Исполнитель для задачи мог найтись только сам. Каждый запрос закидывался в общее информационное пространство, как на биржу труда, и отзывался тот, кто хочет взять задачу себе. Бывало, что не откликался никто. Случалось, что выстраивалась очередь, и тогда менеджер устраивал «аукцион наоборот», как в госзакупках – побеждал тот, кто сделает дешевле.
Если не откликался никто, задача куда-то исчезала. По слухам, в другой отдел.
Пару дней Стас не знал, как распорядиться данной ему свободой. Он плохо понимал, что именно надо сделать в каждой задаче, а пока размышлял и гуглил, задачу кто-то перехватывал. На те запросы, которые никто не брал в работу, Стас смотрел с благоговейным ужасом – там, наверняка, что-то страшное.
Наконец, Стас решился. Свобода свободой, но зарплата-то сдельная. За два дня наблюдений Стас примерно запомнил, на какие задачи люди откликаются быстрее всего – это что-нибудь вроде «отвалилась лицензия» или «касса не отвечает». Сел в чате, поймал первую попавшуюся лицензию, которая отвалилась, и вызвался чинить.
Стасу повезло. Лицензия отвалилась на ноутбуке директора, который редко пользовался системой, т.е. задача была не срочной, а всего лишь важной. Стас подключился, пару часов потупил в ноутбук директора и, параллельно, в гугл, и всё получилось.
Появилась уверенность в себе, и Стас решил закрепить успех. Брал на себя всё новые задачи по лицензиям, и вполне успешно их решал. Немного беспокоило то, что до сих пор не написал ни строчки кода – всё-таки, устраивался работать программистом, а не эникейщиком.
Однако, с течением времени мысли о программировании посещали всё реже. Слишком много было задач, которые решаются методом тыка и перезагрузкой. Кассу перезагрузить, ПО обновить, сканер штрихкода подключить, коды маркировки заказать и т.д. Как оказалось, подобные услуги чертовски востребованы, и на них можно неплохо зарабатывать.
Стас начал присматриваться к остальным программистам, и обратил внимание: все ведут себя примерно так же, как и он. Почти никто не программирует, все занимаются эникеем. И все неплохо зарабатывают. Даже старые перцы, которые сидят тут лет 10, отличаются лишь тем, что им не надо гуглить «смена закрылась с ошибкой теперь не открывается что делать».
Иногда, тихими зимними вечерами, Стас размышлял, правильно ли он действует. С одной стороны, глядя на старых перцев, он понимал: не пропаду. Работы полно, и она, всё-таки, имеет отношение к программированию, хоть и сильно по касательной. Возможно, когда-нибудь, чуть позже, он вернётся к настоящему программированию.
С другой стороны, Стаса, как любителя демократии, мучил философский вопрос: является ли выбор, который он сделал, свободным. Или же решение было вынужденным. Или он свободно выбрал вынужденное решение. Собственной волей решил: буду заниматься тем, за что платят деньги здесь и сейчас. Или нет тут никакой свободной воли, а есть злая сила, заставляющая выбирать то, что выгодно ей, этой силе?
Голова шла кругом от этих размышлений. Ощущение, хоть и было виртуальным, приносило массу неприятных моментов. Поэтому Стас решил от него избавиться, и прекратить муки выбора. Что ни делается, всё к лучшему. Пусть будет так.
Однако, случилось не так. Пришёл кризис 2008 года. Руководство компании, почему-то, сильно перепугалось и решило превентивно сократить персонал. Стас, будучи относительно молодым сотрудником, попал под эту жатву. За время работы в компании Стас не написал ни строчки кода.
И пошёл туда, где маячила относительная стабильность – на завод. Ибо ипотека.
Архипелаг ГУЛАГ
На первом заводе Стас был единственным программистом. Система там уже была внедрена, её надо было только поддерживать и развивать – дорабатывать по заявкам пользователей и начальников. Чем Стас и занялся.
Естественно, на этой работе выбора и свободы не было, от слова совсем. Любую задачу надо было сделать, без вариантов. Не важно, умеешь, не умеешь, сложно, просто, надо программировать, или потыкаться – наплевать всем. Настоящий лагерь, если не концлагерь.
В первый же день Стас написал 30 строк кода. Это на 30 больше, чем за всю предыдущую карьеру. Когда писал код – почти плакал от бессильной злобы. Задачу надо было решить «вотпрямщас», и её постановщик (главбух) забегал каждые 5 минут и спрашивал, когда уже наконец будет готово.
Чем дальше, тем больше. Благо, Стас имел неплохую базовую подготовку по программированию, ещё с института, поэтому въезжал достаточно быстро. Познакомился с людьми, понял, что они – вовсе не лагерные надзиратели, а такие же заключённые, как он сам. Но над ними, или за ними всегда кто-то или что-то есть – злая сила, которая гонит их вперёд и вверх. У них тоже нет варианта «не сделать».
Стас примерно определил эту злую силу, как «необходимость», а точнее – как «бессмысленную необходимость». Он не видел никакой пользы от большинства задач, которые решал. Было ощущение, что тоталитарная система, в которой он оказался, просто хочет, чтобы он был постоянно чем-то занят. Чтобы не было времени думать.
Но Стас думал – вечера, слава Богу, были в его распоряжении. И скучал по демократии. С невероятной душевной теплотой вспоминал свою предыдущую работу, свободу выбора, дух людей, не скованных никакой бессмысленной необходимостью.
Примерно через полгода Стас решил уйти с завода, в надежде найти-таки демократию. Пусть не абсолютную, но хотя бы с большим уровнем свободы. Выбрал компанию, которая занималась оптовой торговлей.
Свободы там, действительно, было больше. Теперь Стас мог выбирать, какую задачу сделать в первую очередь, а какую – во вторую. В торговой компании, в отличие от завода, не царила бухгалтерия. Однако, присмотревшись, Стас понял, что судьба его опять обманула. Какая разница, в каком порядке делать задачи, если их всё равно делать все?
И Стас снова пошёл путешествовать по архипелагу. Поработал в нескольких компаниях – производственных, торговых, рознице, аптечных сетях, грузоперевозках и т.д. Везде было одно и то же: бессмысленная необходимость и никакой демократии.
К этому моменту кризис успел закончиться, и первая компания снова начала набирать программистов. Узнав об этом, Стас сразу отправил туда своё резюме. Его, разумеется, взяли. Но не в тот отдел, где он работал, а в тайный и неизвестный. Тот самый, забиравший задачи, на которые никто не откликнулся.
Но Стасу это было безразлично. Главное – свобода и демократия готовились вернуться в его жизнь. Стас был счастлив.
Камера пыток
Но счастье длилось недолго – всего полдня. В отделе, куда попал Стас, был не ГУЛАГ, а настоящая камера пыток.
Итак, в этот отдел прилетали задачи, которые не взяли «демократы». Но это был лишь маленький ручеёк, по сравнению с бурной рекой задач, прилетавших напрямую – от клиентов и менеджеров. В основном – задачи по программированию. Надо было и понять проблему, и разобраться, как оно работает, и придумать решение, и «продать» его клиенту, и защитить его перед начальником (он реально шарил в своём деле), и код написать, и отладить, и протестировать, и клиенту сдать, и убедиться, что всё работает (тоже пунктик начальника). Но это не самое страшное.
Самая дичь была в том, кто и как распределял задачи. Делал это только начальник. Ничьё мнение его не интересовало – по крайней мере, так казалось со стороны. Принцип выбора исполнителя был предельно прост: отдать задачу тому, кто научится новому, решая её.
Соответственно, каждая задача была мучением. Если ты не дай Бог вякнешь, что не хочешь решать эту задачу, или боишься, или не умеешь, не сможешь – тогда она точно попадёт к тебе. Начальник будто специально хотел, чтобы человек мучился. И если ты начинал стонать под пыткой – она усиливалась. Поэтому все старались переносить муки молча.
Однако, была и обратная сторона – начальник никогда не бросал человека с задачей один на один. Точнее, так: давал какое-то время помучиться, потом вникал и давал подсказки или наводки. Не решал задачу за Стаса, а указывал, в какую сторону копнуть, о чём почитать, на что ещё можно обратить внимание.
И ещё Стас заметил, что у него неплохо получается решать задачи. Практически любые. Начал сказываться опыт, полученный в ГУЛАГе. Он не был настолько разнообразным, чтобы не испытывать трудностей вообще, но большинство задач уже не ставили Стаса в тупик.
Теперь же, по наблюдениям Стаса, опыт стал накапливаться просто ужасающими темпами. Он каждый божий день узнавал что-то новое. Но продолжал страдать от мысли, что ему нужна свобода.
Опять же, вечерами, Стас много думал. Его ужасно удручала необходимость, которая была ещё более бессмысленной, чем на заводе. Там хотя бы можно было проследить цепочку, по которой необходимость передавалась из рук в руки, пока не доходила до Стаса. Здесь же цепочка очень короткая: начальник и Стас. Этот человек создавал необходимость и лишал свободы осмысленно, сознательно и специально. Будто издевался.
Стас хотел демократии. Он мечтал снова выбирать задачи самостоятельно. Развиваться в том направлении, которое избрал. А не том, которое выбрала больная фантазия клинического садиста.
Поэтому Стас пошёл увольняться.
Новая демократия
Начальник очень расстроился, когда Стас пришёл увольняться. Но предложил альтернативу – перейти в тот отдел, где Стас начинал свою карьеру. Все формальности и договорённости начальник взял на себя. Немного подумав, Стас согласился.
Теперь всё будет иначе, думал он. Демократия и свобода. Он сам будет выбирать задачи, которые соответствуют его собственному плану развития. И Стас с нетерпением приступил к реализации своей свободы.
Но вот незадача: он не знал, в каком направлении хочет развиваться. За несколько лет он так привык жить в тоталитарных системах, что давно разучился выбирать. Длинными вечерами он размышлял лишь о необходимости свободы, но никогда не думал, как он ей распорядится. Теперь же этот вопрос стал жизненно важным.
Стас рассудил, что не надо предаваться мукам выбора, сидя на работе. На работе надо работать. А когда решит, в какую сторону топать, когда выберет для себя цель и стратегию развития – тогда и начнёт сознательно формировать портфель задач.
Однако, какой-то критерий выбора задачи всё-таки должен быть. Раньше, на заре карьеры, он брал то, что умеет делать. Коллеги – тоже. Соответственно, умели то, что делают – получался замкнутый круг. Надо отметить, что за время путешествия Стаса по ГУЛАГам и камерам пыток в отделе ничего не изменилось.
Пару дней Стас думал, как ему выбирать задачи. Пока вдруг не заметил, что уже набрал себе задач на месяц вперёд, и даже не успел заметить, как это произошло и чем он руководствовался. Вечером, опять же, посидел, подумал, и осознал: он выбрал задачи, в которых было что-то новое для него.
Вероятно, сработал приобретённый автоматизм. Однако, на этот раз не было никаких страданий. Он даже не заметил, как сделал этот выбор. Стас подумал и решил: пусть так и будет. Он будет выбирать задачи, не задумываясь. До тех пор, пока не выработает собственную стратегию.
Тем временем, дела Стаса пошли в гору. Зарплата очень быстро стала заметно выше, чем у коллег вокруг. Задачи ему начали предлагать напрямую, минуя общую биржу. Он смотрел и решал, брать или нет. Что не брал – отдавали «в общак». Выбирал по-прежнему то, что могло его научить. Однако, как ни старался, уже не мог делать это бессознательно.
Стас быстро вошёл во вкус. Напоминал сам себе то ли школьного учителя, постоянно повышающего сложность заданий, то ли тренера, увеличивающего нагрузку и дающего упражнения на мышцы, названия которых известны только узким специалистам.
Иногда пытался понять, почему продолжает традиции «камеры пыток» и истязает сам себя. Свобода выбора была у него в самом начале, и есть сейчас. Почему он распоряжается этой свободой настолько по-разному? Почему он выбирает сложный путь страданий?
Может быть, это отпечаток ГУЛАГа? Какой-то вариант стокгольмского синдрома? Привычка, или уже потребность в мучениях и трудностях? Или наоборот – теперь он всё делает правильно, а тогда, в начале, распорядился свободой неправильно, потому и попал под сокращение?
А пока Стас размышлял, его успехи укреплялись. Начальство заметило и предложило Стасу возглавить группу программистов, внутри отдела. Он согласился. Возник вопрос, как организовать работу. Стас сказал: работайте, как работали.
Но программисты сказали: мы не за тем к тебе пришли, чтобы работать, как работали. Мы хотим работать, как ты. Научи нас. Хотим, как ты.
На вопрос «где демократия?» Стас так и не ответил. Правда, и искать ответ прекратил.
