Голиаф

Пожалуй, я могу утверждать: я всегда подозревал, что мир - всего лишь дешевая и вычурная фальшивка, нелепая ширма для чего-то более глубокого, причудливого и несравненно более странного. Так что я, в некотором смысле, уже знал правду. Но, думаю, мир просто всегда был таким. И даже сейчас, когда я знаю правду, как и ты, любимая, узнаешь, если читаешь это, мир все равно кажется дешевой фальшивкой. Другой мир, по-другому фальшивкой, но ощущение такое.

Они говорят: вот правда, и я спрашиваю, а это вся правда? И они говорят, вроде того. В общем да. Насколько мы знаем.

Итак. Шел 1977 год, и мое знакомство с компьютерами ограничивалось недавней покупкой большого и дорогого калькулятора, инструкцию к которому я потерял, поэтому больше не знал, что он может делать. Я складывал, вычитал, умножал и делил, и был рад, что мне не нужно вычислять синусы, косинусы, тангенсы, графы и что там еще делала эта штуковина, потому что после того, как меня не приняли в Королевские ВВС, я работал бухгалтером в небольшом магазине уцененных ковров в Эджвере, на севере Лондона, недалеко от конечной станции Северной ветки метро, и я сидел в задней части магазина за столом, служившим мне конторкой, когда мир начал плавиться и растекаться.

Серьёзно. Как будто стены, и потолок, и рулоны ковров, и календарь газеты "Ньюз оф зе Уорлд" с девочками топлесс были сделаны из воска, и они стали сочиться и плавиться, течь и капать. Я видел находившиеся за ними здания, и небо, и облака, и дорогу, а потом и они начали капать и стекать, а за ними была чернота.

Я стоял в мутной луже, оставшейся от мира, странной, ярко раскрашенной штуке, растекшейся и заполнившей все пространство, не доставая до верха моих коричневых кожаных ботинок (Ноги у меня как обувные коробки. Ботинки приходится делать на заказ. Бешеных денег стоят). От лужи поднимался вверх странный свет.

Если бы это происходило в книге, я наверно отказался бы поверить, что это вправду происходит – решил бы, что сплю или под кайфом. В реальности, черт побери, это происходило, и я некоторое время вглядывался в темноту вверху, а когда ничего не произошло, я пошел вперед, шлепая по жидкому миру, выкрикивая, высматривая, нет ли здесь кого-нибудь.

Что-то мигнуло передо мной.

"Эй", сказал голос. С американским акцентом, хотя интонация была странной.

"Привет", сказал я.

Мигание продолжилось еще пару секунд, и превратилось в человека в строгом костюме и толстых очках в роговой оправе.

"А ты здоровый парень", сказал он. "Ты знаешь это?"

Конечно, я знал это. Мне было 19 лет, и мой рост был два с лишним метра. Пальцы у меня как бананы. Дети меня пугаются. Вряд ли я доживу до сорока лет: такие как я умирают молодыми.

"Что происходит?" Спросил я. "Вы знаете?"

"Вражеский снаряд разрушил центральный процессор", сказал он. "Двести тысяч человек, подключенных параллельно, взорваны в мясо. У нас, конечно, работает зеркало, и мы все восстановим и запустим буквально через минутку. Ты просто завис здесь на пару наносекунд, пока мы не восстановим обработку Лондона".

"Вы - Бог?" спросил я. Его слова были для меня полной бессмыслицей.

"Да. Нет. Не совсем", сказал он. "Во всяком случае, не тот, которого ты имеешь в виду".

Потом мир дернулся, и я обнаружил себя снова идущим на работу в то утро, налил себе чашку кофе, и у меня был самый длинный и странный приступ дежавю в жизни. Двадцать минут, в течение которых я знал, что сделают или скажут все окружающие. Потом это кончилось, и время снова пошло как обычно, секунда следовала за секундой, как им и полагается.

И прошли часы, и дни, и годы.

Я потерял работу в ковровой компании, и нашел новую – бухгалтером в компании, продававшей коммерческое оборудование, и женился на девушке по имени Сандра, которую встретил в бассейне, и у нас было двое детей, оба нормального размера, и я думал, что у меня такой брак, который переживет что угодно, но это оказалось не так, и она ушла, забрав малышей с собой. Мне было под тридцать, шел 1986 год, и я получил работу по продаже компьютеров на Тоттенхем-Корт-Роуд, и оказалось, что это у меня неплохо получается.

Мне нравились компьютеры.

Мне нравилось, как они работают. Это было интересное время. Я помню первую пришедшую к нам партию AT-шек, некоторые с жесткими дисками на 40 мегабайт... Да, меня тогда было легко впечатлить.

Я все еще жил в Эджвере, ездил на работу по Северной ветке. Как-то вечером я был в метро, ехал домой – мы только что проехал Юстон, и половина пассажиров вышла – смотрел на людей в вагоне поверх вечерней газеты, и раздумывал над тем, кто они – кто они на самом деле, внутри – худощавая смуглая девушка, увлеченно пишущая что-то в записной книжке, маленькая старушка в зеленой бархатной шляпе, девочка с собакой, бородатый мужчина в тюрбане...

Потом поезд остановился в туннеле.

По крайней мере, я так подумал: я подумал, что поезд остановился. Стало очень тихо.

Потом мы проехали через Юстон, и половина пассажиров сошла.

Потом мы проехали через Юстон, и половина пассажиров сошла. И я смотрел на других пассажиров и раздумывал над тем, кто они на самом деле, внутри, когда поезд остановился в туннеле. И стало очень тихо.

Потом все дернулось так сильно, что я подумал, будто в нас врезался другой поезд.

Потом мы проехали через Юстон, и половина пассажиров сошла, и поезд остановился в туннеле, и стало очень -

(Нормальное обслуживание будет возобновлено по возможности, прошептал голос у меня в голове).

В этот раз, когда поезд начал тормозить перед Юстоном, я подумал, не схожу ли с ума: ощущение было такое, будто меня таскает взад-вперед в петле кинопленки. Я знал, что это происходит, но не мог ничего сделать, чтобы изменить что-нибудь, не мог ничего сделать, чтобы вырваться из этой петли.

Смуглая девушка, сидевшая рядом со мной, протянула мне записку. МЫ УМЕРЛИ? было написано в ней.

Я пожал плечами. Я не знал. Это объяснение было не хуже любого другого.

Потом все стало бледнеть и превращаться в белый цвет.

У меня под ногами не было земли, ничего не было надо мной, не было ощущения расстояния и ощущения времени. Я был в белом пространстве. И я был не один.

На человеке были толстые роговые очки и костюм, по виду - от Армани. "Снова ты?" сказал он. "Здоровяк. Я только что с тобой разговаривал".

"Вряд ли", сказал я.

"Полчаса назад. Когда ударили снаряды".

"Тогда, на коверной фабрике? Много лет прошло".

"Примерно тридцать семь минут назад. Мы с тех пор работаем в ускоренном режиме, пытаясь латать и прикрывать дыры, пока идет расчет возможных решений".

"А кто запустил снаряды?" спросил я. "СССР? Иранцы?"

"Инопланетяне", сказал он.

"Шутите?"

"Судя по всему, нет. Мы рассылаем зонды уже несколько сотен лет. Похоже, один из них отследили на обратном пути. Мы узнали об этом, только когда ударили первые снаряды. У нас ушло целых двадцать минут, чтобы запустить план ответного удара. Поэтому мы работали в разогнанном режиме. Тебе не показалось, что последние десять лет пролетели очень быстро?"

"Да. Пожалуй, так".

"Именно поэтому. Мы прогнали эти годы очень быстро, пытаясь поддерживать обычную реальность, и одновременно выполняя обработку".

"Так что вы собираетесь делать?"

"Будем контратаковать. Уничтожим их. На это уйдет какое-то время: у нас пока нет оборудования. Нам придется его построить".

Белый цвет начал бледнеть, превращаясь в темно-розовые и бледно-красные пятна. Я открыл глаза. В первый раз.

Итак. Мир был резкий, оплетенный трубками, странный, темный и совершенно невообразимый. Он был бессмыслицей. Все было бессмыслицей. Это была реальность, и это был кошмарный сон. Он продолжался тридцать секунд, и каждая холодная секунда казалась крошечной бесконечностью.

Потом мы проехали через Юстон, и половина пассажиров сошла...

Я заговорил с девушкой с записной книжкой. Ее звали Сьюзан. Через несколько недель она переехала ко мне.

Время грохотало и мчалось мимо. Думаю, я стал к этому более чувствителен. Может быть, я знал, на что обращать внимание – или знал, что было что-то, что можно заметить, даже если не знал, что именно.

Я сделал ошибку, однажды ночью рассказав Сьюзан часть того, во что я верил – о том, что все вокруг ненастоящее. О том, что на самом деле мы висим где-то там, подключенные и связанные проводами, работая процессорами или просто дешевыми модулями памяти для какого-то компьютера размером с планету, и нам скармливают согласованную галлюцинацию, чтобы мы были довольны, чтобы мы могли общаться и мечтать, используя ту малую долю своего мозга, которой они не пользуются для перемалывания чисел и хранения информации.

"Мы - просто память", сказал я ей. "Вот мы кто. Память".

"Ты ведь не веришь в это на самом деле ", сказала она, и ее голос дрожал. "Это выдумка".

Когда мы занимались любовью, она всегда хотела, чтобы я был с ней грубым, но я никогда не решался. Я не знаю свою собственную силу, и я такой неуклюжий. Я не хотел сделать ей больно. Я никогда не хотел делать ей больно, поэтому я перестал рассказывать ей о своих идеях.

Это не помогло. Она съехала в следующие выходные.

Мне ее не хватало.

Моменты дежавю стали происходить чаще. Моменты заикались, спотыкались, икали, повторялись.

А потом, однажды утром, я проснулся, и снова был 1975 год, и мне было шестнадцать, и после одного кошмарного учебного дня я вышел из школы и пошел в призывной пункт Королевских ВВС рядом с ресторанчиком на Чапел-Роуд.

"Ты здоровый малый", сказал работавший там офицер. Я подумал, что он американец, но он сказал, что канадец. На нем были большие очки в роговой оправе.

"Да", сказал я.

"И ты хочешь летать?"

"Больше всего на свете", сказал я. Кажется, я почти вспомнил другой мир, в котором забыл, что хотел летать на самолетах; сейчас это казалось мне таким же странным, как забыть собственное имя.

"Что ж", сказал человек в роговых очках, "Нам придется обойти кое-какие правила. Но очень скоро ты окажешься в воздухе". И он не шутил.

Следующие несколько лет пролетели очень быстро. Ощущение было такое, будто я провел их все в самолетах разных типов, втиснутый в крохотные кабины, в сиденьях, в которые едва влезал, щелкая тумблерами, слишком маленькими для моих пальцев.

Я получил Секретный допуск, потом Доблестный допуск, по сравнению с которым Секретный был ерундой, потом получил Изящный допуск, которого нет даже у самого премьер-министра – к тому времени я пилотировал летающие тарелки и другие аппараты, двигавшиеся без всякой видимой опоры.

Я начал встречаться с девушкой по имени Сандра, потом мы поженились, потому что семейным парам полагались семейное жилье – симпатичный двухквартирный домик недалеко от Дартмура. Детей у нас не было: меня предупредили, что облучения, которое я мог получить, вполне достаточно, чтобы прожарить все мое хозяйство, так что, учитывая обстоятельства, было бы неразумно пытаться завести детей: не хотелось плодить уродов.

Был 1985 год, когда человек в роговых очках вошел в мой дом.

На той неделе моя жена была у своей матери. В последнее время мы частенько ссорились, и она уехала, чтобы получить 'передышку'. Она сказала, что я действую ей на нервы. Но если я кому и действовал на нервы, так это самому себе. Казалось, я постоянно знал, что случится дальше. И не только я: казалось, все знали, что случится дальше. Будто мы брели по нашим жизням как лунатики, в десятый, или двадцатый, или сотый раз.

Я хотел сказать Сандре, но почему-то понимал, что не стоит, понимал, что потеряю ее, если открою рот. Однако, кажется, я все равно ее терял. Так что я сидел в гостиной, смотрел музыкальное шоу на четвертом канале, пил чай из кружки и жалел себя.

Человек в роговых очках вошел в мой дом так, будто был здесь хозяином. Он посмотрел на свои часы.

"Так", сказал он. "Пора идти. Ты будешь пилотировать что-то очень похожее на PL-47".

Даже людям с Изящным допуском не полагалось знать о PL-47. Я летал на такой десяток раз. С виду похожа на чайную чашку, а летает, как эти штуковины из Звездных войн.

"Мне оставить записку для Сандры?" спросил я.

"Нет", сказал он прямо. "А теперь, садись на пол и дыши глубоко и ровно. Вдох, выдох, вдох, выдох".

Мне не приходило в голову спорить с ним, или не подчиняться. Я сел на пол и начал дышать, медленно, вдох и выдох и выдох и вдох и...

Вдох.

Выдох.

Вдох.

Резкая боль. Самая сильная в моей жизни. Я задыхался.

Вдох.

Выдох.

Я кричал, но я слышал свой голос, и крика не было. Только глухой булькающий стон.

Вдох.

Выдох.

Это было похоже на рождение. Это не было удобно или приятно. Мне помогло дыхание, помогло пройти через всю эту боль, и темноту, и бульканье в моих легких. Я открыл глаза.

Я лежал на металлическом диске, примерно два с половиной метра в поперечнике. Я был голым, мокрым, меня окружали гроздья кабелей. Они втягивались, расползались от меня, как испуганные червяки или опасливые, ярко раскрашенные змеи.

Я был обнажен. Я взглянул на себя. Ни морщин, ни волос на теле. Я подумал о том, сколько мне лет, на самом деле. Восемнадцать? Двадцать? Я не мог определить.

В пол металлического диска был встроен стеклянный экран. Он мигнул и ожил. Я смотрел на человека в роговых очках.

"Ты помнишь?" спросил он. "Ты уже должен получить доступ к большей части своей памяти".

"Думаю да", сказал я ему.

"Ты будешь в PL-47", сказал он. "Мы только что закончили ее строить. Пришлось вернуться практически к исходным принципам, потом двигаться вперед. Модифицировать несколько заводов, чтобы изготовить ее. Завтра будет закончена еще партия таких. Прямо сейчас у нас только одна".

"Значит, если ничего не получится, у вас есть, кем меня заменить".

"Если мы проживем так долго", сказал он. "Еще одна бомбардировка началась примерно пятнадцать минут назад. Уничтожена большая часть Австралии. Мы считаем, что это всего лишь прелюдия к настоящей бомбардировке".

"Что они используют? Ядерное оружие?"

"Камни".

"Камни?"

"Ага. Камни. Астероиды. Большущие. Мы думаем, к завтрашнему дню, если мы не сдадимся, они могут бросить на нас Луну".

"Шутите".

"Если бы". Экран погас.

Металлический диск двигался сквозь гигантский клубок перепутанных кабелей мимо тысяч спящих голых людей. Он скользил над острыми башнями из микрочипов и мягко светящимися кремниевыми шпилями.

PL-47 ждала меня на вершине металлической горы. Крошечные металлические крабы сновали по ней, полируя и проверяя каждую заклепку и винтик.

Я вошел внутрь на негнущихся, все еще дрожащих ногах. Я сел в кресло пилота и с восхищением понял, что оно было сделано специально для меня. Оно мне подходило. Я пристегнулся. Мои пальцы начали выполнять последовательность прогрева. Кабели поползли по моим рукам. Я почувствовал, как что-то подключилось к основанию моего позвоночника, еще что-то подошло и подсоединилось над шеей.

Мое восприятие корабля резко расширилось. Я видел все на 360 градусов, вверх, вниз. В то же время, я сидел в кабине и вводил коды запуска.

"Удачи", сказал человек в роговых очках с маленького экрана слева от меня.

"Спасибо. Могу я задать один, последний вопрос?"

"Да, разумеется".

"Почему я?"

"Ну", сказал он, "если в двух словах – ты был создан для этого. В твоем случае мы слегка усовершенствовали исходную конструкцию человека. Ты больше. Ты гораздо быстрее. У тебя повышенные скорости обработки и улучшенное время реакции".

"Я – быстрее? Я же большой, но неуклюжий".

"Не в реальной жизни", сказал он. "Только в мире".

И я взлетел.

Я так и не увидел пришельцев, если они вообще были, но я видел их корабль. Он был похож на гриб или водоросль: полностью органический, огромный и мерцающий, вращающийся по орбите вокруг Луны. Он был похож на штуки, растущие на гнилом бревне, наполовину погруженном в море. Он был размером с Тасманию.

Тонкие липкие щупальца, длиной по триста километров каждое, тащили за ним астероиды разного размера. Они напомнили мне щупальца "португальского парусника", этого странного симбиотического морского существа.

Они начали кидать в меня камни, когда я приблизился на несколько сотен тысяч километров.

Мои пальцы активировали ракетный отсек, целились в ядро вражеского корабля, а я в это время думал о том, что я делаю. Я не спасал мир, который я знал. Тот мир был воображаемым, последовательностью нулей и единиц. Я спасал кошмар...

Но если кошмар погибнет, мечта погибнет тоже.

Где-то там была девушка по имени Сьюзан. Я помнил ее, по давно прошедшей призрачной жизни. Я подумал, жива ли она еще (сколько прошло – несколько часов? Или несколько жизней?). Наверно, она висела среди кабелей где-то там, ничего не помнящая об огромном жалком параноике.

Я был так близко, что видел рябь на поверхности этой штуки. Камни стали меньше, но гораздо точнее. Я отклонялся, смещался и ускользал. Часть меня восхищалась экономичностью этой штуки: никаких сложных взрывчатых веществ, которые нужно доставать или изготавливать. Только старая добрая кинетическая энергия.

Если бы один из камней попал в мой корабль, я был бы мертв. Вот так просто.

Единственным способом избежать этого, было прорваться мимо них. Так что я продолжал двигаться вперед.

Ядро смотрело на меня. Оно было чем-то вроде глаза. Я был уверен в этом.

Я был в сотне метров от ядра, когда сбросил заряд. Потом я полетел прочь.

Я был не так уж далеко, когда эта штука взорвалась. Было похоже на фейерверк – жутковато, но по-своему красиво. А потом не осталось ничего, кроме слабых отблесков и пыли...

"Я сделал это!" завопил я. "Я сделал это! Я, мать вашу так, сделал это!"

Экран мигнул. Очки в роговой оправе смотрели на меня. За ними больше не было настоящего лица. Лишь что-то, примерно выражающее внимание и интерес. "Ты сделал это", согласился он.

"Хорошо, куда мне сажать эту штуку?" спросил я.

После короткой паузы, он сказал, "Никуда. Мы не предусмотрели этого в ее конструкции. Это была избыточность, ненужная нам. Слишком дорого, в плане ресурсов".

"Так что же мне делать? Я только что спас Землю. А теперь мне предстоит тут задохнуться?"

Он кивнул. "В общем, так. Да".

Огни начали гаснуть. Системы управления отключались одна за другой. Мое круговое восприятие корабля исчезло. Остался только я, пристегнутый к сиденью посреди бездны, внутри летающей чайной чашки.

"Сколько у меня времени?"

"Мы отключаем все системы, но у тебя осталась, по крайней мере, пара часов. Мы не собираемся сбрасывать оставшийся воздух. Это было бы негуманно".

"Знаете, в том мире, откуда я, мне бы дали медаль".

"Разумеется, мы благодарны".

"Значит, вы не можете придумать более существенный способ показать свою благодарность?"

"Ммм… Нет. Ты - деталь одноразового пользования. Модуль. Мы не можем оплакивать тебя, как осиное гнездо не может оплакивать смерть одной осы. Возвращать тебя назад непрактично и неразумно".

"И еще вы не хотите, чтобы такое оружие возвращалось на Землю, где оно может быть использовано против вас?"

"Как скажешь".

Потом экран погас, без всякого прощания. Не стоит подстраиваться, подумал я. Реальность ложна.

Когда воздуха у тебя осталось лишь на пару часов, начинаешь очень отчетливо ощущать свое дыхание. Вдох. Пауза. Выдох. Пауза. Вдох. Пауза. Выдох. Пауза...

Я сидел в полутьме, пристегнутый к своему сиденью, ждал, думал. Потом я сказал "Эй? Есть там кто-нибудь?"

Такт. На экране замигали геометрические узоры. "Да?"

"У меня просьба. Послушайте. Вы – люди, машины, кто вы там есть – вы мне должны. Так? Я имею в виду, я спас всем вам жизнь".

"...Продолжай".

"У меня осталась пара часов. Да?"

"Примерно 57 минут".

"Вы можете снова подключить меня в ... в настоящий мир. Другой мир. Тот, откуда я пришел?"

"Мм? Не знаю. Сейчас посмотрю". Снова темный экран.

Я сидел, дышал, вдох и выдох, вдох и выдох, и ждал. Мне было очень спокойно. Не считая того, что жить оставалось меньше часа, я себя чувствовал просто здорово.

Экран засветился. Не было ни картинки, ни узора, ничего. Только мягкое свечение. И голос, то ли у меня в голове, то ли снаружи, сказал, "Договорились".

Резкая боль в основании черепа. Потом тьма, на несколько минут.

Потом это.

Это было пятнадцать лет назад, в 1984 году. Я снова занялся компьютерами. У меня собственный компьютерный магазин на Тоттенхем-Корт-Роуд. И сейчас, когда мы приближаемся к миллениуму, я записываю это. В этот раз, я женился на Сьюзан. У меня ушло несколько месяцев на то, чтобы найти ее. У нас сын.

Мне почти сорок. Такие люди как я, как правило, живут ненамного дольше. Наши сердца останавливаются. Когда ты читаешь это, я уже умер. Ты знаешь, что я умер. Ты видела, как гроб, такой большой, что в него можно запихнуть двух человек, бросили в яму.

Но знай, Сьюзан, моя дорогая: мой настоящий гроб – на орбите вокруг Луны. Он похож на летающую чайную чашку. Они вернули мне мир, и вернули мне тебя, ненадолго. Последний раз, когда я рассказал тебе, или похожей на тебя, правду, или ту ее часть, которую я знал, ты ушла от меня. И может быть, это была не ты, а я был не я, но я не решился на этот риск снова. Поэтому я запишу это, и тебе отдадут это вместе с остальными моими бумагами, когда меня не станет. Прощай.

Они конечно бессердечные, бесчувственные компьютеризованные сволочи, паразитирующие на мозгах того, что осталось от человечества. Но я все равно благодарен им.

Я скоро умру. Но последние двадцать минут были лучшими годами моей жизни.