Новая инициатива по отправке сообщений в космос может стать наилучшим шансом узнать, одиноки ли мы во Вселенной. Есть только одна проблема: что, если мы не одиноки?
16 ноября 1974 несколько сотен астрономов, официальных лиц и других высоких чинов собрались в северо-западной части Пуэрто-Рико в окружении тропических лесов, в четырёх часах езды от Сан-Хуана. Целью собрания было повторное открытие обсерватории Аресибо, в то время – крупнейшего радиотелескопа в мире. Огромное строение – гигантская тарелка из бетона и алюминия, диаметром, сравнимым с высотой Эйфелевой башни, неправдоподобно раскинувшаяся в известняковом углублении посреди горных джунглей – была обновлена с тем, чтобы увеличить её точность в десять раз и гарантировать, что она переживёт сезон ураганов.
Чтобы отметить повторное открытие, астрономы, обслуживающие обсерваторию, решили временно превратить наиболее чувствительное из всех созданных устройств для прослушивания космоса в машину, способную ему отвечать. После нескольких речей собравшаяся толпа в молчании находилась на краю телескопа, пока система почти три минуты выдавала громкий писк, состоящий из двух нот, разносившийся в удушливой дневной жаре. Слушатели не могли разобрать это сообщение, но, тем не менее, ощущение от прослушивания двух этих нот, дрожащих в воздухе, многих тронуло до слёз.
168 секунд шума, сегодня известные, как послание Аресибо, были придуманы астрономом Фрэнком Дрейком, бывшим тогда директором организации, отвечавшей за обсерваторию. Радиотрансляция отметила первый раз, когда люди намеренно передали сообщение, предназначенное для другой солнечной системы. Инженеры перевели послание в звук так, чтобы собравшаяся группа могла что-то воспринять во время передачи. Но реальный носитель был тихим и невидимым импульсом радиоволн, путешествующим со скоростью света.
Для большинства зрителей это был акт надежды, пусть и символический: письмо в бутылке, брошенное в море глубокого космоса. Но через несколько дней королевский астроном Англии Мартин Рэйл вынес грозное порицание выходки Дрейка. Сообщив космосу о нашем существовании, писал Рэйл, мы рисковали навлечь на себя катастрофу. Утверждая, что «любые существа из космоса могут оказаться злобными и алчущими», Рэйл потребовал, чтобы Международное астрономическое сообщество осудило сообщение Дрейка и запретило любые новые сообщения. Весьма безответственно, негодовал Рэйл, играться с межзвёздными пространствами, поскольку подобные жесты, пусть и с благородными намерениями, могут привести к уничтожению всей жизни на Земле.
Сегодня, более четырёх десятилетий спустя, мы так и не узнали, были ли основания у страхов Рэйли, поскольку послание Аресибо ещё крайне долго будет идти до своего получателя, скопления из 300 000 звёзд M13. Если летом вы окажетесь в северном полушарии, то ясной ночью найдите созвездие Геркулеса, 21 звезду, формирующие изображение человека с распростёртыми руками, и немного согнувшего колени. Представьте себе, что вы перенеслись на 400 триллионов километров по направлению к этим звёздам. Хотя вы вышли далеко за пределы Солнечной системы, вы прошли лишь малую часть пути до М13. Но если бы вы могли включить радиоприёмник и настроить его на 2380 МГц, вы могли бы поймать сообщение в полёте: длинную последовательность ритмичных импульсов, 1679 штук, с ясной, повторяющейся структурой, которую можно было бы сразу распознать, как дело рук разума.
Удивительно мало инициатив поддерживает цель послания Аресибо — передачу сообщений формам жизни, находящимся вне нашей планеты. Одной из наиболее известных, вероятно, будет сообщение на борту космического аппарата Вояджер-1 – позолоченный аудиовизуальный диск, содержащий приветствия на разных языках и другие свидетельства наличия человеческой цивилизации – улетевший из нашей Солнечной системы всего несколько лет назад, и перемещающийся с относительно небольшой скоростью порядка 56 000 км/ч. В отличие от него, к концу трёхминутной трансляции послания Аресибо его первые импульсы уже дошли до орбиты Марса. У сообщения ушёл лишь один день на то, чтобы покинуть солнечную систему.
Да, некоторые сигналы, испускаемые деятельностью человека, могли уйти ещё дальше от нас, чем даже Аресибо, благодаря случайным утечкам или широковещательным теле- или радиопередачам. Это послужило основой сюжету романа Карла Сагана «Контакт», в котором описывается инопланетная цивилизация, обнаружившая существование людей благодаря первым телевизионным передачам с берлинской Олимпиады, куда входят и ролики с Гитлером, выступающим на церемонии открытия [это была первая в истории прямая трансляция; само телевещание началось в конце 20-х в США и в начале 30-х в СССР / прим. перев.]. Зернистые изображения Джесси Оуэнса, а позже Howdy Doody [американская детская передача / прим. перев.] и слушания Маккарти, ушли в космос дальше, чем импульсы Аресибо. Но в течение 40 лет после сообщения, переданного Дрейком, немногим более десяти намеренных сообщений было отправлено к звёздам, и большая часть из них – те или иные показательные номера, например широковещание песни Beatles «Across the Universe» [Через Вселенную], посвящённое 40-летнему юбилею её записи. Остаётся надеяться, что инопланетяне, если они существуют, обнаружат эту песню до записей с Гитлером.
В эру радиотелескопов учёные тратят гораздо больше сил на поиски признаков существования иных форм жизни, чем на подачу сигналов о существовании нас. Сам Дрейк сейчас более известен вводом в действие поиска внеземного разума SETI почти 60 лет назад, когда он начал использовать телескоп в Западной Виргинии для сканирования двух звёзд на предмет структурированного радиоизлучения. Сегодня некоммерческий институт SETI обслуживает целую сеть телескопов и компьютеров, слушающих сигналы из глубокого космоса в поисках инопланетян. Новый проект, похожий на SETI, Breakthrough Listen, спонсируемый на $100 млн российским миллиардером Юрием Мильнером, должен радикально улучшить наши возможности обнаружить признаки разумной жизни. Человечество собралось вокруг большего количества ящиков межзвёздной почты, чем когда бы то ни было, с нетерпением ожидая прибытия письма. Но до недавнего времени мы проявляли мало интереса к отправке нашего собственного сообщения.
Теперь эта фаза молчания может подойти к концу, если у растущей группы учёных из разных областей и энтузиастов космоса получится добиться своего. Недавно образованная группа METI (Messaging Extra Terrestrial Intelligence, послания внеземным цивилизациям), под руководством учёного, бывшего члена группы SETI, Дугласа Вакоча, планирует отправить несколько сообщений, начиная с 2018 года. Проект Мильнера Breakthrough Listen также рассчитан на поддержку сопутствующего проекта Breakthrough Message, в котором будет проведено открытое состязание на составление послание, которое будет затем передано к звёздам. Но увеличение количества схем отправки сообщений встречает увеличивающееся сопротивление. Среди преемников стиля мышления Мартина Рэйла находятся такие светила, как Илон Маск и Стивен Хокинг, и они предупреждают, что предположения о межзвёздной дружбе демонстрируют неправильный подход к вопросу о внеземной жизни. Они утверждают, что передовая инопланетная цивилизация может ответить на наши межзвёздные приветствия с грацией, подобной продемонстрированной Кортесом ацтекам, а поэтому лучше всего будет молчать.
Если вы считаете, что у этих трансляций есть шанс попасть к инопланетянам, то решение об их отправке должно быть одним из самых важных, принимаемых нами, как человечеством. Будем ли мы галактическими интровертами, прячущимися за дверями и просто прислушивающимися к признакам жизни снаружи? Или экстравертами, начинающими разговор? А если так, что нам сказать?
Среди списанного великолепия Форт-Масона [бывшая военно-морская база США / прим. перев.] на севере Сан-Франциско, находится бар и площадка под названием Interval. Ей заведует организация Long Now Foundation, основанная, среди прочих, Стюартом Брэндом [писатель] и Брайаном Ино, для культивации долгосрочного мышления. Наиболее известен план группы по постройке часов, которые смогут отсчитывать время в течение 10 000 лет. Long Now утверждает, что площадка в Сан-Франциско должна уводить разум подальше от требующего постоянного внимания настоящего, что видно их деятельности, от прототипов 10 000-летних часов до меню из «вымерших» коктейлей.
Interval кажется подходящим фоном для моей первой встречи с Дугом Вакочем, в частности потому, что Long Now консультирует METI по поводу планирующихся сообщений, а ещё и потому, что концепция отправки межзвёздных сообщений является хрестоматийным примером долгосрочного планирования. Выбор сообщения для отправки в космос может не привести к результату в течение тысячи лет, или сотни тысяч. Сложно представить более долгосрочное решение, стоящее перед человечеством.
Когда мы с Вакочем усаживались в кабинке, я спросил, как он пришёл к сегодняшнему своему состоянию. «В детстве мне нравилась наука, но я никак не мог определиться, какая именно область», — сказал он мне. В итоге он узнал о такой новой быстрорастущей области, как астробиология (или экзобиология), изучающая возможные формы, которые жизнь могла бы принять на других планетах. Эта область была спекулятивной по натуре – ведь у исследователей нет никаких реальных экземпляров для изучения. Чтобы представить другие формы жизни Вселенной, астробиологам необходимо хорошо разбираться в астрофизике звёзд и планет; химических реакциях, способных удерживать и хранить энергию в предполагаемых организмах; климатологии, описывающей погодные системы на планетах, потенциально совместимых с жизнью; биологических формах, которые могли бы развиться в таких различных условиях. Выбрав астробиологию, понял Вакоч, ему не придётся довольствоваться одной дисциплиной: «Когда вы раздумываете о жизни вне Земли, вы можете возиться со всеми дисциплинами».
Уже в старших классах Вакоч начал думать о том, как можно было бы обмениваться сообщениями с организмом, развившимся на другой планете – живой вопрос для достаточно мало известной подобласти астробиологии, экзосемиотики. К тому времени, в 1970-х, радиоастрономия продвинулась достаточно далеко для того, чтобы превратить экзосемиотику из приукрашенного мысленного эксперимента в нечто более практичное. Для научной ярмарки Вакоч сделал проект по межзвёздным языкам, и продолжал работать в этой области в колледже, даже когда изучал сравнительное религиоведение в Карлтонском колледже Миннесоты. «Проблема, которую я понял очень рано, и которая продолжала оставаться со мной, состоит в сложности создания сообщения, которое можно было бы понять», — говорит Вакоч. Чтобы не класть все яйца в одну корзину, в институте он изучал клиническую психологию, решив, что это может помочь ему лучше понять разум какого-то неизвестного организма на другом краю Вселенной. А если бы экзосемиотика оказалась профессиональным тупиком, он всегда мог вернуться к более традиционной карьере психолога.
Когда Вакоч учился, SETI превращалась из программы НАСА, финансируемой из бюджета, в независимую некоммерческую организацию, частично поддерживаемую людьми, заработавшими новые состояния в техническом секторе. В 1999 Вакоч переехал в Калифорнию и присоединился к проекту SETI. В последующие годы Вакоч и другие учёные программы всё чаще выражали мнение о необходимости не только прослушивать сообщения, но и отправлять их. Они утверждали, что, хотя пассивный подход был обязательным, активные SETI – направленные на близлежащие звёздные системы радиосигналы высокой мощности – увеличат шансы контактов. Беспокоясь о том, что активный подход поставит под угрозу финансирование программы, совет директоров SETI сопротивлялся попыткам Вакоча. В итоге он решил сформировать собственную международную организацию, METI, с командой учёных из разных областей, в которую входят бывший главный историк НАСА Стивен Дик, французский историк науки Флоренс Ролин Серсео, индийский эколог Абхик Гупта и канадский антрополог Джером Барков.
Новообретённый интерес к отправке сообщений стал популярным по большей части из-за взрывного увеличения количества найденных экзопланет. Теперь нам известно, что Вселенная полна планет, находящихся, как говорят астробиологи, в «зоне обитаемости»; не слишком горячо, не слишком холодно, с как раз подходящей для наличия жидкой воды температурой поверхности. В начале карьеры Дрейка в 1950-х не было известно ни одной планеты вне Солнечной системы. Сегодня мы можем выбирать из большого списка потенциальных планет из зоны обитаемости, а не просто удалённые звёздные скопления. «Теперь нам известно, что практически у всех звёзд есть планеты», — говорит Вакоч, добавляя, что из этих звёзд, «вероятно, у каждой пятой есть потенциально обитаемые планеты. Так что у нас есть огромное количество жилплощади, которую кто-то может населять».
Когда Фрэнк Дрейк и Карл Саган впервые начали думать над созданием сообщения в 1960-х, их подход был эквивалентен письму в бутылке. Мы можем не знать точного адреса планет с высокой вероятностью наличия жизни, Но мы определили множество многообещающих почтовых индексов. Недавнее открытие планетной системы TRAPPIST-1, в которой три из четырёх планет потенциально обитаемы, породило сильный накал радостного возбуждения, в частности потому, что эти планеты находятся относительно близко к дому: всего 40 световых лет от Земли. Если послание Аресибо каким-то образом дойдёт до развитой цивилизации в М13, то их ответ мы не сможем услышать в ближайшие 50 000 лет. А направленное сообщение к системе TRAPPIST-1 может привести к ответу ещё до конца века.
Фрэнку Дрейку сейчас 87, и он живёт со своей женой в доме, расположенном в старом лесу, где растут секвойи, в конце узкой извилистой дороги в холмах близ Санта-Круз. Подъездная дорога к дому окольцовывает пень секвойи по размеру больший, чем бильярдный стол. Выходя из машины, я вновь вспомнил об инициативе Long Now: человек, отправляющий сообщения с потенциальным временем жизни в 50 000 лет, живёт среди деревьев, зародившихся тысячу лет назад.
Дрейк ушёл на пенсию более десяти лет назад, но когда я спросил его о послании Аресибо, его лицо осветилось при воспоминании. «Мы только что закончили большой проект на Аресибо, я тогда был директором, и меня спросили: не могли бы вы организовать большое мероприятие? — вспоминает он. – Нам нужно было провести какую-то торжественную церемонию. Что мы могли сделать такого яркого? Отправить сообщение!»
Но как можно отправить сообщение для формы жизни, которая может существовать, а может и не существовать, о которой вам ничего не известно кроме того, что она развилась где-то в Млечном Пути? Необходимо начать с объяснения того, как читать это сообщение, что в экзосемиотике называется «букварём». На Земле букварь не нужен – вы показываете на корову и говорите: «Корова». У плашек, отправленных НАСА в космос на аппаратах Пионер и Вояджер было преимущество физических объектов, способных передавать визуальную информацию, которая позволяет вам сопоставить слова с объектами, которые к ним относятся. Иначе говоря, можно нарисовать корову и поставить рядом с ней слово «корова», и тогда медленно, после достаточного количества сопоставлений, начинает проявляться язык. Но физические объекты нельзя перемещать достаточно быстро, чтобы они дошли до потенциальных получателей за приемлемое время. Чтобы передать сообщение через весь Млечный Путь, понадобятся электромагнитные волны.
Но как указать на что-то при помощи радиоволны? Даже если бы вы придумали способ указать на корову при помощи электромагнитных сигналов, у инопланетян в их мире коров не будет, поэтому эта отсылка останется для них непонятной. Вместо этого необходимо серьёзно задуматься об общих с нами вещах, которые будут у наших гипотетических друзей из системы TRAPPIST-1. Если цивилизация развита достаточно для того, чтобы распознать структурированные данные в радиоволнах, у них должно быть много общих с нашими научных и технологических концепций. Если они слышат наше сообщение, то способны на разбор структурированных возмущений электромагнитного спектра, а значит, они понимают электромагнитный спектр каким-то осмысленным способом.
Тогда секрет в том, чтобы просто начать общение. Дрейк решил, что может рассчитывать на разумных инопланетян, имеющих концепцию чисел – один, три, десять, и т.п. А если у них есть числа, у них наверняка должна быть и базовая математика: сложение, вычитание, умножение, деление. Более того, как рассуждал Дрейк, если у них есть умножение и деление, они наверняка понимают концепцию простых чисел – таких, которые делятся только на самих себя и единицу. (В фильме «Контакт» перехваченное сообщение от инопланетян начиналось с последовательности простых чисел: 1, 2, 3, 5, 7, 11, 13, 17, 19, 23, и т.п.) Многие объекты космоса, типа пульсаров, испускают радиосигналы с определённой периодичностью: вспышки электромагнитной активности, включающиеся и выключающиеся в одно и то же время. Простые числа, однако, являются признаком разумной жизни. «Природа никогда не использует простые числа, — говорит Дрейк. – А математики используют».
При создании послания Аресибо Дрейк полагался на близких родственников простых чисел. Он выбрал отправку 1679 импульсов, поскольку 1679 — полупростое число: число, представимое в виде произведения двух простых, в данном случае 73*23. Дрейк использовал эту математическую причуду для превращения электромагнитных импульсов в визуальную систему. Для упрощения объяснения этого подхода представьте, что отправляю вам сообщение, состоящее из 10 Х и 5 О: XOXOXXXXOXXOXOX. Вы замечаете, что 15 – полупростое число, и строите сетку размером 3х5, оставляя вместо О пробелы. В результате получается следующее:
Если вы читаете по-английски, вы можете узнать в этом сообщении приветствие, слово «HI», размеченное при помощи только лишь двоичного языка.
Дрейк выбрал похожий подход, только использовал большее полупростое число, из которого можно построить решётку 23х73 и отправить более сложное сообщение. Поскольку воображаемые получатели сообщения в М13 вряд ли поймут какой-нибудь человеческий язык, он заполнил сетку смесью математических и визуальных отсылок. В верхней части решётки идёт счёт от 1 до 10 в двоичном коде – это объясняет инопланетянам, что числа будут представлены именно этими символами.
Установив способ счёта, Дрейк перешёл к объединению концепции чисел с отсылками к тому, что у граждан М13 может быть общего с нами. Для этого он закодировал атомные номера пяти элементов: водород, углерод, азот, кислород и фосфор, строительных блоков ДНК. Другие части сообщения более визуальные. Дрейк использовал нули и единицы импульсов, чтобы нарисовать пиксельное изображение человека. Также он включил набросок нашей Солнечной системы и самого телескопа Аресибо. В целом, сообщение получилось таким: вот так мы считаем; вот из этого мы состоим; вот отсюда мы взялись; вот так мы выглядим; вот такую технологию мы использовали для отправки сообщения вам.
И хотя экзосемиотика Дрейка в 1974 году была достаточно изобретательной, послание Аресибо больше представляло собой демонстрацию возможностей, чем реальную попытку контакта – это признавал и сам Дрейк. Для начала, расстояние до М13 в 25 000 световых лет поднимает разумный вопрос о том, будет ли вообще существовать человечество – или то, что мы распознали бы, как человека – к тому времени, как придёт ответ. Выбор направления для отправки сообщения был, по сути, случаен. Проект METI собирается улучшить модель Аресибо, напрямую нацеливаясь на близлежащие планеты из зоны обитаемости.
Одна из недавних планет, добавленных в этот список, вращается вокруг звезды Глизе 411, красного карлика, расположенного в восьми световых годах от Земли. Весенним вечером в Окленде, когда наше собственное Солнце устраивало яркое шоу, медленно заходя за мост Золотые ворота, мы встретились с Вакочем в одной из обсерваторий Центра космоса и наук им. Чабота, чтобы посмотреть на Глизе 411. Полумесяц луны уменьшил видимость звёзд, но не настолько, чтобы я не смог различить тусклый оранжевый цвет звезды, размытую точку света, прошедшего почти 80 триллионов километров через всю Вселенную, чтобы попасть на мою сетчатку. Но вся мощь телескопа в Окленде не поможет различить планету, вращающуюся вокруг красного карлика. Однако в феврале этого года команда исследователей, использовавших телескоп Кек-1 на горе Мауна-Кеа на Гавайях объявила об обнаружении «сверхземли» на орбите Глизе, скалистой горячей планеты, превышающей по размеру нашу.
Группа METI намеревается улучшить послание Аресибо не только выбрав целью определённые планеты, такие, например, как сверхземля на орбите вокруг Глизе, но и пересмотрев природу самого сообщения. «Оригинальная схема Дрейка демонстрирует предубеждение о том, что зрение – универсальное качество разумной жизни», — сказал мне Вакоч. Визуальные диаграммы – сформированные через полупростые числа, или выгравированные на плашках – выглядят вынужденным способом кодирования информации, поскольку люди в результате эволюции приобрели необычайно острое зрение. Но, возможно, инопланетяне пошли по другому пути развития, и достигли уровня развитой технологической цивилизации с разумом, выросшем на основе какого-то другого чувства: слуха, к примеру, или ещё какого-то способа восприятия окружающего мира, для которого не существует земного эквивалента.
Как и многие другие дебаты SETI/METI, вопрос визуальных сообщений быстро скатывается в более глубинные области, например, в определение связи между разумом и зрением. Неудивительно, что варианты глаз независимо друг от друга так много раз появлялись в результате эволюции, учитывая, что свет передаёт информацию быстрее любого другого канала. Преимущество в скорости передачи, вероятно, применимо и к другим планетам, находящимся в зоне обитаемости, даже если они расположены с другого края Млечного Пути, и кажется правдоподобным, что у разумных существ должна выработаться некая визуальная система.
Но ощущением более универсальным, чем зрение, должно быть ощущение времени. Ханс Фройденталь в своей книге "Линкос: схема языка для общения в космосе", одна из вдохновивших экзосемиотику книг, опубликованная более полстолетия назад, активно опирался на временные подсказки. Вакоч и его коллеги работали с языком Фройденталя на ранних стадиях разработки послания. В линкосе длительность используется в качестве ключевого строительного блока. За импульсом, длящимся определённое время (допустим, секунду), следует последовательность импульсов, обозначающих слово «один»; за шестью импульсами следует слово для «шести». Свойство сложения можно продемонстрировать, отправив слова для «трёх» и «шести», а затем отправив импульс длительностью в девять секунд. «Это возможность указать на объект, когда перед вами ничего нет», — поясняет Вакоч.
Другие энтузиасты отправки сообщений считают, что нам не надо заморачиваться с простыми числами и общими отсылками. «Забудьте об отправке математических уравнений, числа пи, простых чисел или последовательности Фибоначчи», — утверждал главный астроном SETI Сет Шостак в своей книге от 2009 года. «Если мы хотим отправить сообщение с земли, я предлагаю просто скормить передатчикам Google. Отправим инопланетянам всемирную сеть. В микроволнах на такую передачу уйдёт полгода; с использованием инфракрасных лазеров время уменьшается до не более двух дней». Шостак считает, что сам объём переданной информации сможет помочь инопланетянам расшифровать его. В археологической истории встречались подобные прецеденты: сложнее всего взломать код, от которого осталось всего несколько фрагментов.
Отправка всего Google стала бы логическим продолжением сообщения Дрейка от 1974 года, если не в системе кодирования, то в содержании. «Послание Аресибо короткое, но стремления его энциклопедичны, — сказал мне Вакоч, пока мы ждали, когда стемнеет в холмах Окланда. „Один из предметов изучения, связанных с нашей передачей, заключается в полной противоположности. Вместо энциклопедичности применять выборочный подход. Вместо огромного потока данных сделать что-то элегантное. И часть этой задачи – понять, какие у нас есть самые фундаментальные концепции“. Есть в вопросе, с которым борется Вакоч, что-то провокационное: учитывая все наши достижения, как вида, какое наиболее простое сообщение мы сможем создать, чтобы оно производило впечатление интересных существ, достойных межзвёздного ответа?
С точки зрения критиков METI, нам нужно вместо этого беспокоиться о том, в какой форме может прийти ответ: в виде смертельного луча или армии оккупантов.
Ещё до того, как Дуг Вакоч даже заполнил документы на регистрацию некоммерческой организации METI в июле 2015 года, десяток светил науки и технологий, включая Илона Маска, подписали заявление, категорически протестующее против реализации проекта, по крайней мере, до проведения всестороннего обсуждения планетарного масштаба. „Намеренная подача сигналов другим цивилизациям Галактики Млечный Путь, — указано в заявлении, — заставляет волноваться всех людей Земли, как по поводу сообщения, так и по поводу последствий контакта. Всемирное научное, политическое и гуманитарное обсуждение должно произойти до отправки какого-либо сообщения“.
Одним из подписантов этого сообщения был астроном и фантаст Дэвид Брин, ведущий горячую, но дружескую дискуссию с Вакочем по поводу разумности этого проекта. „Не думаю, что кто-то должен ставить наших детей перед свершившимся фактом, основанным на небрежных предположениях и суждениях, которые не были проверены и подвергнуты экспертной оценке“, — сказал мне он во время звонка по Skype из своего домашнего кабинета в Южной Калифорнии. „Если вы собираетесь сделать что-то, что изменит фундаментальные наблюдаемые параметры нашей Солнечной системы, то как насчёт выпуска заявления о влиянии на окружающую среду?“
Движение анти-METI основывается на мрачных статистических прогнозах. Если мы когда-нибудь и сумеем наладить связь с другой разумной формой жизни, то почти по определению наши новые друзья по переписке будут более продвинутыми, чем мы. Проще всего понять это по тому, насколько молода наша технологическая цивилизация. Мы отправляем структурированные радиосигналы с Земли в течение последних 100 лет. Если бы Вселенной было ровно 14 млрд лет, то для появления радиосвязи на нашей планете должно было пройти 13 999 999 900. Шансы на то, что наше сообщение достигнет общества, возившегося с радио меньше нашего или сравнимо с нами, потрясающе малы. Представьте себе другую планету, отличающуюся от нашей в развитии всего на 1%. Если они более продвинуты, чем мы, тогда они используют радио (и все последующие технологии) уже 14 млн лет. Конечно, в зависимости от их места жительства во Вселенной, у их сигналов на путь до нас могут уйти миллионы лет. Но даже если учесть эту задержку в передаче, то, если мы примем сигнал из другой галактики, мы наверняка будем вести переговоры с более продвинутой цивилизацией.
Карл Саган держит плашку для „Пионера“ в Бостоне, 1972
Именно такая асимметрия убедила так много футуристично мыслящих людей в том, что METI – плохая идея. Особенно сильно действует на критиков история колониализма на Земле. Стивен Хокинг, к примеру, так рассказал о своих наблюдениях в документальном сериале 2010 года: „Если инопланетяне прибудут к нам в гости, то результат будет примерно такой же, как после высадки Колумба в Америке – ничем хорошим для коренных американцев это не закончилось“. Дэвид Брин вторит критике: „Все известные нам случаи контактов технологически более развитой цивилизацией с технологически менее развитой заканчивались, по меньшей мере, болью“.
Сторонники METI встречают критику двумя основными аргументами. Первый – птичка уже и так вылетела из клетки. Учитывая, что мы и так испускаем радиоволны в виде телешоу и новостных каналов уже много десятилетий, и что другие цивилизации, скорее всего, будут более продвинутыми, чем наша, с большой вероятностью они нас уже увидели. Иначе говоря, им известно, что мы здесь, но они пока решили, что мы недостойны разговоров с ними. „Возможно, на самом деле цивилизаций существует много, и заселены даже близлежащие планеты, но они пока просто наблюдают за нами, — утверждает Вакоч. – Будто бы мы находимся в галактическом зоопарке, а они смотрят на нас, будто на беседующих друг с другом зебр. Но что, если вдруг одна из этих зебр повернётся к ним и начнёт чертить копытом на песке простые числа. Вы бы сразу отнеслись к зебре по-другому!“
Брин считает, что этот аргумент серьёзно недооценивает разницу между высокоэнергетическими направленными передачами METI и пассивной утечкой метасигналов, которые гораздо сложнее обнаружить. „Представьте себе, что вы хотите пообщаться с палаточным лагерем туристов на другой стороне озера, и для этого вы сели на берегу и начали шлёпать по воде с использованием азбуки Морзе. Если это потрясающе технологические продвинутые туристы, случайно смотрящие в вашу сторону, они, вероятно, смогут создать инструменты, способные обработать вашу азбуку Морзе. Но если вы возьмёте лазерную указку и начнёте светить на причал рядом с ними – разница будет такой же, как между принятием случайных телепередач из 1980-х, когда мы шумели сильнее всего, и тем, что собираются сделать эти ребята“.
Защитники METI также утверждают, что угроза вторжения в стиле клингонов маловероятна, учитывая огромные расстояния. Если продвинутая цивилизация была бы способна на прыжки по Галактике со скоростью света, мы бы уже встретились с ней. Более вероятно, что так быстро могут перемещаться только сигналы, поэтому недоброжелательная цивилизация с какой-то далёкой планеты сможет отправить к нам лишь агрессивные письма. Но критики считают, то чувство безопасности ничем не подкреплено. В журнале Scientific American бывший председатель совета директоров SETI, Джон Герц, утверждал, что „цивилизация со злыми намерениями, всего лишь немногим более продвинутая, чем наша, может быть способной с лёгкостью уничтожить Землю при помощи небольшого снаряда, наполненного самовоспроизводящимся токсином или серой нанослизью, кинетического снаряда, перемещающегося с достаточно большой скоростью относительно скорости света, или какого-либо невообразимого оружия“.
Брин считает наш технологический прогресс примером того, на каком уровне будут находиться возможности продвинутой цивилизации по ведению космической войны: „Возможно, что в течение 50 лет мы сможем создать ракету на антиматерии, способную разогнать снаряд в несколько килограмм до половины скорости света, который затем пересечётся с орбитой планеты, находящейся в 10 световых годах от нас“. Даже несколько килограмм, столкнувшихся на такой скоростью с планетой, приведут ко взрыву куда как более мощному, чем сумма взрывов в Хиросиме и Нагасаки. „А если мы сможем сделать это через 50 лет, представьте, на что способны все остальные, в полном соответствии с Эйнштейном и законами физики“.
Интересно, что сам Фрэнк Дрейк не поддерживает METI, но и не разделяет страх Хокинга и Маска перед межзвёздными конкистадорами. „Мы постоянно отправляем сообщения, и притом совершенно бесплатно, — говорит он. – Вокруг нас сформировалась огромная оболочка радиусом в 80 световых лет. Лишь немногим более продвинутая цивилизация сможет её воспринять. Так что смысл в том, что мы и так уже отправляем горы информации“. Дрейк считает, что любая из существующих продвинутых цивилизаций занимается тем же самым, поэтому учёные вроде Вакоча должны посвятить себя поиску этих сигналов вместо того, чтобы пытаться отвечать им. METI будет потреблять ресурсы, говорит Дрейк, которые „лучше было бы потратить на прослушивание, а не отправку“.
Критики METI могут оказаться правыми по поводу пугающей сложности других, вероятно, более старых цивилизаций, но неправыми по поводу их вероятной реакции. Да, они, возможно, и могут отправлять снаряды через всю галактику на скорости в четверть световой. Но их продолжительность жизни также может говорить о том, что они поняли, Как избежать самоуничтожения на планетарном масштабе. Как утверждал Стивен Пинкер, человечество в последние 500 лет становится всё менее жестоким. Количество смертей на душу населения, вызванных военными конфликтами, находится на историческом минимуме. Может ли эта тенденция повторяться по всей Вселенной, и на более длинных временных отрезках: чем старее цивилизация, тем меньше она воюет? В этом случае, если мы доведём наше сообщение до инопланетян, то они, вероятно, придут с миром.
Подобные вопросы неизбежно приходят к двум фундаментальным мысленным экспериментам, на которых основаны проекты SETI и METI: парадоксе Ферми и уравнении Дрейка. Парадокс, впервые сформированный итальянским физиком и лауреатом нобелевской премии Энрико Ферми, начинается с предположения о том, что во Вселенной содержится немыслимо много звёзд, и что у достаточно большого процента из них имеются планеты в зоне обитаемости. Если разумная жизнь появляется даже только на малой доле таких планет, тогда Вселенная должна быть заполнена продвинутыми цивилизациями. И всё же, пока что мы не видели никаких свидетельств их существования, даже после нескольких десятилетий сканирования неба при помощи SETI. Вопрос Ферми, поднятый в разговоре за обедом в Лос-Аламосе в начале 1950-х, был простым: „Где все?“
Уравнение Дрейка пытается ответить на этот вопрос. Оно относится к одной из величайших встреч в истории науки: встрече 1961 года в обсерватории Грин-Бэнк в Западной Виргинии, на которой присутствовали Фрэнк Дрейк, 26-летний Карл Саган и исследователь дельфинов (а позднее и галлюциногенных веществ) Джон Лилли. Во время встречи Дрейк поделился своими мыслями на тему парадокса Ферми, сформулировав уравнение. Если мы начнём сканировать космос в поисках разумной жизни, спрашивает Дрейк, какова вероятность что-либо обнаружить? Уравнение не давало чёткого ответа, поскольку почти все переменные в то время не были известны, и по большей части остаются таковыми полвека спустя. Но всё же оно имеет проясняющий эффект. В математическом виде оно выглядит так:
N = R* × ƒp × ne × ƒl × ƒi × ƒc × L
N – количество существующих и испускающих сигналы цивилизаций Млечного пути. Переменная R* соответствует скорости формирования звёзд в галактике, что даёт общее количество потенциальных солнц, способных поддерживать жизнь. Оставшиеся переменные работают, как вложенные фильтры: Какая доля всех звёзд в Млечном Пути имеет планеты, и какая доля из них может поддерживать жизнь? Как часто жизнь реально появляется на этих потенциально обитаемых планетах, и какая доля этой жизни развивается до разумного состояния, и какая доля этих цивилизаций в итоге начинает передавать сигналы в космос? В конце уравнения Дрейк разместил важный параметр L, обозначающий средний промежуток времени, в течение которого цивилизации испускают подобные сигналы.
Что делает уравнение Дрейка таким притягательным, так это, в частности, то, что оно заставляет нас собрать на одной платформе так много разных дисциплин. Двигаясь слева направо по уравнению, вы переходите от астрофизики к биохимии жизни, к теории эволюции, к когнитивным наукам, и к теориям технологического развития. Ваши догадки по поводу каждого значения в уравнении показывают всё мировоззрение целиком: возможно, вы думаете, что жизнь – явление редкое, но когда она появляется, за этим обычно следует разум; или, возможно, вы думаете, что микробной жизни в космосе полно, но более сложные организмы почти никогда не возникают. Уравнение выдаёт чрезвычайно разные результаты в зависимости от назначаемых переменным значений.
Наиболее провокационный параметр – последний, L. Среднее время жизни передающей сигналы цивилизации. Не нужно быть неисправимым оптимистом, чтобы защищать относительно большое значение L. Нужно лишь верить, что цивилизация может поддерживать своё существование миллионы лет. И даже если одна из тысячи разумных форм жизни в космосе порождает цивилизацию, живущую миллион лет, значение L серьёзно увеличивается. Но если значение L мало, из этого следует другой вопрос: почему оно мало? Неужто в Галактике технологические цивилизации постоянно загораются и гаснут, на манер космических светлячков? Заканчиваются ли у них ресурсы? Взрывают ли они сами себя?
Поскольку Дрейк впервые вывел своё уравнение в 1961, с тех пор два фундаментально новых фактора поменяли наше представление об этой проблеме. Во-первых, величины переменных в начале уравнения (количество звёзд, имеющих обитаемые планеты), увеличились на несколько порядков. Во-вторых, мы прислушиваемся к сигналам несколько десятилетий, и ничего не услышали. Как говорит Брин: „Что-то удерживает уравнение Дрейка на низком уровне. И споры среди членов SETI идут не на тему того, так это или нет, а по вопросу о том, где в уравнении находится брешь“.
Если значения в начале уравнения будут продолжать расти, вопрос будет в том, какие величины в его конце служат основными фильтрами. Как говорит Брин, нам надо, чтобы фильтры были позади нас, чтобы это не была единственная величина L, лежащая впереди. Мы хотим, чтобы разумная жизнь появлялась чрезвычайно редко; если это не так, и в Млечном Пути её полно, тогда должно быть низким значение L, возможно, измеряемое веками, а не тысячелетиями. В этом случае принятие технологического жизненного уклада может оказаться равносильным самоуничтожению. Сначала вы изобретаете радио, потом – технологии, способные уничтожить всю жизнь на планете, и вскоре нажимаете кнопку, и цивилизация выключается.
Вопрос значения L объясняет, почему так много противников METI беспокоятся по поводу событий, граничащих с вымиранием, причинами которых могут стать другие потенциальные угрозы: сверхумные компьютеры, вышедшие из-под контроля наноботы, ядерное оружие, астероиды. Во вселенной с низким значением L уничтожение планеты кажется неизбежным. Даже если небольшая доля иных цивилизаций окажется склонной к отправке в нашу сторону снаряда массой в пару килограмм и скоростью в половину световой, то стоит ли отправлять сообщение, если существует малейший шанс на то, что ответ может привести к уничтожению всей жизни на Земле?
Существуют и другие, более благоприятные объяснения парадокса Ферми. Сам Дрейк пессимистически оценивает величину L, но не по апокалиптическим причинам. „Просто мы улучшаем свои технологии“, — говорит он. Современные потомки теле- и радиовышек, ненамеренно отправлявших Элвиса к звёздам, гораздо более эффективны в расходе энергии, а значит, „утекающие“ с Земли сигналы становятся слабее, чем были в 50-х. Мы всё чаще передаём информацию по оптоволокну и другим наземным проводникам, ничего не испускающим в космос. Возможно, технологически продвинутые общества загораются и гаснут, как светлячки, но это не признак того, что они самоуничтожаются; это всего лишь признак того, что они обзаводятся кабелями.
Некоторые критики METI считают, что даже к менее апокалиптической интерпретации парадокса Ферми нужно подходить с осторожностью. Возможно, продвинутые цивилизации обычно доходят до момента, после которого они, по неизвестной причине, решают, что в их интересах прекратить передачу обнаруживаемых сигналов по направлению к их соседям по Галактике. „Это ещё один ответ на парадокс Ферми, — улыбаясь, говорит Вакоч. – На каждой планете есть Стивен Хокинг, и поэтому мы ничего от них не слышим“.
У Фрэнка Дрейка в его калифорнийском доме в лесу, где растут секвойи, есть свой вариант послания Аресибо, закодированный визуально совершенно другим способом. Это не последовательность импульсов радиоволн, а цветное стекло в его комнате. Сетка из пикселей на лазурном фоне очень напоминает игру Space Invaders. Цветное стекло – подходящий носитель, учитывая природу сообщения; предложение, отправленное неведомым существам, находящимся где-то в небе.
В вопросе о METI есть что-то такое, что заставляет разум выходить за пределы привычного. Нужно представить себе совершенно другой вид разума, используя лишь человеческий разум. Нужно представить временные промежутки, на которых решение, принятое в 2018-м, может привести к каким-то последствиям через 10 000 лет. Сам масштаб этих последствий бросает вызов нашим привычным оценкам причины и следствия. Неважно, считаете ли вы, что инопланетяне окажутся воинами или мастерами дзен; если вы думаете, что у METI есть неплохой шанс установить контакт с другим разумным организмом где-то в Млечном Пути, тогда вам нужно принять, что эта небольшая группа астрономов, фантастов и миллиардеров-покровителей, спорящих по поводу полупростых чисел и повсеместности зрительного разума, на самом деле пытается принять решение, которое может оказаться наиболее трансформационным решением за всю историю человеческой цивилизации.
Фрэнк Дрейк на фоне 100-метрового радиотелескопа национальной радиоастрономической обсерватории Грин-Бэнк в Западной Виргинии в середине 1960-х.
Всё это возвращает нас назад, к более приземлённому, но не менее сложному вопросу: кто будет принимать такое решение? После многих лет споров сообщество SETI установило процедуру, которой должны следовать учёные и правительственные агентства, в случае, если SETI действительно наткнутся на разумный сигнал из космоса. Протокол чётко предписывает, что „не нужно отправлять ответ на сигнал или другие свидетельства внеземного разума, до тех пор, пока не будут проведены соответствующие международные консультации“. Но для наших собственных попыток дотянуться до звёзд эквивалентных инструкций пока не существует.
Один из наиболее внимательных участников споров по поводу METI, Кэтрин Деннинг, антрополог из Йоркского университета в Торонто, утверждала, что наши решения по поводу контактов с внеземными цивилизациями по сути более политические, чем научные. „Если бы мне нужно было выбрать сторону, я бы сказала, что обширные консультации по этому вопросу просто необходимы, и я с большим уважением отношусь к подобным попыткам, — говорит Деннинг. – Но сколько бы мы ни консультировались, по поводу передач неизбежно будут существовать разногласия, и я не думаю, что в подобном вопросе можно применять такие вещи, как простое большинство или подавляющее большинство голосов. Это возвращает нас назад, к простому вопросу: могут ли некоторые люди передавать сообщения высокой энергии, в то время, как другие люди не хотят, чтобы они это делали?“
В каком-то смысле споры по поводу METI идут параллельно с другими экзистенциальными вопросами, с которыми мы столкнёмся в ближайшие десятилетия, по мере увеличения наших технологических и научных возможностей. Должны ли мы создавать сверхумные машины, превосходящие наши интеллектуальные возможности так сильно, что мы перестанем понимать, как работает их интеллект? Должны ли мы „излечивать“ смерть, как предлагают многие технологи? Как и METI, эти решения, возможно, наиболее важные из всех, с которыми сталкивалось человечество, и всё же количество людей, участвующих в принятии этих решений, и даже знающих о том, что они принимаются, исчезающее мало.
»Думаю, нам надо поменять систему так, чтобы отправлять всё более содержательные сообщения, — говорит Вакоч. – Наши первые сообщения были слишком узконаправленными и неполными. Мы должны подумать над тем, как сделать следующие сообщения более содержательными. В идеале необходимо учитывать и мысли технических экспертов, думавших над этим с высоты различных научных дисциплин, и мысли обычных людей. Один из способов сделать это – провести опрос среди людей по поводу того, что они хотели бы включить в такое сообщение. Важно видеть, что в основном хотели бы сказать люди, а затем превратить это в сообщение наподобие линкоса".
Когда я спросил Деннинг, как она относится к проблеме METI, она сказала: «Придётся ответить вопросом на вопрос: почему вы спрашиваете меня? Почему моё мнение значит больше, чем мнение шестилетней девочки из Намибии? Нам обеим есть что терять, и ей даже, наверное, больше, чем мне, поскольку у меня больше шансов умереть до появления последствий передачи этого сообщения, если предположить, что у неё есть доступ к чистой воде и нормальному здравоохранению, и она не погибнет в войне. Думаю, что споры по поводу METI – это одна из тех редких тем, в которых научные знания очень плотно связаны с предметом спора, но в итоге всё сводится к тому, какой риск люди Земли готовы терпеть. И почему именно астрономы, космологи, физики, антропологи, психологи, социологи, биологи, фантасты или кто-то ещё должны принимать решения по поводу терпимости к этому риску?»
Мне кажется, что подобные споры говорят о необходимости для человечества изобрести одну вещь, более концептуальную, чем технологические новинки: нам нужно определить класс решений, приводящих к риску вымирания. Новые технологии (например, сверхразумные компьютеры) или вмешательства (вроде METI), обладающие даже малым риском вызвать вымирание человечества, требуют некоей новой формы всемирного надзора. Частью такого процесса будет принятие некоей меры терпимости к риску на планетарном уровне. Если мы этого не сделаем, тогда решения всегда будут принимать азартные люди, а остальным придётся жить с последствиями их ставок.
В 2017-м идея глобального надзора за чем бы то ни было, какую бы экзистенциальную угрозу оно не несло, может казаться наивной. Может случиться так, что у технологий имеется неизбежность, и управлять ими можно ограниченный промежуток времени. Если контакт с инопланетянами технически возможен, тогда кто-то где-то его в итоге осуществит. В истории известно не очень много случаев, когда люди намеренно отказывались от новых технологических возможностей, или решали не общаться с другим обществом, из-за некоей угрозы, которая могла оставаться нереализованной ещё несколько поколений. Но, возможно, людям пора узнать, как делать подобный выбор. Это одно из неожиданных последствий спора вокруг METI, какую бы сторону вы ни принимали. Глубокие размышления о том, с какими цивилизациями мы могли бы общаться, приводят нас к размышлениям о том, какой цивилизацией мы сами хотим быть.
К концу моей беседы с Фрэнком Дрейком я вернулся к вопросу о том, что наша планета становится всё тише. Все эти неэффективные сигналы радио и телевидения уступают место необнаруживаемым передачам века интернета. Возможно, аргумент за долгосрочную отправку намеренных сообщений таков: даже если оно не дойдёт в течение нашей жизни, мы создали сигнал, который может реализовать межзвёздные сообщения через тысячи лет.
Дрейк наклонился вперёд, кивая. «Это поднимает очень интересный и ненаучный вопрос: альтруистичны ли инопланетные цивилизации? Понимают ли они эту проблему и сделают ли маяк, приносящий пользу кому-то другому? Я думаю так: всё идёт по дарвиновским законам; эволюция предпочитает альтруистичные сообщества. Так что, я думаю, да. А это значит, что каждая цивилизация может испускать свой собственный сигнал». Учитывая время передачи сигнала через Вселенную, возможно, он переживёт наш вид, и станет своего рода мемориалом, чем-то вроде межзвёздной версии египетских пирамид; доказательством того, что на этой планете в результате эволюции появился технологически развитый организм, какой бы ни была его судьба.
Я смотрел на послание Аресибо на цветном стекле дома Дрейка посреди рощи из секвой, и мне казалось, что альтруистическая цивилизация – такая, которая захочет наладить межзвёздные контакты с мирными целями – представляет собой цель, к которой следует стремиться, несмотря на потенциальный риск. Хотим ли мы стать цивилизацией, заколачивающей окна и притворяющейся, что никого нет дома, из страха перед какой-то неведомой опасностью, скрывающейся в тёмном небе? Или мы хотим стать маяком?
