Comments 2
Леонид Мартынов
Петербургская баллада
Мир не до конца досоздан: небеса всегда в обновах, астрономы к старым звездам вечно добавляют новых.
Если бы открыл звезду я, — я ее назвал бы: Фридман, — лучше средства не найду я сделать все яснее видным.
Фридман! До сих пор он житель лишь немногих книжных полок — математики любитель, молодой метеоролог
и военный авиатор на германском фронте где-то, а поздней организатор Пермского университета
на заре советской власти... Член Осоавиахима. Тиф схватив в Крыму, к несчастью, не вернулся он из Крыма.
Умер. И о нем забыли. Только через четверть века вспомнили про человека, вроде как бы оценили:
— Молод, дерзновенья полон, мыслил он не безыдейно.
Факт, что кое в чем пошел он дальше самого Эйнштейна:
чуя форм непостоянство в этом мире-урагане, видел в кривизне пространства он галактик разбеганье.
— Расширение Вселенной? В этом надо разобраться!
Начинают пререкаться...
Но ведь факт, и — несомненный: этот Фридман был ученым с будущим весьма завидным.
О, блесни над небосклоном новою звездою, Фридман!
(1965)
летнее каникулярное время
Спасибо, понял благодаря форме прилагательного, что корни растут далеко за пределами русского языка. Латынь и греческий. Сириус значит. Ежегодный астрономический феномен и по-собачьему неприятно жаркие дни.
Бомбы для Эйнштейна