Когда на историческую сцену выходит очередное чудо техники, которому пока еще «аналогов нет», бывает интересно проследить момент его зарождения – какие решения будут отброшены, а какие разовьются до современного вида?
Вторая половина XIX века ознаменовалась невиданным по тем временам технологическим прогрессом. Пуля, порох, капсюль и металлическая гильза объединились в унитарный патрон, выпускаемый на конвейере (до этого бумажные патроны с навеской пороха скручивали вручную).
Сам порох из «чёрного» стал т.н. «бездымным» (относительно). Клубы дыма уже не заволакивали стрелковую цепь после залпа. Это привело к росту практической скорострельности: магазинная винтовка, митральеза, пулемёт.
Появились двигатели внутреннего сгорания и каучуковые шины. По дорогам шустро побежали «железные кони». Промышленность освоила прокат стальных бронелистов – достаточно тонких, чтобы их вес не сломал несущие конструкции авто, но достаточно прочных, чтобы выдержать попадание винтовочной пули с разумного расстояния.
Не секрет, что любые научные достижения государство пытается употребить для получения конкурентного преимущества над соседями. А самый простой путь – использовать их на поле боя.
Поэтому всё вышеизложенное в начале ХХ века не могло не слепиться в новый вид вооружений – забронированный (в терминологии того периода «блиндированный») автомобиль. Танки подтянутся в замес чуть позже, в середине The Great War. Она же Германская, она же Империалистическая, она же ПМВ.
А поскольку, как говорят в научных кругах, еще был «не определен технический облик изделия», множество изобретателей (и просто неравнодушных людей) бросились творить. И даже не побоюсь этого слова – исполнять.
Началась эпоха энтузиастов.
С одной стороны, штаб-ротмистра князя М.А. Накашидзе можно назвать энтузиастом броневого дела. Озаботился он этим авангардным видом вооружений одним из первых – по итогам русско-японской войны.
С другой, проталкивал он не саму идею autoblinda, как таковую, а ровно одну модификацию: бронеавтомобиль полковника Гюйе, выпущенный фирмой «Charron, Girardot et Voigt» в 1905 году (далее по тексту – БА «Шаррон»).
А еще князь рекомендовал себя в качестве российского представителя той же французской компании. Совпадение? Не думаю. Но в отечественной литературе принято ошибочно именовать эту машину «бронеавтомобиль Накашидзе».
По итогам всесторонних испытаний, которым подвергался бронированный автомобиль «Шаррон» в Русской Армии с 1906 по 1908 год, он был признан негодным для фронтовых условий, разбронирован и переделан в легковой.
Российские офицеры, участники испытаний, пытались придумать ему альтернативное применение. Например, если «Шаррон» не вывозит ходить в зерг-раш-атаки, пусть хотя бы патроны подвозит под огнём противника.
Увы. Ни этими идеями, ни тем, что можно попробовать какую-то другую машину («А можно всех посмотреть?»), армейское руководство не озаботилось. Наши архистратиги по старой доброй традиции предпочли дождаться начала Первой мировой войны.
«Жареный петух. Как я люблю эту птицу!» (с)
После неудачи с армейским начальством Накашидзе пытался предложить французские бронемашины для полицейских функций Что в итоге его и сгубило (погиб в результате покушения на министра внутренних дел П.А. Столыпина).
Но слова его докладной записки на имя начальника Генерального Штаба: «если бы броневые автомобили были признаны и у нас таким же могущественным средством защиты, как они считаются в других странах, то было бы грехом перед Родиной лишить Русскую Армию такого необходимого вида оружия… в случае возникновения военных действий мы, за неимением автозавода, будем поставлены в невозможность получать бронированные автомобили из-за границы», оказались пророческими.
Нет, про неимение автозавода князь слегка погорячился.
С 1899 по 115 год экипажной фабрикой титулярного советника П.А. Фрезе, а затем поглотившим ее автомобильным отделом Русско-Балтийского вагонного завода (он же Руссо-Балт, он же РБВЗ) было выпущено совокупно около семисот автомобилей. То есть в среднем – около четырех десятков машин в год
Для сравнения, только одной британской компанией Austin Motor Co. Ltd. производилось несколько моделей легковых автомобилей и 2/3-тонные грузовики общим объемом свыше тысячи штук ежегодно.
А вот про затруднения с зарубежными поставками штаб-ротмистр угадал.
Линия фронта отсекла сухопутные пути сообщения с европейскими союзниками. Балтика и Черное море оказались закрыты для морской торговли. Оставались лишь Атлантика (через северные порты) и Тихий океан. Откуда еще надо было довезти груз до восточно-европейского театра военных действий.
Впрочем, в Великой Отечественной войне ситуация для нас была еще хуже: уже нельзя было рассчитывать на поставки из Италии и Японии, вошедших в число союзников Третьего Рейха, и оккупированной Франции. Ленд-лизовские танки для СССР собирали три осколка Британской Империи – Англия, США и Канада.
Но вернемся к нашим бар... бронеавтомобилям.
В средине августа 1914 года, когда неожиданно обнаружилось, что «немцы с успехом пользуются пулеметами, установленными на бронированных автомобилях», в армейских авточастях начали готовить «наш ответ Керзону».
С 15 по 18 августа командир 5-й автомобильной роты, бывший сотрудник РБВЗ, штабс-капитан И.Н. Бажанов в расположении 25-й пехотной дивизии близ Кёнигсберга блиндировал щитами от трофейных немецких орудий итальянский грузовик фирмы SPA.
Так появилась первая бронемашина Русской Армии, вооруженная двумя пулеметами системы Х.С. Максима.
Через месяц в 8-й автомобильной роте также числились два бронеавтомобиля собственного производства на шасси легковой машины типа «Кейс».
Бажанова можно в полной мере назвать энтузиастом. 10 ноября 1914 года он добровольно участвовал в бою у села Здунска Воля в составе 1-й автопулеметной роты и был представлен к ордену Св. Георгия 4-й степени.
К 22 декабря 1915 года штабс-капитаном Бажановым был разработан проект бронированной боеукладки 37-мм снарядов в задней части корпуса закупленного малой серией британского БА «Ланчестер» на шасси 3/4-тонного грузовика.
В начале 1916 года начальник Броневого отдела Военной автошколы капитан Бажанов уже входил в состав Комиссии по бронированным автомобилям при Главном военно-техническом управлении (ГВТУ).
Нашел свое призвание, да.
Широко известна в узких кругах записка военного министра генерала от кавалерии В.А. Сухомлинова: «Поручено мною полковнику Добржанскому сформировать автомобильную пулеметную батарею» от 19 августа 1914 года.
Полковник лейб-гвардии Егерского полка А.И. Добржанский практически сам напросился на эту должность. Поскольку после начала ПМВ «стал пропагандировать в военных кругах относительно необходимости создания в армии броневых автомобилей».
А во время командировки на завод «Крезо» во Франции осмотрел блиндированные автомобили конструкции капитана Генти с пулемётами Гочкиса и «как пулеметчик, практически изучил это дело».
Кроме того, он принимал активное участие в проектировании пулеметного бронеавтомобиля (детальный проект и чертежи разработал инженер-механик А.Я. Грауэн, до этого занимавшийся линейными крейсерами и броненосцами). Потому как сформировать-то поручили, а из чего, простите?
Для комплектования батареи было выделено восемь легковых автомобилей «Руссо-Балт» типа С-24/40 с двигателем мощностью 40 л.с.
В связи с нехваткой времени бронеавт��мобили решили делать безбашенными. Круговой обстрел обеспечивался наличием трех пулеметов Максима (с марта 1904 по июль 1914 на вооружение Русской Армии поступили 4157 таких пулеметов).
По одному «Максиму» устанавливалось в лобовом и кормовом бронелистах. Третий играл роль «кочующего» между левым и правом бортом. Что позволяло сосредоточить на одной цели огонь двух пулеметов сразу.
Бронирование корпуса, представлявшего собой неправильный шестиугольник в поперечном сечении, обеспечивало защиту от винтовочной пули на дистанциях свыше 300 метров. Хромоникелевую броню «особой закалки» поставляли из бронепрокатной мастерской №2 Ижорского завода Морского ведомства.
Малая толщина брони (3-5 мм) объяснялась перегрузкой легкового шасси – боевая масса бронеавтомобиля с экипажем (пять человек) и боекомплектом (9000 патронов и центнер бензина) достигла трех тонн.
Для артиллерийской поддержки были переоборудованы немецкий 5-тонный грузовик «Mannesman-Mulag» c 47-мм морской пушкой Гочкиса, частично бронированный, и два небронированных 3-тонных грузовика («Benz» и «Alldays»), вооруженные 37-мм автоматическими пушками Максима-Норденфельда с ленточным питанием (по 50 снарядов в ленте).
Ровно через два месяца, 19 октября 1914 года 1-я автомобильная пулеметная рота в составе 11 машин покинула Петроград и отправилась в Польшу, на Северный фронт. Рота насчитывала четыре автопулеметных взвода, по два «Руссо-Балта» в каждом, и один пушечный из трех машин.
По итогам ноябрьских боев автоматическая пушка, выпускавшая полсотни разрывных снарядов в минуту, была признана более эффективной. Номера расчета укрывались за небольшим плоским щитком.
К марту 1915 года 1-я автопулеметная рота взамен утраченной матчасти получила четыре 3-тонных грузовика (два «Маннесманна» и два «Паккарда» со схемой бронирования как у первого «Mannesman-Mulag») с 37-мм автоматами в полузакрытых башнях морского типа.
Один из «Паккардов» получил имя собственное «Капитан Гурдов» в честь командира 4-го взвода, геройски погибшего 13 февраля 1915 года (до войны штабс-капитан П.В. Гурдов хотел стать подводником, а в итоге стал первым Георгиевским кавалером в 1-й автопулеметной роте).
Это позволило расформировать 5-й пушечный взвод и усилить каждый пулеметный собственной машиной артиллерийской поддержки.
К сожалению, первоначальная идея «безнаказанно сметать все попытки противника к сближению на 400 шагов» в реальных боевых действиях оказалась неосу��ествимой. Броневики работали в отрыве от своих частей на расстоянии в 100-150 шагов от неприятеля, пробиваясь насквозь его ружейно-пулеметным огнем.
Самоотверженные действия бронечастей привели к тому, что их экипажи были в числе наиболее часто отмечаемых наградами за храбрость. Только к 1 марта 1916 года и только в 1-й автопулеметной роте нижними чинами было получено сто Георгиевских крестов и 72 Георгиевских медали.
Всего за службу в российских автобронечастях Георгиевскими наградами были отмечены 45 офицеров Русской Армии. Ими было получено 10 орденов Св. Георгия 4-й степени до Февральской революции и 25 после, награждено Георгиевским оружием – 16 человек. Восемь человек отмечены дважды. Шесть награждений произведено посмертно.
В союзных бронечастях, действовавших на русском фронте, Георгиевскими наградами были отмечены семь офицеров – 5 орденов Св. Георгия 4-й степени и три награждения Георгиевским оружием (капитан Феликс Уден получил обе награды).
Командир 1-й автопулеметной роты полковник Добржанский был представлен к ордену Св. Георгия еще в ноябре 1914, но безрезультатно. Второе представление на этот орден в июле 1915 было заменено на Георгиевские оружие.
Первое представление к званию генерал-майора было заменено мечами и бантом к ордену Св. Владимира 4-й степени, второе – мечами к ордену Св. Станислава 2-й степени.
Лишь в начале 1917 года, уже при Временном правительстве, справедливость восторжествовала, и пионер отечественного бронедела получил Георгия 4-й степени, после чего был произведен в генерал-майоры.
Кроме того, в октябре 1914 года, Николаем II был пожалован Кавказской Туземной конной дивизии (она же «Дикая дивизия») полуторатонный грузовик для бронировки и установки на нем трех пулеметов «под контролем полковника Добржанского».
По тому же безбашенному проекту в 1915 году на Ижорском заводе была забронирована легковая машина для 1-й мотоциклетной роты. Возможно, с использованием шасси «Руссо-Балт».
В сентябре 1916 года 1-я автомобильная пулемётная рота была развернута в 1-й броневой дивизион. Поскольку автомобили «Руссо-Балт» уже не выпускались (осенью 1915 года в связи с тяжелой ситуацией на фронте завод эвакуировали из Риги в Москву), дивизиону передали 33-е автомобильное пулеметное отделение на британских БА «Остин».
Увы, в составе дивизиона «Руссо-Балты» проявить себя уже не смогли.
До лета 1917 года 1-й бронедивизион находился в Великом княжестве Финляндском Российской Империи, затем – Российской республики, потом был переведён в Петроград. В октябре 1917 года бронемашины дивизиона перебросили под Двинск (он же Даугавпилс) навстречу немецкому наступлению.
После Октябрьской революции город переходил из рук в руки. 18 февраля 1918 года туда вошли подразделения германской армии, вероломно нарушившей перемирие с целю «улучшить переговорные позиции» в Брест-Литовске.
9 декабря 1918 года в результате Ноябрьской революции в Германии немцы оставили Двинск, который без боя заняли части Красной Армии. С начала 1919 до января 1920 года Двинск и Двинский уезд входили в Социалистическую Советскую Республику Латвии, затем были заняты войсками полькой армии под командованием бывшего австро-венгерского офицера Э.Т. Рыдза, более известного под псевдонимом «Смиглы» («быстрый», «проворный»).
Достоверно известна судьба трех бронеавтомобилей «Руссо-Балт» с номерами шасси 535, 538 и 539 – они служили в РККА.
При этом машина № 539 дважды переходила из рук в руки. Летом 1919 года «Руссо-Балт» из состава 21-го автобронеотряда (А-бо) РККА был захвачен частями Белой Армии. Однако, спустя три месяца, 32-й А-бо 1-й Конной армии С.М. Будённого, отбил его обратно.
Три последних «Руссо-Балта», как и многие другие их современники, были разобраны в 1921-1922 годах.
К числу энтузиастов на поприще русской брони относился и начальник Офицерской стрелковой школы генерал-майор Н.М. Филатов, в конце 1907 года подписавший акт второй серии испытаний БА «Шаррон».
Он же инициатор создания семейства пушечных бронеавтомобилей на шасси 5-тонного американского грузовика «Garford COE», более известных как «Гарфорд-Путиловский».
Одним из преимуществ тяжелого (525 пудов) и тихоходного (не более 17 км/ч по шоссе) грузовика был отказ от использования импортных артсистем в пользу 76,2-мм противоштурмового орудия образца 1910 года, производившегося Путиловским заводом.
Пушечно-пулеметные «Гарфорды», выпущенные серией аж в 30 штук, распределялись по одному на автопулеметный взвод, где им присваивались собственные имена типа Добрыня, Святогор, Громобой, Дракон, Чудовище и др. Взвод же действовал на участке пехотного полка или дивизии.
Трёхдюймовые гранаты и шрапнель оказывали серьезную огневую поддержку своим частям, «несмотря на большую обузу» грузовика с 30-сильным двигателем. И после отправки «Гарфордов» на фронт осенью 1915 года возник вопрос о создании облегченного броневика под ту же пушку.
Получив указания от ГУ ГШ, в декабре 1915 Филатов представил в ГВТУ оригинальный проект трехколёсного шасси собственной разработки, собираемого в мастерских Офицерской стрелковой школы путем разукомплектования неремонтопригодных импортных легковых автомобилей.
Трехколёски использовали бензиновые двигатели мощностью до 25 л.с. производства фирм «Кейс», «Гупмобиль», «Масквиль» и др. Экипаж состоял из трех человек. Для устойчивости при стрельбе машина имела под днищем опускающийся сошник.
Большую манёвренность должно было обеспечить одно поворотное колесо. Вооружение устанавливалось в корме броневика. Таким образом, «трехколёски Филатова» относились скорее к оборонительному вооружению. Они могли использоваться как кочующий БОТ – бронированная огневая точка, быстро выдвигаемая на угрожаемое направление.
Служивший в той же школе прапорщик Улятовский спроектировал свое четырехколесное шасси по аналогичной схеме – низкопрофильный броневик кустарной сборки с кормовым расположением орудия (предполагалось, что расчет будет работать лежа).
21 апреля 1916 года представителям Главного артиллерийского управления (ГАУ) и ГВТУ показали 10 машин: по одной пушечной 3-х и 4-х колесной (весом 170 и 180 пудов), остальные – с одним или двумя пулеметами (весом 83 и 120 пудов соответственно).
Комиссия задумалась на полгода и пришла к следующим выводам:
«4-колесный автомобиль ходить по грунту почти не может, 3-колесный пушечный ходит по грунту с трудом, 3-колесный двухпулеметный ходит по твердому грунту удовлетворительно, по мягкому со значительным трудом, 3-колесный однопулеметный ходит по грунту свободно. Более удачным Комиссия считает однопулеметный бронеавтомобиль, построенный по проекту генерал-лейтенанта Филатова на Ижорском заводе».
Семь имеющихся машин были рекомендованы к отправке на фронт «в том виде, какие они есть», на остальных предлагалось заменить 8-сильный 2-цилиндровый двигатель более мощным 4-цилиндровым типа Ford, «увеличить сечение шин», закрыть бронёй коробку дифференциала и увеличить боковую дверь. Было ли это сделано – неизвестно.
На тот момент уже состоялось укрупнение бронеавтомобильных частей. 7 июня 1916 года были образованы 12 броневых автомобильных дивизионов, по числу армий. Автопулеметные взводы переименовывались в отделения с сохранением прежней нумерации. В дивизион включалось от 4 до 6 отделений, по числу корпусов в армии.
Больше всего трехколёсок получил 8-й броневой автомобильный дивизион полковника Г.Г. Дзугаева – две пулеметных и одну пушечную. По две пулеметных ушли в 1-й и 7-й дивизионы, и еще одна – в 9-й. О боевом применении машины Улятовского документов не сохранилось.
Предполагалось, что в течение 1917 года Ижорский завод изготовит до 20 трехколёсок в однопулеметном варианте весом в 1,3 тонны. Но ни о передаче машин новой серии на приемо-сдаточные испытания, ни о поступлении их в строевые части достоверных упоминаний не имеется.
Революция, сэр. Даже две.
До Гражданской войны дожили всего пять филатовских броневиков – 4 штуки служили в Красной Армии и одна в Добровольческой под собственным именем «Фибра».
В апреле 1919 деникинцы сами разобрали свою трехколёску ввиду изношенности матчасти, а большевики списали свои четыре только в 1922 году.
Автор: Иван Алтынов
