«Ребята, сегодня мы будем проходить выворачивание канта наизнанку.
— Марья Ивановна, но что же это получается: нравственный закон над головой и звёздное небо внутри меня?»

Шалом, любители мятных пряников. Некоторое время назад в чате авторов КэтСая случился небольшой диспут, в ходе которого ваш покорный слуга защищал позицию свободы слова в нашем паблике, ограниченную только УК, ГК и КоАП РФ. О чем же был сыр‑бор?

Если вкратце, то среди авторов случился раскол: можно ли публиковать «маргинальные» или конспирологические мнения? Конкретным яблоком раздора послужил вопрос допустимости и безопасности существующей практики широкого использования антибиотиков в промышленном сельском хозяйстве. Что лучше — рисковать, что в сельском хозяйстве возникнет очередная супербактерия, устойчивая к большей части существующих антибиотиков, или что коварная бацилла пройдет мимо санинспектора и непрожаренная колбаска убьет случайного потребителя?

Однако достаточно быстро спор перешёл в область этики СМИ, которым в какой‑то степени является и КэтСай. Насколько этично давать трибуну сторонникам неортодоксальных, или просто идущих вразрез с официальной позиций профильных ведомств, воззрений?

Моя позиция во многом перекликается с концепцией методологического анархизма уважаемого Пола Фейерабенда. Не должно существовать института цензуры или даже самоцензуры науки! Даже лучшие умы человечества не знают, как будет развиваться наука и что будет открыто завтра.

Когда 16-летний Макс Планк, студент Мюнхенского университета, пришел за советом к профессору Филиппу фон Жолли, тот попытался отговорить его от занятий теоретической физикой. «В этой области уже все открыто, — заявил Жолли талантливому ученику. — Остается заполнить лишь несколько лакун».

Если сами учёные не знают, где искать открытий, то очевидно, что политики точно так же не должны иметь права указывать, какие направления в науке должны получать поддержку в первую очередь, а какие должны быть оставлены.

«Формальная генетика — менделизм‑морганизм — не только тормозит развитие теории, но и мешает такому важному делу для колхозно‑совхозной практики, как улучшение сортов растений и пород животных» — Т. Лысенко, 1939 г.

1. С чем я спорю

Остракизм в среде научпоперов — занятие популярное и веселое. Однако мне лично ближе средневековый диспут, а не партсобрание. В области этики никто ещё, насколько мне известно, не переплюнул категорического императива Иммануила Канта: «поступай так, чтобы максима твоей воли могла бы быть всеобщим законом». Здесь «максима воли» — это общий принцип, жизненная стратегия индивида, управляющая его личными действиями; то есть — то, как человек поступает с другими, а не то, чем он оправдывает свои действия. Афоризм «око за око оставит весь мир слепым» хорошо иллюстрирует понятие максимы.

Чтобы разобраться в том, какова максима человека, который желает запретить другому высказать «маргинальное» мнение, следует разобраться в том, почему такие мнения нельзя высказывать и почему он считает маргинальное мнение таковым. Методом исследования я выбрал диалог с воображаемым оппонентом, и приложил все усилия к тому, чтобы провести его честно за обе стороны, не сводя оппонента к «пугалу» из списка логических ошибок.

«Аристид, сын Лисимаха». На остраконах (на фото) писали имена граждан, достойных изгнания.
«Аристид, сын Лисимаха». На остраконах (на фото) писали имена граждан, достойных изгнания.

1.1. Почему плохо публиковать маргинальное мнение

Вопрос: почему мнение Х нельзя высказывать в СМИ?
Ответ: поскольку оно маргинально.

Вопрос: почему маргинальное мнение нельзя высказывать в СМИ?
Ответ: потому что его бездумное принятие может нести вред аудитории

Вопрос: почему маргинальное мнение может быть принято бездумно?
Ответ: потому что аргументы в его защиту могут выглядеть убедительно для необразованной аудитории.

Вопрос: нельзя ли помешать необразованной аудитории очароваться маргинальной теорией?
Ответ: нет, потому что они не будут слушать разумных контраргументов, если им понравится позиция автора

Зафиксируем: проблема не в самой маргинальной позиции как таковой, диск��ссия на такие темы допустима перед достаточно образованной аудиторией. Проблема в том, что некоторые люди, по мнению моего оппонента, «сами обманываться рады». Таковых следует защитить от интеллектуальных искушений, ограничив спектр допустимых для публикации мнений такими, которые проходят ценз научного сообщества.

1.2. Что значит — маргинальный?

Теперь разберем вторую сторону вопроса: само определение маргинальности.

Вопрос: почему мнение Х — маргинально?
Ответ: Мнение Х маргинально, потому что оно противоречит хорошо доказанным наукой фактам

Вопрос: какие факты считаются хорошо доказанными?
Ответ: те, которые лежат в основе главных научных теорий нашего времени и принимаются без возражений известными учёными и государственными институтами

Вопрос: то есть, маргинальное мнение — такое, которое противоречит основным теориям и актам государственной власти?
Ответ: Да, такое мнение может поставить под угрозу как самого индивида, так и окружающих его.

Вопрос: всегда ли такое мнение ставит индивида и окружающих под угрозу?
Ответ: нет, потому что иногда оно не приводит к действиям, а иногда и институты власти и науки могут заблуждаться.

Итак, маргинальной теорию делает курс, пролегающий вразрез с мейнстримом. Многие течения существуют, в принципе, исключительно на присущем людям духе противоречия и стремлении противопоставления «их» и «нас». Люди, обиженные на мейнстримные научные и общественные институты, объединяются под флагом контр‑научной идеи.

2. Возражение

Итак, я считаю установленными 3 главных аргумента в защиту противоположной позиции:

Приверженцы маргинальных теорий могут представлять угрозу для себя и для общества.
Приверженцы маргинальных теорий не руководствуются разумом, и их нельзя переубедить.
Разрешая публиковать маргинальные теории на общественной площадке, мы способствуем обращению новых неустойчивых людей к маргинальным демагогам.

2.0. Блеск и нищета научпопа

Под всеми этими тезисами можно разглядеть ещё одну, важную для понимания сути спора, посылку. Популяризатор науки не имеет права рассуждать о науке, лишь воспроизводить. То есть, подразумевается некая трехъярусная иерархия умов (к этой идее мы ещё вернёмся ниже): учёные, способные производить выводы и возвещать истину, популяризаторы, способные отличить маргинальные теории от мейнстримных, и обыватели, которые могут лишь пассивно воспринимать информацию, будучи не в силах разобраться в ней по сути. Популяризатор оказывается пограничным персонажем: он лишен некого благословения научных институтов, и потому не должен слишком сильно думать, но при этом достаточно умен, чтобы транслировать мудрость учёных в массы.

В такой схеме нет места частному любопытству, любительской науке, наглости самоучек: наука — это то, что опубликовано в престижном научном журнале, а все остальное — игривые думки. На всяком шагу человека подстерегает демон лженауки и мифологии, и только суровая дисциплина, отказ в доверии собственному интеллекту, может защитить его от заблуждения.

Я прошу прощения за гротескность нарисованной картины, но именно такое впечатление вызывает у меня чинопочитание, с которым я иногда встречаюсь. Кстати, оно присуще не только научпоперам и учёным — наличие таких контор как РАЕН показывает, что и маргиналы науки точно так же верят в значимость степеней и корочек!

Любая степень значит не больше, чем реальная работа ее обладателя. Любой человек может заниматься наукой, не принадлежа к клубу академических учёных. Научные коммуникации — такая же неотъемлемая часть института науки, как и экспериментальная деятельность, а потому в дальнейшем я не буду пытаться разделять требования к популяризаторам от требований к учёным.

2.1. В защиту простецов (от вашей излишней опеки)

В истории существуют пример (как минимум один) научного сообщества, самостоятельно наложивших на себя ограничения во исполнение доктрины Ибн Рушда. Я говорю сейчас об алхимиках и алхимических текстах. Научная значимость алхимии в последние десятилетия подвергается серьезной переоценке: становится все более популярным мнение, согласно которому алхимия была настоящей наукой, предшественницей химии. Алхимики следовали своеобразному научному методу, занимались научной коммуникацией — и были искренне убеждены в опасности публикуемых ими знаний для простых людей. Именно поэтому в алхимических манускриптах детали процедур, названия химических веществ и прочие важные сведения шифровались при помощи специального тайного языка.

Следует спросить себя: помогло ли это алхимикам как сообществу и окружающему их народу? Спасла ли скрытность «настоящих» алхимиков людей, обманутых полными шарлатанами? Нет, потому что обманутым не была важна научная строгость и авторитет источника: им были нужны надежда и поддержка, и только жулики могли их им дать. Алхимики защитили свое искусство, но тем самым только дали простор для совершенно диких интерпретаций своих теорий всякому желающему, точно так же как государство, прячущее документы под грифом «совершенно секретно», тем самым даёт каждому конспирологу возможность придумать их содержание с нуля.

2.2. Почему полезно спорить

Но — возражает мой оппонент — с маргиналами спорить бессмысленно! Они не слушают научных аргументов! Почувствовав свою слабость в споре, конспиролог или маргинал просто заявит, что оппоненты — куплены, доказательства — подделаны, свидетели — запуганы. Так что нет никакого смысла пытаться переубедить сторонника маргинальной теории, они как опухоль — если возникли, то тут только резать.

Во‑первых, отвечу я, в человеческой природе прикипать к своему мнению. Никто не любит оказываться неправым. Но если вы думаете, что для плоскоземельщика важен факт формы Земли, и этот факт он защищает в споре, вы глубоко ошибаетесь. И именно эта ошибка и не даёт вам его переубедить. Попробуйте слушать св��его оппонента внимательно. Возможно, ему потребуется помощь просто для того, чтобы признать те причины и сомнения, которые толкнули его к принятию «маргинальных» идей. Обсудите именно их! Для людей, которые верят в химтрейлы, например, сам факт наличия или отсутствия в инверсионных следах химикатов может быть куда менее важен, чем ощущение, что правительство не заслуживает доверия и не действует в интересах граждан, что наука выходит из‑под общественного контроля и амбиции узкой клики лиц может поставить под угрозу жизнь и здоровье целых городов и стран. И это уже ничуть не маргинальное мнение — для многих людей, таких как жертвы безответственности компаний DuPoint (тефлон), Monsanto (агент Оранж), Chemie Grünenthal (талиомид), сделавших инвалидами десятки миллионов человек, зачастую на государственные деньги, это горькая реальность. И это обсуждать не просто можно — нужно.

Во‑вторых, если даже действительно на уютненький КэтСай пришел апостол пурги, аколит лженауки и провозвестник кринжа, даже тогда не надо лишать его права голоса. Следует дать противнику высказаться и возразить на его позицию обстоятельно, по существу и с ораторским задором. В споре почти всегда больше, чем 2 участника: помимо соперников есть ещё и аудитория. И если вы не можете переспорить сторонника маргинальной теории — то это лишь показывает нехватку вашего ораторского мастерства.

«Указую боярам в Думе говорить по ненаписанному, дабы дурь каждого видна была!»

3.3. А судьи‑то кто

Вернёмся к вопросу разделения людей на достойных и недостойных знания всех тонкостей науки. Такая позиция напоминает мне об арабском философе и богослове Ибн‑Рушде, который развивал учение о трёх типах людей:

люди, настроенные на демонстрации, которые требуют строгих доказательств и желают постичь науку;
люди‑диалектики, которые удовлетворяются вероятностными аргументами;
люди призыва, которым достаточно ораторских доводов и у которых очень развиты воображение и страсти.

Ибн‑Рушд считал, что для людей, не принадлежащих к первому типу, изучение наук и философии не принесет пользы, и, более того — опасно, так как они рискуют смутиться и неправильно понять сложные идеи, изложенные в научных книгах. Таких людей следует оградить от лишних для них знаний и ввести государственный контроль над продажей книг.

Допустим, что Ибн Рушд прав. Даже если оставить в стороне все прочие возражения к security through obscurity (безопасность через неясность), остаётся один, ключевой, момент.

Памятник Ибн Рушду в Испании
Памятник Ибн Рушду в Испании

Кто имеет право решать, какая информация опасна для «непосвящённых»? Кто вправе проводить цензуру публикаций, или обязать авторов цензурировать самих себя? Этот человек, или орган, должен иметь достаточную компетенцию, чтобы отличить «настоящую» науку от «маргинальной». Раз научпопер должен подвергаться цензуре, значит, он недостаточно образован для этого; цензуру должен устанавливать учёный. Но именно учёные и не устанавливают цензуры ни над самими собой, ни над другими! Случаи остракизма в научном сообществе не редки, но они являются скорее исключениями из обычной процедуры научной дискуссии.

Таким образом, сами авторитеты, к которым апеллирует сторонник самоцензуры популярной науки, не являются поклонниками цензуры. Единственная самоцензура, применяемая в научной коммуникации — не писать о том, чего не знаешь!

4. Заключение

Со времён Карла Поппера никто не мог придумать лучшего критерия научности, чем фальсифицируемость. Научная теория должна допускать собственное ниспровержение. Более того, долг ученого — постоянно подвергать теорию атакам с разных позиций, стараясь разрушить ее в самом основании: и лишь от множества неудавшихся атак теория может окрепнуть и приобрести вес в научном обществе.

Лишь культура широкой дискуссии, открытой для всех без различения регалий и статуса может действительно помочь развитию науки. Хороший учёный должен быть и хорошим оратором, чтобы убедить окружающих в пользе своей работы. Скрываться от общества за секретностью — глупо. Отказывать окружающим в праве ознакомиться с какой‑то информацией только по причине, что они слишком глупы для того, чтобы отличить правду от лжи — высокомерно и лицемерно. Те же требования можно распространить и на популяризаторов, так как они уже становятся учёными, раз уж принимают участие в функционировании института науки.

Одна из популярных маргинальных теорий с самой плохой репутацией в современном обществе — это биологический детерминизм инцелов, так называемая «черная таблетка». Инцел считает, что всю социальную жизнь человека определяет его костная структура, и вы не сможете убедить их в обратном, хоть протрите до дыр свою клавиатуру. Это и есть упорство маргиналов, и оно никак не связано с научной истиной.

Просто инцелы — одно из немногих движений, признающих реальность трудностей, с которыми сталкиваются многие непривлекательные парни, и в псевдонаучной теории они находят утешение и поддержку. Точно так же и другие «маргиналы» находят в своих убеждениях поддержку и признание, которого не видят в официальной науке и мейнстримных медиа. Конечно, такого человека невозможно переубедить, пытаясь доказать его неправоту — дискуссия возможна только с позиции принятия и сочувствия.

«Сочувствие и принятие? К ним? Они же считают что ковид придумали рептилоиды!» — Мой 1000 IQ homo sapiens, кто сказал тебе что научная истина и правота в споре важнее человечности?

«Они представляют угрозу обществу, разносят заразу!» — Настоящая угроза обществу — разделение на «наших» и «ваших»

Именно шельмование всех, кто отклоняется от «линии партии» или даже просто — от личного мнения блюстителя научности, — и приводит к маргинализации и радикализации.

Честная и открытая дискуссия с позиции совместного поиска истины может помочь обратить сторонника конспирологии или ненаучной теории уже за счёт того, что он поймет: его слушают и принимают всерьез. Кроме того, в ходе дискуссии можно, неожиданно для себя, понять, что в общем‑то научность — это не главное в жизни человека. Относитесь к людям по людски, уважайте любого, вне зависимости от произвольных критериев интеллекта, не причиняйте им того, что не хотели бы себе, и люди к вам потянутся.

Автор: Иван Маврин

Оригинал