«Седой ветеран из NASA как-то сказал мне, что посадка на Луну корабля серии «Аполлон» было самым великим достижением коммунизма.»
«Это же вы, вы ослабили хватку!» – объявил Майкл Кроу, президент университета штата Аризона. Конечно же, он обращался к писателям Научной Фантастики. Он как будто бы говорит, что ученые и инженеры в боевой готовности и ищут, чем бы таким себя занять. Пришло время писателям НФ начать выполнять свою часть работы и подпитывать нас большими мечтами, полными смысла.
Я успел застать тот период, когда у Соединенных Штатов Америки появилась возможность отправлять людей в космос. У меня сохранились самые ранние воспоминания о том, как я сидел на плетеном коврике перед гигантским черно-белым телевизором и смотрел первые запуски кораблей серии «Джемини». Этим летом, в возрасте 51 года (прим. пер. статья 2011 года), совсем даже не преклонном, я смотрел по телевизору с плоским экраном как последний коспический корабль «Шаттл» покинул пусковую площадку. Видя, как программа по освоению космоса приходила в упадок, меня одолевали печаль и горечь. Где моя космическая станция тороидальной формы? Где мой билет на Марс? Хотя, до недавнего момента, я держал свои чувства при себе. У программы исследования космоса всегда были свои противники, но жалобы на спад активности в данной сфере означают поставить себя под удар, чем незамедлительно воспользуются те, в ком нет сострадания к состоятельному, белому американцу средних лет, детские мечты которого так и не воплотились в жизнь.
Тем не менее, я обеспокоен тем, что наша неспособность соответствовать достижениям программы по освоению космоса 60-х годов может быть симптомом общей несостоятельности нашего общества доводить до ума крупные проекты. Мои родители, бабушки и дедушки были свидетелями создания самолета, автомобиля, ядерной энергии, и компьютера – вот лишь несколько примеров.
Нил Стивенсон – автор техно-триллера «Вирус «REAMDE», изданного в сентябре, трехтомника «Барочный цикл», куда входят такие произведения как «Ртуть», «Смешенье» и «Система мира», а также романов «Анафем», «Криптономикон», «Алмазный век», «Лавина» и «Зодиак». Он также является основателем проекта Hieroglyph, куда входят писатели НФ, где они объединяют свои усилия по созданию миров будущего, в которых реализуются крупные проекты (англ. BSGD – Big Stuff Gets Done).Ученые и инженеры, достигшие зрелости в первой половине ХХ века, с нетерпением ждали момента, когда они смогут создавать вещи, способные решить старые проблемы, преобразуют ландшафт, построят экономику, и предоставят рабочие места для развивающегося среднего класса, который был основой нашей стабильной демократии.
Взрыв нефтяной платформы Deepwater Horizon в 2010 году укрепил мое ощущение того, что мы утратили способность выполнять важные вещи. Нефтяной кризис произошел в 1973, почти 40 лет назад. Очевидно, что участь экономического заложника стран, добывающих нефть, была для США неприемлема. Все это привело к тому, что Джимми Картер предложил законопроект по развитию огромной промышленности для производства искусственного топлива внутри страны. Что бы там ни думали о положительных моментах в период президентского срока Картера или о конкретно данном законопроекте, по крайней мере, это было серьезным достижением в области осознания проблемы.
С тех пор почти ничего не слышно по этому поводу. Мы говорим о ветряных фермах, энергии приливов и солнца вот уже 10 лет. Некоторый прогресс в данных областях есть, но основным источником энергии все еще является нефть. В моем городе, Сиеттле, 35-летнему плану по запуску линии для городского железнодорожного общественного транспорта через озеро Вашингтон теперь препятствует гражданская инициатива. Попытки реализовать проект сталкиваются с препятствиями или постоянно откладываются, и город медленно продвигается с проектом по реализации разметки для велосипедистов на тротуарах оживленных улиц.
В начале 2011 года я участвовал в конференции, под названием «Future Tense» («Будущее время»), где сетовал по поводу того, что программа по освоению космоса пришла в упадок, затем перешел к энергетическим вопросам, указывая на то, что настоящая проблема кроется не в ракетах. Эта проблема с нашей неспособностью как общества работать над крупными проектами гораздо шире. По счастливой случайности, я затронул больную тему. Аудитория конференции даже больше меня была убеждена в том, что научная фантастика (НФ) обладает важностью, и даже полезностью, относительно решения данной проблемы. Есть две теории, описывающих, почему это так:
- Теория вдохновения и стимула. НФ вдохновляет людей заниматься наукой и инженерной деятельностью. Несомненно, это так и есть, что довольно очевидно.
- Теория иероглифа как графической метафоры. Хорошая НФ представляет правдоподобную, полностью продуманную картину альтернативной реальности, в которой претворены в жизнь своего рода захватывающие инновации. Вселенная хорошей НФ обладает обоснованностью и внутренней логикой, что для ученых и инженеров имеет значение. В качестве примера можно привести роботов Айзека Азимова, ракеты Роберта Хайнлайна, и киберпространство Уильяма Гибсона. Как отметил Джим Карканиас из Microsoft Research, такие образы играют роль иероглифов – простых, узнаваемых символов, значение которых понятно всем.
Поскольку наука и технологии сильно усложнились, исследователи и инженеры оказались в ситуации, когда они вынуждены концентрировать свои силы во все более узких областях. Крупная технологичная компания или лаборатория могли бы нанять сотни или тысячи людей, каждый из которых может справиться лишь с малой частью полного спектра задачи. Их общение превратится в запутанный клубок из электронных писем и презентаций. Любовь, которую многие подобные люди испытывают по отношению к НФ, частично отражает полезность всеохватывающего сюжета, который предоставляет им и их коллегам общее вИдение. Согласовывать их усилия через систему управления, в основе которой лежат приказы и контроль, немного походит на попытку управлять современной экономикой из Политбюро. Позволить им направить свои старания на общую, согласованную цель – это нечто больше похожее на свободный, и в значительной степени самокоординируемый рынок идей.
По прошествии веков
НФ изменилась с течением времени, а именно: от 1950 года (эпохи развития ядерной энергии, реактивных самолетов, космической гонки и компьютера) до сего момента. В целом, техно-оптимизм Золотого Века НФ дал толчок к развитию фантастики, написанной, как правило, в более темных, более скептических и двусмысленных тонах. Я и сам много раз порывался написать о хакерах, архетипе обманщиков, использующих секретные возможности сложных систем, разработанных некими безликими персонажами.
И вот в нашем арсенале есть все возможные технологии, которые когда-либо нам понадобятся. А мы пытаемся привлечь внимание к их разрушительным побочным эффектам. Теперь, когда мы оказались под тяжестью технологий словно ветхие, 60-го года выпуска, японские реакторы на АЭС Фукусима, все это кажется глупостями, ведь на горизонте у нас маячат возможности чистого ядерного синтеза. Приказ развивать новые технологии и повсеместно внедрять их уже не кажется таким детским занятием для нескольких ботанов с логарифмическими линейками. Это единственный способ для человечества выйти из затруднительного положения. Жаль только, мы забыли, как это делается.
«Это же вы, вы ослабили хватку!» – объявил Майкл Кроу, президент университета штата Аризона (и один из выступающих на конференции «Future Tense»). Конечно же, он обращался к писателям НФ. Он как будто бы говорит, что ученые и инженеры в боевой готовности и ищут, чем бы таким себя занять. Пришло время писателям НФ начать выполнять свою часть работы и подпитывать нас большими мечтами, полными смысла. Поэтому и возник проект «Иероглиф», как попытка создать антологию новой НФ, которая будет, в некотором роде, осознанным шагом назад, к практическому техно-оптимизму Золотого Века.
Цивилизации на борту космического корабля
О Китае часто говорят как о стране, работающей над большими проектами. И в этом нет сомнений: они конструируют плотины, высокоскоростные системы железных дорог, и ракеты в довольно быстром темпе. Но все это не является чем-то принципиально новым. Их космическая программа, как и во всех других странах (включая нашу), всего лишь жалкое подобие того, что было сделано 50 лет назад Советским Союзом и Америкой. В по-настоящему инновационной программе идут на риск (и допускают возникновение ошибок), чтобы сделать первые шаги в сфере альтернативных технологий запуска в космос, где исследователи со всего мира уже значительно продвинулись за десятилетия доминирования ракет в данной области.
Представьте себе фабрику, где массово производятся небольшие транспортные средства, где-то размером с холодильник и сопоставимые с ним по сложности. Они сходят с конвейера с ограниченных размеров грузом, и снабжены экологичным жидким водородным топливом. Далее ��ни подвергаются интенсивному нагреву от наземной лазерной установки или микроволновых антенн. Водород, нагретый до температуры, превышающей ту, что можно получить посредством химической реакции, выбрасывается из сопла в основании устройства, и оно взмывает вверх. Весь полет устройства отслеживается с помощью лазеров или микроволн. Затем оно выходит на орбиту, и для своих размеров обладает большей грузоподъемностью, чем когда-либо можно было добиться на ракете, но сложность, дороговизна и стремление сохранить рабочие места не дают пространства для маневра. Именно так, на протяжении десятилетий, все себе и представляли такие исследователи как физики Джордин Кэр и Кевин Паркин. Похожую идею предлагали Артур Кантровиц, Фримен Дайсон и другие выдающиеся физики в начале 60-х годов. Только у них для того, чтобы из задней части космического корабля выходила энергия ракетного топлива, используется наземная импульсная лазерная установка.
Если это звучит слишком сложно, тогда давайте рассмотрим предложение Джеффри Лэндиса и Винсента Дэниса от 2003 года построить двадцатикилометровую башню с использованием простых стальных рам. Традиционные ракеты, запускаемые с ее крыши, смогли бы увеличить свою грузоподъемность в два раза по сравнению с теми, что запускаются с земли. Было даже проведено подробное исследование, которое начал Константин Циолковский, отец-основатель астронавтики (прим пер. а так же космонавтики и тайконавтики), еще в конце ХIX века, чтобы показать, что простой страховочный фал, длинная веревка, постоянно вращающаяся туда-сюда, пока корабль не выйдет на орбиту Земли, можно использовать для улучшения проходимости аппарата в верхних слоях атмосферы, а также для того, чтобы вывести его на орбиту без необходимости в каких-либо двигателях. Энергия поступала бы в систему посредством электродинамических процессов, без движущихся частей.
Все эти идеи были многообещающими, как и все те, от которых у раннего поколения ученых и инженеров загорались глаза в предвкушении что-нибудь сконструировать.
Но чтобы понять, насколько наш текущий уровень мышления далек от способности пробовать что-то новое в таком масштабе, предлагаю вспомнить судьбу внешних топливных баков (далее зд. «ВТБ», англ. external tanks – ETs) для «спейс шаттл». Препятствуя увеличению размеров самого шаттла, ВТБ был самой крупной и наиболее выступающей частью корабля на старте. Он сохранял сцепление с кораблем, или, возможно, лучше сказать, что это шаттл был прицеплен к нему, еще спустя долгое время после того, как отпадут два подвесных ускорителя. На всем пути из атмосферы в космическое пространство ВТБ и шаттл были соединены. Только после того, как корабль достигал орбитальной скорости, бак сбрасывался и падал в атмосферу, где, в последствии, и разрушался.
ВТБ можно было бы держать на орбите неограниченное время с минимальными затратами. Масса ВТБ во время отсоединения, включая остатки топлива, почти в два раза превышала самую большую грузоподъемность шаттла из всех возможных. Если бы они не уничтожались, то это примерно в три раза увеличило бы общую массу, с которой корабль выходит на орбиту. ВТБ можно было бы соединять друг с другом, т.о. объединяя их в секции, что в момент понизило бы ранг нынешней Международной космической станции. Остатки кислорода и водорода, плещущихся внутри них, можно было бы использовать для выработки электричества и производства большого количества воды, т.е. того, что в космосе все жаждут получить, но что довольно дорого в реализации. Но, несмотря на тяжелый труд и активную пропаганду экспертов по космосу, желавших увидеть, как эти баки пустят в дело, NASA, как по техническим, так и по политическим причинам, каждый из них отправляла на огненную смерть в атмосфере Земли. Если рассматривать это все иносказательно, то тут можно многое понять о трудностях возникновения инноваций в других областях.
Выполняя крупные проекты
Новое не может возникнуть без осознания возможности совершить ошибку. Значительные и радикальные научные открытия в середине ХХ века произошли в мире, который, оглядываясь в прошлое, был безумно опасен и нестабилен. Возможный исход, воспринимаемый современным умом как серьезный риск, не был бы воспринят всерьез, если бы на него вообще обратили внимание люди, которые прошли Великую депрессию, Вторую мировую войну и холодную войну, в те времена, когда не было ни ремней безопасности, ни антибиотиков, ни многих вакцин. Соперничество между западными демократами и коммунистами вынудило первых заставить ученых и инженеров работать на расширения границ своего воображения, и предоставило своего рода страховку на случай, когда их изначальные усилия не оправдались. Седой ветеран из NASA как-то сказал мне, что посадка на луну корабля серии «Аполлон» было самым великим достижением коммунизма.
В своей последней книге «Через поражения – к победе» Тим Харфорд описал открытие Чарльзом Дарвином огромного числа различных видов Галапагосских островов, т.е. фактом, идущим вразрез с картиной, наблюдаемой на крупных континентах, где эволюционные эксперименты, похоже, отходят в сторону некоторой экологической согласованности через интербридинг. «Галапагосская изоляция» против «нервной корпоративной иерархии» – вот тот контраст, на который указывает Харфорд, когда оценивает способность организаций к инновациям.
Большинство людей, работающих в корпоративной среде или в научном сообществе, наблюдали следующую картину: некоторое число инженеров сидит в комнате, и предлагает обсудить те или иные идеи. В ходе дискуссии возникает новая концепция, подающая большие надежды. Затем какой-то парень в углу, умело орудующий ноутбуком, проведя быстрый поиск в Google, объявляет, что эта «новая» идея, на самом деле, уже давно не нова, ну или, по крайней мере, довольно похожа, и ее уже пробовали применять. Она либо провалилась, либо был достигнут успех. Если первое, тогда никто из менеджеров, желающих сохранить свою должность, не одобрит трату бюджетных средств на попытки вдохнуть в нее вторую жизнь. Если же затея увенчалась успехом, тогда она уже запатентована, и предполагается, что выход на рынок уже недоступен, т.к. у первооткрывателей будет «преимущество первого хода», и они установят «барьеры для входа». Число многообещающих на первый взгляд идей, которые таким образом были разрушены, должно быть уже достигло миллиона.
Что, если тот человек в углу не смог бы выполнить поиск в Google? Могли бы потребоваться недели на исследование литературы для того, чтобы доказать, что идея не совсем новая, даже после долгого и утомительного перелопачивания всей этой кучи книг, просматривая каждый пункт из списка источников, важных и не очень. Когда прецедент, наконец-то, был найден, то он мог совсем не выглядеть таким уж четким. Должны быть причины, почему снова стоит взяться за эту идею, и, возможно, скрестить ее с новыми открытиями из других областей. Вот в чем достоинства Галапагосской изоляции.
Аналогом Галапагосской изоляции является борьба за выживание на больших континентах, где жестко установленные экосистемы имеют тенденцию размывать границы новых типов адаптации. Джарон Ланье, ученый в области визуализации данных и биометрических технологий, композитор, художник, и автор книги «Вы не гаджет: манифест», имеет свои догадки относительно непреднамеренных точек влияния сети Интернет, информационного эквивалента крупного континента, на нашу способность рисковать. В доинтернетовскую эпоху, менеджеры были вынуждены принимать решения, основываясь на неполной информации. Теперь все наоборот: из бесконечного числа источников к ним поступают потоки данных в реальном времени. Пару поколений назад такого нельзя было даже себе представить. Мощные компьютеры обрабатывают, систематизируют и показывают эти данные в форме, далеко превосходящей мои детские, нарисованные от руки на миллиметровой бумаге графики, все равно, что сравнивать современные видеоигры с игрой «крестики-нолики». В мире, где ответственные за принятие решений люди так близко стоят к всезнанию, легко представить риск как причудливый артефакт примитивного и опасного прошлого.
Иллюзия уменьшения неопределенности в корпоративной секторе принятия решений – это не просто вопрос стиля управления или личных предпочтений. В юридической сфере, развитой в рамках акционерных компаний открытого типа, менеджерам настоятельно не рекомендуется брать на себя какие бы то ни было риски, включая те, о которых они знают, или, как считают некоторые будущие присяжные, должны были знать, даже если они догадываются, что в долгосрочной перспективе игра стоит свеч. В сферах, находящихся под гнетом следующего квартального отчета, не существует такой вещи как «долгосрочная перспектива». Вероятность того, что некое нововведение поможет заработать, это просто напросто вероятность, у которой не хватит времени реализоваться до того, как придут повестки в суд от миноритарных акционеров.
Нынешняя непоколебимая вера в определенность поистине может убить на корню любые инновации нашего времени. В такой среде самое лучшее, что может сделать смелый менеджер, это внедрять небольшие улучшения в существующие системы, т.е. взбираться на гору, так сказать, до локальной максимальной точки, избавляясь от балласта и перебиваясь редкими крошечными нововведениями, прямо как городские проектировщики, которые наносят разметку для велосипедистов, указывая тем самым на решение наших энергетических проблем. Любая стратегия, включающая пересечение открытой местности, т.е. учет потерь в кратковременный период на пути к более высокой горе вдалеке, вскоре будет прервана по требованию системы, которая стремится к выигрышам в краткосрочном периоде и терпеливо переносит этапы застоя, но воспринимает все остальное как провал. Короче говоря, это путь в мир, в котором ни один крупный проект не будет реализован.
Кто хочет присоединиться (деньгами, компетенциями, идеями и пр) к проекту по созданию краудсорсингового реактивного ранца (персонального турбореактивного реактивного ЛА вертикального взлета), пишите в личку или на почту magisterludi2016@yandex.ru
