– И что это за народ такой! – еще не остыв от недавних усилий, удивился Талдыкин. – Ты его гонишь, а он не идет! Каждый упирается как баран и ни с места! Ведь, я так понимаю, если начальство говорит «разойдись» – разойдись. Начальство лучше знает, что делать, с нашими головами туды не посодют. Так нет ведь, каждый еще норовит свой гонор показать, и каждый из себе прынца строит.
– Что да, то да, – рассудительно согласился Шикалов. – Вот раньше, когда я еще молодой был, мы таких-то гоняли винтовками. – Он задумался и усмехнулся, вспомнив отдаленный момент своей биографии. – Помню, еще в шашнадцатом годе служил я в Петербурде хельдхебелем. А народ там проживал такой, что работать не хочут, а с утра пораньше берут тряпочки разные, на их фулюганские слова пишут, потом на палки нацепют и идут на улицу – грамотность свою показать. И вот, бывало, отберешь у его эту тряпку да еще скажешь в сердцах: «Ах ты, фулюган эдакий, да и что же ты такое делаешь?» А ён говорит: «Это не я, говорит, фулюган, а ты, говорит, фулюган, это не я, говорит, у тибе тряпку цапбю, а ты у мине цапаешь». А я говорю: «Это не я, говорю, фулюган, а ты, говорю, фулюган, потому что я, говорю, с ружом, а ты без».
– И какие ж они слова на тех тряпках писали? – заинтересовался Талдыкин, надеясь, что матерные.
– Слова-то? – переспросил Шикалов. – Я ж тебе говорю: фулюганские. Ну там «долой Ленина», «долой Сталина» и протчие.
Тут Талдыкин засомневался.
– Погодь, – остановил он Шикалова. – Чтой-то ты не то говоришь. В шашнадцатом годе Ленина и Сталина еще и не было вовсе. То есть они-то, конечно, были, но государством рабочих и крестьян покуда не управляли.
– Да? – спросил Шикалов.
– Да, – ответил Талдыкин.
– Выходит дело, Ленина не было, Сталина не было. А кто ж тогда был?
– Известно кто, – сказал Талдыкин уверенно. – В шашнадцатом годе был царь Николай Александрович, император и самодержец.
– Глупый ты, Талдыка, – посочувствовал Шикалов. – Не зря у тебя такая фамилия. Бригадир, а калганом своим сообразить не можешь, что Николай, он был опосля. А до его еще был Керенский.
– Даже противно слушать, – выходил из себя Талдыкин. – Керенский разве ж царь был?
– А кто ж?
– Пример-министр.
– Путаешь, – вздохнул Шикалов. – Все на свете перепутал. Как Керенского звали?
– Александр Федорович.
– Во. А царь был Николай Александрович. Стало быть, евонный сын.
У Талдыкина кругом пошла голова. Хотел возразить, да не знал что.
– Ну хорошо, – сказал он. – А когда же, по-твоему, была революция?
– Кака революция?
– Октябрьская. – Талдыкин напирал на то, что было ему известно доподлинно. – Она была в семнадцатом годе.
– Это я не знаю, – решительно мотнул головой Шикалов. – Я в семнадцатом тож в Петербурде служил.
– Так она ж в Петербурде и была, – обрадовался Талдыкин.
– Нет, – убежденно сказал Шикалов. – Может, где в другом месте и была, а в Петербурде не было.
Последнее сообщение окончательно сбило с толку Талдыкина. До сих пор считал он себя знакомым с историей вопроса, знал, что, где и в какой последовательности происходило, но Шикалов осветил все настолько по-новому, что Талдыкин подумал, подумал и, сводя все на нет, сказал неуверенно:
– А сейчас, я слыхал, эти самые демонстрации вовсе и не разгоняют. Племяш мой прошлый год в Москву попал на Первое мая, и вот, говорит, идет через площадь народу целая масса, кричат «ура», а Сталин стоит на Мамзолее и ручкой помахивает.
Инженер Генрих-Мария Заузе подписал контракт на год работы в СССР, или, как определял сам Генрих, любивший точность, в концерне ГЕРКУЛЕС. «Смотрите, господин Заузе, – предостерегал его знакомый доктор математики Бернгард Гернгросс, – за свои деньги большевики заставят вас поработать». Но Заузе объяснил, что работы не боится и давно уже ищет широкого поля для применения своих знаний в области механизации лесного хозяйства.
Когда Скумбриевич доложил Полыхаеву о приезде иностранного специалиста, начальник ГЕРКУЛЕС’а заметался под своими пальмами.
– Он нам нужен до зарезу! Вы куда его девали?
– Пока в гостиницу. Пусть отдохнет с дороги.
– Какой там может быть отдых! – вскричал Полыхаев. – Столько денег за него плачено, валюты. Завтра же, ровно в десять, он должен быть здесь.
Без пяти минут десять Генрих-Мария Заузе, сверкая кофейными брюками и улыбаясь при мысли о широком поле деятельности, вошел в полыхаевский кабинет. Начальника еще не было. Не было его также через час и через два. Генрих начал томиться. Развлекал его только Скумбриевич, который время от времени появлялся и с невинной улыбкой спрашивал:
– Что, разве геноссе Полыхаев еще не приходил? Странно.
Еще через два часа Скумбриевич остановил в коридоре завтракавшего Бомзе и начал с ним шептаться.
– Прямо не знаю, что делать. Полыхаев назначил немцу на десять часов утра, а сам уехал в Москву хлопотать насчет помещения. Раньше недели не вернется. Выручите, Адольф Николаевич. У меня общественная нагрузка, профучебу вот никак перестроить не можем. Посидите с немцем, займите его как-нибудь. Ведь за него деньги плачены, валюта.
Бомзе в последний раз понюхал свою ежедневную котлетку, проглотил ее и, отряхнув крошки, пошел знакомиться с гостем.
В течение недели инженер Заузе, руководимый любезным Адольфом Николаевичем, успел осмотреть три музея, побывать на балете «Спящая красавица» и просидеть часов десять на торжественном заседании, устроенном в его честь. После заседания состоялась неофициальная часть, во время которой избранные геркулесовцы очень веселились, потрясали лафитничками, севастопольскими стопками и, обращаясь к Заузу, кричали «пейдодна».
«Дорогая Тили! – писал инженер своей невесте в Аахен, – вот уже десять дней я живу в Черноморске, но к работе в концерне ГЕРКУЛЕС еще не приступил. Боюсь, что эти дни у меня вычтут из договорных сумм».
Однако пятнадцатого числа артельщик-плательщик вручил Заузе полумесячное жалование.
– Не кажется ли вам, – сказал Генрих своему новому другу Бомзе, – что мне заплатили деньги зря? Ведь я не выполняю никакой работы!
– Оставьте, коллега, эти мрачные мысли! – вскричал Адольф Николаевич. – Впрочем, если хотите, можно поставить вам специальный стол в моем кабинете.
После этого Заузе писал письма своей невесте, сидя за специальным собственным столом.
«Милая крошка! Я живу странной и необыкновенной жизнью. Я ровно ничего не делаю, но получаю деньги пунктуально, в договорные сроки. Все это меня удивляет. Расскажи об этом нашему другу, доктору Бернгарду Гернгроссу. Это покажется ему интересным».
Приехавший из Москвы Полыхаев, узнав, что у Заузе уже есть стол, обрадовался.
– Ну, вот и прекрасно, – сказал он, – пусть Скумбриевич введет немца в курс дела.
Но Скумбриевич, со всем своим пылом отдавшийся организации мощного кружка гармонистов-баянистов, сбросил немца Адольфу Николаевичу. Бомзе это не понравилось. Немец мешал ему закусывать и вообще лез не в свои дела, и Бомзе сдал его в эксплуатационный отдел. Но так как этот отдел в то время перестраивал свою работу, что заключалось в бесконечном перетаскивании столов с места на место, то Генриха-Марию сплавили в финсчетный зал. Здесь Арников, Дрейфус, Сахарков, Корейко и Тезоименицкий, не владевшие немецким языком, решили, что Заузе иностранный турист из Аргентины, и по целым дням объясняли ему геркулесовскую систему бухгалтерии. При этом они употребляли азбуку для глухонемых.
Через месяц очень взволнованный Заузе поймал Скумбриевича в буфете и принялся кричать:
– Я не желаю получать деньги даром! Дайте мне работу! Если так будет продолжаться, я буду жаловаться вашему патрону!
Конец речи иностранного специалиста не понравился Скумбриевичу. Он вызвал к себе Бомзе.
– Что с немцем? – спросил он. – Чего он бесится?
– Знаете что, – сказал Бомзе, – по-моему, он просто склочник. Ей-богу! Сидит человек за столом, ни черта не делает, получает тьму денег и еще жалуется.
– Нет, действительно склочная натура, – заметил Скумбриевич, – даром что немец. К нему надо применить репрессии. Я как-нибудь скажу Полыхаеву. Тот его живо в бутылку загонит!
Однако Генрих-Мария решил сам пробиться к Полыхаеву. Но, ввиду того что начальник ГЕРКУЛЕС’а был видным представителем работников, которые «минуту тому назад вышли» или «только что здесь были», попытка эта привела только к сидению на деревянном диване и взрыву, жертвами которого стали невинные дети лейтенанта Шмидта.
– Бюрократизмус! – кричал немец, в ажитации переходя на трудный русский язык.
Зиновьев, захватив горстью бороду, проговорил:
— Наложить бы еще какую подать на посады и слободы… Ну, хошь бы на соль…
Князь Волконский, острый умом старец, ответствовал:
— На лапти еще налогу нет…
— Истинно, истинно, — зашумели бояре, — мужики по двенадцати пар лаптей в год изнашивают, наложить по две деньги дани на пару лаптей, — вот и побьем хана…
Легко стало боярам. Решили дело. Иные вытирали пот, иные вертели пальцами, отдувались. Иные от облегчения пускали злого духа в шубу.
> Почитайте про комплект увольнения. Уходя, умный человек уносит с собой намного больше, чем строчку в резюме. А вы… вы вынесли лишь детские обиды.
Спасибо за совет, но к этому я давно уже дошел своим умом. И нет, никаких обид. Просто вывод. Да, был дураком. Да, с тех пор сильно поумнел. Именно потому и пишу, что поумнел.
Сравнивать же уровни доходов не имею ни малейшего желания. Возможно, мой выше вашего. Возможно, наоборот. В любом случае, мне это не интересно. Мне вообще неинтересен ваш уровень дохода (как личный, так и конторы вашей), и потому не вижу ни единой причины, по которой вам должен быть интересен мой. Вы пишете о детских обидах (коих нет) и тут же предлагаете заняться детсадовской возней – измерением писек. Увольте.
Возражаю же я на одно ваше утверждение. Процитирую его целиком, чтобы не терять нить:
> А нам не нужны те, кто ищет работу повыгодней. Упаси нас бог от таких. Да, есть люди, для которых работа — это прежде всего источник денег для семьи. А есть другие люди, которые работают, потому что им интересно. А есть третьи — которые на работе мучаются ради денег, а дома бесплатно делают разные железки на ардуино и расбери, потому что им интересно.
>
> Вторые и третьи нам нужны. Первые — нет. Поэтому первые и идут себе лесом — сайтики делать.
Вы упустили четвертую категорию – люди, что работают, потому что им интересно, но при этом не за гроши. В современном мире такая возможность есть (правда, в основном не в России, а чуток позападнее). И на мой взгляд только такой вид деятельности и имеет право на существование. Остальные три ущербны в той или иной мере. Вы же противопоставляете одно убожество другому, по какой-то причине считая при этом второе убожество эталоном. Вот именно это мне и непонятно: «Зачем делать крутые вещи за мелкий прайс, если можно творить великое, имея соответствующий собственной крутости уровень жизни?»
Нет, личного самолета и виллы на Гавайях нет. Но еще не вечер. Я продолжаю работать и уверен, что все это будет. Это не главная цель в жизни, конечно же. Слишком примитивно для главной цели. Но точно не лишнее.
Мне всегда были отвратительны сентенции вида «мне много не надо». Потому что мне (и любому уважающему себя человеку) надо много. Очень много. В том числе материального. Иначе нет возможности полноценной разносторонней жизни – т.е. такой, в которой есть место и семье, и профессиональным достижениям, и отдыху, и много чему еще. И все это без унизительных нищенских раздумий о куске хлеба.
> Прожиточный минимум в США — 15 тысяч долларов год.
Вы какие-то совсем грустные цифры называете. Не представляю, как на это можно прожить.
> Ну хоть 10 прожиточных минимумов вы зарабатываете?
Мне мой проект принес значительно больше, и принесет еще. Но это, в целом, не имеет значения в контексте поднятого вопроса. Вы пытаетесь свернуть на путь обсуждения личности вместо обсуждения вопроса. Я же хочу сказать, что ваша позиция насчет отношения к работе и деньгам ущербна, хоть вы этого и не хотите понимать.
Просто для того, чтобы заниматься любимым делом и зарабатывать этим на кусок хлеба с маслицем и икоркой, одного трудолюбия мало. Надо еще и мозгами поворочать хорошенько, чтобы выстроить рабочую коммерческую схему. Гораздо проще, конечно, пилить вундервафлю за гроши и объяснять всем встречным, что, мол, «деньги не самое важное», «есть и другие ценности в жизни» и лепить прочие гнилые отмазки, лишь бы не видеть реальность во всей ее простоте и, одновременно, сложности. Эта позиция, поверьте, ничем не отличается от столь презираемой вами «работы без души за деньги». Просто другой конец спектра, но при этом столь же ущербный.
Мне импонирует ваше отношение к работе, но у вас серьезно сбит фокус. Когда-то я и сам горел на работе, не придавая большое значение деньгам. Закончилось это ожидаемо – владельцы бизнеса заработали на этом хорошие деньги, а я просто потерял годы жизни (самый ценный, невосполнимый ресурс!) в обмен на финансовую компенсацию среднего размера. Одним словом, если честно самому себе признаться, я повел себя как лох.
Как известно, опыт – это то, что мы получаем, когда не получаем того, что ожидаем. Поэтому главный вывод, сделанный мною на эту тему: «Вкладывать душу в проект можно только лишь если этот проект – твой собственный». Во всех остальных случаях работа должна быть за деньги (существенные!), вне зависимости от того, насколько интересен проект, насколько хороший коллектив собрался, насколько владелец проекта технарь-единомышленник, и т.д. Я с радостью с вами поработаю и принесу вам большую пользу, но и вы, уж будьте добры, принесите пользу мне – компенсируйте потраченную жизнь (деньгами, акциями, опционом, whatever else). Примерно так. Это – основа. Без этого дальнейший разговор невозможен, будь ты хоть трижды свой в доску парень с охрененно крутым проектом и томиком Жюль Верна за пазухой.
Не хочу вас обижать, но картина складывается прямо какая-то совсем знакомая. Про таких людей даже поговорка есть: "Умная голова дураку досталась". Ваша святая наивность в вопросах допуска, продемонстрированная ниже, а также уверенность, что по-настоящему интересное дело можно делать только за небольшие деньги – о, сколько раз я видел такое! Никак только не могу получить ответ на вопрос "А зачем делать крутые вещи за мелкий прайс, если можно творить великое, имея соответствующий собственной крутости уровень жизни?" Современный мир это позволяет. Чай не 18-ый век на дворе. Откуда это пораженчество?
Я не очень в курсе насчет Kivy, но я в курсе насчет python3, что там используется. Не хочу показаться нескромным, но в Kivy, насколько я знаю, используется python3 из моего проекта, CrystaX NDK. Об этом, в частности, прямо говорится в README kivy/buildozer.
Ну а python3 из CrystaX NDK работает на Android отлично а) благодаря хорошей поддержке POSIX, благодаря которой python3 собирается из upstream исходников без изменений и б) достаточно большой тестовой базе, на которой постоянно проводится регрессионное тестирование. Причем тестирование произодится не только под Android, но и под GNU/Linux и Mac OS X, что позволяет получить эталонное поведение нижнеуровневых библиотек на Android.
Лицензия самой libcrystax — да, BSD. Она ведь линкуется в безусловном порядке с любым приложением, собираемым CrystaX NDK, а мы не хотим никого ограничивать этим. Поэтому лицензия разрешает использовать libcrystax как угодно и вообще не накладывает никаких ограничений на разработчиков, кроме одного — выдавать libcrystax за собственную работу.
У остальных же компонентов — свои лицензии. В связи с тем, что компонентов много, просто невозможно свести их всех под одной лицензией. Так, gcc — это GPL, LLVM/clang — это LLVM-BSD, Boost — тоже своя лицензия. Тем не менее, мы очень внимательно следим за этими вопросами и, несмотря на разноообразие используемых лицензий, общий принцип сохраняется тем же — CrystaX NDK без опасений можно использовать как в открытых, так и в полностью закрытых (коммерческих) проектах.
Насчет libcrystax.so — да, копия идет в каждое приложение. Это, конечно, некоторое неудобство, но его сложно избежать — ведь libcrystax.so нет на целевом устройстве.
Но на самом деле это не так уж страшно — пострипанная libcrystax.so весит всего 600 kB, а будучи запакована в APK, увеличивает его размер не более, чем на 400 kB. Для современных устройств (и даже для устройств трехлетней давности) это совсем не много.
Кроме того, можно линковаться статически с libcrystax.a — в этом случае линкер выбросит все, реально не используемое в вашем приложении (например, wide characters), и вклад libcrystax в общий размер будет еще меньше.
Выбросить можно, и можно сделать много чего другого, но это не поможет. Вы получите свою ОС, которую даже не сможете назвать «Android», и которая, скорее всего, так и заглохнет в безвестности.
Мы же предоставляем возможность для нативной разработки под тот Android, который есть. Не меняя системы, просто делаем поведение нижнеуровневых библиотек более соответствующим стандарту. Это позволяет разрабатывать под Android и распространять приложения, которые будут работать на всех устройствах с Android, а не только на несуществующих «идеальных». При этом не добавляются требования типа «телефон должен быть рутованным» — т.е. с точки зрения системы это обычные приложения, такие же как и другие. С точки зрения же разработчика — все сильно более стандартное и, следовательно, проще в разработке.
Смеяться вряд ли буду. Скорее — грустно усмехнусь. Да, у MS тоже далеко не все идеально с libc, но по сравнению с Android — это практически эталон соответствия стандартам.
Ну и чтобы подтвердить, что это действительно баг — ссылка.
Ну, как говорил Остап Бендер, полную гарантию может дать только страховой полис, но тем не менее, хуже стать не должно — мы специально уделяем внимание тому, чтоб CrystaX NDK был прозрачной заменой для Android NDK от Google. Тем не менее, от багов никто не застрахован, и у вас, конечно, может вылезти что-то неучтенное. В таком случае мы будем признательны, если вы сообщите о проблеме, а мы постараемся ее максимально быстро починить и добавить test case, исключающий ее появление в будущем.
Если у вас все отлично с использованием Google NDK — что ж, рад за вас, вам CrystaX NDK не нужен. Однако многим нужен, т.к. проблем хватает, а Google не торопится их чинить. Тот же Boost — многие библиотеки из его состава просто не будут работать, будучи собранными с помощью Google NDK (разумеется, те, которым нужна какая-то поддержка со стороны libc; чисто языковые вещи типа shared_ptr зависят только от компилятора и работать будут нормально). Ну и веселые баги в libc и прочих библиотеках, которые опять-таки не чинятся годами — посмотрите на пример со strtod в коментариях выше. Поэтому падения, вызванные плохой реализацией C++ или иной библиотеки — вовсе не так маловероятны, как вы считаете.
Проблем в Андроиде много, и неполная поддержка C++ — это только малая часть. Главная проблема — это то, что Android абсолютно полностью нестандартен на нативном уровне. Иными словами, удобно под него разрабатывать только на Java. Нативная разработка — в разы сложнее, а многие вещи — вплоть до того, что «проще забить», чем пытаться что-то с этим сделать. Вот это мы и пытаемся изменить. Мы хотим сделать так, чтоб все текущее разнообразие языков/фреймворков/библиотек, доступных на других POSIX платформах, стало доступно и для разработки под Android.
Я описал все это здесь — почитайте, там довольно подробно описано что это и зачем. Дублировать в комментарии мало смысла.
Android очень далек от того, чтоб называться unix-like системой. По крайней мере, в привычном смысле этих слов. Да, ядро там линуксовое, но все остальное — жуткий зоопарк. И да, libc там есть — просто она а) неполная, б) нестандартная и в) очень забагованная. Грустно, но факт.
Несмотря на несколько эмоциональный тон статьи (вполне извинительный, впрочем), по сути с вами согласен. Болтунов-неумех много, и каждый торопится поделиться своим «ценным» мнением. Не обращайте внимания, я уверен, что благодарных пользователей тем не менее достаточно, чтоб мотивировать на продолжение работы над проектом. Это общее правило человеческого стада — брехунов слышно очень хорошо и складывается впечатление, что вокруг одни только брехуны и есть. Но это не так. Стоит об этом помнить и не тратить силы на свору шавок, способных лаять на слона — и только.
Я обычно не комментирую и не вступаю в дискуссии (предпочитаю делом заниматься, а не зря языком болтать), но в этом случае решил написать — просто чтобы показать, что расстраиваться не стоит и на реплики из зала реагировать стоит сообразно их значимости. Горячо поддерживаю вас (по причинам, которые довольно полно изложены в статье), хоть мне самому ReactOS и не нужна вовсе в силу ухода с Windows платформы. С моей точки зрения, активный участник какого-либо open-source проекта, как правило, на голову выше унылых корпоративных рутинщиков.
Теперь немного критики. Вы очень верно провели параллель с деревенскими дураками — вот и реагируйте на них соответственно. Но при этом не теряйте чувство реальности. Иными словами, не спешите записывать всех скептиков в деревенских недоумков, хоть это и соблазнительно. Ваш проект действительно вызывает некоторое чувство недоумения при начальном знакомстве — зачем это нужно? — а следовательно, вы должны объяснить, зачем. Это нормально и ничего страшного в спокойных разъяснениях сути проекта нет. Ну а если разъяснить не удается — быть может, это признак того, что он действительно большинству не нужен? И не из-за качества проекта, а по другим, не техническим причинам? Я понимаю, что принять такое бывает очень тяжело, но на этом пути чем раньше остановишься, тем меньше вреда себе причинишь. В современном мире очень много недоделанного и часто просто ущербного софта, и всегда есть чем заняться — возможно, с большей практической пользой.
Подводя итог — не унывайте и продолжайте работать (но будьте реалистами)!
Да, мы думали об этом. Останавливает только то, что непонятно, насколько это нужно. Надо будет посмотреть подробнее — если это не потребует чрезмерных усилий, мы его добавим.
– И что это за народ такой! – еще не остыв от недавних усилий, удивился Талдыкин. – Ты его гонишь, а он не идет! Каждый упирается как баран и ни с места! Ведь, я так понимаю, если начальство говорит «разойдись» – разойдись. Начальство лучше знает, что делать, с нашими головами туды не посодют. Так нет ведь, каждый еще норовит свой гонор показать, и каждый из себе прынца строит.
– Что да, то да, – рассудительно согласился Шикалов. – Вот раньше, когда я еще молодой был, мы таких-то гоняли винтовками. – Он задумался и усмехнулся, вспомнив отдаленный момент своей биографии. – Помню, еще в шашнадцатом годе служил я в Петербурде хельдхебелем. А народ там проживал такой, что работать не хочут, а с утра пораньше берут тряпочки разные, на их фулюганские слова пишут, потом на палки нацепют и идут на улицу – грамотность свою показать. И вот, бывало, отберешь у его эту тряпку да еще скажешь в сердцах: «Ах ты, фулюган эдакий, да и что же ты такое делаешь?» А ён говорит: «Это не я, говорит, фулюган, а ты, говорит, фулюган, это не я, говорит, у тибе тряпку цапбю, а ты у мине цапаешь». А я говорю: «Это не я, говорю, фулюган, а ты, говорю, фулюган, потому что я, говорю, с ружом, а ты без».
– И какие ж они слова на тех тряпках писали? – заинтересовался Талдыкин, надеясь, что матерные.
– Слова-то? – переспросил Шикалов. – Я ж тебе говорю: фулюганские. Ну там «долой Ленина», «долой Сталина» и протчие.
Тут Талдыкин засомневался.
– Погодь, – остановил он Шикалова. – Чтой-то ты не то говоришь. В шашнадцатом годе Ленина и Сталина еще и не было вовсе. То есть они-то, конечно, были, но государством рабочих и крестьян покуда не управляли.
– Да? – спросил Шикалов.
– Да, – ответил Талдыкин.
– Выходит дело, Ленина не было, Сталина не было. А кто ж тогда был?
– Известно кто, – сказал Талдыкин уверенно. – В шашнадцатом годе был царь Николай Александрович, император и самодержец.
– Глупый ты, Талдыка, – посочувствовал Шикалов. – Не зря у тебя такая фамилия. Бригадир, а калганом своим сообразить не можешь, что Николай, он был опосля. А до его еще был Керенский.
– Даже противно слушать, – выходил из себя Талдыкин. – Керенский разве ж царь был?
– А кто ж?
– Пример-министр.
– Путаешь, – вздохнул Шикалов. – Все на свете перепутал. Как Керенского звали?
– Александр Федорович.
– Во. А царь был Николай Александрович. Стало быть, евонный сын.
У Талдыкина кругом пошла голова. Хотел возразить, да не знал что.
– Ну хорошо, – сказал он. – А когда же, по-твоему, была революция?
– Кака революция?
– Октябрьская. – Талдыкин напирал на то, что было ему известно доподлинно. – Она была в семнадцатом годе.
– Это я не знаю, – решительно мотнул головой Шикалов. – Я в семнадцатом тож в Петербурде служил.
– Так она ж в Петербурде и была, – обрадовался Талдыкин.
– Нет, – убежденно сказал Шикалов. – Может, где в другом месте и была, а в Петербурде не было.
Последнее сообщение окончательно сбило с толку Талдыкина. До сих пор считал он себя знакомым с историей вопроса, знал, что, где и в какой последовательности происходило, но Шикалов осветил все настолько по-новому, что Талдыкин подумал, подумал и, сводя все на нет, сказал неуверенно:
– А сейчас, я слыхал, эти самые демонстрации вовсе и не разгоняют. Племяш мой прошлый год в Москву попал на Первое мая, и вот, говорит, идет через площадь народу целая масса, кричат «ура», а Сталин стоит на Мамзолее и ручкой помахивает.
Инженер Генрих-Мария Заузе подписал контракт на год работы в СССР, или, как определял сам Генрих, любивший точность, в концерне ГЕРКУЛЕС. «Смотрите, господин Заузе, – предостерегал его знакомый доктор математики Бернгард Гернгросс, – за свои деньги большевики заставят вас поработать». Но Заузе объяснил, что работы не боится и давно уже ищет широкого поля для применения своих знаний в области механизации лесного хозяйства.
Когда Скумбриевич доложил Полыхаеву о приезде иностранного специалиста, начальник ГЕРКУЛЕС’а заметался под своими пальмами.
– Он нам нужен до зарезу! Вы куда его девали?
– Пока в гостиницу. Пусть отдохнет с дороги.
– Какой там может быть отдых! – вскричал Полыхаев. – Столько денег за него плачено, валюты. Завтра же, ровно в десять, он должен быть здесь.
Без пяти минут десять Генрих-Мария Заузе, сверкая кофейными брюками и улыбаясь при мысли о широком поле деятельности, вошел в полыхаевский кабинет. Начальника еще не было. Не было его также через час и через два. Генрих начал томиться. Развлекал его только Скумбриевич, который время от времени появлялся и с невинной улыбкой спрашивал:
– Что, разве геноссе Полыхаев еще не приходил? Странно.
Еще через два часа Скумбриевич остановил в коридоре завтракавшего Бомзе и начал с ним шептаться.
– Прямо не знаю, что делать. Полыхаев назначил немцу на десять часов утра, а сам уехал в Москву хлопотать насчет помещения. Раньше недели не вернется. Выручите, Адольф Николаевич. У меня общественная нагрузка, профучебу вот никак перестроить не можем. Посидите с немцем, займите его как-нибудь. Ведь за него деньги плачены, валюта.
Бомзе в последний раз понюхал свою ежедневную котлетку, проглотил ее и, отряхнув крошки, пошел знакомиться с гостем.
В течение недели инженер Заузе, руководимый любезным Адольфом Николаевичем, успел осмотреть три музея, побывать на балете «Спящая красавица» и просидеть часов десять на торжественном заседании, устроенном в его честь. После заседания состоялась неофициальная часть, во время которой избранные геркулесовцы очень веселились, потрясали лафитничками, севастопольскими стопками и, обращаясь к Заузу, кричали «пейдодна».
«Дорогая Тили! – писал инженер своей невесте в Аахен, – вот уже десять дней я живу в Черноморске, но к работе в концерне ГЕРКУЛЕС еще не приступил. Боюсь, что эти дни у меня вычтут из договорных сумм».
Однако пятнадцатого числа артельщик-плательщик вручил Заузе полумесячное жалование.
– Не кажется ли вам, – сказал Генрих своему новому другу Бомзе, – что мне заплатили деньги зря? Ведь я не выполняю никакой работы!
– Оставьте, коллега, эти мрачные мысли! – вскричал Адольф Николаевич. – Впрочем, если хотите, можно поставить вам специальный стол в моем кабинете.
После этого Заузе писал письма своей невесте, сидя за специальным собственным столом.
«Милая крошка! Я живу странной и необыкновенной жизнью. Я ровно ничего не делаю, но получаю деньги пунктуально, в договорные сроки. Все это меня удивляет. Расскажи об этом нашему другу, доктору Бернгарду Гернгроссу. Это покажется ему интересным».
Приехавший из Москвы Полыхаев, узнав, что у Заузе уже есть стол, обрадовался.
– Ну, вот и прекрасно, – сказал он, – пусть Скумбриевич введет немца в курс дела.
Но Скумбриевич, со всем своим пылом отдавшийся организации мощного кружка гармонистов-баянистов, сбросил немца Адольфу Николаевичу. Бомзе это не понравилось. Немец мешал ему закусывать и вообще лез не в свои дела, и Бомзе сдал его в эксплуатационный отдел. Но так как этот отдел в то время перестраивал свою работу, что заключалось в бесконечном перетаскивании столов с места на место, то Генриха-Марию сплавили в финсчетный зал. Здесь Арников, Дрейфус, Сахарков, Корейко и Тезоименицкий, не владевшие немецким языком, решили, что Заузе иностранный турист из Аргентины, и по целым дням объясняли ему геркулесовскую систему бухгалтерии. При этом они употребляли азбуку для глухонемых.
Через месяц очень взволнованный Заузе поймал Скумбриевича в буфете и принялся кричать:
– Я не желаю получать деньги даром! Дайте мне работу! Если так будет продолжаться, я буду жаловаться вашему патрону!
Конец речи иностранного специалиста не понравился Скумбриевичу. Он вызвал к себе Бомзе.
– Что с немцем? – спросил он. – Чего он бесится?
– Знаете что, – сказал Бомзе, – по-моему, он просто склочник. Ей-богу! Сидит человек за столом, ни черта не делает, получает тьму денег и еще жалуется.
– Нет, действительно склочная натура, – заметил Скумбриевич, – даром что немец. К нему надо применить репрессии. Я как-нибудь скажу Полыхаеву. Тот его живо в бутылку загонит!
Однако Генрих-Мария решил сам пробиться к Полыхаеву. Но, ввиду того что начальник ГЕРКУЛЕС’а был видным представителем работников, которые «минуту тому назад вышли» или «только что здесь были», попытка эта привела только к сидению на деревянном диване и взрыву, жертвами которого стали невинные дети лейтенанта Шмидта.
– Бюрократизмус! – кричал немец, в ажитации переходя на трудный русский язык.
Зиновьев, захватив горстью бороду, проговорил:
— Наложить бы еще какую подать на посады и слободы… Ну, хошь бы на соль…
Князь Волконский, острый умом старец, ответствовал:
— На лапти еще налогу нет…
— Истинно, истинно, — зашумели бояре, — мужики по двенадцати пар лаптей в год изнашивают, наложить по две деньги дани на пару лаптей, — вот и побьем хана…
Легко стало боярам. Решили дело. Иные вытирали пот, иные вертели пальцами, отдувались. Иные от облегчения пускали злого духа в шубу.
Пётр Первый. А. Н. Толстой.
> Почитайте про комплект увольнения. Уходя, умный человек уносит с собой намного больше, чем строчку в резюме. А вы… вы вынесли лишь детские обиды.
Спасибо за совет, но к этому я давно уже дошел своим умом. И нет, никаких обид. Просто вывод. Да, был дураком. Да, с тех пор сильно поумнел. Именно потому и пишу, что поумнел.
Сравнивать же уровни доходов не имею ни малейшего желания. Возможно, мой выше вашего. Возможно, наоборот. В любом случае, мне это не интересно. Мне вообще неинтересен ваш уровень дохода (как личный, так и конторы вашей), и потому не вижу ни единой причины, по которой вам должен быть интересен мой. Вы пишете о детских обидах (коих нет) и тут же предлагаете заняться детсадовской возней – измерением писек. Увольте.
Возражаю же я на одно ваше утверждение. Процитирую его целиком, чтобы не терять нить:
> А нам не нужны те, кто ищет работу повыгодней. Упаси нас бог от таких. Да, есть люди, для которых работа — это прежде всего источник денег для семьи. А есть другие люди, которые работают, потому что им интересно. А есть третьи — которые на работе мучаются ради денег, а дома бесплатно делают разные железки на ардуино и расбери, потому что им интересно.
>
> Вторые и третьи нам нужны. Первые — нет. Поэтому первые и идут себе лесом — сайтики делать.
Вы упустили четвертую категорию – люди, что работают, потому что им интересно, но при этом не за гроши. В современном мире такая возможность есть (правда, в основном не в России, а чуток позападнее). И на мой взгляд только такой вид деятельности и имеет право на существование. Остальные три ущербны в той или иной мере. Вы же противопоставляете одно убожество другому, по какой-то причине считая при этом второе убожество эталоном. Вот именно это мне и непонятно: «Зачем делать крутые вещи за мелкий прайс, если можно творить великое, имея соответствующий собственной крутости уровень жизни?»
Отвечать не надо. Вопрос риторический.
Мне всегда были отвратительны сентенции вида «мне много не надо». Потому что мне (и любому уважающему себя человеку) надо много. Очень много. В том числе материального. Иначе нет возможности полноценной разносторонней жизни – т.е. такой, в которой есть место и семье, и профессиональным достижениям, и отдыху, и много чему еще. И все это без унизительных нищенских раздумий о куске хлеба.
> Прожиточный минимум в США — 15 тысяч долларов год.
Вы какие-то совсем грустные цифры называете. Не представляю, как на это можно прожить.
> Ну хоть 10 прожиточных минимумов вы зарабатываете?
Мне мой проект принес значительно больше, и принесет еще. Но это, в целом, не имеет значения в контексте поднятого вопроса. Вы пытаетесь свернуть на путь обсуждения личности вместо обсуждения вопроса. Я же хочу сказать, что ваша позиция насчет отношения к работе и деньгам ущербна, хоть вы этого и не хотите понимать.
Просто для того, чтобы заниматься любимым делом и зарабатывать этим на кусок хлеба с маслицем и икоркой, одного трудолюбия мало. Надо еще и мозгами поворочать хорошенько, чтобы выстроить рабочую коммерческую схему. Гораздо проще, конечно, пилить вундервафлю за гроши и объяснять всем встречным, что, мол, «деньги не самое важное», «есть и другие ценности в жизни» и лепить прочие гнилые отмазки, лишь бы не видеть реальность во всей ее простоте и, одновременно, сложности. Эта позиция, поверьте, ничем не отличается от столь презираемой вами «работы без души за деньги». Просто другой конец спектра, но при этом столь же ущербный.
Мне импонирует ваше отношение к работе, но у вас серьезно сбит фокус. Когда-то я и сам горел на работе, не придавая большое значение деньгам. Закончилось это ожидаемо – владельцы бизнеса заработали на этом хорошие деньги, а я просто потерял годы жизни (самый ценный, невосполнимый ресурс!) в обмен на финансовую компенсацию среднего размера. Одним словом, если честно самому себе признаться, я повел себя как лох.
Как известно, опыт – это то, что мы получаем, когда не получаем того, что ожидаем. Поэтому главный вывод, сделанный мною на эту тему: «Вкладывать душу в проект можно только лишь если этот проект – твой собственный». Во всех остальных случаях работа должна быть за деньги (существенные!), вне зависимости от того, насколько интересен проект, насколько хороший коллектив собрался, насколько владелец проекта технарь-единомышленник, и т.д. Я с радостью с вами поработаю и принесу вам большую пользу, но и вы, уж будьте добры, принесите пользу мне – компенсируйте потраченную жизнь (деньгами, акциями, опционом, whatever else). Примерно так. Это – основа. Без этого дальнейший разговор невозможен, будь ты хоть трижды свой в доску парень с охрененно крутым проектом и томиком Жюль Верна за пазухой.
Не хочу вас обижать, но картина складывается прямо какая-то совсем знакомая. Про таких людей даже поговорка есть: "Умная голова дураку досталась". Ваша святая наивность в вопросах допуска, продемонстрированная ниже, а также уверенность, что по-настоящему интересное дело можно делать только за небольшие деньги – о, сколько раз я видел такое! Никак только не могу получить ответ на вопрос "А зачем делать крутые вещи за мелкий прайс, если можно творить великое, имея соответствующий собственной крутости уровень жизни?" Современный мир это позволяет. Чай не 18-ый век на дворе. Откуда это пораженчество?
Ну а python3 из CrystaX NDK работает на Android отлично а) благодаря хорошей поддержке POSIX, благодаря которой python3 собирается из upstream исходников без изменений и б) достаточно большой тестовой базе, на которой постоянно проводится регрессионное тестирование. Причем тестирование произодится не только под Android, но и под GNU/Linux и Mac OS X, что позволяет получить эталонное поведение нижнеуровневых библиотек на Android.
У остальных же компонентов — свои лицензии. В связи с тем, что компонентов много, просто невозможно свести их всех под одной лицензией. Так, gcc — это GPL, LLVM/clang — это LLVM-BSD, Boost — тоже своя лицензия. Тем не менее, мы очень внимательно следим за этими вопросами и, несмотря на разноообразие используемых лицензий, общий принцип сохраняется тем же — CrystaX NDK без опасений можно использовать как в открытых, так и в полностью закрытых (коммерческих) проектах.
Здесь это описано довольно подробно.
Насчет libcrystax.so — да, копия идет в каждое приложение. Это, конечно, некоторое неудобство, но его сложно избежать — ведь libcrystax.so нет на целевом устройстве.
Но на самом деле это не так уж страшно — пострипанная libcrystax.so весит всего 600 kB, а будучи запакована в APK, увеличивает его размер не более, чем на 400 kB. Для современных устройств (и даже для устройств трехлетней давности) это совсем не много.
Кроме того, можно линковаться статически с libcrystax.a — в этом случае линкер выбросит все, реально не используемое в вашем приложении (например, wide characters), и вклад libcrystax в общий размер будет еще меньше.
Мы же предоставляем возможность для нативной разработки под тот Android, который есть. Не меняя системы, просто делаем поведение нижнеуровневых библиотек более соответствующим стандарту. Это позволяет разрабатывать под Android и распространять приложения, которые будут работать на всех устройствах с Android, а не только на несуществующих «идеальных». При этом не добавляются требования типа «телефон должен быть рутованным» — т.е. с точки зрения системы это обычные приложения, такие же как и другие. С точки зрения же разработчика — все сильно более стандартное и, следовательно, проще в разработке.
Ну и чтобы подтвердить, что это действительно баг — ссылка.
Проблем в Андроиде много, и неполная поддержка C++ — это только малая часть. Главная проблема — это то, что Android абсолютно полностью нестандартен на нативном уровне. Иными словами, удобно под него разрабатывать только на Java. Нативная разработка — в разы сложнее, а многие вещи — вплоть до того, что «проще забить», чем пытаться что-то с этим сделать. Вот это мы и пытаемся изменить. Мы хотим сделать так, чтоб все текущее разнообразие языков/фреймворков/библиотек, доступных на других POSIX платформах, стало доступно и для разработки под Android.
Я описал все это здесь — почитайте, там довольно подробно описано что это и зачем. Дублировать в комментарии мало смысла.
Я обычно не комментирую и не вступаю в дискуссии (предпочитаю делом заниматься, а не зря языком болтать), но в этом случае решил написать — просто чтобы показать, что расстраиваться не стоит и на реплики из зала реагировать стоит сообразно их значимости. Горячо поддерживаю вас (по причинам, которые довольно полно изложены в статье), хоть мне самому ReactOS и не нужна вовсе в силу ухода с Windows платформы. С моей точки зрения, активный участник какого-либо open-source проекта, как правило, на голову выше унылых корпоративных рутинщиков.
Теперь немного критики. Вы очень верно провели параллель с деревенскими дураками — вот и реагируйте на них соответственно. Но при этом не теряйте чувство реальности. Иными словами, не спешите записывать всех скептиков в деревенских недоумков, хоть это и соблазнительно. Ваш проект действительно вызывает некоторое чувство недоумения при начальном знакомстве — зачем это нужно? — а следовательно, вы должны объяснить, зачем. Это нормально и ничего страшного в спокойных разъяснениях сути проекта нет. Ну а если разъяснить не удается — быть может, это признак того, что он действительно большинству не нужен? И не из-за качества проекта, а по другим, не техническим причинам? Я понимаю, что принять такое бывает очень тяжело, но на этом пути чем раньше остановишься, тем меньше вреда себе причинишь. В современном мире очень много недоделанного и часто просто ущербного софта, и всегда есть чем заняться — возможно, с большей практической пользой.
Подводя итог — не унывайте и продолжайте работать (но будьте реалистами)!
Теперь в OS X можно просто набрать «brew install crystax-ndk» и все установится автоматически.