Питер Хинченс: Исходный код психопата. Глава 1. «Хищник»

«Цель этой книги — разобраться в разуме психопата и написать руководство для всех людей.»

(Прим. пер: программист и ИТ-активист, Питер Хинченс, когда узнал, что скоро умрет, написал три книги «про самое важное»: про сообщества(рус), про государство (англ) и про «психопатов» (англ). Предлагаю вам перевод книги, основанной на наблюдениях и выводах человека с программистским мышлением об очень странных и опасных людях)

Введение
Глава 1: Хищник
Глава 2: Охота

«Люди-хищники населяют наше общество»,
— Стефан Ферстаппен.

Пилот, которого ограбили

Кит беседует с человеком в углу комнаты. Я знаю Кита целую вечность, поэтому я хочу поздороваться. Он взволнован, нервный. Это не похоже на него. Он всегда был спокойным, уверенным в себе человеком, довольно тихим. У него есть самолет, маленькая Cessna. Он устраивает небольшие коммерческие туры, летает с туристами над Гранд-Каньоном. Когда он получает чаевые, он их откладывает. «Однажды я собираюсь купить себе ранчо», — говорит он мне. Кит, Алексис и их мечты о пенсии.

Я спрашиваю:«Эй, Кит, как дела?» Рядом с ним мужчина, он ничего не говорит. Темные кудри, затемненные очки. Хороший костюм, тяжелые золотые часы. Кит качает головой в гневе. «Хорошо! Все хорошо!» говорит он мне. «Теперь ты можешь оставить нас в покое? Пожалуйста?»

Я в шоке. Я никогда не видел его таким. «Конечно, подскочу к тебе позже», — говорю я ему и возвращаюсь к себе в бар. Я смотрю на них. Они спорят о чем-то. Мужчина пожимает плечами, ведет беседу. Он тихий и напряженный. Кит успокаивается, перестает качать головой. Сейчас он кивает. Маленькая драма заканчивается рукопожатием. Кит подписывает лист бумаги. Человек складывает его, кладет в карман пиджака, встает и уходит. Я жду в течение минуты, потом выпиваю и сажусь напротив Кита.

«Не против, если я присяду?» спрашиваю я его, уже сидя. Это наша с ним шутка. Он смотрит на меня без тени улыбки на лице и вздыхает. «Что это было?» спрашиваю я, все еще немного недовольный тем, что он послал меня раннее. «Ничего, — говорит он, — бизнес». Он меняет тему, спрашивает о моих детях. Мы немного общаемся. Он весь в себе, худой, небритый. Я хочу расспросить его о парне в костюме. Но я не спрашиваю. Нет нужды подливать масла в огонь, верно?

Это был последний раз, когда я видел Кита. Через две недели я получаю приглашение на похороны от Алексис. Его вдовы. Я звоню ей в ту же минуту. Кит мертв. Он разбился на самолете. Пассажиров не было, только он. Я не нахожу слов. «Так жаль.» Это все, что я могу сказать. Кит?

Следователь обнаружил, что с самолетом не было никаких технических проблем. Столкновения не произошло. На небе не было ни облачка. Поэтому он считает, что это было самоубийство. Кит разбился нарочно. Алексис лишается страховки. Хуже всего то, что Кит вычистил их совместный сберегательный счет. Всего за несколько дней до нашей с ним встречи. Более 180 000 долларов пропало без какого-либо разумного объяснения.

Психопатия как адаптация

Некоторые исследователи полагают, что психопатия это адаптация, а не расстройство. Я был склонен считать также много лет назад, когда был в отношениях с трудной молодой женщиной. Она лечилась от пограничного расстройства личности. Она переходила с работы на работу, всегда обвиняя в этом других. Ее жизнь была длинной историей, состоящей из жестоких родителей, бывших партнеров и друзей.

Она жила в облаке хаоса и эмоциональной боли. Однако страдали всегда другие. В независимости от того, насколько все было плохо, она всегда могла найти выход и привлечь новых друзей. За собой она оставляла след повреждений и травм. Ей выписали лекарства, которые она редко принимала. У нее был терапевт, которого она позже соблазнила. «Страдалец» всегда получал то, что хотел.

Помимо всего прочего она была хищницей в очень уверенной и невинной манере. Мне потребовалось много времени, чтобы понять, что я сплю с психопаткой. Она носила маску «пограничного расстройства личности», чтобы стать более успешной жертвой. В то время я делал заметки. Они задокументировали мое погружение в альтернативную вселенную. В отношениях с психопатом основные законы социального поведения исчезают. На их месте появляется что-то инородное и “голодное”.

Уже существует огромное количество людей, изучающих психопатию как расстройство. Я хотел изучить психопатию как адаптацию, потому что она лучше соответствует моим данным. Кроме того, это, казалось, привело к более позитивным и полезным выводам.

Моделирование психопатии как адаптации, а не расстройства, открывает дверь в новый мир. Наши вопросы меняются. Мы задаемся вопросом о том какая борьба стала причиной этой эволюции. Мы спрашиваем о том, какими специфическими адаптациями они на самом деле обладают. У психопатов более длинные зубы? Острые когти? Или их таланты более абстрактны?

Мы также задаемся вопросом о том, какие контрадаптации могут существовать у социальных людей (не являющихся психопатами, подавляющего большинства). Мы спрашиваем себя: «Могут ли отношения между психопатом и нормальным, социальным человеком на самом деле быть историей хищника и жертвы?» И ответ оказывается однозначным: «Да, конечно!» Мы спрашиваем себя: «Сколько лет этой истории?». Ответ: «Миллионы лет».

Модель хищника

Автор «Дракулы», Брэм Стокер, назвал психопата хищником. Возможно, у него был личный опыт. История само собой не претендует на реальность. Но метафора хорошая. Дракула приходит ночью, готовый убивать. Он высасывает жизненные силы из вас, даже когда соблазняет вас своим очарованием и сексуальностью.

Дракула не убивает сразу. Скорее он превращает вас в слабую копию самого себя. Он сильный и анималистичный. Он может читать ваши мысли, даже когда вы пытаетесь сбежать. И главная сюжетная линия это противостояние человека и вампира, приправленное конфликтом двух вампиров, своеобразная вишенка на торте.

Доктор Роберт Хэйр начал описывать психопатов как социальных хищников в своей знаменитой статье 1994 года в журнале «Психология сегодня». Подзаголовок: «Этот очаровательный психопат — как обнаружить социальных хищников, прежде чем они нападут». В этой статье и в своей работе он фокусируется на выявлении психопатов. Многие из нас знакомы с его «Контрольным списком психопатов».

Основная стратегия хищников сбить с толку свою добычу. Основная стратегия людей-хищников обмануть своих жертв. Это то же самое. Животные модели необходимы для понимания и прогнозирования поведения человека. Нам трудно воспринимать самих себя, не занимаясь самообманом. Наш самоанализ разбивается на понятия «свободная воля» и «сознание». Мы не можем ни улучшить, ни отбросить эти понятия, поэтому мы становимся ими одержимы. Тем не менее, мы спокойно можем анализировать поведение животных без отвлекающих факторов подобного рода.

В этой книге я использовал модель хищника в качестве основы, на которую могу повесить все остальное. Мы начинаем с хищников, которые проделали свой путь в человеческую социальную вселенную за счет обмана. Все остальное вытекает из этого и имеет смысл в этом контексте.

Мое первое знакомство с моделью хищников произошло, когда я прочел прекрасную работу Стефана Ферстаппена «Защита от психопата». Это был первый текст, из тех, что я прочитал, в котором предлагались стратегии противостояния психопату и победы над ним, и именно этот путь я выбрал в этой книге.

Не те муравьи, которых вы ищете

«В Австралии есть пауки, которые пахнут и ведут себя как муравьи: некоторые настолько убедительны, что муравьи позволяют пауку жить вечно среди них, приняв за своего. Этот паук будет питаться своими новыми друзьями, но он не съест всех муравьев или даже их значительное число; вместо этого он извлекает ресурсы медленно, постепенно, с течением временем ».
— Дэниел Н. Джонс,«Змея в траве»

Речь идет не о паре пауков. Тысячи разных насекомых так или иначе прорываются в колонию муравьев. Одна гусеница подражает голосу королевы муравьев, чтобы обмануть обычных муравьев. Жук-пауссус рождается, живет и умирает в колонии муравьев. Мало того, что он пахнет правильно (муравьи используют запахи, чтобы отличить друзей от врагов), он также подражает звукам, которые издают муравьи. Если говорить точнее, он подражает королеве муравьев, говорит муравьям и личинкам, что «все в порядке», даже в тот момент, когда он их поедает.

Муравьи эволюционировали, чтобы работать вместе, чтобы собирать еду и защищать ее от воров. Они делят работу, заботятся о своих детях вместе и живут в больших колониях. Они общаются и думают коллективно. Муравьиная колония демонстрирует разумное поведение.

Муравьи преуспевают в добыче пищи и обеспечении защиты, несмотря на паразитов и хищников среди них. Действительно, муравьи — один из самых успешных видов. У муравьев есть языки, племенная идентичность, социальная организация, способность работать вместе. Это их адаптация. Возможно вы спросите, для решения каких проблем? Ответ вроде бы прост: для того, чтобы защитить себя от орды таких вот обманщиков…

Муравьи начали с уменьшения риска исчезновения их вида из-за сезонного питания. Большее количество муравьев может охватить более широкую область, нежели один муравей. Счастливый муравей может поделиться едой с теми кому повезло меньше. Невезучий муравей переживет плохой период. Таким образом, муравьи развили альтруизм, который является хорошим решением данной проблемы. Другими решениями являются миграция, спячка и синхронизированные циклы размножения.

Тем не менее, у альтруизма есть один большой недостаток — он провоцирует нечестное поведение. Пища муравьев открыта для всех, кто в ней нуждается. Если вы попадете в колонию, вы можете есть муравьев, личинок и любую еду, не напрягаясь. Таким образом, у альтруистов был выбор: развивать защиту от обманщиков или вымирать. Для колонии муравьев это означает обнаруживать злоумышленников и затем убивать их. Гены альтруизма могут сохраниться только в случае, если они также обеспечивают взаимный обмен.

Как пишет Дэниел Джонс:

Некоторые хищники бывают быстрыми и мобильными, и при этом они широко распространены. Обманывая как можно большее количество других особей они напоминают психопатов в мире людей. Другие хищники медлительны, они преследуют свою добычу особым, стратегическим (почти макиавеллиевским) образом… Между обманщиком и обманутым существует бесконечное противостояние, которое мы можем наблюдать среди большинства живых существ.

Таким образом, муравьи развивали свои языки (обоняние, осязание и восприятие звука), чтобы идентифицировать друг друга. Обманщики развивались, чтобы подражать языкам муравьев. Языки муравьев стали более изощренными. Обманщики стали еще лучше. И так на протяжении сотен миллионов лет, в результате чего мы получили современного муравья. Одна семья муравьев из Аргентины в настоящее время охватывает большую часть мира в «межконтинентальной супер колонии». Эта супер колония является агрессивной и доминирующей, она изгоняет муравьев местных видов. В то время как муравей из Португалии может войти в гнездо в Новой Зеландии и быть принятым.

Это должно быть вам знакомо. Кооперативный альтруизм появляется и у других видов. Термиты, пчелы и разные виды ос развивались аналогичным образом. Так же есть летучие мыши-вампиры, косатки и люди. Мы с вами тоже формируем межконтинентальную суперколонию, которая является агрессивной, доминантной и часто действует как одна семья.

В своей книге 2012 года «Социальное завоевание Земли» Эдвард Уилсон описал людей как человекообразных обезьян. Наше разделение труда, пересекающиеся поколения и совместная забота о молодежи дают нам «сверхдержаву», которую могут достичь лишь немногие другие виды.

Человечество развивалось не в райском саду. Серьезные климатические изменения ударяли по нам снова и снова. Мы пережили множество препятствий, были почти стерты с лица Земли, оставалось лишь нескольких тысяч человек и это повторялось из раза в раз. Эти события не убили нас. Подобно аргентинским муравьям, мы произошли от одной небольшой популяции генетически похожих людей. Это позволяет нам узнавать друг друга как членов одного племени.

Мы пережили катастрофу за катастрофой, работая вместе. Мы развили способность передавать знания из поколения в поколение. Мы развили альтруизм, сокращение риска исчезновения нашего вида и передавали их через племена и поколения.

Среди ранних альтруистических людей было много обманщиков: падальщики, паразиты и, прежде всего, другие люди. Помимо каждого социального инстинкта, который мы развили, мы также развили способность обманывать других. И поскольку обманщики стали умнее, социальные люди стали лучше выявлять и наказывать их.

Люди образуют сети отношений. Иногда эти отношения иерархические. Чаще всего мы формируем связи с другими людьми и группами. Эти отношения не являются произвольными. Они основаны на тщательном расчете. Мы рассчитываем торговлю генами, едой, кровом, полом, привязанностью, информацией, временем. В основном этот процесс происходит на подсознательном уровне, но он происходит постоянно и он над нами доминирует.

У нас в голове существуют сложные инструменты для отслеживания этих отношений. Мы можем запомнить лица на всю жизнь. Мы помним хорошее и плохое, в деталях. Мы можем угадать относительную ценность любой услуги или предмета в данном месте или времени. Тот жареный цыпленок, которым ты поделился со мной на обед, стоит трех бутылок пива завтра, или одной бутылки раз в две недели. Мы запоминаем обманщиков навсегда и не прощаем их.

У нас есть воображение, поэтому мы можем планировать, как мы будем работать вместе. У нас есть язык, для обмена знаниями. Мы выражаем наши эмоции с помощью лиц, голоса, языка тела и румянца на нашем лице, покраснений ушей и тела.

Все это приспособления для защиты от обманщиков. Муравьиная колония является продуктом противостояния, также как и человеческое общество. То, кем мы являемся, формируется из-за этой бесконечной войны на стыке совместной работы и обещания: «деньги в конверте!»

Вечная война

Ты и я, мы воевали с тех пор, когда ни один из нас даже не существовал. — Джон Коннер в фильме “Терминатор. Да придет спаситель”

Поскольку мы говорим об эволюции и долгом противостоянии, возникает один вопрос. Когда человеческая психопатия начала развиваться? Какой период времени мы рассматриваем? Это вопрос, который еще никто и никогда не задавал, согласно Google. Я собираюсь попытаться ответить на этот вопрос.

Во-первых, мы можем исключить недавнее происхождение. Психопатия является неотъемлемой чертой человечества во всем мире. Она универсальна. Таким образом, это предшествует нашей экспансии из Африки, произошедшей около 150 000 лет назад.

Истоки человечества заставляют нас продолжать отматывать время. Ритуальная погребальная пещера Homo Naledi в Южной Африке появилась около 3 миллионов лет назад. Древнейшие каменные орудия насчитывают 3,3 миллиона лет.

Ритуальные погребения говорят о сочувствии к умершим и о социальных эмоциях, которые выходят за пределы племени и семьи. Каменные орудия указывают на структурированное общество, разделение труда, некоторый уровень торговли и перспективное планирование.

Позвольте мне объяснить. Чтобы превратить камень в полезные инструменты, требуются дополнительные навыки и знания. Нужно адаптироваться к методам, которые возникают в ходе медленной эволюции. Это означает, что знания передаются из поколения в поколение, что означает, что была определенная категория людей, занимающаяся изготовлением инструментов.

Как пишет Scientific American:

Дробильщики камня из Ломкви были способны создавать достаточную преднамеренную силу для многократного отсоединения ряда смежных и наложенных друг на друга слоев, а затем применяли ту же силу, продолжая долбить камень путем вращения стержня. [Они] преднамеренно отбирали большие, тяжелые блоки очень твердого сырья из близлежащих источников, хотя были доступны и меньшие блоки. Они использовали различные методы ударов, чтобы удалить слои с острыми краями из сердцевины.

Сырье не широко распространено. Изготовители инструментов должны были путешествовать в места с правильными камнями. Они должны были сделать свои инструменты. Они должны были нести эти инструменты людям, которые в них нуждались. Это значит, что им нужно было брать еду и воду, мешки или веревки и так далее.

Это также означает способность планировать заранее и организовывать совместную деятельность с другими людьми. Это означает язык, достаточно богатый, чтобы говорить о будущем и о разных возможностях. Это звучит здорово, учитывая то, что мы ведем речь о гоминидах с маленьким мозгом, до тех пор пока вы не поймете, что муравьи делают то же самое. Такое поведение не должно быть сознательным. Оно может быть инстинктивным.

Цепочка производства каменного инструмента включает в себя стержни, сколы и наконечники. Это выходит далеко за рамки умственных способностей одного человека. Это говорит нам о существовании социальной структуры. Некоторые специализируются на изготовлении инструментов. Другие используют инструменты для охоты, чистки мяса, разрушения костей, резки дерева. Такая социальная структура означает альтруизм, то есть способность делиться с другими. И всякий раз, когда есть альтруизм, есть обманщики.

Первые люди были универсалами. Они создавали свои собственные инструменты так, как они были им нужны. С этой точки зрения специализация и торговля наступают гораздо позже. Тем не менее, это очень простая модель для дискредитации. Охота требует собственных наборов специализированных навыков. У мужчин будет сильная конкуренция за то, чтобы стать лучшим охотником или лучшим производителем инструментов. Женщинам нужны инструменты так же, как и мужчинам, но вряд ли они будут их изготавливать. Два специалиста, умеющие торговать, всегда могут работать лучше, чем два универсала. Таким образом, универсальная модель не может пережить ни половой отбор, ни экономику, ни разделение труда между мужчинами и женщинами.

Поэтому я думаю, что человеческая психопатия начала развиваться по крайней мере 3 миллиона лет назад.

Загадка большого мозга

Самая главная отличительная черта человека это большой мозг. Согласно записям примерно два миллиона лет назад он стал становиться все больше и больше. Что спровоцировало это увеличение? Оказывается, другие люди. Как говорит Дэвид Гири:

В образце черепов древних людей наблюдались очень небольшие изменения в размере мозга, все изменилось, когда мы достигли определенного размера популяции. После того, как была достигнута определенная плотность населения, размер мозга очень быстро увеличился.

Почему большее количество людей означает больший мозг? Гири утверждает, что все дело в «социальной конкуренции», большее количество людей соревнуются в добыче одного и того же продовольствия. Самые умные побеждают, рожают детей, передают им свои гены и в результате ген маленького, тупого мозга вымирает.

Тем не менее, снабжение продовольствием людей не является статическим ресурсом. Скорее, это прямой результат человеческой деятельности. Большее количество людей означает большее количество еды, а не меньшее. Рыбы не выстраиваются на мелководье, ожидая, пока кто-нибудь их поймает. Олени не приходят стаями по двенадцать особей. Еда сопротивляется. Добыча еды это сложная головоломка, решаемая с помощью технологий, обмена знаниями, альтруизма и торговли. Наша социальная модель становится более, а не менее эффективной с большим количеством людей. Итак, чем больше людей, тем больше еды.

Это перестает быть правдой только тогда, когда мы достигаем пределов нашей окружающей среды. То есть во время демографического спада, а не роста. Только в катастрофических ситуациях люди соревнуются за еду.

Мы могли бы также задаться вопросом, почему еда должна достаться умным? У других животных такого не происходит. Большой мозг дорогой и опасный, и для матери, и для ее ребенка. Почему бы не развить более крупные зубы или более сильные мышцы или более длинные ноги? Кажется, нелепо утверждать, что интеллект это ключ к получению большего количества еды, без дальнейших объяснений.

Мы можем заставить модель Гири работать, если заменим «социальную конкуренцию» на «противостояние между альтруистами и обманщиками». Когда население состоит из небольших изолированных семей, обман это плохая стратегия. Его легко обнаружить, а обманщиков легко наказать. Хищникам нужна определенная плотность населения. Они должны быть в состоянии двигаться дальше после того как ресурсы закончатся на определенной территории.

Таким образом, экономические стимулы для обмана увеличились по мере роста населения древних людей. В определенный момент противостояние стало нешуточным. Люди, действовавшие сообща, развили социальные эмоции, чтобы обнаружить и наказать обманщиков. Обманщики развили манипуляцию и эмоциональную мимику, чтобы взламывать язык эмоций. Социальные эмоции становились все более сложными, поскольку мимикрия обмана стала лучше. По мере того, как у кооперативных людей развивались лучшие социальные воспоминания, обманщики становились лучшими лжецами.

И так далее и тому подобное. Наш мозг полон психопатических талантов и детекторов психопатов. Дело не в том, что у более умных людей было больше детей. Жесткое противостояние не оставило людям выбора. Либо мы превосходные альтруисты, либо мы превосходные обманщики. И то, и другое требует у мозга много сил: чем больше, тем лучше. Безопасной золотой середины не существует.

Кто-то украл мою лампу. Я в восторге! Я без света.

Позвольте мне исследовать некоторые из этих детекторов психопатов. Одним из них является наше чувство юмора. Юмор это нечто универсальное, то, что есть у всех людей и то, что мы можем наблюдать у детей с малых лет. Младенцы хихикают от радости, когда играют с родителями. Мы инстинктивно доверяем людям, которые могут заставить нас смеяться. Мы не доверяем тем, кому не нравятся наши шутки или тем кому, кажется, не хватает чувства юмора.

Мы больше используем юмор в стрессовых ситуациях. Мы ценим оригинальный юмор и вознаграждаем за «манеру рассказа» больше, чем за саму шутку. В наших фильмах ужасов монстры смеются исключительно жутким способом, который пугает маленьких детей. У монстров нет чувства юмора.

Шутка это конструкция, история с определенной и последовательной формой. Каждая шутка, даже игра слов, зависит от тайны. Мы не рассказываем тайну. Это все равно что «объяснять шутку». Скорее, мы рассказываем анекдот, а затем ждем, пока другой человек «поймет». Когда они это делают, они смеются, и мы смеемся, и событие завершено. Или, в зависимости от шутки, мы можем ожидать стон неодобрения.

Недостаточно просто смеяться. Обе стороны должны смеяться в нужный момент, не слишком рано и не слишком поздно. Смех должен длиться достаточно долго. Он не должен быть слишком громким и не должен быть слишком мягким. Хорошая шутка радует и человека, который ее рассказал, и слушателя. Неудачная шутка беспокоит и раздражает нас. Юмор сильно связан с нашими эмоциями.

Юмор это очень тонкое понятие. Юмор не рандомен и не происходит случайно. Благодаря юмору мы развили детектор эмпатии. Шутка это карта с двумя сторонами. Мы показываем одну сторону, а другую скрываем. Если у слушателя есть эмпатия по отношению к персонажу в истории, он видит скрытую сторону. Это вызывает реакцию смеха. Если у слушателя эмпатии нет, он сбит с толку.

Психопат не может смеяться «правильно». Он либо вообще не смеется, либо смеется слишком много или слишком долго. Мы более осторожны с людьми, которые слишком много смеются, чем с теми, кто вообще не смеется. Мы задумываемся о том, что этот человек что-то скрывает.

Как это заставляет вас себя чувствовать?

Другой талант, присущий только человеку, это искусство. Почему наши предки любили рисовать на скалах и стенах пещер? Традиционные объяснения состоят в том, что они делали искусство ради искусства, от скуки, в то время как были под кайфом или выполняли часть охотничьих обрядов.

Тем не менее, как и Венера из слоновой кости, созданная 40 000 лет назад, искусство служит единственной цели — вызывать эмоции у зрителя. Талант к созданию чего-либо настолько распространен, что мы можем видеть и слышать его на каждом углу и видеть как люди получают за него копейки. Тем не менее, мы уважаем этот талант, и, кажется, наш вид уважал его в течение длительного времени. Прежде всего, мы ожидаем, что искусство заставит нас что-то «почувствовать». И мы спрашиваем об этом других: «Что ты чувствуешь?» И мы сканируем их лица, когда они отвечают.

У психопатов есть много любопытных черт, о которых я расскажу в книге. Одной из них является их отсутствие интереса к творческим действиям. Они не рисуют, не лепят и не вырезают. Они фотографируют только себя и свое имущество. Они не готовят ради удовольствия, не придумывают рецепты и не пекут хлеб в качестве хобби. Они не создают музыку, хотя могут быть отличными исполнителями чужой работы.

Отсутствие творческого влечения это довольно любопытная вещь, когда вы впервые с ней сталкиваетесь. Она соответствует их полному отсутствию чувства юмора. Их хобби — путешествия, покупки, еда вне дома, знакомство с новыми людьми. Это потребление, а не создание.

Искусство это драгоценная вещь. Это универсальный человеческий язык. Как и в случае с комедией, мы вознаграждаем оригинальность больше, чем техническую составляющую. Как и в случае с комедией, мы получаем большее наслаждение от искусства, находясь в компании, нежели в одиночку. Как и в случае с комиками, мы хвалим и уважаем артистов, хотя талант не имеет никакой ценности для выживания. Наконец, мы оцениваем артистов по их послужному списку: одного успеха недостаточно. Один успех может быть поддельным, украденным или случайным. В то время как для ученых или спортсменов одна победа может длиться всю жизнь.

Я уверен, что творчество это еще один секретный язык эмпатии. Он спрашивает мир: «Друг или враг? Посмотри на это и скажи мне, что ты что-то чувствуешь!» и зритель отвечает верно или проваливает этот тест. Это как рассказывать шутки. Как и великая шутка, великая творческая работа должна излучать эмоции и вызывать эмоции. Должна быть рассказана только часть истории, которую сможет понять и оценить только социальный мозг

Маленький ребенок учится рисовать в школе и забирает свои работы для родителей. Эти подарки бесполезны в каком-либо конкретном смысле. Все же они важны и считаются особенными в тот определенный момент. Ребенок наблюдает за реакцией родителей. Когда они излучают радость, глядя на свои кривые и странно разукрашенные лица на рисунке, ребенок также чувствует радость. Они разделяют момент, подтверждая социальную человечность друг друга. Ребенок думает: «Видишь, мамочка, разве это не здорово!» Подтекст: «Видишь, мамочка, я нормальная. Пожалуйста, не отвергайте меня!

Мы создаем вещи для себя и других. Мы творим, чтобы другие люди что-то чувствовали. Обычно это счастье, хотя иногда это может быть потеря, грусть или другие эмоции. Творчество это сообщение об эмпатии. И мы оцениваем качество нашего искусства так же, как и свой юмор: мы оцениваем его оригинальность и, следовательно, его подлинность.

Вот почему подражательное искусство является «подделкой». Вот почему инженерия это не искусство, а фаст-фуд кажется нам «дешевкой». Вот почему мы не объясняем шутки, и вот почему художник не может объяснить «смысл» своей работы. Это тест, и если вы не знаете ответ, это уже само по себе важно. Вот почему куча кирпичей в галерее Тейт стоит миллион фунтов. Это шутка.

Выводы

Мы начали раскрывать тайну психопатов, рассматривая их как хищников, а не как сломленных людей. Модель хищника не просто объясняет психологию психопатов. Она также объясняет эволюцию человеческого разума, свершившуюся в результате древнего противостояния между обманщиками и альтруистами. За 3 миллиона лет альтруисты стали лучше работать вместе, а обманщики стали лучше их обманывать. В следующей главе я объясню, как охотятся психопаты.

Перевод: Диана Шеремьева

Продолжение следует...

(Кто хочет помочь с переводом — пишите в личку или на почту alexey.stacenko@gmail.com)

P.S.

Поделитесь в комментариях, что можно почитать/посмотреть на эту тему, чтобы глубже разобраться в вопросе и рассмотреть феномен с различных точек зрения.