Единичные случаи, очевидно, не проще, и ошибки и сбои серьезно рассматриваются в качестве гипотез. Но
<Цитата> С тех пор было зарегистрировано несколько таких сигналов, и теперь учёные убеждены, что их нельзя списать на помехи, сбои в работе оборудования или микроволновки, в которых персонал готовит еду. С очень большой долей вероятности сигналы исходят из глубокого космоса. <Конец цитаты>
P.S. ссылками делиться не могу, источник из предыдущего комментария lesswrong ru, статья "Бритва Оккама".
Вот отличное объяснение, почему даже сложнейшие физические явления вроде черных дыр и пульсаров намного проще, чем разумные существа, пытающиеся отправить нам сигнал:
Кажется, пришло время вспомнить принцип бритвы Оккама, точнее, следующую его формулировку: «следует считать верным самое простое объяснение, не противоречащее собранным данным». Но как оценить степень простоты? Роберт Хайнлайн как-то заявил, что самое простое объяснение звучит так: «Женщина, живущая напротив — ведьма, так сделала она».
Видимо, длина предложения на естественном языке — не очень хороший способ измерять «сложность». И нельзя гордиться тем, что теория «не противоречит данным» лишь потому, что ей не удаётся противоречить вообще хоть каким-нибудь фактам.
Но в чём причина того, что длина предложения — плохая мера сложности? Потому что, произнося предложение, ты используешь обозначения для понятий, которые знает слушатель, и именно в них слушатель уже хранит сложность. Скажем, можно превратить предложение Хайнлайна в аббревиатуру «ЖЖНВТСО!», тогда всё объяснение можно сообщить одним словом. Или, ещё лучше, можно дать предложению короткий произвольный код навроде «фнорд!». Уменьшают ли эти действия сложность? Нет, потому что тогда собеседнику нужно заранее сказать, что «ЖЖНТВТСО!» означает «Женщина, живущая напротив — ведьма, так сделала она». «Ведьма», в свою очередь, тоже обозначение для ряда очень необычных утверждений, и то, что все знают, каких именно, не означает, что «ведьма» — это просто.
Гигантский электрический искровой разряд падает с неба, сжигая дерево, и древние скандинавы говорят: «Наверное, какая-то могущественная личность разгневалась и бросила в дерево молнию». Человеческий мозг — самый сложный артефакт во всей известной вселенной. Гнев выглядит простым лишь потому, что мы не видим всей паутины нейронов, отвечающей за эту эмоцию. Сложность гнева, и, конечно, сложность разума, не бросилась в глаза авторам гипотезы о Торе, агенте-швыряющим-молнии.
Чтобы человек понял гипотезу Тора, нужно всего лишь бросить пару фраз. Чтобы человек понял уравнения Максвелла, нужно пересказать ему несколько книг. У людей есть встроенное понятие «гнев», но нет встроенного понятия «дифференциальное исчисление». Придётся объяснять язык, и язык, лежащий за языком, и основы математики, и лишь потом можно начинать лекцию об электричестве.
И всё же кажется, что в каком-то смысле уравнения Максвелла проще, чем человеческий мозг, или чем швыряющий-молнии-агент.
<Цитата> С тех пор было зарегистрировано несколько таких сигналов, и теперь учёные убеждены, что их нельзя списать на помехи, сбои в работе оборудования или микроволновки, в которых персонал готовит еду. С очень большой долей вероятности сигналы исходят из глубокого космоса. <Конец цитаты>
P.S. ссылками делиться не могу, источник из предыдущего комментария lesswrong ru, статья "Бритва Оккама".
Кажется, пришло время вспомнить принцип бритвы Оккама, точнее, следующую его формулировку: «следует считать верным самое простое объяснение, не противоречащее собранным данным». Но как оценить степень простоты? Роберт Хайнлайн как-то заявил, что самое простое объяснение звучит так: «Женщина, живущая напротив — ведьма, так сделала она».
Видимо, длина предложения на естественном языке — не очень хороший способ измерять «сложность». И нельзя гордиться тем, что теория «не противоречит данным» лишь потому, что ей не удаётся противоречить вообще хоть каким-нибудь фактам.
Но в чём причина того, что длина предложения — плохая мера сложности? Потому что, произнося предложение, ты используешь обозначения для понятий, которые знает слушатель, и именно в них слушатель уже хранит сложность. Скажем, можно превратить предложение Хайнлайна в аббревиатуру «ЖЖНВТСО!», тогда всё объяснение можно сообщить одним словом. Или, ещё лучше, можно дать предложению короткий произвольный код навроде «фнорд!». Уменьшают ли эти действия сложность? Нет, потому что тогда собеседнику нужно заранее сказать, что «ЖЖНТВТСО!» означает «Женщина, живущая напротив — ведьма, так сделала она». «Ведьма», в свою очередь, тоже обозначение для ряда очень необычных утверждений, и то, что все знают, каких именно, не означает, что «ведьма» — это просто.
Гигантский электрический искровой разряд падает с неба, сжигая дерево, и древние скандинавы говорят: «Наверное, какая-то могущественная личность разгневалась и бросила в дерево молнию». Человеческий мозг — самый сложный артефакт во всей известной вселенной. Гнев выглядит простым лишь потому, что мы не видим всей паутины нейронов, отвечающей за эту эмоцию. Сложность гнева, и, конечно, сложность разума, не бросилась в глаза авторам гипотезы о Торе, агенте-швыряющим-молнии.
Чтобы человек понял гипотезу Тора, нужно всего лишь бросить пару фраз. Чтобы человек понял уравнения Максвелла, нужно пересказать ему несколько книг. У людей есть встроенное понятие «гнев», но нет встроенного понятия «дифференциальное исчисление». Придётся объяснять язык, и язык, лежащий за языком, и основы математики, и лишь потом можно начинать лекцию об электричестве.
И всё же кажется, что в каком-то смысле уравнения Максвелла проще, чем человеческий мозг, или чем швыряющий-молнии-агент.
Подробнее: оригинал, перевод