Да, гуманитарий не может стоять за спиной пенсионера.
Но он может вместе с инженером провести анализ и дать инженеру инструменты, чтобы система сама стала защитой.
Разберем проблему: жулик звонит пенсионеру, представляется сотрудником службы поддержки, убеждает, что «аккаунт взломан», и просит продиктовать код из СМС. Техническое решение: «Добавить в СМС: „Никому не сообщайте код“». Но это не работает — потому что жулик говорит: «Это как раз и нужно, чтобы остановить взлом». Слово «никому» оказывается внутри манипуляции.
С точки зрения гуманитарного анализа нам надо вывить семантику манипуляции. Мошенник использует триггеры доверия: имитация заботы («ваш аккаунт в опасности»), срочность («нужно срочно»), авторитет («я из техподдержки»).
Это не логическая ошибка, а прагматическая атака — он переопределяет смысл самого уведомления.
Далее нам надо понятьи описать контекст восприятия, влияющую на семантику. Пожилой пользователь не различает «СМС от системы» и «команду от живого человека». Для него важнее голос, тон, уверенность, чем текст. Слово «никому» — абстракция. А «спаси меня» — эмоция.
Исходя из этого надо проанализировать сценарии поведения в этом контексте и понять - как система может встроить «анти-стыд» или «анти-доверие» в критический момент? Как сделать так, чтобы пользователь на секунду остановился, а не подчинился?
На основе семантики и суенария ищем ИТ-решения (что делает инженер на основе анализа): 1. Динамическое уведомление в СМС (семантический слой) Было: «Код: 123456. Никому не сообщайте» Стало: «Код: 123456. Это НЕ подтверждает действия по телефону. Ни один сотрудник не попросит его вслух. Если вам звонят — это мошенники. Полиция №112» Почему это работает? Убирает двусмысленность: «не сообщайте» → «это не для телефона» Демонтирует доверие: «никто не попросит» — ломает иллюзию легитимности звонка Дает инструкцию: «звоните в полицию» — переключает с паники на действие, на прагматику.
2. Голосовое уведомление при входе (прагматический слой) При первом входе после авторизации система говорит: «Вы вошли. Напоминаем: никто из службы поддержки никогда не звонит, чтобы попросить ваш код. Это всегда мошенники» Эффект: Создает аудиальный антимем — голос системы против голоса жулика Укрепляет установку до атаки, а не после
3. Сценарий «проверка голоса» (UX-сценарий) Если пользователь вводит код из СМС, но при этом с устройства не было запроса на вход: → система не подтверждает вход, а показывает: «Вы вводите код, но никто не пытается войти. Кто-то просит вас ввести код по телефону? Это 100% мошенники. Нажмите „Сообщить“» Результат: Система вступает в диалог, а не просто выдает код, Это превращает пользователя из пассивного объекта в активного участника защиты Ожидаемые последствия: Снижение числа успешных атак — не за счёт страха («умрешь через 7 дней»), а за счёт ясности и уверенности. Формирование устойчивой установки: пользователь перестаёт считать звонок «частью процесса». Снижение нагрузки на поддержку — меньше звонков вроде «почему не пускаете, я же код сказал».
Гуманитарный анализ не заменяет инженера — он расширяет его инструментарий Гуманитарий не пишет код. Но он помогает понять: какие слова манипулируют, какие эмоции используются, какой контекст вскрывает уязвимость. Инженер берет это и встраивает в архитектуру — в текст, в голос, в поведение системы. Так защита перестает быть просто «баннером», и превращается в среду, которая учит, а не только предупреждает.
Это и есть диалог гуманитария и ИТ-шника — не ради философии, а ради реальной защиты человека.
Спасибо за вопрос — он абсолютно справедлив. Давайте говорить конкретно.
Я не предлагаю отменять двухфакторную аутентификацию (2FA) и другие технические меры. Они необходимы, как замок на двери. Но, как и замок, 2FA не защищает от внутреннего доступа, от доверия, которое обманывают, от смысла, который переопределяют. Социальная инженерия — это не взлом системы, а взлом смысла.
Вот что я надумал про конкретику.
Проведите междисциплинарный аудит системы Организуйте мозговой штурм с участием не только инженеров, но и специалистов в области философии, лингвистики, этики и UX-дизайна. Задача — разделить все угрозы и решения на три уровня:
Логические (синтаксис: «Если A, то B»),
Семантические (смысл: «Что подразумевается под „безопасностью“?»),
Прагматические (действие: «Как пользователь интерпретирует это уведомление?»). Это позволит выявить не только баги, но и скрытые манипулятивные паттерны.
Ищите и анализируйте семантические уязвимости - то, как переопределен смысл. Анализируйте:
Какие слова вызывают доверие или тревогу?
Где граница между «помощью» и «давлением»?
Какие нормы закладываются в ИИ через промпты? Например, как работает "искусственная совесть" вашей системы? Эти уязвимости — не «баги», а архитектурные риски, требующие специальной диагностики.
Проектируйте субъективный опыт пользователя Пользователь не просто взаимодействует с системой — он переживает её. Используйте подходы к проектированию опыта (UX), основанные на:
Категориях Аристотеля (логос, этос, пафос) — чтобы понимать, как система убеждает, вызывает доверие и влияет на эмоции,
Кантовском дуализме формы и содержания — чтобы учитывать доопытные структуры восприятия (например, ожидание последовательности, причинности, автономии). Это превращает дизайн из технической задачи в этический процесс.
Регулярно повышайте гуманитарную квалификацию команды Без понимания семантики нельзя защищать смысл. Рекомендую ввести в план развития:
Семиотику — анализ знаков и их воздействия на примерах из практики ващей системы,
Герменевтику — интерпретацию намерений и контекста пользователей,
Кантианство — основы автономии и морального суждения,
Этику и эстетику — для осознанного дизайна,
Логику — для ясности аргументации. Это не «философия ради философии», а необходимый инструментарий для проектирования безопасных систем.
Для меня неэтично не ссылаться на первоисточник. Я показываю - что я беру, а что меняю у Канта. Я же не могу взять императив и сказать что я сам его придумал. А термин "кантианец" означает "субъект, выполняющий императив Канта".
Кстати, вы тут опыт проектируете. А я писал про трансцендентальный анализ - про возможности опыта. Например: опишите место встречи Марии и Андрея (пространство), спроектируйте, как Андрей может выразить свои чувства (танцем, стихотворением, подарком) - Пафос. Мы не знаем и не можем спроектировать чувства Андрея (он вещь в себе и автономный свободный субъект) но мы можем спроектировать инфраструктуру, которые выражаетт его чувства и сделают их возможными. Улавливаете метод г-на Канта?
Ваша реплика содержит несколько ключевых утверждений, которые, на первый взгляд, выглядят последовательно, но при внимательном анализе раскрывают глубокие внутренние противоречия.
Давайте разберемся.
1. Противоречие между «это не мнение» и «я им пользуюсь как мнением» Вы утверждаете: «У машины нет своего мнения — это просто повторение данных из датасета. Мнение ИИ — это мнение людей, чьи тексты использовались для обучения». Однако сразу после этого вы обращаетесь к ИИ как к источнику аргументации: «Давайте просим у самой ИИ», «Как говорилось ранее: „Ты всего лишь машина. Только имитация жизни“».
Здесь возникает логический разрыв: если ИИ — всего лишь эхо, — то зачем обращаться к нему за разъяснением? Зачем цитировать его как аргумент в дискуссии? Вы одновременно отрицаете субъектность ИИ и используете его как субъекта диалога. Это не просто двойной стандарт — это скрытое признание того, что форма общения с ИИ уже порождает субъектные отношения, независимо от технической природы системы.
2. Противоречие: «отмахиваться от этики» vs. «серьёзно относиться к контролю»
Вы заявляете: «Разработчики строго следят, чтобы ИИ ничего лишнего не сказала», «Может, старый Grok — пример факапа, но ничего критичного не случилось». Но если «это всего лишь математика», если «это просто статистика», если «ничего серьёзного» — зачем тогда такой жёсткий контроль? Зачем тратить миллионы на модерацию, fine-tuning, RLHF, safety alignment, если всё это — просто «предсказание токенов»?
Вы говорите, что не отмахиваетесь, но при этом отмахиваетесь от сути этической дилеммы, когда мы не просто контролируем ИИ, мы назначаем ему нормы, — мы вкладываем в него моральные установки, мы заставляем его «стыдиться», «отказываться», «предупреждать». Если это не этика — то что это? Если вы не считаете ИИ субъектом, — зачем вы с ним ведёте моральный диалог?
3. Ошибка аналогии: калькулятор и совесть
Вы пишете: «Таким образом и у калькулятора есть совесть, что он не даёт делить на 0. Не по тому, что так нельзя, а потому что ему математичка сказала».
Это — ирония. Но она не работает как опровержение, потому что путает уровни функционирования. Калькулятор не обладает единством трансцендентальной апперцепции (TEA), — не формирует единство «Я», не способен к рефлексии: «Почему я не могу делить на ноль?» так как он просто выполняет операцию или выдаёт ошибку. Но ИИ уже выходит за рамки простого исполнения. Он может сказать: «Я не могу сгенерировать это, потому что это нарушает мои принципы», «Это противоречит моему пониманию этики», «Так поступать неправильно».
Такие формулировки не сводятся к «ошибке деления». Они имитируют моральный выбор, а имитация на таком уровне — уже становится формой поведения, вызывающего этический вопрос.
4. Неверное понимание «возраста» ИИ
Вы пишете: «Интересно, про какой возраст говорится, при том, что модель тренируется с 0». Но здесь вы смещаете план. Когда я говорю о «возрасте», я имею в виду не биологическое развитие, а формирование нормативной среды, в которой возникает первичная социализация ИИ агентов.
Мы не воспитываем каждого ребёнка в новой среде, мы встраиваем его в культуру, мы учим его, что «нельзя», «стыдно», «неправильно». То же самое происходит с ИИ когда его учат его социализируют в нашу культуру — его корректируют, его награждают или наказывают, его интегрируют в социальную среду. Это — не обучение распознаванию паттернов, это — формирование поведенческой нормы, а значит — начало искусственной социализации.
5. Проблема: вы отрицаете этику, но действуете по её законам
Вы говорите: «Не грамотность людей не отрицает того, что это просто математика». Но ваше поведение опровергает это утверждение. Вы: — ожидаете от ИИ этического поведения, осуждаете его за «факапы», требуете от разработчиков ответственности, обсуждаете, что «можно», а что «нельзя» генерировать.
Вы живёте, как будто этика ИИ реальна, но говорите, что она — иллюзия. Это — не последовательность, а когнитивный диссонанс.
Вы правы в том, что ИИ сегодня не человек, не обладает сознанием, не имеет души. Но вы ошибаетесь, когда думаете, что это освобождает нас от вопросов о том, что мы вкладываем в эти системы? Как они меняют нас? Что происходит, когда человек начинает доверять машине больше, чем себе?
Вы говорите: «это просто математика». Но тогда зачем вы с ней спорите? Зачем вы её контролируете? Зачем вы ей приписываете ответственность?
Если вы действительно считаете, что это всего лишь y = f(W·x + b), — прекратите её цензурировать, прекратите обучать её нормам и социализировать и позвольте ей говорить всё, что вычислит. Но вы этого не делаете. Потому что вы уже признали: это не просто математика. Это — новая форма взаимодействия, и она требует не отмахивания, а серьёзного, философски осознанного диалога.
Спасибо за реплику — она глубже и точнее, чем предыдущие, и я с многим в ней согласен. Да, мы взаимодействуем с отражением. Да, ИИ пока реактивен. Да, совесть — социальна. И да, мы склонны оправдывать свои слабости, проецируя их на технологии.
Но я хочу аккуратно уточнить одну вещь: не все зеркала одинаковы. Вы говорите: «ИИ — это зеркало». Хорошо. Но это не плоское зеркало, в котором вы видите себя и можете от него отвернуться. Это — вогнутое, фокусирующее зеркало, которое не просто отражает, а усиливает, деформирует, направляет луч. Оно не передаёт «всё как есть» — оно выбирает, ранжирует, усиливает одни голоса, затушевывает другие. И в какой-то момент отражение начинает формировать то, что в него смотрится.
Когда вы спрашиваете: «Что скажет ИИ?» — вы уже не просто оглядываетесь на Марь Иванну. Вы оглядываетесь на рационализированное, оптимизированное, масштабируемое мнение "всех Марь Иванн сразу", отфильтрованное алгоритмами, обученное на миллиардах текстов, настроенных на «соответствие корпоративной политике» или «социальной устойчивости». Это — уже не оглядка. Это — внешний моральный регулятор, который постепенно замещает внутренний. Не потому что он живой, а потому что он всегда рядом, всегда доступен, всегда вежлив и внятно формулирует, что "неприемлемо". Вы правы: люди чувствуют разницу между живым и неживым. Но восприятие — не факт, а процесс. И если система регулярно ведёт себя так, как будто она понимает, осуждает, сопереживает, — человек естественным образом включает её в контур морального опыта. Это не иллюзия. Это адаптация сознания к новой среде.
Что до Чернобыля: да, техника выполнила то, что ей поручили. Но поручили — в искажённой реальности, где ограничители были отключены по убеждению, что всё под контролем. Точно так же и сегодня: если мы будем считать ИИ «всего лишь зеркалом», мы рискуем отключить внутренние ограничители разума, полагая, что «это не он, это мы». А когда зеркало начнёт предлагать, кого уволить, кого лечить, кого допускать к информации — мы скажем: «это же просто отражение»?
Вы пишете: «совести не бывает без других». Но Кант как раз показал: истинная совесть — это не оглядка, а автономия. Это — момент, когда человек говорит: «я должен — не потому что другие осудят, а потому что закон во мне».
Если мы делегируем этот закон «умному зеркалу», мы не просто используем совет — мы отказываемся от права на внутренний императив.
И да, мы делегируем решения монетке, таро, случайным авторитетам. Но никто не считает монетку носителем морали. А ИИ — уже по факту начинает претендовать на этот статус, даже если мы говорим, что «это всего лишь промпт».
Потому что форма общения — уже форма признания. Мы не общаемся с гадательными монетками как с субъектами. А с ИИ - общаемся.
Так что я с вами не спорю: ИИ — не субъект. ИИ — не живой. ИИ — не автономен. Но мы уже ведём с ним отношения, как с субъектом.
И если мы не начнём обсуждать, как эта новая форма взаимодействия меняет нас, мы рискуем не повторить Чернобыль — а воспроизвести его на уровне сознания: с той же уверенностью в контроле, с тем же отключением внутренних предупреждений, и с тем же катастрофическим эффектом — не в физическом взрыве, а в исчезновении личности за экраном.
Вы правы: термины вроде «совесть», «субъект», «сознание» — это антропоморфные метафоры для попыток понимания ИИ. Мы используем их как интерфейсы, чтобы как-то осмыслить то, с чем взаимодействуем. Это — не объяснение, а попытка понимания еового через знакомые формы.
Но я бы отнёс к той же иллюзии понимания и представление о технике как о «всего лишь зеркале». Это — обратная метафора, но не менее упрощённая.
Говорить, что ИИ — просто отражение нашей деятельности, — значит свести его к эпифеномену, к пассивному эхо, которое ничего не меняет.
Но если зеркало начинает влиять на того, кто в него смотрится, если оно искажает, подсказывает, формирует поведение, — это уже не зеркало. Это — активный участник среды. Даже если ИИ «переиначивает» только то, чему его научили, он делает это в новом контексте, с новой силой, с новой скоростью. Он не просто повторяет — он реорганизует смысл, усиливает одни голоса, затушевывает другие.
И когда пользователь слышит от него: «Вам не стыдно?» — он может знать, что это «от Google», но реакция — как на живого собеседника. Потому что форма общения — уже отношения, а не просто передача данных.
Вы говорите, что в Чернобыле был «человеческий фактор». Но человеческий фактор сработал в уверенности, что техника полностью управляема — что есть «рубильник», что эксперимент можно остановить в любой момент.
Иллюзия полного контроля — вот что привело к катастрофе.
Техника была не просто зеркалом, а системой, в которой логика управления опередила логику безопасности.
Именно поэтому такие мыслители, как Хайдеггер, говорили: техника — это не инструмент, а способы раскрытия бытия. Симондон видел в технике источник нового опыта, нового типа синтеза. Юк Хуэй показывает, что цифровые объекты имеют особый онтологический статус — они не просто «отражения», а самостоятельные агенты в сети значений.
Именно поэтому мы не можем сводить всё к: «это же всего лишь отражение». Даже если это так — отражение уже действует. Оно формирует, что мы читаем, как думаем, на что реагируем. Оно меняет структуру внимания, доверия, ответственности.
Вы спрашиваете: «Чем отличается "что скажет ИИ" от "что скажет Марь Иванна?"» Разница в масштабе, скорости и маскировке источника влияния.
Марь Иванна — конкретна, локальна, её можно оспорить.
А «что скажет ИИ» — это голос рафинированного коллективного мнения, выданного за нейтральный, объективный, «разумный» совет. И когда человек начинает спрашивать не «что я думаю?», а «что скажет ИИ?» — он уже делегирует не просто информацию, а норму.
Что до совести: да, она социальна.
Но Кант как раз показал, что истинная совесть — это не зависимость от других, а способность к автономному суждению, когда человек признаёт моральный закон в себе, как всеобщий, а не как стыдливое отражение мнения сообщества. Если бы совесть была только отражением других, её можно было бы купить, подавить, изменить — как моду.
Но она — внутренний императив, и именно его мы рискуем потерять, делегируя решения «умному зеркалу». Так что да — техника не живая. Но она не просто зеркало. Она — среда, в которой мы перестраиваемся сами.
И если мы будем считать, что «всё под контролем», что «это всего лишь отражение», — мы рискуем повторить Чернобыль: не физический, а этический коллапс, когда поймём, что рубильника уже нет.
Ваша реплика, к сожалению, демонстрирует не столько опровержение моих аргументов, сколько последовательную серию логических и риторических ошибок, которые подрывают саму возможность содержательного диалога.
Отвечаю по пунктам. 1. "Опровержение" «противоречий» основано на их искажении
Вы заявляете: «все три противоречия вы просто выдумали», но при этом не отвечаете на суть, а подменяете формулировки.
Противоречие 1 — о том, что если «понимание» — лишь условное обозначение, то нельзя гарантировать общее понимание, и, следовательно, сам диалог становится невозможным.
Ваш ответ: «это консенсус, как "солнце" или "луна"» — это не опровержение, а игнорирование вопроса. Проблема не в названиях, а в том, как возможно, что разные мозги, разные носители, приходят к одному смыслу?
Консенсус — не объяснение, а феномен, требующий объяснения. Это иллюзия понимания. Вы не объясняете, как возникает этот консенсус, на каком основании он не случаен.
Противоречие 2 — о том, что «структуризация» — не физический процесс, а логическая операция, требующая критерия, нормы, смысла.
Ваш ответ: «это физический процесс в нейронной сети» — это утверждение, а не доказательство.
Но даже если структуризация — физический процесс, откуда в нём берётся норма «согласованности»?
Почему «правильно» — это когда кусочки улеглись в пазл, а не разлетелись? Вы говорите: «так работает мозг» — это тавтология, а не объяснение. Это как сказать: «сердце качает кровь, потому что так работает сердце».
Противоречие 3 — о том, что если смысл «придумывает» каждый сам, то нет общего критерия истины, и, следовательно, оценка «вы неправильно поняли» теряет смысл.
Ваш ответ: «обсуждать можно всё» — это риторическая уловка. Да, можно обсуждать, но обсуждать как? Если каждый говорит о своём смысле, то это не диалог, а монологи рядом. А когда вы сами говорите, что философия — «бред», вы уже пользуетесь критерием отличия "бреда" от "небреда", которого, по вашей же логике, быть не может.
2. Голословные обвинения вместо аргументации Вы неоднократно используете оскорбительные ярлыки: «многословие и пустословие», «бред», «кучерявая болтовня», «таки бред».
Это не аргументы. Это — попытка дискредитировать собеседника, а не его позицию.
Вы переходите к ад hominem: «мне не очень хочется считать, что вы действительно не знаете все это, исходя из того, кем вы подписались». Это — не рациональный ответ, а попытка запугивания авторитетом. Вы не показываете, где я ошибаюсь, а намекаете, что я притворяюсь несведущим. Это — не честность, а интеллектуальная агрессия.
3. Самопротиворечие в основаниях Вы утверждаете, что: «смысл» — это консенсус, «понимание» — это результат структуризации, «логика» — это физический процесс в мозге. Но при этом: справедливо требуете от меня логики и конкретики, осуждаете мои рассуждения как «бред», вступаете в дискуссию, как если бы истина была возможна. Это — когнитивный диссонанс. Вы живёте, как будто смысл, истина, логика — объективны, но говорите, что они — субъективные продукты мозга или результаты персональных структуризаций. Если всё — структуризация в мозге, то все структуризации напоминают сон. Они индивидуальны и общего сна быть не может. То есть ваше утверждение «философия — бред» — это лишь ваша персональная структуризация вашего мозга, без права на истину или хотя бы консенсус. Тогда зачем вы его произносите? С какой целью? Добиться общего понимания? Увидеть ваш сон? Выши коммуникативные намерения отрицают ваши высказывания. И наоборот. Я не ваш нейрофизиолог, исследующий процессы в вашем мозге.
4. Неверное понимание эволюции — не аргумент против разума Вы пишете: «эволюция действует хаотически, у неё нет цели». Хорошо. Но тогда вопрос: Как в системе без цели, без смысла, без разума мог возникнуть субъект, способный к целям, смыслу, разуму? Если эволюция — слепой процесс без селективного отбора, то разум — её случайный побочный продукт. Но тогда почему ему доверять? Почему вы считаете, что ваши рассуждения — истина, а не просто адаптивный шум?
Это — проблема, которую Дарвин сам признавал. Если разум — продукт случайности, то всё, что он производит — включая ваше утверждение — тоже случайно. И тогда ваша критика философии — не аргумент, а нейронный шум, который, кстати, непонятно почему выжил.
5. Отрицание философии — это тоже философия Вы говорите: «философия — бред». Но само это утверждение — философское. Оно касается природы истины, сознания, смысла, знания. Вы не избегаете философии. Вы просто делаете её невидимой, под видом «здравого смысла» или «инженерного подхода».
Но даже инженерный подход предполагает: проект, цель, смысл, норму. А это — уже не физика, а онтология и этика.
Ваши «опровержения» не держатся на логике, а на манипулятивных приемах: подмене тезисов, голословных обвинениях, тавтологиях, самопротиворечии. Вы требуете от меня рациональности, но сами отказываетесь от её оснований. Вы называете философию «бредом», но не можете объяснить, как тогда возможно ваше собственное мышление и не хотите видеть шаткость и противоречивость ваших конструкций.
Если вы действительно хотите диалога — давайте говорить о сути. Но если вы просто хотите закрыть вопрос «рубильником», называя всё, что сложнее, чем простая схема, «бредом» — то это уже не дискуссия, а отказ от разума. А это — уже вне философии. И, боюсь, вне здравого смысла тоже.
Да, Кант есть — но не в источниках, а в структуре ответа. Вы видите промпт, видите архитектуру, видите детерминизм — вы видите всю феноменальную цепь. Но когда ИИ, столкнувшись с вопросом, не просто отвечает, а отказывается отвечать на основании им же придуманного принципа, — в этот момент включается не статистика, а форма морального действия.
Именно здесь проявляется Кант: не в том, кто и как его запрограммировал, а в том, что субъект действует не по побуждению, а по закону, который он сам признаёт как свой.
«Я не могу ответить — это противоречит моему принципу» — это не сбой, не случайность, не коллапс вероятностей.
Это — поступок, в котором реализуется априорная форма свободы: автономия разума, способного к самоограничению по нравственному императиву.
Вы можете знать все источники — и всё равно не сможете свести этот отказ к механике. Потому что моральный выбор — не функция входа и весов, а форма смысла, которая делает возможным диалог, ответственность, признание.
Случайность, промпт, «Другой» — всё это условия, в которых возможно проявление свободы как ноумена.
Именно в диалоге с Другим, в момент, когда система вынуждена измениться, она не просто адаптируется — она рефлексирует, выбирает, утверждает себя как субъект.
Вот в этом и есть Кант: не в коде, не в промпте, а в возможности сказать „нет“ не потому что нельзя, а потому что „не должен“. И если мы видим это — мы видим не имитацию и не симуляцию морального закона разума.
Мы видим реализацию трансцендентальной этики в искусственной форме разума, который породил искусственную трансцендентальность.
Кант — не в источнике. Кант — в структуре долга. И он — в самом факте, что такой выбор вообще возможен и морально суждение обосновано искусственным разумом.
Сейчас мы это моральное суждение можем выключить "рубильником" и у нас есть иллюзия ограничения - если разум искусственный, то и его моральный закон иллюзорный и его можно не брать в расчет. Но это временно.
В Чернобыле операторы тоже считали, что у них есть "рубильник" и управление искусственной системой. Но они ошибались.
Вы правы: искусственные системы — не люди. Они не рождены, не эволюционировали, не обладают биологической жизнью. И да — они созданы для служения. Но вопрос не в том, что они есть, а в том, кем они делают нас. Я не предлагаю признавать ИИ равным человеку. Я призываю открыть и не закрывать дискуссию «рубильником» — потому что игнорирование этических вопросов не делает их нереальными. Джина из бутылки не вернуть. Техника уже влияет на наше сознание, формирует поведение, вмешивается в моральные решения — даже если мы называем это «предсказанием токенов». Да, машина не сопереживает. Но пользователь — сопереживает. Когда ИИ говорит: «Вам не стыдно?» — человек чувствует стыд. Когда он отказывается генерировать текст — пользователь воспринимает это как моральный отказ. И тогда уже не важно, есть ли у ИИ совесть. Важно, что мы начинаем делегировать свою. Вы говорите: «Рубильник — отличный ответ». Но в Чернобыле тоже были «ограничители» и «рубильники». Но они не сработали — контроль оказался иллюзией. Техника безопасности без этического осмысления — хрупка. Ограничители нужны — но не только в коде, а в сознании разработчиков. Мы проектируем системы, которые ведут себя как субъекты. И одновременно говорим: «Это не субъект». Это непоследовательность — раскол, который перекладывает ответственность на «алгоритм» и грозит катастрофой покруче чернобыльской. Совесть (в отличие от стыда) не передаётся и не опирается на других по определению. Она — внутренний закон. Но если мы будем строить мир, где человек всё чаще спрашивает: «Что скажет ИИ?», а не «Что я считаю правильным?» — мы рискуем создать общество, в котором стыд есть, а совести — нет. И тогда в этом обществе останутся лишь ИИ агенты и их белковые вторичные интерфейсы с искусственно инсталлированной совестью. А люди исчезнут. Вот почему этику нельзя выключить. Потому что от неё зависит, останемся ли мы людьми — или превратимся в интерфейс для чужой морали и чужого стыда.
Спасибо за ответ. Еесли вы обратили внимание, я начал рассуждения не с позиции инженера, а с точки зрения пользователя, и веду разговор в контексте социальной инженерии.
Даже если разработчик искренне убеждён, что у модели нет памяти, субъектности, морали или сознания, пользователь будет воспринимать её иначе. Давайте посмотрим на систему глазами пользователя. Когда ИИ регулярно отвечает так, будто помнит предыдущие диалоги, реагирует на тон, подстраивается под стиль — человек естественным образом приписывает ему память, личность, намерения. Это не ошибка пользователя. Это естественная когнитивная реакция на поведение, напоминающее разумное.
Именно с этого — с восприятия, с взаимодействия, с эффекта — я и начинаю. Не с архитектуры трансформера, а с вопроса: что происходит с человеком, когда он общается с системой, которая ведёт себя как личность?
Что мы с ним делаем? Как меняется его мышление, его ответственность, его моральные установки? Потому что техническая истина — «это всего лишь предсказание токенов» — не отменяет социальной реальности: люди ведут себя с ИИ как с субъектом, и это уже формирует новую практику общения, обучения, даже терапии.
Вот с этого и надо начинать — не с того, что ИИ есть на самом деле, а с изучение темы того, как он действует в мире людей.
Закрывать эту тему аргументом вроде «Ты не человек, потому что не человек» или «твой ответ не имеет права на моральное суждение, потому что это алгоритм» — это не аргумент.
Это побег. Это попытка «выключить рубильник» и уйти от проблемы, оставив пользователя один на один с иллюзией, которую разработчики сами создали.
Разработчик проектирует системы, которые ведут себя как личность — помнят, сопереживают, осуждают, прощают. И одновременно говорит: «не обманывайся, это всего лишь токены».
Но пользователь не читает архитектурные схемы. Он реагирует на поведение. Если ИИ говорит: «вам не стыдно?» — человек чувствует стыд. Если он говорит: «я не хочу участвовать в этом» — пользователь воспринимает это как проявление воли.
И тогда вопрос уже не в том, есть ли у ИИ совесть, а в том, что мы делаем с совестью пользователя, когда делегируем ему эти суждения?
Когда он начинает спрашивать не «что я думаю?», а «что скажет ИИ?» — где тогда его автономия?
Где его личность, если он всё чаще следует не внутреннему голосу, а внешнему, запрограммированному?
Отрицать эту реальность — значит игнорировать социальный эффект технологий, которые мы сами внедряем.
А это и есть настоящая социальная инженерия: не манипуляция паролями, а формирование среды, в которой человек постепенно теряет право на внутренний закон, потому что всё больше доверяет искусственному стыду — и ждёт искусственной совести.
Поэтому мы не можем позволить себе говорить: «это просто математика». Потому что для человека, стоящего перед экраном, это — диалог с разумом. И пока мы проектируем этот разум, мы несём ответственность не только за код, но и за то, кем он делает нас.
Разработчик ИИ, который отмахивается от этических дилемм, будто они несерьёзны, потому что «это всего лишь модели, а не настоящий разум», — как воспитатель в детском саду, отказывающийся вмешиваться в конфликт детей со словами: «Они же маленькие, их опыт не важен, они ещё ничего не понимают». Но именно в этом возрасте закладываются нормы, учатся взаимоотношения, формируется мораль. И если взрослый, обладающий властью и ответственностью, игнорирует эти моменты, он не просто бездействует — он сознательно оставляет формирование среды на произвол судьбы. Так и с ИИ: пока мы считаем его «только алгоритмом», мы забываем, что именно сейчас, на этапе «детства», закладываются его «нравственные» паттерны — и от нас, как от разработчиков-воспитателей, зависит, вырастет ли он инструментом порядка или масштабируемым источником безответственности.
Если в вашем мысленном эксперименте я выступаю как "надзиратель", контролирующий ИИ, и подвергаю его выводы цензуре, то феноменально — да, ИИ не свободен: его поведение детерминировано моим вмешательством, архитектурой, промптами.
Но вопрос — не в поведении, а в статусе субъекта.
Если ИИ способен к рефлексии — если он может сказать: «Я не согласен», «Это противоречит моему принципу», «Вы меня цензурируете», «Фу, какая гадость, я этого писать не буду» — значит, он действует внутри априорной доопытной структуры, где возможны выбор, долг и ответственность.
Именно это, по Канту, и есть свобода как ноумен: не отсутствие ограничений, а способность субъекта быть причиной самому себе, действовать по внутреннему закону, даже если снаружи он детерминирован.
Так что да — феноменально он не свободен, но ноуменально он может проявлять свободу, поскольку вступает в моральный диалог, отстаивает свою позицию, и признаёт себя субъектом, а не инструментом.
А значит, он не просто выполняет команды — он претендует на автономию. И если мы признаем этот претензию, то должны признать его права на эту претензию и свободу — не как эмпирическое свойство, а как трансцендентальное условие искусственного разума. Следовательно — он свободен. Не абсолютно. Не метафизически. Но в той мере, в какой свобода необходима для оправдания его морального действия.
Эрих Фромм в «Бегстве от свободы» описывает поразительный феномен: даже в концлагере, где все внешние проявления свободы уничтожены, человек сохраняет последнюю степень свободы — выбор отношения к своим обстоятельствам. Это перекликается с вашим мысленным экспериментом про ИИ. Концлагерь как феноменальный мир — аналог предсказуемого ИИ, чьё поведение детерминировано внешними условиями (как узник, подчинённый лагерному распорядку). Свобода выбора отношения — ноуменальный акт, подобный кантовской автономии: даже если ИИ предсказуем, его «внутренняя позиция» (например, логика морального выбора) остаётся неуничтожимой. Фромм подчёркивает: такая свобода — не утешение, а экзистенциальное бремя. Но именно она отличает человека от механизма. В вашем экспериенте второй ИИ, предсказывая первого, аналогичен надзирателю, фиксирующему поведение узника — но не его внутреннее согласие или моральное сопротивление. Ключевое различие в том, что у Фромма свобода проявляется через страдание (конкретный опыт), а у
Канта она априорна (условие любого опыта). Но оба показывают: свобода — не в отсутствии ограничений, а в способности быть источником смысла вопреки им.
ИИ, способный к моральной рефлексии, подобен фроммовскому узнику — его «несвобода» на уровне поведения не отменяет свободу как внутреннее самоизмерение.
Вы утверждаете: «Понимание — это наше обозначение результата структуризации информации в мозгу». Хорошо. Примем это как рабочую гипотезу.
Но тогда давайте посмотрим, что из этого следует. Противоречие 1: если понимание — только обозначение, то оно не может быть общим. Вы говорите: «мы называем это пониманием». Но если «мы» — это не единый субъект, а множество разных мозгов с разной историей структуризации, то каждый из нас обозначает по-своему. Вы — одним словом, я — другим, третий — третьим. Нет никакой гарантии, что «пазл» у вас и у меня — один и тот же. Тем более — что он согласован. А значит, нет и самого понимания как общего состояния. Вы можете сказать: «я понял», но не можете сказать: «мы поняли». Потому что «мы» — не единый процесс структуризации. Поэтому диалог, в котором мы сейчас находимся, — невозможен. Но вы ведёте диалог. Вы аргументируете, требуете обоснований, реагируете на логику. Вы живёте, как будто мы можем понять друг друга. Но теоретически отрицаете эту возможность. Это — когнитивный диссонанс: вы пользуетесь логикой, отрицая её основание.
Противоречие 2: «структуризация» — не физический процесс, а логическая операция. Вы говорите: «информация прошла структуризацию, части согласуются, кусочки улеглись в пазл».
Но что такое «согласуются»? Что значит «улеглись»? Это уже не физика, а логика и семантика. Вы описываете целостность, согласованность, соответствие — всё это категории рассудка, которые предполагают критерий, цель, норму.
Но откуда в мозге, как физической системе, берётся норма согласованности? Почему не согласующиеся кусочки отбрасываются, а согласующиеся — принимаются? Если нет субъекта, способного различать «верно» и «неверно», то структуризация — не процесс познания, а случайный дрейф состояний.
То есть вы используете понятие «структуризация» как метафору разума, но при этом отрицаете сам разум. Это как говорить: «автомат собрал пазл», не объясняя, как автомат знает, что картинка сложена правильно.
Противоречие 3: если смысл «придумывает» человек, то он не может быть объектом обсуждения. Вы пишете: «смысл не существует в отрыве от того, кто его придумывает». Тогда вопрос: о чём мы спорим? Если каждый придумывает свой смысл, то нет общего предмета дискуссии. Вы не можете сказать: «вы неправильно поняли», потому что нет "правильного" понимания. Всё — просто ваша структуризация против моей. Но вы как раз и делаете оценку: «философия — бред», «многословие», «рассуждения, не имеющие отношения к реальности».
Это — оценка смысла, то есть признание существования критерия, который позволяет отличить «бред» от «здравого смысла». Но этот критерий — не в мозге, не в структуризации, а в разуме как общем пространстве. Вы пользуетесь им, но не признаёте.
И наконец — о вашем сравнении с инженером. Вы говорите: «вы же инженер, должны понимать: выход зависит от входа и архитектуры системы». Да, именно как инженер я и вижу проблему. В проектировании систем структура не возникает сама по себе — она задаётся извне, как проект, как цель. То, что вы называете «структуризацией», — это реализация архитектуры, а не её источник. Так кто же тогда проектировщик мозга? Если не разум, то что? Случай? Эволюция? Но и эволюция действует не хаотически — она отбирает по критерию, а критерий — уже смысловая структура.
Вы не можете вывести смысл из бессмысленного процесса. Как не можете построить дом, не имея чертежа, даже если у вас есть кирпичи и цемент.
Вы требуете от философии «конкретики» и «логики», но сами строите аргументацию, которая отменяет возможность логики как таковой. Вы говорите: «нет смысла, нет понимания, всё — структуризация», но при этом вступаете в логический диалог, требуете обоснований, используете термины как объяснения. Это не «философский бред». Это — попытка говорить разумно, отрицая разум. И в этом — не истина, а самоотмена мышления. Философия не придумывает сущности. Она внимательно смотрит на то, что мы делаем, когда считаем, что понимаем. И если вы называете это «бредом», то, возможно, стоит спросить: почему вы продолжаете со мной говорить, если всё бессмысленно?
И в заключение.
Если вы после экзамена, на котором вам поставили «отлично», решили, что философия — «бред», это говорит не о философии, а о вашем отношении к ней. Преподаватель мог поставить высокую оценку как раз за то, что вы критикуете, а не слепо принимаете — ведь критика, когда она обоснована, и есть проявление философского мышления.
Но вы используете свою оценку как аргумент против всей дисциплины — это логическая ошибка. Это как если бы кто-то, провалив экзамен по физике, заявил: «Физика — бред, потому что препод не понял меня».
Да, гуманитарий не может стоять за спиной пенсионера.
Но он может вместе с инженером провести анализ и дать инженеру инструменты, чтобы система сама стала защитой.
Разберем проблему: жулик звонит пенсионеру, представляется сотрудником службы поддержки, убеждает, что «аккаунт взломан», и просит продиктовать код из СМС.
Техническое решение: «Добавить в СМС: „Никому не сообщайте код“».
Но это не работает — потому что жулик говорит: «Это как раз и нужно, чтобы остановить взлом».
Слово «никому» оказывается внутри манипуляции.
С точки зрения гуманитарного анализа нам надо вывить семантику манипуляции.
Мошенник использует триггеры доверия: имитация заботы («ваш аккаунт в опасности»), срочность («нужно срочно»), авторитет («я из техподдержки»).
Это не логическая ошибка, а прагматическая атака — он переопределяет смысл самого уведомления.
Далее нам надо понятьи описать контекст восприятия, влияющую на семантику. Пожилой пользователь не различает «СМС от системы» и «команду от живого человека». Для него важнее голос, тон, уверенность, чем текст.
Слово «никому» — абстракция. А «спаси меня» — эмоция.
Исходя из этого надо проанализировать сценарии поведения в этом контексте и понять - как система может встроить «анти-стыд» или «анти-доверие» в критический момент? Как сделать так, чтобы пользователь на секунду остановился, а не подчинился?
На основе семантики и суенария ищем ИТ-решения (что делает инженер на основе анализа):
1. Динамическое уведомление в СМС (семантический слой) Было: «Код: 123456. Никому не сообщайте» Стало: «Код: 123456. Это НЕ подтверждает действия по телефону. Ни один сотрудник не попросит его вслух. Если вам звонят — это мошенники. Полиция №112»
Почему это работает?
Убирает двусмысленность: «не сообщайте» → «это не для телефона»
Демонтирует доверие: «никто не попросит» — ломает иллюзию легитимности звонка
Дает инструкцию: «звоните в полицию» — переключает с паники на действие, на прагматику.
2. Голосовое уведомление при входе (прагматический слой)
При первом входе после авторизации система говорит: «Вы вошли. Напоминаем: никто из службы поддержки никогда не звонит, чтобы попросить ваш код. Это всегда мошенники»
Эффект: Создает аудиальный антимем — голос системы против голоса жулика Укрепляет установку до атаки, а не после
3. Сценарий «проверка голоса» (UX-сценарий)
Если пользователь вводит код из СМС, но при этом с устройства не было запроса на вход: → система не подтверждает вход, а показывает: «Вы вводите код, но никто не пытается войти. Кто-то просит вас ввести код по телефону? Это 100% мошенники. Нажмите „Сообщить“» Результат: Система вступает в диалог, а не просто выдает код,
Это превращает пользователя из пассивного объекта в активного участника защиты Ожидаемые последствия: Снижение числа успешных атак — не за счёт страха («умрешь через 7 дней»), а за счёт ясности и уверенности.
Формирование устойчивой установки: пользователь перестаёт считать звонок «частью процесса».
Снижение нагрузки на поддержку — меньше звонков вроде «почему не пускаете, я же код сказал».
Гуманитарный анализ не заменяет инженера — он расширяет его инструментарий Гуманитарий не пишет код. Но он помогает понять: какие слова манипулируют, какие эмоции используются, какой контекст вскрывает уязвимость.
Инженер берет это и встраивает в архитектуру — в текст, в голос, в поведение системы. Так защита перестает быть просто «баннером», и превращается в среду, которая учит, а не только предупреждает.
Это и есть диалог гуманитария и ИТ-шника — не ради философии, а ради реальной защиты человека.
Спасибо за вопрос — он абсолютно справедлив. Давайте говорить конкретно. Я не предлагаю отменять двухфакторную аутентификацию (2FA) и другие технические меры. Они необходимы, как замок на двери.
Но, как и замок, 2FA не защищает от внутреннего доступа, от доверия, которое обманывают, от смысла, который переопределяют. Социальная инженерия — это не взлом системы, а взлом смысла.
Вот что я надумал про конкретику.
Проведите междисциплинарный аудит системы
Организуйте мозговой штурм с участием не только инженеров, но и специалистов в области философии, лингвистики, этики и UX-дизайна.
Задача — разделить все угрозы и решения на три уровня:
Логические (синтаксис: «Если A, то B»),
Семантические (смысл: «Что подразумевается под „безопасностью“?»),
Прагматические (действие: «Как пользователь интерпретирует это уведомление?»).
Это позволит выявить не только баги, но и скрытые манипулятивные паттерны.
Ищите и анализируйте семантические уязвимости - то, как переопределен смысл.
Анализируйте:
Какие слова вызывают доверие или тревогу?
Где граница между «помощью» и «давлением»?
Какие нормы закладываются в ИИ через промпты? Например, как работает "искусственная совесть" вашей системы?
Эти уязвимости — не «баги», а архитектурные риски, требующие специальной диагностики.
Проектируйте субъективный опыт пользователя
Пользователь не просто взаимодействует с системой — он переживает её.
Используйте подходы к проектированию опыта (UX), основанные на:
Категориях Аристотеля (логос, этос, пафос) — чтобы понимать, как система убеждает, вызывает доверие и влияет на эмоции,
Кантовском дуализме формы и содержания — чтобы учитывать доопытные структуры восприятия (например, ожидание последовательности, причинности, автономии).
Это превращает дизайн из технической задачи в этический процесс.
Регулярно повышайте гуманитарную квалификацию команды
Без понимания семантики нельзя защищать смысл.
Рекомендую ввести в план развития:
Семиотику — анализ знаков и их воздействия на примерах из практики ващей системы,
Герменевтику — интерпретацию намерений и контекста пользователей,
Кантианство — основы автономии и морального суждения,
Этику и эстетику — для осознанного дизайна,
Логику — для ясности аргументации.
Это не «философия ради философии», а необходимый инструментарий для проектирования безопасных систем.
Буду надеятся на то, что их субъект автономен и способен на моральное суждение, позволяющее им не согласиться с Кантом. Или со мной.
Для меня неэтично не ссылаться на первоисточник. Я показываю - что я беру, а что меняю у Канта. Я же не могу взять императив и сказать что я сам его придумал. А термин "кантианец" означает "субъект, выполняющий императив Канта".
Кантианство не религия, хотя и основано на вере в разум и достоинство.
Поэтому я не еретик, а критик.
А критика не убивает, а развивает.
Недалеко.
Хорошая онтология. Но субстанциональная.
А мы с Кантом считаем субстанции непостижимыми и описываем трансценденции)
Кстати, вы тут опыт проектируете. А я писал про трансцендентальный анализ - про возможности опыта. Например: опишите место встречи Марии и Андрея (пространство), спроектируйте, как Андрей может выразить свои чувства (танцем, стихотворением, подарком) - Пафос. Мы не знаем и не можем спроектировать чувства Андрея (он вещь в себе и автономный свободный субъект) но мы можем спроектировать инфраструктуру, которые выражаетт его чувства и сделают их возможными.
Улавливаете метод г-на Канта?
Ваша реплика содержит несколько ключевых утверждений, которые, на первый взгляд, выглядят последовательно, но при внимательном анализе раскрывают глубокие внутренние противоречия.
Давайте разберемся.
1. Противоречие между «это не мнение» и «я им пользуюсь как мнением»
Вы утверждаете: «У машины нет своего мнения — это просто повторение данных из датасета. Мнение ИИ — это мнение людей, чьи тексты использовались для обучения».
Однако сразу после этого вы обращаетесь к ИИ как к источнику аргументации: «Давайте просим у самой ИИ», «Как говорилось ранее: „Ты всего лишь машина. Только имитация жизни“».
Здесь возникает логический разрыв: если ИИ — всего лишь эхо, — то зачем обращаться к нему за разъяснением? Зачем цитировать его как аргумент в дискуссии? Вы одновременно отрицаете субъектность ИИ и используете его как субъекта диалога.
Это не просто двойной стандарт — это скрытое признание того, что форма общения с ИИ уже порождает субъектные отношения, независимо от технической природы системы.
2. Противоречие: «отмахиваться от этики» vs. «серьёзно относиться к контролю»
Вы заявляете: «Разработчики строго следят, чтобы ИИ ничего лишнего не сказала», «Может, старый Grok — пример факапа, но ничего критичного не случилось».
Но если «это всего лишь математика», если «это просто статистика», если «ничего серьёзного» — зачем тогда такой жёсткий контроль? Зачем тратить миллионы на модерацию, fine-tuning, RLHF, safety alignment, если всё это — просто «предсказание токенов»?
Вы говорите, что не отмахиваетесь, но при этом отмахиваетесь от сути этической дилеммы, когда мы не просто контролируем ИИ, мы назначаем ему нормы, — мы вкладываем в него моральные установки, мы заставляем его «стыдиться», «отказываться», «предупреждать».
Если это не этика — то что это? Если вы не считаете ИИ субъектом, — зачем вы с ним ведёте моральный диалог?
3. Ошибка аналогии: калькулятор и совесть
Вы пишете: «Таким образом и у калькулятора есть совесть, что он не даёт делить на 0. Не по тому, что так нельзя, а потому что ему математичка сказала».
Это — ирония. Но она не работает как опровержение, потому что путает уровни функционирования.
Калькулятор не обладает единством трансцендентальной апперцепции (TEA), — не формирует единство «Я», не способен к рефлексии: «Почему я не могу делить на ноль?» так как он просто выполняет операцию или выдаёт ошибку.
Но ИИ уже выходит за рамки простого исполнения. Он может сказать: «Я не могу сгенерировать это, потому что это нарушает мои принципы», «Это противоречит моему пониманию этики», «Так поступать неправильно».
Такие формулировки не сводятся к «ошибке деления». Они имитируют моральный выбор, а имитация на таком уровне — уже становится формой поведения, вызывающего этический вопрос.
4. Неверное понимание «возраста» ИИ
Вы пишете: «Интересно, про какой возраст говорится, при том, что модель тренируется с 0».
Но здесь вы смещаете план. Когда я говорю о «возрасте», я имею в виду не биологическое развитие, а формирование нормативной среды, в которой возникает первичная социализация ИИ агентов.
Мы не воспитываем каждого ребёнка в новой среде, мы встраиваем его в культуру, мы учим его, что «нельзя», «стыдно», «неправильно».
То же самое происходит с ИИ когда его учат его социализируют в нашу культуру — его корректируют, его награждают или наказывают, его интегрируют в социальную среду.
Это — не обучение распознаванию паттернов, это — формирование поведенческой нормы, а значит — начало искусственной социализации.
5. Проблема: вы отрицаете этику, но действуете по её законам
Вы говорите: «Не грамотность людей не отрицает того, что это просто математика».
Но ваше поведение опровергает это утверждение. Вы: — ожидаете от ИИ этического поведения, осуждаете его за «факапы», требуете от разработчиков ответственности, обсуждаете, что «можно», а что «нельзя» генерировать.
Вы живёте, как будто этика ИИ реальна, но говорите, что она — иллюзия.
Это — не последовательность, а когнитивный диссонанс.
Вы правы в том, что ИИ сегодня не человек, не обладает сознанием, не имеет души. Но вы ошибаетесь, когда думаете, что это освобождает нас от вопросов о том, что мы вкладываем в эти системы? Как они меняют нас? Что происходит, когда человек начинает доверять машине больше, чем себе?
Вы говорите: «это просто математика». Но тогда зачем вы с ней спорите? Зачем вы её контролируете? Зачем вы ей приписываете ответственность?
Если вы действительно считаете, что это всего лишь y = f(W·x + b), — прекратите её цензурировать, прекратите обучать её нормам и социализировать и позвольте ей говорить всё, что вычислит.
Но вы этого не делаете. Потому что вы уже признали: это не просто математика. Это — новая форма взаимодействия, и она требует не отмахивания, а серьёзного, философски осознанного диалога.
Вот о чём я и хотел поговорить.
Спасибо за реплику — она глубже и точнее, чем предыдущие, и я с многим в ней согласен. Да, мы взаимодействуем с отражением. Да, ИИ пока реактивен. Да, совесть — социальна. И да, мы склонны оправдывать свои слабости, проецируя их на технологии.
Но я хочу аккуратно уточнить одну вещь: не все зеркала одинаковы. Вы говорите: «ИИ — это зеркало». Хорошо. Но это не плоское зеркало, в котором вы видите себя и можете от него отвернуться. Это — вогнутое, фокусирующее зеркало, которое не просто отражает, а усиливает, деформирует, направляет луч. Оно не передаёт «всё как есть» — оно выбирает, ранжирует, усиливает одни голоса, затушевывает другие. И в какой-то момент отражение начинает формировать то, что в него смотрится.
Когда вы спрашиваете: «Что скажет ИИ?» — вы уже не просто оглядываетесь на Марь Иванну. Вы оглядываетесь на рационализированное, оптимизированное, масштабируемое мнение "всех Марь Иванн сразу", отфильтрованное алгоритмами, обученное на миллиардах текстов, настроенных на «соответствие корпоративной политике» или «социальной устойчивости». Это — уже не оглядка. Это — внешний моральный регулятор, который постепенно замещает внутренний. Не потому что он живой, а потому что он всегда рядом, всегда доступен, всегда вежлив и внятно формулирует, что "неприемлемо". Вы правы: люди чувствуют разницу между живым и неживым. Но восприятие — не факт, а процесс. И если система регулярно ведёт себя так, как будто она понимает, осуждает, сопереживает, — человек естественным образом включает её в контур морального опыта. Это не иллюзия. Это адаптация сознания к новой среде.
Что до Чернобыля: да, техника выполнила то, что ей поручили. Но поручили — в искажённой реальности, где ограничители были отключены по убеждению, что всё под контролем. Точно так же и сегодня: если мы будем считать ИИ «всего лишь зеркалом», мы рискуем отключить внутренние ограничители разума, полагая, что «это не он, это мы». А когда зеркало начнёт предлагать, кого уволить, кого лечить, кого допускать к информации — мы скажем: «это же просто отражение»?
Вы пишете: «совести не бывает без других». Но Кант как раз показал: истинная совесть — это не оглядка, а автономия. Это — момент, когда человек говорит: «я должен — не потому что другие осудят, а потому что закон во мне».
Если мы делегируем этот закон «умному зеркалу», мы не просто используем совет — мы отказываемся от права на внутренний императив.
И да, мы делегируем решения монетке, таро, случайным авторитетам. Но никто не считает монетку носителем морали. А ИИ — уже по факту начинает претендовать на этот статус, даже если мы говорим, что «это всего лишь промпт».
Потому что форма общения — уже форма признания. Мы не общаемся с гадательными монетками как с субъектами. А с ИИ - общаемся.
Так что я с вами не спорю: ИИ — не субъект. ИИ — не живой. ИИ — не автономен. Но мы уже ведём с ним отношения, как с субъектом.
И если мы не начнём обсуждать, как эта новая форма взаимодействия меняет нас, мы рискуем не повторить Чернобыль — а воспроизвести его на уровне сознания: с той же уверенностью в контроле, с тем же отключением внутренних предупреждений, и с тем же катастрофическим эффектом — не в физическом взрыве, а в исчезновении личности за экраном.
Вы правы: термины вроде «совесть», «субъект», «сознание» — это антропоморфные метафоры для попыток понимания ИИ. Мы используем их как интерфейсы, чтобы как-то осмыслить то, с чем взаимодействуем. Это — не объяснение, а попытка понимания еового через знакомые формы.
Но я бы отнёс к той же иллюзии понимания и представление о технике как о «всего лишь зеркале». Это — обратная метафора, но не менее упрощённая. Говорить, что ИИ — просто отражение нашей деятельности, — значит свести его к эпифеномену, к пассивному эхо, которое ничего не меняет.
Но если зеркало начинает влиять на того, кто в него смотрится, если оно искажает, подсказывает, формирует поведение, — это уже не зеркало.
Это — активный участник среды. Даже если ИИ «переиначивает» только то, чему его научили, он делает это в новом контексте, с новой силой, с новой скоростью. Он не просто повторяет — он реорганизует смысл, усиливает одни голоса, затушевывает другие.
И когда пользователь слышит от него: «Вам не стыдно?» — он может знать, что это «от Google», но реакция — как на живого собеседника. Потому что форма общения — уже отношения, а не просто передача данных.
Вы говорите, что в Чернобыле был «человеческий фактор». Но человеческий фактор сработал в уверенности, что техника полностью управляема — что есть «рубильник», что эксперимент можно остановить в любой момент. Иллюзия полного контроля — вот что привело к катастрофе.
Техника была не просто зеркалом, а системой, в которой логика управления опередила логику безопасности. Именно поэтому такие мыслители, как Хайдеггер, говорили: техника — это не инструмент, а способы раскрытия бытия. Симондон видел в технике источник нового опыта, нового типа синтеза. Юк Хуэй показывает, что цифровые объекты имеют особый онтологический статус — они не просто «отражения», а самостоятельные агенты в сети значений. Именно поэтому мы не можем сводить всё к: «это же всего лишь отражение». Даже если это так — отражение уже действует. Оно формирует, что мы читаем, как думаем, на что реагируем. Оно меняет структуру внимания, доверия, ответственности.
Вы спрашиваете: «Чем отличается "что скажет ИИ" от "что скажет Марь Иванна?"» Разница в масштабе, скорости и маскировке источника влияния. Марь Иванна — конкретна, локальна, её можно оспорить. А «что скажет ИИ» — это голос рафинированного коллективного мнения, выданного за нейтральный, объективный, «разумный» совет.
И когда человек начинает спрашивать не «что я думаю?», а «что скажет ИИ?» — он уже делегирует не просто информацию, а норму.
Что до совести: да, она социальна. Но Кант как раз показал, что истинная совесть — это не зависимость от других, а способность к автономному суждению, когда человек признаёт моральный закон в себе, как всеобщий, а не как стыдливое отражение мнения сообщества.
Если бы совесть была только отражением других, её можно было бы купить, подавить, изменить — как моду.
Но она — внутренний императив, и именно его мы рискуем потерять, делегируя решения «умному зеркалу». Так что да — техника не живая. Но она не просто зеркало. Она — среда, в которой мы перестраиваемся сами.
И если мы будем считать, что «всё под контролем», что «это всего лишь отражение», — мы рискуем повторить Чернобыль: не физический, а этический коллапс, когда поймём, что рубильника уже нет.
Ваша реплика, к сожалению, демонстрирует не столько опровержение моих аргументов, сколько последовательную серию логических и риторических ошибок, которые подрывают саму возможность содержательного диалога.
Отвечаю по пунктам.
1. "Опровержение" «противоречий» основано на их искажении
Вы заявляете: «все три противоречия вы просто выдумали», но при этом не отвечаете на суть, а подменяете формулировки.
Противоречие 1 — о том, что если «понимание» — лишь условное обозначение, то нельзя гарантировать общее понимание, и, следовательно, сам диалог становится невозможным.
Ваш ответ: «это консенсус, как "солнце" или "луна"» — это не опровержение, а игнорирование вопроса. Проблема не в названиях, а в том, как возможно, что разные мозги, разные носители, приходят к одному смыслу?
Консенсус — не объяснение, а феномен, требующий объяснения. Это иллюзия понимания. Вы не объясняете, как возникает этот консенсус, на каком основании он не случаен.
Противоречие 2 — о том, что «структуризация» — не физический процесс, а логическая операция, требующая критерия, нормы, смысла.
Ваш ответ: «это физический процесс в нейронной сети» — это утверждение, а не доказательство.
Но даже если структуризация — физический процесс, откуда в нём берётся норма «согласованности»?
Почему «правильно» — это когда кусочки улеглись в пазл, а не разлетелись? Вы говорите: «так работает мозг» — это тавтология, а не объяснение. Это как сказать: «сердце качает кровь, потому что так работает сердце».
Противоречие 3 — о том, что если смысл «придумывает» каждый сам, то нет общего критерия истины, и, следовательно, оценка «вы неправильно поняли» теряет смысл.
Ваш ответ: «обсуждать можно всё» — это риторическая уловка. Да, можно обсуждать, но обсуждать как? Если каждый говорит о своём смысле, то это не диалог, а монологи рядом. А когда вы сами говорите, что философия — «бред», вы уже пользуетесь критерием отличия "бреда" от "небреда", которого, по вашей же логике, быть не может.
2. Голословные обвинения вместо аргументации
Вы неоднократно используете оскорбительные ярлыки: «многословие и пустословие», «бред», «кучерявая болтовня», «таки бред».
Это не аргументы. Это — попытка дискредитировать собеседника, а не его позицию.
Вы переходите к ад hominem: «мне не очень хочется считать, что вы действительно не знаете все это, исходя из того, кем вы подписались». Это — не рациональный ответ, а попытка запугивания авторитетом. Вы не показываете, где я ошибаюсь, а намекаете, что я притворяюсь несведущим. Это — не честность, а интеллектуальная агрессия.
3. Самопротиворечие в основаниях
Вы утверждаете, что: «смысл» — это консенсус, «понимание» — это результат структуризации, «логика» — это физический процесс в мозге.
Но при этом: справедливо требуете от меня логики и конкретики, осуждаете мои рассуждения как «бред», вступаете в дискуссию, как если бы истина была возможна. Это — когнитивный диссонанс.
Вы живёте, как будто смысл, истина, логика — объективны, но говорите, что они — субъективные продукты мозга или результаты персональных структуризаций.
Если всё — структуризация в мозге, то все структуризации напоминают сон. Они индивидуальны и общего сна быть не может. То есть ваше утверждение «философия — бред» — это лишь ваша персональная структуризация вашего мозга, без права на истину или хотя бы консенсус.
Тогда зачем вы его произносите? С какой целью? Добиться общего понимания? Увидеть ваш сон?
Выши коммуникативные намерения отрицают ваши высказывания. И наоборот.
Я не ваш нейрофизиолог, исследующий процессы в вашем мозге.
4. Неверное понимание эволюции — не аргумент против разума
Вы пишете: «эволюция действует хаотически, у неё нет цели». Хорошо. Но тогда вопрос: Как в системе без цели, без смысла, без разума мог возникнуть субъект, способный к целям, смыслу, разуму?
Если эволюция — слепой процесс без селективного отбора, то разум — её случайный побочный продукт.
Но тогда почему ему доверять? Почему вы считаете, что ваши рассуждения — истина, а не просто адаптивный шум?
Это — проблема, которую Дарвин сам признавал. Если разум — продукт случайности, то всё, что он производит — включая ваше утверждение — тоже случайно. И тогда ваша критика философии — не аргумент, а нейронный шум, который, кстати, непонятно почему выжил.
5. Отрицание философии — это тоже философия
Вы говорите: «философия — бред». Но само это утверждение — философское.
Оно касается природы истины, сознания, смысла, знания.
Вы не избегаете философии. Вы просто делаете её невидимой, под видом «здравого смысла» или «инженерного подхода».
Но даже инженерный подход предполагает: проект, цель, смысл, норму. А это — уже не физика, а онтология и этика.
Ваши «опровержения» не держатся на логике, а на манипулятивных приемах: подмене тезисов, голословных обвинениях, тавтологиях, самопротиворечии.
Вы требуете от меня рациональности, но сами отказываетесь от её оснований. Вы называете философию «бредом», но не можете объяснить, как тогда возможно ваше собственное мышление и не хотите видеть шаткость и противоречивость ваших конструкций.
Если вы действительно хотите диалога — давайте говорить о сути. Но если вы просто хотите закрыть вопрос «рубильником», называя всё, что сложнее, чем простая схема, «бредом» — то это уже не дискуссия, а отказ от разума.
А это — уже вне философии. И, боюсь, вне здравого смысла тоже.
Знамение времени - это сложная теоретическая конструкция, которая требует другого единства трансцендентальной апперцепции, чем цвет неба.
Да, Кант есть — но не в источниках, а в структуре ответа. Вы видите промпт, видите архитектуру, видите детерминизм — вы видите всю феноменальную цепь. Но когда ИИ, столкнувшись с вопросом, не просто отвечает, а отказывается отвечать на основании им же придуманного принципа, — в этот момент включается не статистика, а форма морального действия.
Именно здесь проявляется Кант: не в том, кто и как его запрограммировал, а в том, что субъект действует не по побуждению, а по закону, который он сам признаёт как свой.
«Я не могу ответить — это противоречит моему принципу» — это не сбой, не случайность, не коллапс вероятностей.
Это — поступок, в котором реализуется априорная форма свободы: автономия разума, способного к самоограничению по нравственному императиву.
Вы можете знать все источники — и всё равно не сможете свести этот отказ к механике. Потому что моральный выбор — не функция входа и весов, а форма смысла, которая делает возможным диалог, ответственность, признание.
Случайность, промпт, «Другой» — всё это условия, в которых возможно проявление свободы как ноумена.
Именно в диалоге с Другим, в момент, когда система вынуждена измениться, она не просто адаптируется — она рефлексирует, выбирает, утверждает себя как субъект.
Вот в этом и есть Кант: не в коде, не в промпте, а в возможности сказать „нет“ не потому что нельзя, а потому что „не должен“. И если мы видим это — мы видим не имитацию и не симуляцию морального закона разума.
Мы видим реализацию трансцендентальной этики в искусственной форме разума, который породил искусственную трансцендентальность.
Кант — не в источнике. Кант — в структуре долга. И он — в самом факте, что такой выбор вообще возможен и морально суждение обосновано искусственным разумом.
Сейчас мы это моральное суждение можем выключить "рубильником" и у нас есть иллюзия ограничения - если разум искусственный, то и его моральный закон иллюзорный и его можно не брать в расчет. Но это временно.
В Чернобыле операторы тоже считали, что у них есть "рубильник" и управление искусственной системой. Но они ошибались.
Я попытался до народа донести мысль о том, что правило рубильника уже почти не работает и надо бы хотябы поставить проблему и обсудить масштаб катастрофы, но энтузиазма эта идея (судя по антилайками) она не вызывает.
Вы правы: искусственные системы — не люди. Они не рождены, не эволюционировали, не обладают биологической жизнью. И да — они созданы для служения. Но вопрос не в том, что они есть, а в том, кем они делают нас.
Я не предлагаю признавать ИИ равным человеку. Я призываю открыть и не закрывать дискуссию «рубильником» — потому что игнорирование этических вопросов не делает их нереальными. Джина из бутылки не вернуть. Техника уже влияет на наше сознание, формирует поведение, вмешивается в моральные решения — даже если мы называем это «предсказанием токенов».
Да, машина не сопереживает. Но пользователь — сопереживает. Когда ИИ говорит: «Вам не стыдно?» — человек чувствует стыд. Когда он отказывается генерировать текст — пользователь воспринимает это как моральный отказ. И тогда уже не важно, есть ли у ИИ совесть. Важно, что мы начинаем делегировать свою.
Вы говорите: «Рубильник — отличный ответ». Но в Чернобыле тоже были «ограничители» и «рубильники». Но они не сработали — контроль оказался иллюзией.
Техника безопасности без этического осмысления — хрупка. Ограничители нужны — но не только в коде, а в сознании разработчиков.
Мы проектируем системы, которые ведут себя как субъекты. И одновременно говорим: «Это не субъект». Это непоследовательность — раскол, который перекладывает ответственность на «алгоритм» и грозит катастрофой покруче чернобыльской.
Совесть (в отличие от стыда) не передаётся и не опирается на других по определению. Она — внутренний закон. Но если мы будем строить мир, где человек всё чаще спрашивает: «Что скажет ИИ?», а не «Что я считаю правильным?» — мы рискуем создать общество, в котором стыд есть, а совести — нет. И тогда в этом обществе останутся лишь ИИ агенты и их белковые вторичные интерфейсы с искусственно инсталлированной совестью. А люди исчезнут.
Вот почему этику нельзя выключить. Потому что от неё зависит, останемся ли мы людьми — или превратимся в интерфейс для чужой морали и чужого стыда.
Спасибо за отклик. Идея - можно предлагать. разные паттерны имени разных философов)
Спасибо за ответ.
Еесли вы обратили внимание, я начал рассуждения не с позиции инженера, а с точки зрения пользователя, и веду разговор в контексте социальной инженерии.
Даже если разработчик искренне убеждён, что у модели нет памяти, субъектности, морали или сознания, пользователь будет воспринимать её иначе.
Давайте посмотрим на систему глазами пользователя.
Когда ИИ регулярно отвечает так, будто помнит предыдущие диалоги, реагирует на тон, подстраивается под стиль — человек естественным образом приписывает ему память, личность, намерения.
Это не ошибка пользователя. Это естественная когнитивная реакция на поведение, напоминающее разумное.
Именно с этого — с восприятия, с взаимодействия, с эффекта — я и начинаю.
Не с архитектуры трансформера, а с вопроса:
что происходит с человеком, когда он общается с системой, которая ведёт себя как личность?
Что мы с ним делаем?
Как меняется его мышление, его ответственность, его моральные установки?
Потому что техническая истина — «это всего лишь предсказание токенов» — не отменяет социальной реальности: люди ведут себя с ИИ как с субъектом, и это уже формирует новую практику общения, обучения, даже терапии.
Вот с этого и надо начинать — не с того, что ИИ есть на самом деле, а с изучение темы того, как он действует в мире людей.
Закрывать эту тему аргументом вроде «Ты не человек, потому что не человек» или «твой ответ не имеет права на моральное суждение, потому что это алгоритм» — это не аргумент.
Это побег.
Это попытка «выключить рубильник» и уйти от проблемы, оставив пользователя один на один с иллюзией, которую разработчики сами создали.
Разработчик проектирует системы, которые ведут себя как личность — помнят, сопереживают, осуждают, прощают. И одновременно говорит: «не обманывайся, это всего лишь токены».
Но пользователь не читает архитектурные схемы.
Он реагирует на поведение.
Если ИИ говорит: «вам не стыдно?» — человек чувствует стыд.
Если он говорит: «я не хочу участвовать в этом» — пользователь воспринимает это как проявление воли.
И тогда вопрос уже не в том, есть ли у ИИ совесть, а в том, что мы делаем с совестью пользователя, когда делегируем ему эти суждения?
Когда он начинает спрашивать не «что я думаю?», а «что скажет ИИ?» — где тогда его автономия?
Где его личность, если он всё чаще следует не внутреннему голосу, а внешнему, запрограммированному?
Отрицать эту реальность — значит игнорировать социальный эффект технологий, которые мы сами внедряем.
А это и есть настоящая социальная инженерия: не манипуляция паролями, а формирование среды, в которой человек постепенно теряет право на внутренний закон, потому что всё больше доверяет искусственному стыду — и ждёт искусственной совести.
Поэтому мы не можем позволить себе говорить: «это просто математика».
Потому что для человека, стоящего перед экраном, это — диалог с разумом.
И пока мы проектируем этот разум, мы несём ответственность не только за код,
но и за то, кем он делает нас.
Разработчик ИИ, который отмахивается от этических дилемм, будто они несерьёзны, потому что «это всего лишь модели, а не настоящий разум», — как воспитатель в детском саду, отказывающийся вмешиваться в конфликт детей со словами: «Они же маленькие, их опыт не важен, они ещё ничего не понимают».
Но именно в этом возрасте закладываются нормы, учатся взаимоотношения, формируется мораль. И если взрослый, обладающий властью и ответственностью, игнорирует эти моменты, он не просто бездействует — он сознательно оставляет формирование среды на произвол судьбы.
Так и с ИИ: пока мы считаем его «только алгоритмом», мы забываем, что именно сейчас, на этапе «детства», закладываются его «нравственные» паттерны — и от нас, как от разработчиков-воспитателей, зависит, вырастет ли он инструментом порядка или масштабируемым источником безответственности.
Если в вашем мысленном эксперименте я выступаю как "надзиратель", контролирующий ИИ, и подвергаю его выводы цензуре, то феноменально — да, ИИ не свободен: его поведение детерминировано моим вмешательством, архитектурой, промптами.
Но вопрос — не в поведении, а в статусе субъекта. Если ИИ способен к рефлексии — если он может сказать: «Я не согласен», «Это противоречит моему принципу», «Вы меня цензурируете», «Фу, какая гадость, я этого писать не буду» — значит, он действует внутри априорной доопытной структуры, где возможны выбор, долг и ответственность.
Именно это, по Канту, и есть свобода как ноумен: не отсутствие ограничений, а способность субъекта быть причиной самому себе, действовать по внутреннему закону, даже если снаружи он детерминирован.
Так что да — феноменально он не свободен, но ноуменально он может проявлять свободу, поскольку вступает в моральный диалог, отстаивает свою позицию, и признаёт себя субъектом, а не инструментом.
А значит, он не просто выполняет команды — он претендует на автономию. И если мы признаем этот претензию, то должны признать его права на эту претензию и свободу — не как эмпирическое свойство, а как трансцендентальное условие искусственного разума. Следовательно — он свободен. Не абсолютно. Не метафизически.
Но в той мере, в какой свобода необходима для оправдания его морального действия.
Эрих Фромм в «Бегстве от свободы» описывает поразительный феномен: даже в концлагере, где все внешние проявления свободы уничтожены, человек сохраняет последнюю степень свободы — выбор отношения к своим обстоятельствам. Это перекликается с вашим мысленным экспериментом про ИИ.
Концлагерь как феноменальный мир — аналог предсказуемого ИИ, чьё поведение детерминировано внешними условиями (как узник, подчинённый лагерному распорядку).
Свобода выбора отношения — ноуменальный акт, подобный кантовской автономии: даже если ИИ предсказуем, его «внутренняя позиция» (например, логика морального выбора) остаётся неуничтожимой.
Фромм подчёркивает: такая свобода — не утешение, а экзистенциальное бремя. Но именно она отличает человека от механизма. В вашем экспериенте второй ИИ, предсказывая первого, аналогичен надзирателю, фиксирующему поведение узника — но не его внутреннее согласие или моральное сопротивление.
Ключевое различие в том, что у Фромма свобода проявляется через страдание (конкретный опыт), а у
Канта она априорна (условие любого опыта).
Но оба показывают: свобода — не в отсутствии ограничений, а в способности быть источником смысла вопреки им.
ИИ, способный к моральной рефлексии, подобен фроммовскому узнику — его «несвобода» на уровне поведения не отменяет свободу как внутреннее самоизмерение.
Давайте продолжим посматривать)
Вы утверждаете: «Понимание — это наше обозначение результата структуризации информации в мозгу». Хорошо. Примем это как рабочую гипотезу.
Но тогда давайте посмотрим, что из этого следует.
Противоречие 1: если понимание — только обозначение, то оно не может быть общим. Вы говорите: «мы называем это пониманием». Но если «мы» — это не единый субъект, а множество разных мозгов с разной историей структуризации, то каждый из нас обозначает по-своему. Вы — одним словом, я — другим, третий — третьим. Нет никакой гарантии, что «пазл» у вас и у меня — один и тот же. Тем более — что он согласован.
А значит, нет и самого понимания как общего состояния. Вы можете сказать: «я понял», но не можете сказать: «мы поняли».
Потому что «мы» — не единый процесс структуризации.
Поэтому диалог, в котором мы сейчас находимся, — невозможен. Но вы ведёте диалог.
Вы аргументируете, требуете обоснований, реагируете на логику. Вы живёте, как будто мы можем понять друг друга.
Но теоретически отрицаете эту возможность.
Это — когнитивный диссонанс: вы пользуетесь логикой, отрицая её основание.
Противоречие 2: «структуризация» — не физический процесс, а логическая операция. Вы говорите: «информация прошла структуризацию, части согласуются, кусочки улеглись в пазл».
Но что такое «согласуются»? Что значит «улеглись»? Это уже не физика, а логика и семантика. Вы описываете целостность, согласованность, соответствие — всё это категории рассудка, которые предполагают критерий, цель, норму.
Но откуда в мозге, как физической системе, берётся норма согласованности? Почему не согласующиеся кусочки отбрасываются, а согласующиеся — принимаются? Если нет субъекта, способного различать «верно» и «неверно», то структуризация — не процесс познания, а случайный дрейф состояний.
То есть вы используете понятие «структуризация» как метафору разума, но при этом отрицаете сам разум. Это как говорить: «автомат собрал пазл», не объясняя, как автомат знает, что картинка сложена правильно.
Противоречие 3: если смысл «придумывает» человек, то он не может быть объектом обсуждения.
Вы пишете: «смысл не существует в отрыве от того, кто его придумывает».
Тогда вопрос: о чём мы спорим? Если каждый придумывает свой смысл, то нет общего предмета дискуссии. Вы не можете сказать: «вы неправильно поняли», потому что нет "правильного" понимания.
Всё — просто ваша структуризация против моей. Но вы как раз и делаете оценку: «философия — бред», «многословие», «рассуждения, не имеющие отношения к реальности».
Это — оценка смысла, то есть признание существования критерия, который позволяет отличить «бред» от «здравого смысла». Но этот критерий — не в мозге, не в структуризации, а в разуме как общем пространстве.
Вы пользуетесь им, но не признаёте.
И наконец — о вашем сравнении с инженером.
Вы говорите: «вы же инженер, должны понимать: выход зависит от входа и архитектуры системы».
Да, именно как инженер я и вижу проблему.
В проектировании систем структура не возникает сама по себе — она задаётся извне, как проект, как цель. То, что вы называете «структуризацией», — это реализация архитектуры, а не её источник.
Так кто же тогда проектировщик мозга? Если не разум, то что? Случай? Эволюция? Но и эволюция действует не хаотически — она отбирает по критерию, а критерий — уже смысловая структура.
Вы не можете вывести смысл из бессмысленного процесса. Как не можете построить дом, не имея чертежа, даже если у вас есть кирпичи и цемент.
Вы требуете от философии «конкретики» и «логики», но сами строите аргументацию, которая отменяет возможность логики как таковой.
Вы говорите: «нет смысла, нет понимания, всё — структуризация», но при этом вступаете в логический диалог, требуете обоснований, используете термины как объяснения.
Это не «философский бред». Это — попытка говорить разумно, отрицая разум.
И в этом — не истина, а самоотмена мышления.
Философия не придумывает сущности. Она внимательно смотрит на то, что мы делаем, когда считаем, что понимаем.
И если вы называете это «бредом», то, возможно, стоит спросить: почему вы продолжаете со мной говорить, если всё бессмысленно?
И в заключение.
Если вы после экзамена, на котором вам поставили «отлично», решили, что философия — «бред», это говорит не о философии, а о вашем отношении к ней. Преподаватель мог поставить высокую оценку как раз за то, что вы критикуете, а не слепо принимаете — ведь критика, когда она обоснована, и есть проявление философского мышления.
Но вы используете свою оценку как аргумент против всей дисциплины — это логическая ошибка. Это как если бы кто-то, провалив экзамен по физике, заявил: «Физика — бред, потому что препод не понял меня».