Комментарии к первой части продемонстрировали еще одно популярное заблуждение, с которого я хотел бы начать вторую часть статьи. Многие люди несправедливо упрекают патентную систему в торможении прогресса, так как считают патенты удостоверением собственности на изобретение, в то время как патент лишь регистрирует преимущество владельца при коммерческом использовании изобретения. Разница в определениях огромна. Во-первых, преимущество держателя патента ограничено по времени. Во-вторых, и заявка на изобретение, и сам патент являются открытыми, публичными документами. Фактически говоря, изобретение становится достоянием человечества. Разумеется, в базе патентов — копилке знаний — найдется много мусора, тривиальных, никому не нужных или даже глупых изобретений, однако ценность копилки, как и любого механизма свободного обмена информацией вообще, невозможно переоценить. Патенты не мешают изобретать! Как раз наоборот: полная гарантированная доступность предыдущих изобретений способствует прогрессу, помогает не изобретать в очередной раз велосипед, а совершенствовать действительно нужные и перспективные направления. Патентная система была призвана создать аналог академической традиции публикации работ, и надо признать, достаточно успешно справляется с этой задачей. Закон обязывает соискателя “предоставить исчерпывающее описание и детали изобретения в таком виде, что человек с ординарными способностями будет в состоянии его воспроизвести”. Добавьте к этому регламентированную форму подачи, какую-никакую проверку и фильтрацию патентных экспертов, современную компьютеризированную систему поиска и каталогизацию, и мы получаем практически идеальную для изобретателя картину: изучай на здоровье, пользуйся, улучшай, твори свое!

Монопольные права патента и ограничения начинают играть роль лишь при коммерциализации изделий, в состав которых входят патентованные элементы, никак не раньше. Большое количество людей почему-то мешают прогресс и изобретательство с этапом продаж, повышенное внимание технарей к которому не перестает меня удивлять. Хороший парень Линус с тысячами товарищей по увлечению разрабатывает ядро ОС в насквозь коммерческом мире Intel/Microsoft; затем другие хорошие парни из Andorid Inc. разрабатывают среду для мобильных приложений в коммерческом мире Java; затем другие хорошие парни из Google разрабатывают HAL для коммерческих мобильных платформ; затем другие хорошие парни из HTC интегрируют это все в законченный коммерческий продукт- умный телефон с техническими характеристиками десктопов конца девяностых. Если это не прогресс с инженерной точки зрения, то я не знаю что тогда назвать прогрессом. И патентная система не вмешивается ни в один этап этого сложного технологического пути! Она не обязательно помогает (хоть теоретически и призвана), но как минимум, не мешает.

Кричащие же заголовки появляются при продажах телефонов HTC и начале патентных отчислений с продаж. Да, вес патентных отчислений может составлять до 30% себестоимости товара, особенно у мобильных устройств, что чрезвычайно много, но ведь “это такой мир, детка”©. Не хотите ли поговорить о размере НДС? О пошлинах на импорт? О проценте прямых и косвенных налогов на компании? Каким-то загадочным, извращенным образом разговор о доходах и расходах перемещается в технологическую плоскость и транслируется в помехи прогрессу. Патенты могут максимум влиять на прибыль HTC, но никак не тормозить научно-технический прогресс. Мешанина “маржи с гигагерцами”, типичная для непрофессионально освещаемой популярной патентной темы, ошибочна в самом своем основании.

Пример: Секрет на троих

Представьте на минуту, что алгоритм RSA хранится в виде торгового секрета (в недрах NSA или по аналогии с Кока-Колой: та тоже любит легенду, будто рецепт известен всего трем людям). Что изменилось бы для коммерческих организаций, приобретающих шифровальные продукты? Ровным счетом ничего. На фоне чрезвычайно дорогих сертификаций по безопасности возможная конкуренция не сильно такие продукты удешевит. Что изменилось бы для сообщества технарей-пользователей? У нас бы не было удобных методов шифрования с открытым ключом! Вернемся в реальность. Алгоритм RSA был запатентован (да-да, тот самый ужасный “софтверный патент”), и как следствие, опубликован в деталях. Коммерческие пользователи как платили за продукты, так и платят. А простое человечество вовсю пользуется PGP, сертификатами, электронными подписями и прочими некоммерческими прелестями на основе этой публикации; сообщество криптографов улучшает алгоритмы асимметричного шифрования. В 2000м году срок действия патента истек, и теперь RSA окончательно и без каких-либо ограничений стал достоянием человечества. Кому же стало плохо от дьявольского патента?

RSA показателен еще и тем, что похожая (правда, незавершенная) работа была придумана английским математиком за 10 лет до Ривеста, Шамира и Адлемана, но будучи похороненной на 20 лет в виде сверхсекретной работы в британских спецслужбах, не только не дошла до практической реализации, но и не помогла изобретению великой троицы даже теоретически (они о ней попросту не знали).

Добавим еще весомую защиту от крупных игроков на рынке, которую патенты предоставляют стартапам и мелким изобретателям, и нам окончательно станет понятно почему Томас Джефферсон, стоявший у истоков [в том числе] патентных законов и патентного Бюро США, превратился из противника патентов в одного из ярых их сторонников.

Благими намерениями

А теперь, расписав светлыми красками прелести патентной системы, я применю особо крутой публицистический приём и заявлю: положительная, логичная, помогающая изобретать система патентов работает ПЛОХО. Нет, в теории по прежнему все хорошо, но в реальности картина далека от идиллической. Возможно она являлась такой в 1800-х годах, хотя и тогда скандалов хватало, но с сегодняшним ритмом жизни, сменой технологий и растущей модой на патенты, система серьезно устарела. 20 лет преимущества для изобретения?! Классно для аспирина, которым мы пользуемся и через 200 лет, но большое количество сегодняшних изобретений закончат свой срок жизни намного раньше срока истечения патента, причем во всех своих версиях и инкарнациях. Игра выходит нечестной: общество дает изобретателю преимущество в обмен на… никому не нужный мусор через 20 лет. Устарел и процесс: патентный эксперт мало того, что завален заявками выше крыши, так еще вынужден продираться через дебри написанного поднаторевшими в использовании максимально широких и неоднозначных терминов адвокатами. Низкое качество такой экспертизы стало притчей во языцех, в то время как цена получаемого монопольного права на тривиальное “изобретение” может быть очень высока для игроков целой индустрии.

Печальнее всего то, что кардинально исправить ситуацию нельзя. Патентное Бюро может ужесточить проверки, закрутить гайки, разобраться как следует и наказать кого попало. В последнее время эксперты Бюро лютуют и требуют от соискателей реальных доказательств отсутствия prior art, так что золотые времена патентования бразуерных cookies к счастью миновали. Но лучше не стало: “изобретатели” берут количеством. Тысячи, десятки тысяч заявок от каждой крупной и средней компании, на каждый железный модуль, функцию кода, интерфейс, коммуникацию. Система тупо спамится. Понятие “изобретение” нещадно размывается, замещаясь совершенно обыденным решением поставленной задачи, которую более-менее одинаково решит любая произвольная команда профессионалов соответствующего профиля! И особую роль в непомерной нагрузке на патентное Бюро играют, конечно же, софтверные патенты, этакий аналог предложений увеличения пениса и фейковых ролексов в почтовом спаме.

“Мягкие” патенты

Злая ирония заключается в том, что оригинальные положения о патентах в США не разрешают патентование алгоритмов и софта, как не разрешают патентование явлений природы, физические законы, математику и т.п. Софтверные патенты стали возможны лишь благодаря вмешательству Верховного суда. Серия его решений сначала не нашла ничего плохого в том, что формулы и алгоритмы являются частью патента, затем мало-помалу патенты на софт полностью легализовались в США и некоторых странах Европы. Очень часто в патентах фигурирует не только алгоритм, но и бизнес-процесс, или виртуальный “аппарат”, как бы “физически реализующий” патентуемый код. Поэтому неправы те, кто считает, будто софтверные патенты легко выявить или отменить. Само по себе существование чисто софтверных патентов не делает систему хуже: банальные патенты одинаково вредны в любой области. “Метод генерации уникального URL для скачивания документов” раздражает не меньше “Сэндвичей без корочки”. С другой стороны уже упомянутый мной RSA — настоящее Изобретение с большой буквы, прорыв, подставьте любой другой подходящий эпитет. То есть вопрос вновь возвращается к качеству патентной экспертизы.

Одним из часто предлагаемых предложений для реформирования патентной системы является публичное обсуждение заявок. Я целиком поддерживаю это предложение. Если Бюро не справляется с экспертизой само, предоставьте это обществу! В мире найдется немало людей, сумеющих аргументированно помочь замыленному глазу патентного эксперта: “Нет, чувак, гиперссылки — это не изобретение. Они уже повсеместно существуют и используются, причем задолго до WEB-а”. Упор должен делаться не на юридическую процедуру, а на совместный поиск предыдущих работ, на ответ на главнейший вопрос, отличающий патентуемую вещь от не патентуемой: “invention, not innovation” (изобретение, а не улучшение).

Любопытно отметить, что подобной процедуры нет для заявок, но она фактически существует… для уже выданных патентов. Если это будет интересно хабрасообществу, в третьей части статьи мы рассмотрим понятие reexamination (переэкзаменовка), призванное свести к минимуму вред от банальных патентов.