В моей истории наступило относительное затишье. Вот уже почти 2 месяца, как я состою в пиратском сообществе. Они каким-то образом сделали мне новые карточки, всю идентификацию, я могу выходить на улицу, покупать что нужно, даже, если бы захотел, сходить в кино. Теперь я был другим человеком. Человеком и партизаном.

Я не объявлял войну, не рвал на себе рубашку и не лез на баррикады. Признаюсь, мне никогда не нравилось это положение с копирайтом, но чтобы выступить против… я бы не решился. Но обстоятельства сложились так, что теперь я здесь, и обратно уже никогда не вернуться. Поэтому если когда-нибудь мне представится случай написать книгу о своей жизни, наверно она будет начинаться так:

Я, пират _{Фамилия Имя Отчество}, родился в ____ году в городе N.

Однако, учитывая опасности пиратской жизни, если я хочу, чтобы книга появилась на свет, стоит начинать уже сейчас. Представилось, как я, старик с повязкой на глазу, без одной ноги, которую потерял в смертельной схватке с правообладателями, сижу ночью у костра и рассказываю детишкам жуткие истории из своей пиратской жизни, полной опасностей. Следующая картина была — тот же костёр, но мою историю рассказывают за меня, потому что я пал в неравных боях за информационную свободу. Этого ещё не хватало. Хотя, не знаю как нога, но вот запястье иногда очень неприятно ноет.

Я посмотрел на компьютер, комфортно устроившийся на столе. Он не был подключен ни к одной сети. Все программы, все хелпы, всё установлено в оффлайне, как сказал Семён, этого должно было хватить. А если вдруг не хватит — привезут на флешке всё, что нужно. Неудобно, зато надёжно, и создаёт по-своему заманчивую атмосферу отрезанности от мира, как на необитаемом острове.

В принципе я привык. Так же сижу дома, так же пишу программы. Делаю какие-то модули для взлома серверов. Я конечно не спец по этому делу, но как мне сказали, время у нас есть, потихоньку изучаю вопрос, даже иногда читаю документацию. Отлаживаю на виртуалках, с удовольствием наблюдая, как небольшие, но меткие штрихи кода внедряются в хитросплетения вражеских систем.

Периодически делаю бекапы, которые Семён забирает, а взамен копирует мне фильмы, музыку, которые я прошу принести. Это напоминает мне рассказы Петровича о временах, когда для того, чтобы заполучить, скажем, игру, надо было знать нужных людей, ждать несколько дней, а потом идти с дискетами и терпеливо переписывать многотомные архивы с верификацией, чтобы потом не ходить второй раз.

Видимо, чтобы я совсем не свихнулся от такой отключённости, они привезли мне ноутбук с интернетом. Я конечно и сам понимаю, но Семён на всякий случай настойчиво повторял, чтобы я не засветил какие-нибудь подробности из своего прошлого. Стараюсь нигде ничего не писать, и даже не региться, а если уж очень надо, выбираю имена как случайный набор символов.

Из всех партизан со мной общается только один Семён, и мы всегда встречаемся на нейтральной территории. Он обещал позже познакомить меня с остальными, показать место, где они собираются и смотрят пиратские фильмы, слушают пиратскую музыку. Когда началась вся эта эпопея суровых запретов, коллекционеры контента, которые раньше спокойно участвовали в файлообмене, постепенно ушли в подполье. Кто-то из них сам присоединился к партизанам, кто-то предпочёл отдать или скопировать им свои коллекции. Конечно мне не терпелось самому в этом всём покопаться.

В общем, всё вроде бы хорошо, кроме одного. Приступы не прекращаются, и главное непонятно из-за чего. Если раньше они случались, когда предстояла важная встреча, или я опаздывал, то сейчас… Например, я просто запускаю очередную часть программы. Это просто тест, а не настоящий взлом. А меня трясёт, как будто я нелегально копирую секретную информацию из сети УИБ. Или, допустим, иду в магазин что-нибудь купить, никуда не торопясь, люди прогуливаются с детьми, светит нежаркое солнце, отличная погода. А напряжение душит, как будто я на поле боя прорываюсь через порванные снарядами, затянутые дымом окопы. Дрожащими руками пытаюсь размять мышцы, дышать глубже и ровнее. Я говорю себе: ведь не происходит ничего особенного, мне не надо ни от кого убегать… но видимо, случаи, когда пациент уговорил себя не дёргаться, медицине не известны.

Пока оставались те зелёные таблетки, я принимал их, но когда они кончились, не стал покупать новые. К врачу тоже не пошёл, во-первых, не хотелось рисковать, вдруг меня раскроют, и потом, как сдам анализы, найдут ещё какую-нибудь ужасную болезнь, про которую лучше не знать.

Если поразмыслить, получалось так, как будто мозг привык к этим нервным стрессам и теперь ему достаточно даже малейшего повода, чтобы их спровоцировать. Но сегодня причины у меня как раз есть. Сегодня я иду на очередную встречу в парке, где мне обещали рассказать, для чего нужны эти взломы серверов. Похоже работа дошла до такой стадии, когда без понимания общей цели продолжать невозможно. Или, кто знает, приближается какой-то критический момент, и им приходится торопиться. По крайней мере на прошлой встрече с моим «связным» мне так показалось. Он вёл себя неуверенно, как будто чего-то недоговаривал, всё время собирался сказать, но сомневался.

До встречи оставалось ещё больше часа и я не находил себе места. То плюхался в кресло, то опять вскакивал, ходил по комнате, выглядывал в окно, постукивая пальцами по стене. Работать сейчас бесполезно, только время потеряешь. Я с силой упёрся руками в стол, отчего часть его верхней панели немного отошла в сторону. Полоска света осветила пыль внутри. Я потянул панель сильнее. Очевидно, прошлый жилец не часто приглашал к себе гостей, и раздвигать стол ему не приходилось. Зато похоже, ему давали тот же совет, что и мне: записывать. Внутри стола, за выдвигающимися ящиками, куда можно залезть, только вытащив их все, лежало несколько листков, исписанных мелким почерком.

В тесном полутёмном помещении без окон сидели два человека. Один из них, помоложе, был в джинсах и футболке, на другом поверх рубашки и неопределённого цвета брюк был надет темно-синий халат.

На самом деле помещение было большое, а тесно было из-за того, что всё вокруг было заставлено коробками с дисками, штабелями книг и пластинок. То тут, то там между ними были запихнуты отдельные кассеты, и кажется даже пачки дискет. Поблёскивали металлическими торцами винчестеры, прозрачными краями тускнели цилиндры болванок, сложенных в банки.

Узкий проход между стеллажей и коробок вёл к открытой двери, через которую был виден уходящий вдаль коридор. Вдоль его стен тоже в разном порядке были сложены носители, носители, носители… Изредка виднелись какие-то приборы, шли кабели, обходящие редкие дверные проёмы.

Человек в халате говорил:

— Да, это конечно хорошо, что, когда предоставляется возможность, мы спасаем обвинённых, тем более тех, кто на самом деле ничего не сделал. Храним все эти архивы, уж не знаю, станут они когда-нибудь доступны людям, или нет. Но теперь наконец мы что-то сделаем реальное. Столько времени готовились, прямо не верится, что уже скоро.

— Нет, я все-таки не понимаю, как мы сможем уничтожить базу данных. Ведь у них наверняка резервирование и репликация по всему миру.

— Во-первых, и что самое главное, они этого не ожидают. Копии конечно есть, но в том-то и дело, что мы атакуем все серверы одновременно. А что касается защиты, любой хакер знает, если защиту нельзя взломать через сеть, это можно сделать изнутри. В таких делах без физического вмешательства не обходится. Мы всё предусмотрели, даже аварийные годовые бекапы. Не зря столько времени собирали данные. Один решающий удар, и информация обо всех объектах интеллектуальной собственности будет полностью уничтожена.

Из коридора раздался недовольный вопль: «ну куда, куда-а-а?!!» Потом послышалась какая-то возня, приглушённый стук кидаемых наушников и ругательства. В комнату зашел взъерошенный тип, стукнул рукой по косяку. «Опять проиграли», недовольно сообщил он, видимо ожидая сочувственных комментариев, и добавил, мотнув головой в сторону соседней двери: «всё из-за этого оленя». Сидевшие многозначительно промолчали, и он, вздохнув, направился назад.

Молодой человек продолжил:

— И что, базу так трудно будет восстановить? Неужели авторы не смогут как-то доказать, кто что создал?

— Да забудь ты про авторов! В наше время всё столько раз перепродавалось, что единственный достоверный источник правообладания — эта самая база. Они только и делают, что судятся, кому что «принадлежит». Конечно, со временем они снова поделят куски пирога, но это будет не скоро, и за это время наверняка перегрызутся.

— Ну ладно, значит одновременная атака. И для этой атаки надо в некоторых местах физически проникнуть в контрольные центры и ввести там какие-то пароли, так?

— Примерно так.

— Но раз это так важно, как ты не боишься доверить новичку участвовать? Вдруг он откажется? Или смоется в самый важный момент. А вдруг он всё-таки шпион, или за ним следят, но так аккуратно, что мы не заметили?

— А что ты предлагаешь? Может я пойду или ты? Если схватят его, мы фактически ничего не теряем. Он ни с кем не связан, ничего не знает. А если меня? Представляешь, что будет, если они узнают, где мы сейчас с тобой сидим? Нет, он как раз подойдёт. В конце концов, если не выйдет, у нас есть запасные варианты. Но ты прав конечно, лучше бы он не знал, на что идёт.

Возникла пауза. Молодой человек оглядывал окружающее. Еще несколько лет назад ему казалось, он ни за что не забудет, где тут какие диски лежат, и поэтому даже не всегда помечал коробки. Сегодня времени не хватало даже на то, чтобы составлять списки новых поступлений, не говоря уже о том, чтобы разобрать прежний бардак.

Он вдруг обернулся, видимо обрадованный неожиданной мыслью, и чуть ли не размахивая руками, выпалил:

— А ты не говори ему, что это фактическая атака. Скажи, это типа подготовительного этапа, ну, как бы прорыв первого кольца защиты или что-то вроде. Будто мы только внедряемся в их систему, чтобы потом нанести удар. Скажи, что это будет типа испытания для него, а после этой акции, если всё пройдет гладко, мы его примем, и он станет полноценным пиратом, воином киберпространства!

Улыбнувшись, человек в халате спокойно поднялся.

— Ну, ты загнул, «воином». Скромнее надо быть, коллега, — сказал он. Потом помедлил, и подмигнув, согласился: — Я подумаю.

После чего размеренным шагом углубился в коридор. Его собеседник остался сидеть на прежнем месте, видимо размышляя о чём-то.

Проходя мимо работ своего любимого художника, Владимир Алексеевич замедлил шаг, подошёл вплотную к холсту. Половица из натурального дерева благородно скрипнула под ногой. Удивительно, как кажущиеся вблизи небрежными мазки складываются в невероятной реалистичности картину. Владимир Алексеевич неторопливо двинулся дальше, открыл тяжёлую дверь и зашёл в кабинет.

Обстановка внутри одновременно успокаивала и настраивала на деловой лад. Даже запах мебели, смешивающийся с тонким ароматом из климатогенератора, как будто говорил владельцу просторного помещения: «Всё будет так, как надо».

Послушный привычному жесту, включился компьютер, на экране которого привлекало внимание сообщение из ассоциации правообладателей медиаконтента:

«Уважаемый Владимир Алексеевич,
Наше руководство обеспокоено участившимися случаями побегов преступников. Мы полагаем, что это может создать у общественности неблагоприятное впечатление о состоянии дел в области охраны интеллектуальной собственности».

Владимир Алексеевич поморщился и решил сразу написать ответ.

«Уважаемый Эдуард Михайлович,
Наши подразделения обеспечивают защиту вашей интеллектуальной собственности наилучшим образом. Не сомневайтесь, все нарушители пойманы. Исполнение приговоров регулярно освещается в СМИ, так что подозрений о возможной безнаказанности подобных инцидентов возникать не должно. Что касается лиц, которые не предстали перед судом, могу вам напомнить, что данная информация находится вне вашей компетенции».

Вот так. Пусть не лезут не в своё дело. Обеспокоены они. Знаем мы, чем они обеспокоены. Когда только была введена высшая мера за пиратство, казни транслировали в онлайне, для всех желающих. Потом было решено, что это негуманно. Но и сегодня за большие деньги любители зрелищ могут посмотреть, или даже поприсутствовать. Наверняка кто-то из их конторы с этим связан, вот и переживают, что мало приговорённых.

Настроение немного испортилось, поэтому перед тем, как приступать к изучению обстановки, Владимир Алексеевич решил побеседовать с коллегой из Европы. Они общались на английском, и первый раз, помнится, незнакомый акцент сильно резал слух. Сейчас это ощущение сгладилось, и голос кажется обычным, как и манера говорить. Коллега жил как будто в другом мире. И хотя у них были общие интересы, иногда казалось, что тот ведёт какую-то совершенно особенную игру, понятную только ему одному. Тем не менее, беседы с ним обычно оставляли положительное впечатление.

Они поговорили где-то полчаса, о важных и не важных вещах, и попрощались. Владимир Алексеевич еще постоял немного у окна, любуясь видом, и вернулся к столу. Ну что ж, приступим.

Человек из 23-й группы сообщал: «Один из новых подопечных нервничает, всех подозревает. Это может сказаться на всей операции». Прилагалось краткое описание хода внедрения. Владимир Алексеевич задумался, изучая историю побега: действительно слегка неправдоподобно, что его так и не нашли при всех этих обстоятельствах. Ну, раз человек сомневается, надо его успокоить. Откроем ему некоторые секреты.

Допустим, он должен узнать, что среди УИБ есть люди сочувствующие, и не просто сочувствующие, а активно помогающие. Эти люди сделали так, что его не засекли по дороге, удалили ненужные записи, сделали его невидимкой. Тем более, что на самом деле примерно так и было.

Как подкинуть информацию? Напрямую нежелательно. Лучше представить так, как будто он сам раскопал. Например, пусть он случайно найдёт в квартире записи предыдущего беглеца, который знал о том, что ему помогли. Записи, в которых будет говориться, что вокруг «наши люди» и всё под контролем.

Хорошо. Осталось пробежаться по статистике, ежедневным отчётам, ознакомиться с анализом событий. Внешне ничего особенного. И это лучший признак того, что люди, работающие в системе, знают своё дело.

На лице Владимира Алексеевича ничего не отражалось. Но если бы характер у него был немного более открытым, можно было бы угадать, что он остался доволен собой. Всё шло по плану.