1562 год, из Стамбула в порт Антверпена пришёл корабль, гружённый турецкими тканями. Среди них получатель груза нашёл связку из нескольких луковиц. Часть он пожарил и съел, а остальные посадил на своём огороде. Но когда над землёй показались стебли с необычными ярко окрашенными бутонами, он весьма озадачился.
Это взошли тюльпаны. В Нидерландах про них ещё никто не знал.
За короткое время они превратились из увлечения ботаников и энтузиастов-садоводов в объект массовых спекуляций, которыми занимались даже самые низшие слои общества. Стоимость луковиц взлетела до небес, поставив их в один ряд с золотом и самоцветами. Ажиотаж с пиком цен достиг апогея с декабря 1636-го по январь 1637 года, а затем… рынок стремительно рухнул, утащив за собой на дно всю экономику страны.
Тысячи разорённых поместий, десятки тысяч оставшихся без работы людей. А слово «тюльпаномания» надолго стало нарицательным для обозначения экономических пузырей.
На самом деле — нет.
То есть нездоровый ажиотаж вокруг тюльпанов действительно был, равно как и спекулятивная торговля ваучерами и фьючерсами. И даже крах цветочного рынка был. Но всё это прошло без каких-либо серьёзных последствий для экономики Нидерландов, которая продолжала бурно развиваться.
Но обо всём — по порядку.
Аугсбургский тюльпан
Когда тюльпаны только начинали своё победное шествие по Европе, Нидерландов как независимой страны ещё не существовало. Территория, на которой потом образовалось Семь Соединённых провинций, была под властью испанской династии Габсбургов. Растущее недовольство нидерландских дворян, буржуазии и простых горожан политикой испанской короны привело к тому, что в 1566 году в стране вспыхнуло всеобщее восстание, которое возглавил Вильгельм I Оранский: сначала — ставленник короля Испании Карла V, а затем — его непримиримый противник. Годы противоборства привели к тому, что к концу XVI века семь провинций северных Нидерландов вышли из-под власти Испании и стали де-факто независимой страной.
Карта Республики Соединённых провинций и Южных Нидерландов
Получив свободу, Республика Соединённых провинций начала бурно развиваться.
Власти Северных Нидерландов проводили политику терпимости к представителям различных религиозных течений. Благодаря этому в страну стекались люди из разных стран Европы: протестанты различного толка, евреи и даже многие католики. А свободомыслие привлекало философов, учёных, художников и других деятелей науки и культуры. Среди них был и Карл Клузиус — один из наиболее авторитетных ботаников своего времени, сыгравший решающую роль в нидерландской индустрии луковичных растений (но об этом — позже). К тому же главенствующее положение в независимой стране получил кальвинизм, чья протестантская этика стимулировала труд и накопительство.
Два крупнейших города Нидерландов, Антверпен и Амстердам, были центрами общеевропейской торговли. Когда Антверпен в ходе войны с Испанией снова попал под власть последней, многие его жители, в том числе торговцы и квалифицированные рабочие, бежали как раз в Амстердам, дав дополнительный толчок к развитию города и превращению его в один из крупнейших торговых портов Европы. Кроме того, Северные Нидерланды выгодно располагались на пути между Бискайским заливом и Балтийским морем, тем самым позволяя государству выступать торговым посредником между странами этих регионов, а также торговать с ними самому.
Нидерланды — не самая большая европейская страна, поэтому крупными залежами полезных ископаемых не обладает. Зато она располагается на берегу Атлантического океана, из-за чего для местного населения рыболовство всегда было источником не только пропитания, но и торговли. Голландская сельдь, которую продавали всей Европе, стала одним из основных источников поступлений в казну. Недостаток других ресурсов голландцы компенсировали тем, что активно скупали их у других стран и складировали в портовых хранилищах, благодаря чему даже в неблагоприятные годы практически не терпели серьёзных лишений.
Активная торговля стимулировала в Северных Нидерландах не только коммерческую, но и производственную деятельность. Ещё во времена испанского владычества в стране бурно развивалось кораблестроение, в котором голландцы достигли таких высот, что на равных конкурировали с Францией, Испанией, Англией и другими морскими державами. Эти же страны заказывали на голландских верфях строительство своих судов. Нидерландам в какой-то момент стало принадлежать 60 % всего торгового флота мира. Кораблестроение тянуло за собой и другие отрасли, такие, как дерево- и металлообработка, суконное производство и т. д. Причём это было уже не ремесленное, а мануфактурное производство с использованием станков, ветряных пилорам и т. д.
Не забывали Нидерланды и про себя: за короткое время страна создала высококлассный флот, благодаря которому стала одной из ведущих колониальных империй своего времени, быстро наладив сначала торговлю с Юго-Восточной Азией, а затем создав свои колонии и в Индонезии. Созданная в 1602 году Ост-Индская компания стала первой транснациональной корпорацией-монополией, контролировавшей торговлю с Азией. А для контроля финансовых операций был создан Амстердамский банк, который стал предтечей современных центральных банков.
Картина XVII века с изображением голландских верфей
В общем, в начале XVI века Северные Нидерланды переживали невиданный экономический расцвет. А где расцвет — там и желание населения жить в удовольствие. Тем более что в Соединённых провинциях как на дрожжах рос средний класс, состоявший из купцов, ремесленников и промышленников. Имея деньги, но не располагая аристократическими титулами, они стремились компенсировать это за счёт роскоши. Кроме того, Европа, включая Нидерланды, вступила в эпоху Возрождения с её интересом к естествознанию и книгопечатанием. Многие знатные и образованные жители на волне этого интереса разбивали в своих владениях ботанические сады, где старались собрать всю растительную экзотику, до которой могли дотянуться.
Есть и ещё один, весьма неожиданный фактор. Несмотря на процветание страны в целом, жизнь среднестатистического голландца того времени нельзя назвать безопасной. Страна постоянно находилась в состоянии войны с Испанией, никак не желавшей терять столь лакомый кусок. Несколько раз по Республике прокатывалась чума, которая хоть и не выкашивала всех подряд, но урона наносила немало. В сочетании со склонностью голландцев к труду и накопительству это развило в их характере и склонность к риску. Какой прок от накопленных денег, если завтра ты умрёшь и не успеешь ими воспользоваться?
На этом фоне экзотический восточный цветок стал одним из предметов вожделения состоятельных и не очень голландцев. Но началось всё не сразу.
Вернёмся в 1562 год к получателю ценного груза из Стамбула в виде турецких тканей и неопознанных луковиц.
Он позвал попробовать опознать цветы своего знакомого Йориса Рая — бизнесмена и по совместительству садовода-любителя. Тот не признал в цветах тюльпанов, потому что ещё не знал о них. Зато попросил торговца дать ему для рассады несколько луковиц и немедленно рассказал о своей находке куче других ботаников и садоводов-любителей, с которыми вёл переписку по всей Европе.
Одним из них был Карл Клузиус — одарённый ботаник из Франции, коллекционировавший редкие растения. В то время он, ещё молодой и энергичный, путешествовал по Испании в поисках новых ботанических диковин, а когда получил от Рая письмо, то заинтересовался. Когда же через год он вернулся в Нидерланды и воочию увидел тюльпаны, заинтересованность превратилась в восторг!
Правда, сначала Клузиус решил изучить ценность турецкой диковинки как еды и лекарственного растения, но быстро понял, что его декоративный потенциал гораздо-гораздо выше. В своём саду в Мехелене, где Клузиус поселился, он начал свои первые эксперименты по культивации тюльпанов.
Карл Клузиус — один из первых тюльпановых дилеров в Нидерландах
Уже к тому моменту Клузиус был известным авторитетным ботаником-энциклопедистом, имевшим по всей Европе множество друзей, с которыми он обменивался семенами и луковицами. В какой-то момент император Максимилиан II пригласил его приехать в Вену и организовать там ботанический сад (гортус) в обмен на постоянное жалование и титул. Однако император вскоре скончался, а его преемник, Рудольф II, будучи ревностным католиком, повыгонял всех протестантов (включая лютеранина Клузиуса) на мороз. Позже престарелому Клузиусу предложили должность смотрителя ботанического сада Лейденского университета, лектора по медицине (ботаника тогда была её частью) и неплохое жалование. Испытывавший нужду ботаник согласился, но выбил для себя ещё одно условие — свой частный сад для личных агрономических экспериментов.
Лейденский университет всё сделал по красоте. Ботанический сад был засеян разными лекарственными травами и экзотическими диковинами для образовательных целей, а персональный сад Клузиус возделывал в соответствии со своими представлениями о прекрасном. Он не просто выращивал тюльпаны (это делали и до него), а обстоятельно их изучал, описывал и каталогизировал. Попутно Карл вплоть до самой своей смерти практиковал активный обмен луковицами с другими ботаниками и любителями, за что заслуженно считается «отцом тюльпанной индустрии» не только в Нидерландах, но и во всей Европе.
На тот момент (конец XVI — начало XVII века) тюльпаны уже набирали популярность среди голландского (и вообще европейского) населения, но оставались экзотикой, доступной немногим. Ввиду своей редкости они были прерогативой знати, очень богатых горожан. Те, в свою очередь, не нуждаясь в деньгах, не рассматривали тюльпаны как товар и либо менялись луковицами с такими же богатыми энтузиастами, либо просто выращивали их в своих частных садах. А если торговля всё же была, то лишь в редких случаях имела своей целью получение большой прибыли. То же самое происходило также в среде ботаников и садоводов-любителей. Этому способствовала и биология самих тюльпанов, которые могли размножаться двумя способами:
Иными словами, рынок тюльпанов был ещё слишком мал, а сами тюльпаны — слишком редки, чтобы делать на этом деньги. И такая ситуация сохранялась вплоть до 1620-х годов.
Тем не менее рынок тюльпанов в Голландии постепенно рос. Если изначально основным источником был импорт из других стран (например, Франции, где выращивание тюльпанов было поставлено на поток), то затем в игру вступили садоводы-любители. Вообще сначала они находились в тени голландской буржуазной знати и профессиональных ботаников. Последние (включая Клузиуса) таких садоводов и вовсе презирали, считая невежами. Действительно, эти энтузиасты зачастую мало чего понимали в биологии растений. Но зато они, поначалу не гнавшиеся за роскошью, начали покупать и культивировать недорогие сорта и занялись их гибридизацией и разведением.
В итоге многие частные сады цветоводов-любителей начали замещаться полноценными фермами, где выращивание тюльпанов уже было поставлено на поток. Этому способствовал и климат. Несмотря на все свои утончённость и красоту, тюльпаны оказались очень неприхотливыми цветами (сказались гены их горного предка), которые прекрасно себя чувствовали в прохладном климате Нидерландов.
Так выглядит дикий тюльпан на своей родине в горах Средней Азии
Уже в 1610-х годах Нидерланды начали экспортировать свои тюльпаны в другие страны, в том числе в Италию, Священную Римскую Империю и особенно — во Францию. Последняя была особенно выгодным покупателем, потому что считалась законодательницей мод во всей Европе.
Французские знатные дамы того времени придумали новую фишку: они стали украшать тюльпанами свои декольте. Мода быстро распространилась по всей Франции, вызвав там первый в истории тюльпановый ажиотаж, а затем её переняли и другие страны Европы, включая сами Нидерланды.
Одновременно с увеличением количества и разнообразия тюльпанов уменьшались и цены на них. Если раньше их могли позволить себе только аристократы, очень богатые купцы и чиновники, то теперь они стали доступны и менее состоятельным горожанам. Кроме того, приток большого количества новых луковиц из-за границы и от голландских садоводов-любителей давал возможность обойти ограничение, накладывавшееся предельным вегетативным размножением. Так тюльпан, помимо предмета роскоши, стал играть роль ходового товара, на продаже которого можно было сделать процветающий бизнес.
А где бизнес — там и спекулянты. Некоторые ушлые голландцы смекнули, что луковицы становится выгоднее не столько покупать и рассаживать, сколько перепродавать. К 1620-м годам вокруг тюльпанов уже сложилось довольно широкое и устойчивое сообщество, включавшее в себя:
Отдельную категорию составляли художники-флористы. Дело в том, что даже в период снижения цен позволить себе настоящие тюльпаны мог далеко не каждый голландец. Но практически каждый из них хотел бы иметь у себя тюльпан. И если не получается приобрести настоящий цветок, то можно хотя бы заказать его изображение. А в Нидерландах того времени, ставших одним из европейских центров искусств, недостатка в художниках не было. Многие известные голландские живописцы, такие, как Юдит Лейстер, Якоб Маррель, Якоб ван Сваненбург и даже Рембрандт, работали и подрабатывали в жанре «портрет тюльпана», составляя для заказчиков целые многостраничные каталоги.
Повальному увлечению тюльпанами способствовали и успехи в их селекции. Если первые цветы в Голландии были в основном ботанических (полевых) сортов, то затем садоводы-любители и профессиональные ботаники вроде того же Клузиуса стали выпускать на рынок гибриды, различавшиеся оттенками, окрасом, размером бутонов. Огромный толчок тюльпаномании дало появление пестролепестных сортов. От ботанических и прежних гибридных сортов они отличались необычной расцветкой: вместо однотонного окраса или мягкого градиента их лепестки украшали яркие всполохи, похожие на языки пламени. Среди пестролистных тюльпанов особенно выделялся сорт Semper Augustus, считавшийся «королевой тюльпанов» и впервые выведенный во Франции.
Semper Augustus — «королева тюльпанов» и самый дорогой цветок Европы XVII века ценой с нехилое поместье в центре Амстердама
Вот только проблема пестролепестных тюльпанов в том, что они были «сломанными». Буквально. Это заметил ещё Клузиус, впервые начавший их изучать ещё в XVI веке, задолго до тюльпаномании. Когда ботаник разводил свои однотонные сорта, рано или поздно на посадках появлялись пестролепестные экземпляры. Часто они либо быстро погибали, либо развивались с дефектами. И лишь немногие не просто выживали, но и сохраняли свою форму. Но даже они при последующих пересадках вырождались, не давая жизнеспособных луковиц. Поэтому с подачи самого Клузиуса среди ботаников и цветоводов такие цветы назывались «сломанными».
Причиной такой «поломки» в то время считалось многое — от различий в глубине посадки до специфики почвы и климата. Никакие эксперименты не привели к пониманию механизма, по которому появляются пестролепестные тюльпаны. Но выяснилось, что, если посадить их рядом с популяцией «неполоманных» цветов, то в ней также со временем появятся такие экземпляры. Лишь через 300 лет, в 1926 году, будет открыта истинная причина — вирусное заболевание, вызванное потивирусами.
Эта болезнь вкупе с необычным окрасом стала главной причиной заоблачной цены пестролепестных тюльпанов, особенно Semper Augustus. Низкая выживаемость «сломанных» луковиц не позволяла выращивать их массово, поэтому каждая из них ценилась буквально на вес золота. И расценки эти постоянно росли. В 1623 году за одну луковицу Semper Augustus давали 1 000 гульденов, через два года — уже 3 000, спустя ещё восемь лет — уже 5 500, а в 1637 году, в самый пик ажиотажа, — все 10 000 гульденов. Для сравнения: среднестатистический голландец тех лет из числа квалифицированных ремесленников или мелких торговцев получал около 300 гульденов в год. В год, Карл! Иными словами, такие тюльпаны были настолько дорогими, что позволить их себе могли лишь немногие.
Своего пика тюльпаномания достигла в середине 1630-х годов. Как уже упоминалось, активное разведение тюльпанов профессиональными ботаниками и цветоводами привело к появлению большого количества сортов и самих луковиц. Кроме того, основные заказчики нуждались в редких сортах, поэтому производители были вынуждены продавать менее ценные (но всё ещё очень красивые) луковицы по низкой цене, чтобы расчистить посевные площади. Это привело к тому, что они несколько подешевели и стали более доступными. А это, в свою очередь, привело к приходу в торговлю тюльпанами большого количества трейдеров-спекулянтов из низших слоев: мелких торговцев, ремесленников и т. д. Многие из них, хоть и называли себя «флористами», не имели никакого понятия, как выращивать тюльпаны. Да они и не хотели этого знать: их целью были продажи.
Поначалу спекуляции не носили массового характера, а торговля велась непосредственно самими луковицами. Но у этого товара есть одно неприятное свойство — короткий период цветения (с мая по июнь), после которого луковицу надо было выкопать, высушить и положить на хранение, чтобы посадить в октябре и ждать цветения аж до следующего мая. В этот период посаженное растение трогать было нельзя. Иными словами, непосредственно купля-продажа луковицы была возможна только в этот короткий период. Если же производитель и покупатель заключали сделку где-то посреди зимы или осенью, то им приходилось ждать, пока растение не расцветёт, для её закрытия.
Чтобы сделать ценообразование более справедливым, продавцы и покупатели с 1634 года стали оценивать стоимость луковицы по её весу. Для этого даже ввели удельную единицу (асен), равную 1/20 грамма. Это позволяло оценивать незрелые луковицы меньше, чем зрелые. Но в то же время увеличивало стоимость тяжёлой луковицы, которая имела несколько дочерних (два-три) отростков. Всё это запутывало и без того сложную систему ценообразования. Доходило вплоть до того, что торговали даже долями одной луковицы или оптовыми поставками по нескольку десятков экземпляров.
Другим нововведением был переход с торговли натуральным товаром на фьючерсную. С помощью неё участники сделок хотели обойти природные ограничения, накладываемые периодами цветения и роста растения. И это породило спекуляции, схема которых была примерно следующей:
Такая схема предполагала, что, пока луковица растёт, цепочка подобных сделок может быть сколь угодно большой. Очевидно, что торговля не самими луковицами, а правом владения ими в будущем была очень рискованной. В случае если стоимость луковицы действительно увеличится так, как этого ожидают покупатели, риски оправдываются, и они получают свои деньги. Но луковица — это живое существо, развитие которого нестабильно. И если она развивалась не так, как того ожидали покупатели, а то и вовсе гибла, то вкладчики несли убытки.
Примерно в такой непринуждённой атмосфере мелкие спекулянты торговали тюльпанами
Также, если хотя бы один из её участников нарушит свои обязательства, она распадётся полностью (эдакий блокчейн XVII века). Чтобы этого не произошло, на каждом этапе сделку нужно было защищать. Юридическими способами такой защиты служило нотариальное заверение или поручительство богатого и уважаемого лица. Некоторые продавцы брали с покупателей депозит. Но наиболее распространённым гарантом было «честное слово джентльмена», основанное на протестантской этике, нетерпимой к мошенничеству.
Тут нужно сказать, что сообщество продавцов и покупателей луковиц не было однородным. Изначально оно делилось на отдельные группы людей, организованные по принципу кровного родства, проживания на одной и той же улице, исповедания одинаковой религии и т. д. Внутри таких групп царило полное доверие, а вот между ними его не было. Поэтому на первом этапе тюльпаномании торговля происходила в основном именно внутри сообществ, а ставка на добропорядочность и честную репутацию в целом себя оправдывала.
Но с приходом в бизнес новых игроков эта система поломалась. Эти новые блумисты зачастую не знали ни друг друга, ни производителей луковиц. Они даже не были заинтересованы в самих луковицах, так как не собирались их выращивать. И в таких условиях, разумеется, ни о какой добропорядочности речи не шло. Ситуация извратилась до такой степени, что спекулянты, заключая сделки, часто вообще не имели за плечами никаких средств, чтобы их оплатить, надеясь исключительно на доход от своей «инвестиции». Масла в огонь добавили и блумисты старой закалки: видя неопытность новичков, они впаривали им дешёвые сорта под видом дорогих.
Эти новые игроки не могли вписаться в тесные закрытые сообщества старых продавцов и покупателей. Но они нашли выход, организовав так называемые «коллегии» — нечто вроде стихийных мест торгов, пародировавших реально существовавшие биржи. Как правило, на них присутствовало небольшое количество действительно опытных торговцев цветами, вокруг которых собирались абсолютные дилетанты, желавшие урвать свой кусок лакомого пирога. Всё это сопровождалось обильными возлияниями, которые шотландский писатель Маккей позже охарактеризует как «буйство толпы». Мало кого из продавцов интересовала платёжеспособность покупателей. Тех, в свою очередь, не интересовала способность продавцов поставить товар.
Поначалу в целом всё шло хорошо. Спрос был огромным, предложение, по крайней мере по неэлитным сортам, — тоже, продавцы получали действительно немалую прибыль (как реальную, так и виртуальную). Цены на «адмиральские» (элитные) сорта в декабре 1636 года, и без того огромные, увеличивались в пять раз. Из-за этого торги в «коллегиях» сосредоточились именно на «мусорных» тюльпанах, стоимость которых взлетела аж в 20 раз. Это резко контрастировало со стоимостью реальных тюльпанов аналогичных сортов, цены на которые остались на относительно низком, ноябрьском уровне. Ситуация полностью вышла из-под контроля, люди внезапно ощутили, что имеют дело с чистой, ничем не обеспеченной спекуляцией, и число покупателей резко пошло на убыль. В ответ растерялись уже сами спекулянты, и буквально на следующий день торги во многих городах страны полностью закрылись.
Всё это привело к резкому (в 20 раз!) падению цен в феврале 1637 года. Это поставило покупателей на грань разорения: они не хотели платить продавцам не то что полную стоимость луковиц, но даже отступные за расторжение контрактов. В то же время такой отказ делал голландца изгоем, почти преступником в обществе, основанном на деловой чистоплотности и порядочности. Изначально многие продавцы и покупатели пробовали решить всё полюбовно, с уплатой минимальных отступных. Но договориться смогли немногие, поэтому гильдия профессиональных цветоводов оперативно собралась и решила на законодательном уровне закрепить норму, что все контракты, заключённые после ноября 1636 года, подлежали расторжению с уплатой 10 % отступных.
Однако от властей такого решения не последовало. В городах Нидерландов царила полная неразбериха, и никто не понимал, как выходить из этой щекотливой ситуации. Во многих из них местные чиновники сами были замешаны в спекуляциях, поэтому выжидали разрешения ситуации в свою пользу. Верховная власть в лице Генеральных Штатов тоже умыла руки, оставив продавцов и покупателей разрешать споры в частном порядке. В ответ на это некоторые города оставили тюльпановые контракты в силе, другие объявили их недействительными.
О том, чем закончилась для экономики Нидерландов тюльпаномания в ближайшей и далёкой перспективе, есть два противоположных мнения.
Первое заключается в том, что повальное увлечение голландцев цветами и ничем не обоснованные спекуляции поставили экономику страны на грань разорения. Оно основано на анонимном памфлете «Диалог между Вармондтом и Гергодтом о подъёме и упадке Флоры», выпущенном по горячим следам событий в 1637 году. В нём неизвестный автор обличает неконтролируемую страсть к наживе и азарт, охвативший тюльпаноманов, а также повествует об огромном ущербе, нанесённом сотням хозяйств и отдельным гражданам.
Этот памфлет много времени спустя после описываемых событий возьмут за основу своих книг немецкий учёный Иоганн Бекман и шотландский писатель Чарльз Маккей. Причём второй будет основываться не на первоисточнике, а на его переработке Бекманом, добавив ещё от себя множество сомнительных «исторических анекдотов», не имевших под собой никаких реальных доказательств. Именно в «Наиболее распространённых заблуждениях и безумствах толпы» Маккея более поздние авторы, включая вполне серьёзных экономистов и специалистов по финансам, позаимствуют истории о «всеобщем помешательстве», «сотнях разорённых поместий», «тысячах обездоленных» и самоубийствах разорившихся тюльпаноманов. Собственно, сам термин «тюльпаномания» именно с его подачи на долгие годы станет синонимом экономического пузыря.
Но сатира на то и сатира, что не претендует на историческую достоверность: памфлеты изобилуют преувеличениями и намеренными искажениями, а то и откровенной ложью. «Диалоги между Вармондтом и Гергодтом» не стали исключением. Кто их написал — неизвестно. Возможно, это был ярый кальвинист, критиковавший разнузданность современников. По другой версии, памфлет был заказан представителями правящих кругов, желавших ограничить поток инвестиций в слаборегулируемые и теневые секторы экономики.
Более поздние исследования, проведённые во второй половине XX и начале XXI века, подвергли критике классическую (маккеевскую) трактовку тех событий. И на то есть весомые причины:
Единственное, что реально обрушилось в результате голландской тюльпаномании, — это деловая и этическая системы нидерландского общества. Основанные на общинности (религиозной, территориальной, цеховой и т. д.), они показали свою несостоятельность на фоне зародившихся капиталистических отношений. В мире больших денег нет и не должно быть места необоснованному, ничем не подкреплённому доверию!
Пожалуй, это основной урок, который можно вынести изо всей этой истории.
Это взошли тюльпаны. В Нидерландах про них ещё никто не знал.
За короткое время они превратились из увлечения ботаников и энтузиастов-садоводов в объект массовых спекуляций, которыми занимались даже самые низшие слои общества. Стоимость луковиц взлетела до небес, поставив их в один ряд с золотом и самоцветами. Ажиотаж с пиком цен достиг апогея с декабря 1636-го по январь 1637 года, а затем… рынок стремительно рухнул, утащив за собой на дно всю экономику страны.
Тысячи разорённых поместий, десятки тысяч оставшихся без работы людей. А слово «тюльпаномания» надолго стало нарицательным для обозначения экономических пузырей.
На самом деле — нет.
То есть нездоровый ажиотаж вокруг тюльпанов действительно был, равно как и спекулятивная торговля ваучерами и фьючерсами. И даже крах цветочного рынка был. Но всё это прошло без каких-либо серьёзных последствий для экономики Нидерландов, которая продолжала бурно развиваться.
Но обо всём — по порядку.
Аугсбургский тюльпан
Тюльпаны в Голландии: диковинка с Востока
Когда тюльпаны только начинали своё победное шествие по Европе, Нидерландов как независимой страны ещё не существовало. Территория, на которой потом образовалось Семь Соединённых провинций, была под властью испанской династии Габсбургов. Растущее недовольство нидерландских дворян, буржуазии и простых горожан политикой испанской короны привело к тому, что в 1566 году в стране вспыхнуло всеобщее восстание, которое возглавил Вильгельм I Оранский: сначала — ставленник короля Испании Карла V, а затем — его непримиримый противник. Годы противоборства привели к тому, что к концу XVI века семь провинций северных Нидерландов вышли из-под власти Испании и стали де-факто независимой страной.
Карта Республики Соединённых провинций и Южных Нидерландов
Получив свободу, Республика Соединённых провинций начала бурно развиваться.
Власти Северных Нидерландов проводили политику терпимости к представителям различных религиозных течений. Благодаря этому в страну стекались люди из разных стран Европы: протестанты различного толка, евреи и даже многие католики. А свободомыслие привлекало философов, учёных, художников и других деятелей науки и культуры. Среди них был и Карл Клузиус — один из наиболее авторитетных ботаников своего времени, сыгравший решающую роль в нидерландской индустрии луковичных растений (но об этом — позже). К тому же главенствующее положение в независимой стране получил кальвинизм, чья протестантская этика стимулировала труд и накопительство.
Два крупнейших города Нидерландов, Антверпен и Амстердам, были центрами общеевропейской торговли. Когда Антверпен в ходе войны с Испанией снова попал под власть последней, многие его жители, в том числе торговцы и квалифицированные рабочие, бежали как раз в Амстердам, дав дополнительный толчок к развитию города и превращению его в один из крупнейших торговых портов Европы. Кроме того, Северные Нидерланды выгодно располагались на пути между Бискайским заливом и Балтийским морем, тем самым позволяя государству выступать торговым посредником между странами этих регионов, а также торговать с ними самому.
Нидерланды — не самая большая европейская страна, поэтому крупными залежами полезных ископаемых не обладает. Зато она располагается на берегу Атлантического океана, из-за чего для местного населения рыболовство всегда было источником не только пропитания, но и торговли. Голландская сельдь, которую продавали всей Европе, стала одним из основных источников поступлений в казну. Недостаток других ресурсов голландцы компенсировали тем, что активно скупали их у других стран и складировали в портовых хранилищах, благодаря чему даже в неблагоприятные годы практически не терпели серьёзных лишений.
Активная торговля стимулировала в Северных Нидерландах не только коммерческую, но и производственную деятельность. Ещё во времена испанского владычества в стране бурно развивалось кораблестроение, в котором голландцы достигли таких высот, что на равных конкурировали с Францией, Испанией, Англией и другими морскими державами. Эти же страны заказывали на голландских верфях строительство своих судов. Нидерландам в какой-то момент стало принадлежать 60 % всего торгового флота мира. Кораблестроение тянуло за собой и другие отрасли, такие, как дерево- и металлообработка, суконное производство и т. д. Причём это было уже не ремесленное, а мануфактурное производство с использованием станков, ветряных пилорам и т. д.
Не забывали Нидерланды и про себя: за короткое время страна создала высококлассный флот, благодаря которому стала одной из ведущих колониальных империй своего времени, быстро наладив сначала торговлю с Юго-Восточной Азией, а затем создав свои колонии и в Индонезии. Созданная в 1602 году Ост-Индская компания стала первой транснациональной корпорацией-монополией, контролировавшей торговлю с Азией. А для контроля финансовых операций был создан Амстердамский банк, который стал предтечей современных центральных банков.
Картина XVII века с изображением голландских верфей
В общем, в начале XVI века Северные Нидерланды переживали невиданный экономический расцвет. А где расцвет — там и желание населения жить в удовольствие. Тем более что в Соединённых провинциях как на дрожжах рос средний класс, состоявший из купцов, ремесленников и промышленников. Имея деньги, но не располагая аристократическими титулами, они стремились компенсировать это за счёт роскоши. Кроме того, Европа, включая Нидерланды, вступила в эпоху Возрождения с её интересом к естествознанию и книгопечатанием. Многие знатные и образованные жители на волне этого интереса разбивали в своих владениях ботанические сады, где старались собрать всю растительную экзотику, до которой могли дотянуться.
Есть и ещё один, весьма неожиданный фактор. Несмотря на процветание страны в целом, жизнь среднестатистического голландца того времени нельзя назвать безопасной. Страна постоянно находилась в состоянии войны с Испанией, никак не желавшей терять столь лакомый кусок. Несколько раз по Республике прокатывалась чума, которая хоть и не выкашивала всех подряд, но урона наносила немало. В сочетании со склонностью голландцев к труду и накопительству это развило в их характере и склонность к риску. Какой прок от накопленных денег, если завтра ты умрёшь и не успеешь ими воспользоваться?
На этом фоне экзотический восточный цветок стал одним из предметов вожделения состоятельных и не очень голландцев. Но началось всё не сразу.
Не ешь, подумай
Вернёмся в 1562 год к получателю ценного груза из Стамбула в виде турецких тканей и неопознанных луковиц.
Он позвал попробовать опознать цветы своего знакомого Йориса Рая — бизнесмена и по совместительству садовода-любителя. Тот не признал в цветах тюльпанов, потому что ещё не знал о них. Зато попросил торговца дать ему для рассады несколько луковиц и немедленно рассказал о своей находке куче других ботаников и садоводов-любителей, с которыми вёл переписку по всей Европе.
Одним из них был Карл Клузиус — одарённый ботаник из Франции, коллекционировавший редкие растения. В то время он, ещё молодой и энергичный, путешествовал по Испании в поисках новых ботанических диковин, а когда получил от Рая письмо, то заинтересовался. Когда же через год он вернулся в Нидерланды и воочию увидел тюльпаны, заинтересованность превратилась в восторг!
Правда, сначала Клузиус решил изучить ценность турецкой диковинки как еды и лекарственного растения, но быстро понял, что его декоративный потенциал гораздо-гораздо выше. В своём саду в Мехелене, где Клузиус поселился, он начал свои первые эксперименты по культивации тюльпанов.
Карл Клузиус — один из первых тюльпановых дилеров в Нидерландах
Уже к тому моменту Клузиус был известным авторитетным ботаником-энциклопедистом, имевшим по всей Европе множество друзей, с которыми он обменивался семенами и луковицами. В какой-то момент император Максимилиан II пригласил его приехать в Вену и организовать там ботанический сад (гортус) в обмен на постоянное жалование и титул. Однако император вскоре скончался, а его преемник, Рудольф II, будучи ревностным католиком, повыгонял всех протестантов (включая лютеранина Клузиуса) на мороз. Позже престарелому Клузиусу предложили должность смотрителя ботанического сада Лейденского университета, лектора по медицине (ботаника тогда была её частью) и неплохое жалование. Испытывавший нужду ботаник согласился, но выбил для себя ещё одно условие — свой частный сад для личных агрономических экспериментов.
Лейденский университет всё сделал по красоте. Ботанический сад был засеян разными лекарственными травами и экзотическими диковинами для образовательных целей, а персональный сад Клузиус возделывал в соответствии со своими представлениями о прекрасном. Он не просто выращивал тюльпаны (это делали и до него), а обстоятельно их изучал, описывал и каталогизировал. Попутно Карл вплоть до самой своей смерти практиковал активный обмен луковицами с другими ботаниками и любителями, за что заслуженно считается «отцом тюльпанной индустрии» не только в Нидерландах, но и во всей Европе.
На тот момент (конец XVI — начало XVII века) тюльпаны уже набирали популярность среди голландского (и вообще европейского) населения, но оставались экзотикой, доступной немногим. Ввиду своей редкости они были прерогативой знати, очень богатых горожан. Те, в свою очередь, не нуждаясь в деньгах, не рассматривали тюльпаны как товар и либо менялись луковицами с такими же богатыми энтузиастами, либо просто выращивали их в своих частных садах. А если торговля всё же была, то лишь в редких случаях имела своей целью получение большой прибыли. То же самое происходило также в среде ботаников и садоводов-любителей. Этому способствовала и биология самих тюльпанов, которые могли размножаться двумя способами:
- Половым (семенами). У этого способа есть два недостатка. Во-первых, от семени до цветоносной луковицы проходит много времени — до семи лет. Во-вторых, половое размножение приводит к появлению отличных друг от друга экземпляров, а это не позволяет поддерживать постоянство продукта.
- Вегетативным (отростками). Луковица тюльпана каждый год даёт по два-три вторичных отростка, из которых потом вырастают абсолютные генетические копии материнского растения. Это обеспечивает постоянство продукта, но не очень выгодно с коммерческой точки зрения.
Иными словами, рынок тюльпанов был ещё слишком мал, а сами тюльпаны — слишком редки, чтобы делать на этом деньги. И такая ситуация сохранялась вплоть до 1620-х годов.
Начало тюльпаномании
Тем не менее рынок тюльпанов в Голландии постепенно рос. Если изначально основным источником был импорт из других стран (например, Франции, где выращивание тюльпанов было поставлено на поток), то затем в игру вступили садоводы-любители. Вообще сначала они находились в тени голландской буржуазной знати и профессиональных ботаников. Последние (включая Клузиуса) таких садоводов и вовсе презирали, считая невежами. Действительно, эти энтузиасты зачастую мало чего понимали в биологии растений. Но зато они, поначалу не гнавшиеся за роскошью, начали покупать и культивировать недорогие сорта и занялись их гибридизацией и разведением.
В итоге многие частные сады цветоводов-любителей начали замещаться полноценными фермами, где выращивание тюльпанов уже было поставлено на поток. Этому способствовал и климат. Несмотря на все свои утончённость и красоту, тюльпаны оказались очень неприхотливыми цветами (сказались гены их горного предка), которые прекрасно себя чувствовали в прохладном климате Нидерландов.
Так выглядит дикий тюльпан на своей родине в горах Средней Азии
Уже в 1610-х годах Нидерланды начали экспортировать свои тюльпаны в другие страны, в том числе в Италию, Священную Римскую Империю и особенно — во Францию. Последняя была особенно выгодным покупателем, потому что считалась законодательницей мод во всей Европе.
Французские знатные дамы того времени придумали новую фишку: они стали украшать тюльпанами свои декольте. Мода быстро распространилась по всей Франции, вызвав там первый в истории тюльпановый ажиотаж, а затем её переняли и другие страны Европы, включая сами Нидерланды.
Одновременно с увеличением количества и разнообразия тюльпанов уменьшались и цены на них. Если раньше их могли позволить себе только аристократы, очень богатые купцы и чиновники, то теперь они стали доступны и менее состоятельным горожанам. Кроме того, приток большого количества новых луковиц из-за границы и от голландских садоводов-любителей давал возможность обойти ограничение, накладывавшееся предельным вегетативным размножением. Так тюльпан, помимо предмета роскоши, стал играть роль ходового товара, на продаже которого можно было сделать процветающий бизнес.
А где бизнес — там и спекулянты. Некоторые ушлые голландцы смекнули, что луковицы становится выгоднее не столько покупать и рассаживать, сколько перепродавать. К 1620-м годам вокруг тюльпанов уже сложилось довольно широкое и устойчивое сообщество, включавшее в себя:
- Собственно, тюльпаноманов (голл. — Liefhebber) — как правило, аристократов или очень зажиточных горожан (купцов, промышленников, банкиров, городских чиновников и т. д.), а также профессиональных ботаников и садоводов-любителей. Впрочем, впоследствии в их ряды стали проникать и представители более низших классов.
- Трейдеров-спекулянтов (голл. — Bloemisten) — поначалу среди них были только богатые люди, но по мере снижения цен на луковицы в этот бизнес начали приходить представители среднего класса, а затем и вовсе бедняки.
- Ризотоми (греч. — «вырезающие корни») — так называли людей, крадущих редкие луковицы прямо из клумб. От них регулярно страдали лифхебберы, в том числе и Клузиус. Причём последний однажды, ещё в Вене, попал в анекдотическую ситуацию, когда некая дворянка с гордостью демонстрировала ему свой сад, засаженный тюльпанами, сворованными из клумб самого Карла.
Отдельную категорию составляли художники-флористы. Дело в том, что даже в период снижения цен позволить себе настоящие тюльпаны мог далеко не каждый голландец. Но практически каждый из них хотел бы иметь у себя тюльпан. И если не получается приобрести настоящий цветок, то можно хотя бы заказать его изображение. А в Нидерландах того времени, ставших одним из европейских центров искусств, недостатка в художниках не было. Многие известные голландские живописцы, такие, как Юдит Лейстер, Якоб Маррель, Якоб ван Сваненбург и даже Рембрандт, работали и подрабатывали в жанре «портрет тюльпана», составляя для заказчиков целые многостраничные каталоги.
Каждый голландец желает знать, как растить тюльпан
Повальному увлечению тюльпанами способствовали и успехи в их селекции. Если первые цветы в Голландии были в основном ботанических (полевых) сортов, то затем садоводы-любители и профессиональные ботаники вроде того же Клузиуса стали выпускать на рынок гибриды, различавшиеся оттенками, окрасом, размером бутонов. Огромный толчок тюльпаномании дало появление пестролепестных сортов. От ботанических и прежних гибридных сортов они отличались необычной расцветкой: вместо однотонного окраса или мягкого градиента их лепестки украшали яркие всполохи, похожие на языки пламени. Среди пестролистных тюльпанов особенно выделялся сорт Semper Augustus, считавшийся «королевой тюльпанов» и впервые выведенный во Франции.
Semper Augustus — «королева тюльпанов» и самый дорогой цветок Европы XVII века ценой с нехилое поместье в центре Амстердама
Вот только проблема пестролепестных тюльпанов в том, что они были «сломанными». Буквально. Это заметил ещё Клузиус, впервые начавший их изучать ещё в XVI веке, задолго до тюльпаномании. Когда ботаник разводил свои однотонные сорта, рано или поздно на посадках появлялись пестролепестные экземпляры. Часто они либо быстро погибали, либо развивались с дефектами. И лишь немногие не просто выживали, но и сохраняли свою форму. Но даже они при последующих пересадках вырождались, не давая жизнеспособных луковиц. Поэтому с подачи самого Клузиуса среди ботаников и цветоводов такие цветы назывались «сломанными».
Причиной такой «поломки» в то время считалось многое — от различий в глубине посадки до специфики почвы и климата. Никакие эксперименты не привели к пониманию механизма, по которому появляются пестролепестные тюльпаны. Но выяснилось, что, если посадить их рядом с популяцией «неполоманных» цветов, то в ней также со временем появятся такие экземпляры. Лишь через 300 лет, в 1926 году, будет открыта истинная причина — вирусное заболевание, вызванное потивирусами.
Эта болезнь вкупе с необычным окрасом стала главной причиной заоблачной цены пестролепестных тюльпанов, особенно Semper Augustus. Низкая выживаемость «сломанных» луковиц не позволяла выращивать их массово, поэтому каждая из них ценилась буквально на вес золота. И расценки эти постоянно росли. В 1623 году за одну луковицу Semper Augustus давали 1 000 гульденов, через два года — уже 3 000, спустя ещё восемь лет — уже 5 500, а в 1637 году, в самый пик ажиотажа, — все 10 000 гульденов. Для сравнения: среднестатистический голландец тех лет из числа квалифицированных ремесленников или мелких торговцев получал около 300 гульденов в год. В год, Карл! Иными словами, такие тюльпаны были настолько дорогими, что позволить их себе могли лишь немногие.
Пик тюльпаномании и крах рынка
Своего пика тюльпаномания достигла в середине 1630-х годов. Как уже упоминалось, активное разведение тюльпанов профессиональными ботаниками и цветоводами привело к появлению большого количества сортов и самих луковиц. Кроме того, основные заказчики нуждались в редких сортах, поэтому производители были вынуждены продавать менее ценные (но всё ещё очень красивые) луковицы по низкой цене, чтобы расчистить посевные площади. Это привело к тому, что они несколько подешевели и стали более доступными. А это, в свою очередь, привело к приходу в торговлю тюльпанами большого количества трейдеров-спекулянтов из низших слоев: мелких торговцев, ремесленников и т. д. Многие из них, хоть и называли себя «флористами», не имели никакого понятия, как выращивать тюльпаны. Да они и не хотели этого знать: их целью были продажи.
Поначалу спекуляции не носили массового характера, а торговля велась непосредственно самими луковицами. Но у этого товара есть одно неприятное свойство — короткий период цветения (с мая по июнь), после которого луковицу надо было выкопать, высушить и положить на хранение, чтобы посадить в октябре и ждать цветения аж до следующего мая. В этот период посаженное растение трогать было нельзя. Иными словами, непосредственно купля-продажа луковицы была возможна только в этот короткий период. Если же производитель и покупатель заключали сделку где-то посреди зимы или осенью, то им приходилось ждать, пока растение не расцветёт, для её закрытия.
Чтобы сделать ценообразование более справедливым, продавцы и покупатели с 1634 года стали оценивать стоимость луковицы по её весу. Для этого даже ввели удельную единицу (асен), равную 1/20 грамма. Это позволяло оценивать незрелые луковицы меньше, чем зрелые. Но в то же время увеличивало стоимость тяжёлой луковицы, которая имела несколько дочерних (два-три) отростков. Всё это запутывало и без того сложную систему ценообразования. Доходило вплоть до того, что торговали даже долями одной луковицы или оптовыми поставками по нескольку десятков экземпляров.
Другим нововведением был переход с торговли натуральным товаром на фьючерсную. С помощью неё участники сделок хотели обойти природные ограничения, накладываемые периодами цветения и роста растения. И это породило спекуляции, схема которых была примерно следующей:
- Покупатель в октябре-ноябре (время посадки новых растений) приобретает у продавца вексель на покупку с указанием веса на момент посадки и времени, когда её нужно будет выкопать. Чаще всего это был июнь, когда тюльпаны отцветают.
- Затем покупатель в надежде, что вес луковицы к моменту извлечения увеличится в три–пять раз, перепродавал вексель новому покупателю (тоже за обещание), получая за это гипотетическую прибыль. Тот, в свою очередь, перепродавал вексель следующему и т. д.
- Когда луковицу извлекали, последний покупатель векселя платил за неё начальному продавцу либо из своего кармана, либо из выручки от продажи новых саженцев. При этом каждый из участников сделки получал свою оплату.
Такая схема предполагала, что, пока луковица растёт, цепочка подобных сделок может быть сколь угодно большой. Очевидно, что торговля не самими луковицами, а правом владения ими в будущем была очень рискованной. В случае если стоимость луковицы действительно увеличится так, как этого ожидают покупатели, риски оправдываются, и они получают свои деньги. Но луковица — это живое существо, развитие которого нестабильно. И если она развивалась не так, как того ожидали покупатели, а то и вовсе гибла, то вкладчики несли убытки.
Примерно в такой непринуждённой атмосфере мелкие спекулянты торговали тюльпанами
Также, если хотя бы один из её участников нарушит свои обязательства, она распадётся полностью (эдакий блокчейн XVII века). Чтобы этого не произошло, на каждом этапе сделку нужно было защищать. Юридическими способами такой защиты служило нотариальное заверение или поручительство богатого и уважаемого лица. Некоторые продавцы брали с покупателей депозит. Но наиболее распространённым гарантом было «честное слово джентльмена», основанное на протестантской этике, нетерпимой к мошенничеству.
Тут нужно сказать, что сообщество продавцов и покупателей луковиц не было однородным. Изначально оно делилось на отдельные группы людей, организованные по принципу кровного родства, проживания на одной и той же улице, исповедания одинаковой религии и т. д. Внутри таких групп царило полное доверие, а вот между ними его не было. Поэтому на первом этапе тюльпаномании торговля происходила в основном именно внутри сообществ, а ставка на добропорядочность и честную репутацию в целом себя оправдывала.
Но с приходом в бизнес новых игроков эта система поломалась. Эти новые блумисты зачастую не знали ни друг друга, ни производителей луковиц. Они даже не были заинтересованы в самих луковицах, так как не собирались их выращивать. И в таких условиях, разумеется, ни о какой добропорядочности речи не шло. Ситуация извратилась до такой степени, что спекулянты, заключая сделки, часто вообще не имели за плечами никаких средств, чтобы их оплатить, надеясь исключительно на доход от своей «инвестиции». Масла в огонь добавили и блумисты старой закалки: видя неопытность новичков, они впаривали им дешёвые сорта под видом дорогих.
Эти новые игроки не могли вписаться в тесные закрытые сообщества старых продавцов и покупателей. Но они нашли выход, организовав так называемые «коллегии» — нечто вроде стихийных мест торгов, пародировавших реально существовавшие биржи. Как правило, на них присутствовало небольшое количество действительно опытных торговцев цветами, вокруг которых собирались абсолютные дилетанты, желавшие урвать свой кусок лакомого пирога. Всё это сопровождалось обильными возлияниями, которые шотландский писатель Маккей позже охарактеризует как «буйство толпы». Мало кого из продавцов интересовала платёжеспособность покупателей. Тех, в свою очередь, не интересовала способность продавцов поставить товар.
Поначалу в целом всё шло хорошо. Спрос был огромным, предложение, по крайней мере по неэлитным сортам, — тоже, продавцы получали действительно немалую прибыль (как реальную, так и виртуальную). Цены на «адмиральские» (элитные) сорта в декабре 1636 года, и без того огромные, увеличивались в пять раз. Из-за этого торги в «коллегиях» сосредоточились именно на «мусорных» тюльпанах, стоимость которых взлетела аж в 20 раз. Это резко контрастировало со стоимостью реальных тюльпанов аналогичных сортов, цены на которые остались на относительно низком, ноябрьском уровне. Ситуация полностью вышла из-под контроля, люди внезапно ощутили, что имеют дело с чистой, ничем не обеспеченной спекуляцией, и число покупателей резко пошло на убыль. В ответ растерялись уже сами спекулянты, и буквально на следующий день торги во многих городах страны полностью закрылись.
Всё это привело к резкому (в 20 раз!) падению цен в феврале 1637 года. Это поставило покупателей на грань разорения: они не хотели платить продавцам не то что полную стоимость луковиц, но даже отступные за расторжение контрактов. В то же время такой отказ делал голландца изгоем, почти преступником в обществе, основанном на деловой чистоплотности и порядочности. Изначально многие продавцы и покупатели пробовали решить всё полюбовно, с уплатой минимальных отступных. Но договориться смогли немногие, поэтому гильдия профессиональных цветоводов оперативно собралась и решила на законодательном уровне закрепить норму, что все контракты, заключённые после ноября 1636 года, подлежали расторжению с уплатой 10 % отступных.
Однако от властей такого решения не последовало. В городах Нидерландов царила полная неразбериха, и никто не понимал, как выходить из этой щекотливой ситуации. Во многих из них местные чиновники сами были замешаны в спекуляциях, поэтому выжидали разрешения ситуации в свою пользу. Верховная власть в лице Генеральных Штатов тоже умыла руки, оставив продавцов и покупателей разрешать споры в частном порядке. В ответ на это некоторые города оставили тюльпановые контракты в силе, другие объявили их недействительными.
Последствия: мифы и реальность
О том, чем закончилась для экономики Нидерландов тюльпаномания в ближайшей и далёкой перспективе, есть два противоположных мнения.
Первое заключается в том, что повальное увлечение голландцев цветами и ничем не обоснованные спекуляции поставили экономику страны на грань разорения. Оно основано на анонимном памфлете «Диалог между Вармондтом и Гергодтом о подъёме и упадке Флоры», выпущенном по горячим следам событий в 1637 году. В нём неизвестный автор обличает неконтролируемую страсть к наживе и азарт, охвативший тюльпаноманов, а также повествует об огромном ущербе, нанесённом сотням хозяйств и отдельным гражданам.
Этот памфлет много времени спустя после описываемых событий возьмут за основу своих книг немецкий учёный Иоганн Бекман и шотландский писатель Чарльз Маккей. Причём второй будет основываться не на первоисточнике, а на его переработке Бекманом, добавив ещё от себя множество сомнительных «исторических анекдотов», не имевших под собой никаких реальных доказательств. Именно в «Наиболее распространённых заблуждениях и безумствах толпы» Маккея более поздние авторы, включая вполне серьёзных экономистов и специалистов по финансам, позаимствуют истории о «всеобщем помешательстве», «сотнях разорённых поместий», «тысячах обездоленных» и самоубийствах разорившихся тюльпаноманов. Собственно, сам термин «тюльпаномания» именно с его подачи на долгие годы станет синонимом экономического пузыря.
Но сатира на то и сатира, что не претендует на историческую достоверность: памфлеты изобилуют преувеличениями и намеренными искажениями, а то и откровенной ложью. «Диалоги между Вармондтом и Гергодтом» не стали исключением. Кто их написал — неизвестно. Возможно, это был ярый кальвинист, критиковавший разнузданность современников. По другой версии, памфлет был заказан представителями правящих кругов, желавших ограничить поток инвестиций в слаборегулируемые и теневые секторы экономики.
Более поздние исследования, проведённые во второй половине XX и начале XXI века, подвергли критике классическую (маккеевскую) трактовку тех событий. И на то есть весомые причины:
- Малый размер и изолированность рынка тюльпанов. Хотя увлечение тюльпанами как эстетической диковинкой было действительно широко распространено в Европе, реальными игроками рынка являлись сравнительно малочисленные сообщества: цветоводы-любители, ботаники-профессионалы, узкий круг аристократов и богатых буржуа. Даже с приходом в индустрию спекулянтов из низших слоёв общества количество вовлечённых в тюльпаноманию людей оставалось небольшим. Характерно и то, что торги по луковицам не велись на Амстердамской (фактически государственной) фондовой бирже — только в «коллегиях» спекулянтов и в частном порядке между энтузиастами-тюльпанофилами.
- Почти полное отсутствие банкротств по контрактам. Поздний анализ голландских архивных документов, проведённый сначала Питером Гарбером в 1989 году, а затем Энн Голдгар в 2007-м показал, что даже в период краха количество дел о банкротстве по тюльпановым контрактам было минимальным — гораздо больше их было в других секторах экономики. Точно так же нет никаких достоверных сведений о самоубийствах разорившихся тюльпаноманов, разорённых поместьях и т. д. Напротив, изучение поземельных книг Нидерландов того времени показало, что многие видные тюльпаноманы явно не испытывали проблем с деньгами, скупая земли для своих поместий.
- Наличие других цветочных «маний» в мире. Тюльпаномания в Голландии была не единственным примером повального увлечения цветами. Короткая, но такая же интенсивная по росту цен «мания» на тюльпаны случилась в 1620-х годах во Франции. Век спустя после тюльпановой в Нидерландах случилась гиацинтовая лихорадка, а в 1912-м голландцы упоролись по гладиолусам. Похожие ситуации были в Великобритании (увлечение орхидеями в начале XX века) и в Китае (ажиотаж вокруг паучьих лилий). Но нигде в описании этих событий нет и слова о каком-либо общенациональном экономическом крахе или хотя бы рецессии. Собственно, от тюльпаномании даже цветочная и конкретно тюльпанная индустрия самих Нидерландов практически не пострадала. Уже через два года после обвала цен стоимость реальных (это важно!) луковиц вернулась к нормальным значениям. Таким образом, крах затронул не столько саму индустрию по выращиванию и разведению тюльпанов, сколько именно спекулятивную систему торговли ими. Она функционировала, особенно под конец, в некоторой степени «оторванно» от реальных цветов. Цветоводы и продавцы, занимавшиеся разведением реальных луковиц, быстро оправились от вызванного спекулянтами социального шока.
Единственное, что реально обрушилось в результате голландской тюльпаномании, — это деловая и этическая системы нидерландского общества. Основанные на общинности (религиозной, территориальной, цеховой и т. д.), они показали свою несостоятельность на фоне зародившихся капиталистических отношений. В мире больших денег нет и не должно быть места необоснованному, ничем не подкреплённому доверию!
Пожалуй, это основной урок, который можно вынести изо всей этой истории.
