Пару недель назад я выложил первую главу из книги о «Параграфе», над которой работаю. Эксперимент в целом получился вдохновляющий. Пост вызвал целую дискуссию. Которая, признаюсь, иногда принимала несколько неожиданное для меня направление.
Не ожидал встретить тут так много людей, которые ностальгируют по СССР и готовы на голубом глазу доказывать, что при коммунистах школьники ели на завтрак черную икру. Есть о чем подумать.
Я крайне признателен всем, кто обращает внимание на ошибки и неточности, а также делится дополнительной информацией. Это все будет учтено при работе над финальной версией, которая уйдет в печать. Ради таких комментариев я и выкладываю черновики.
Новый фрагмент книги рассказывает о зарождении кооперативного движения, первых — умопомрачительных — сделках по продаже софта и основании «Микроконтура», из которого и вырастет потом «Параграф».
Главный герой этой главы — известный программист Антон Чижов.
Фото 1992-го года из журнала «Мир ПК»
Технически в книге — это четвертая глава, через одну после опубликованной две недели назад. В предшествующей речь идет о том, как Степан Пачиков при помощи Гарри Каспарова и вице-президента Академии Наук Евгения Велихова организовал в Москве детский компьютерный клуб. Благодаря этому клубу он обзавелся множеством новых знакомств в компьютерной тусовке.
Это любопытный сюжет, но его пока пропустим. Мне хочется сразу перейти к описанию событий, которые, как мне кажется, будут особенно интересны на «Хабре»: зарождению кооперативного движения и образованию первых компьютерных фирм.
Ну а тем, кто хочет прочитать все главы, готовые на сегодняшний день, а также получать по почте все последующие, советую просто подписаться на мою рассылку и получить всю рукопись одним файлом.
Поехали!
Реклама кооператива «Микроконтур» (из архива Степана Пачикова)
Бета
Денег выдали так много, что оставаться на улице одному было страшно.
Программист Антон Чижов зашел в ближайшую телефонную будку, позвонил сестре и попросил ее приехать — чтобы она проводила его до дома.
Сестра едва ли соответствовала возложенной на нее роли телохранителя. Но больше позвать было некого — а вдвоем все же не так боязно. Стукнуть по голове одинокого прохожего — плевое дело. Напасть сразу на двоих — предприятие, требующее куда большей наглости.
Впрочем, эти размышления имели мало отношения к реальной ситуации. Никто ведь не знал, что у него в мешке. С чего бы кому-то на него нападать?
Однако все равно идти домой в одиночку почему-то очень не хотелось.
Ожидая подкрепления, Чижов пытался осмыслить то, что с ним только что произошло. А произошло вот что: в одно мгновение, сам того совершенно не ожидая, Антон стал сказочно богат.
Разрабатывая систему русификации для компьютеров IBM, он и не предполагал, что может заработать на ней целое состояние. Делал чисто из спортивного интереса — и любви к искусству.
Импортные вычислительные машины, однако, вопреки всем сложностям постепенно проникали в Советский Союз. Потребность в драйвере Чижова росла. Без него на IBM просто нельзя было печатать русскими буквами – да и понять, как этими штуками управлять, оказывалось затруднительно.
Все программы пытались объясняться с советскими гражданами на английском языке, которого те не знали. Русификатор Чижова решал и эту проблему.
Как и другие участники компьютерного движения в Москве, Антон посещал компьютерные семинары Велихова. Академик и познакомил его с Артемом Тарасовым.
Тарасов не был ни программистом, ни ученым — он был кооператором, представителем первого поколения советских предпринимателей, которые появились в стране с приходом к власти Михаила Горбачева и объявления нового политического курса коммунистической державы — Перестройки.
Прежде за частную коммерческую деятельность в СССР сажали в тюрьму — если не расстреливали. Теперь же, открыв кооператив, любой советский гражданин мог вполне легально оказывать услуги или торговать.
Одним из первых открывшимися возможностями воспользовался новый знакомый Чижова.
Тарасов наладил торговлю компьютерами под вывеской кооператива «Техника». Он хотел поставлять машины с установленным на них драйвером Чижова, чтобы избавить покупателей от хлопот с поиском русификатора. За это он обещал Антону платить гонорар с каждой проданной копии.
Через несколько месяцев предприниматель пригласил Чижова к себе домой, чтобы расплатиться за драйвер. Поднимаясь по лестнице типовой хрущевки, Антон думал, что хорошо было бы получить сотню-другую рублей.
Тарасов выложил две плотные пачки сторублевых бумажек — двадцать тысяч. Двести рублей в конце восьмидесятых считалось неплохой месячной зарплатой для человека с образованием.
Таким образом на столе перед программистом лежала сумма, которой хватило бы примерно на восемь лет жизни. В современном эквиваленте — где-то около полумиллиона долларов.
Чижов уходил от Тарасова, пошатываясь, и смог перевести дух только в телефонной будке. Когда приехала сестра, вдвоем они благополучно довезли полученное богатство до дома.
Антон и прежде понимал, что в стране наступают новые времена. Подержав в руках две пачки сторублевых бумажек, он это прочувствовал.
Историки до сих пор не могут понять, какую цель на самом деле преследовали советские лидеры, разрешив людям открывать кооперативы и заниматься коммерческой деятельностью — производить и продавать товары, оказывать услуги и получать доход.
Сложно поверить в то, что власть начала сознательный демонтаж плановой социалистической экономики, на словах сохраняя верность прежнему курсу.
Скорее, она просто пыталась выправить уродливую бытовую жизнь советского человека, отдав на откуп частникам мелкие, незначительные для государства, услуги — рестораны, такси, прачечные.
Но как можно было не видеть, что новые законы противоречили самим основам официальной идеологии? Ведь она считала частную собственность причиной всех земных бед, а «эксплуатацию трудящихся» теми, кто этой собственностью обладал, — главным грехом капитализма.
Впрочем, поначалу кооператорам запрещалось нанимать сотрудников — дозволялось только делить доход между участниками кооператива. А значит, авторы новаций могли сказать, что кооператоры никого не эксплуатировали.
Однако было ясно, что это ограничение — пустая формальность. Обойти его не составляло труда. Видимо, поэтому уже в мае 1988 года — меньше чем через год после легализации частной инициативы — кооперативам официально разрешили использовать наемный труд.
Законодатели «проглядели» и другую, еще более серьезную угрозу для сложившейся системы: появление кооперативов вело к потере контроля над плановой экономикой вообще — и над деньгами государства в частности.
Прежде директор госпредприятия не мог по своему усмотрению потратить лишние рубли на счету на зарплаты. Деньги для расчетов между организациями являлись по сути отдельной валютой и переводить их в наличные было запрещено.
Кроме того, из-за наличия плана деньги имели довольно эфемерную ценность. Даже обладая лишними средствами на счету, предприятие не могло закупить нужную ему технику — например, несколько грузовиков — потому что у производителя грузовиков такой сделки в планах не значилось.
В плановой экономике деньги играли второстепенную роль. Но теперь все изменилось.
Теперь кооператор мог заключить договор с госпредприятием, оказать услуги и получить оплату за них на свой счет, а потом выдать участникам кооператива заработанные деньги кэшем.
Тем самым кооперативы открыли для советских людей невиданные прежде возможности по организации сколь масштабных, столь же и элементарных коррупционных схем.
Зачастую часть наличных, полученных кооператорами от госпредприятия за оказание услуг или продажу товара, просто возвращалась его директору в конверте — или чемодане.
Даже те кооператоры, которые стремились работать честно, оказывались волей-неволей вовлечены в нелегальные схемы.
Чтобы наладить даже небольшое кустарное производство, предпринимателям нужно было сырье — но при плановой экономике не существовало открытого рынка, на котором можно было бы его приобрести. Кооператорам приходилось его «доставать» — зачастую теми же незаконными способами.
Очевидно, власти не осознавали, что они делают. Не удивительно, что в умах и делах советских людей началась полная неразбериха. Что уже разрешено, а что все еще запрещено, не понимали даже сами чиновники, которые должны были запрещать и разрешать.
В этой мутной воде в кооперативное движение оказались вовлечены люди, преследовавшие самые разные интересы. Однако были среди них и те, кто увидел в новых законах возможность создать настоящий бизнес по западному образцу — насколько вообще было возможно его представить себе человеку, рожденному в СССР.
Одним из таких людей оказался другой знакомый Чижова по семинару Велихова — основатель детского клуба «Компьютер» Степан Пачиков.
К этим новым временам он был подготовлен как никто другой — и не только потому, что у него уже было помещение, вычислительные мощности и связи.
Читая западные айти-журналы и штудируя спецификации новых компьютерных штуковин, Пачиков волей-неволей познакомился с историей западного инновационного бизнеса.
Конечно, для ученого, который никогда не был в Америке и не видел своими глазами ни одного миллионера, основатель Microsoft Билл Гейтс или создатель Lotus Митч Капор оставались такими же мифическими персонажами, как Шерлок Холмс или Индиана Джонс.
Однако результат работы Гейтса или Капора можно было купить, включить, использовать. А значит, они не могли не быть реальными.
Где-то там, за пограничными кордонами, за океаном, в тысячах миль к западу от советской Москвы, все, о чем Степан читал в журналах, продираясь через джунгли незнакомых английских слов, происходило на самом деле.
Каждый человек с головой на плечах может у себя в гараже придумать революционный продукт, создать собственную фирму, построить большой бизнес и изменить жизнь людей к лучшему, а еще по ходу дела заработать пару-другую миллионов.
Эта концепция не выглядела для Пачикова совсем уж фантастической — в отличие от большинства советских граждан.
В августе 1988 года руководитель клуба «Компьютер» опубликовал статью в журнале «Вестник НТР», в которой призывал руководство страны отказаться от попыток наладить производство своих компьютеров.
Он убеждал, что поезд ушел — нагнать Запад уже не получится. Целесообразнее сосредоточиться на разработке программного обеспечения. Это будет куда лучшим применением математических талантов советских ученых.
«В 1988 году объем продаж программных продуктов американскими фирмами составит двадцать четыре миллиарда долларов и будет продолжать расти, — сообщал автор, — если СССР займет хотя бы четыре-пять процентов только американского рынка программ, то это равносильно экспорту в один миллиард долларов».
Выражаясь современным языком, Степан Пачиков предлагал превратить СССР в мировой центр офшорного программирования.
Кооперативное движение давало возможность внести свой посильный вклад в реализацию замысла, не дожидаясь решений на верхах.
Основатель клуба «Компьютер» предложил Чижову объединиться. Открыть свой кооператив. Продавать драйвер самостоятельно — вместо того, чтобы обращаться к таким дельцам, как Тарасов. Позвать других программистов, уже создавших популярные продукты. Заняться созданием нового революционного софта. А там, чем черт не шутит, выйти как-нибудь на мировой рынок. Почему нет?
Еще несколько лет назад эти дерзкие мечты граничили бы с полным безумством. Но теперь, после объявления курса на либерализацию строгих советских законов под флагом Перестройки, дела приняли совсем другой оборот.
Если раньше за хранение книги «Архипелаг ГУЛАГ» отправляли в тюрьму, то теперь карты сталинских лагерей печатали в газетах.
Если раньше религиозность осуждали, то теперь тысячелетие крещения Руси отмечали на государственном уровне, а «Библию» издавали уже стотысячным тиражом.
Если раньше делали вид, что секса не существует, то теперь в кинотеатрах крутили советские фильмы с постельными сценами, а Комсомол организовывал конкурсы красоты, на которых девушки расхаживали по сцене в купальниках.
Если раньше неофициальных художников и музыкантов преследовали как тунеядцев и умалишенных, то теперь рок-звезды собирали стадионы, а советский авангард за десятки тысяч фунтов продавали на «Сотбис» — и не за границей, а прямо в Москве.
Жизнь менялась так быстро, что уже все казалось возможным.
Правда, многие люди в СССР считали, что все эти перестроечные вольности скоро закончатся, как это произошло после шестидесятых. И те, кто поверил в очередную мимолетную оттепель, окажутся в итоге за решеткой.
И Пачиков, и Чижов готовы были рискнуть и поставить на то, что в этот раз перемены — навсегда. Антон согласился объединить усилия со Степаном и пожертвовать частью новых доходов от своего драйвера в пользу их фирмы и ее будущего процветания.
Пойти на этот шаг было еще легче от того, что программист не знал, куда эти деньги еще девать.
Даже несмотря на развитие кооперативного движения и Перестройку, в Советском Союзе богатство само по себе по-прежнему пока ничего не стоило — и не могло как-то существенно изменить жизнь человека. Деньги тогда еще не решали почти ничего — связи, влияние, партийный статус играли куда большую роль.
Полки магазинов были пусты — и продавались там одинаковые товары. Поехать за границу — целая история, и еще не факт, что выпустят.
Можно было бы купить автомобиль или кооперативную квартиру, но Чижову было где жить, а за машиной надо было стоять очередь. Да и не так уж и хотелось ему иметь свою машину. При отсутствии нормального сервиса возиться с ней пришлось бы самому.
В итоге значительную часть полученного от Тарасова гонорара Антон потратил на покупку двух видеомагнитофонов. Вместе они стоили как автомобиль — по несколько тысяч каждый.
Один остался дома, другой был подарен школе, в которой учился ребенок.
Иными словами, заработав двадцать тысяч рублей, Чижов остался при этом тем, кем он и был — программистом. И как любого нормального программиста перспектива создания первой в СССР софтверной компании прельщала его куда больше получения от Тарасова очередной пачки наличных.
Организация собственного кооператива, однако, в 1988 году оказывалась не таким простым делом. Двойственная природа частного предприятия в стране, отрицавшей частную собственность, создавала немало препятствий на пути первых кооператоров.
Чтобы зарегистрировать свою «Технику», Артему Тарасову, например, пришлось буквально брать чиновника Моссовета измором.
Получив сначала отказ, предприниматель стал просто часами дежурить у кабинета ответственного лица. Мозолил ему глаза. Потом шеф сжалился — и позволил Артему подвозить себя до дома. Затем стал давать мелкие поручения, которые Тарасов беспрекословно выполнял. По сути он превратился в личного ассистента чиновника на общественных началах.
Наконец, тот дал разрешение на регистрацию кооператива. На всю операцию ушло три месяца.
Чтобы избежать подобных развлечений, начинающие советские предприниматели нередко предпочитали присоединиться к уже работающему кооперативу — использовав «крышу» тех, кто уже смог преодолеть бюрократические преграды. Пачиков и Чижов решили пойти тем же путем.
Тут Степану помогла его тусовка, сложившаяся вокруг клуба. Эдуард Миньковский, один из участников «Компьютера», познакомил его со своим дядей, которому удалось открыть строительный кооператив «Контур».
Пачиков убедил кооператора взять их под свое крыло — и дать открыть при «Контуре» более-менее автономное подразделение для развития компьютерных проектов.
Металлические ящики, набитые электроникой с сотнями килобайт оперативной памяти на борту, вместе с дисплеями, сканерами и принтерами занимали в то время весь рабочий стол, если не сразу два, но назывались «микрокомпьютерами». Поэтому компьютерное подразделение «Контура» назвали «Микроконтур».
Смысл получился двойной: при большом строительном кооперативе — маленькое подразделение, которое к тому же занимается микрокомпьютерами. Была тут и скрытая самоирония: замыслы у микрокооператива уже с ходу были хоть и смутные, но вполне грандиозные.
Предприятие начало работу 3 октября 1988 года. Первым официально устроенным сотрудником «Микроконтура» стал младший брат Степана — Георгий.
Заря кооперативного движения застала его за работой программистом в МХАТе — одном из ведущих столичных театров. Георгий отвечал там за работу сценического оборудования, но по большей части — просто валял дурака, наслаждаясь артистической атмосферой.
Кроме того, он активно помогал в организации компьютерного клуба. Когда Степан попросил помочь и с кооперативом, младший брат не долго думая согласился.
Работа «Микроконтура» началась еще в помещении «Компьютера» на Рождественском бульваре. Но вскоре стало ясно, что фирма мешает клубной деятельности. Для кооператива сняли отдельное помещение на Петровском бульваре — в десяти минутах ходьбы.
Первые кооператоры, так или иначе имевшие отношение к технологиям, обычно делали деньги на торговле компьютерами.
Мало кто верил, что на продаже одного софта, можно что-то заработать — ведь никто в стране не понимал, зачем за программы платить, если можно просто скопировать с диска на диск. В государстве, в котором все было общее, интеллектуальная собственность считалась буржуазным излишеством.
Авторское право, сложившееся в странах потенциального противника, не признавали на государственном уровне, копируя все западные наработки, какие только было возможно, — от магнитофонов до автомобилей.
Собственно, Вычислительный центр Академии Наук, в котором работал Антон Чижов, отчасти именно этим и занимался.
Чтобы советский народ не оказался за бортом цифровой революции, его сотрудники взламывали зарубежный софт, привезенный из западных стран на дисках, защищенных от копирования, чтобы ничто не препятствовало их распространению в Союзе.
Впрочем, для авторов первых советских программ у сложившейся системы отношений к авторскому праву имелись и свои преимущества.
И «Альфу», и «Бету» — обе версии своего драйвера, названные по буквам греческого алфавита — Чижов создавал на работе, на компьютерах, принадлежавших Академии Наук. Если бы дело происходило в двадцать первом веке — или хотя бы в капиталистической стране — его работодатель считал бы русификатор своей собственностью и претендовал бы на все полученные программистом деньги.
Однако вычислительный центр работал по законам социалистической плановой экономики. Никаких дополнительных доходов от продажи русификатора в его планах не значилось.
Как объяснить происхождение прибыли от продажи софта на языке советской экономической науки? Никто этого не знал. Поэтому непосредственное начальство Чижова, зная о том, что он зарабатывает на драйвере, предпочитало закрывать глаза на его «нетрудовые» доходы.
А значит он мог ими распоряжаться на свое усмотрение.
И если частные пользователи и не думали платить за софт, то с организациями дело выглядело не столь безнадежным. Директора предприятий тратили не свои деньги и расставались с ними легко.
К тому же многие нуждались в консультации и настройке программ и не прочь были поручить эту работу кооперативу, основанному сотрудниками Академии Наук.
Пачиков понимал, что на одном драйвере Чижова далеко не уедешь, поэтому сразу стал собирать под крышей «Микроконтура» других программистов.
На первом этапе у кооператива не было ничего, что должно быть у торговой фирмы — ни налаженных каналов продаж, ни обученных сейлзов, ни внятной коммерческой стратегии, ни даже минимальной экспертизы в торговле.
Но у кооператива была печать, возможность заключать договора с другими организациями и получать деньги на свой расчетный счет. А тогда уже этого было достаточно, чтобы привлечь создателей лучших программ.
К тому же Пачиков был для них своим человеком — компьютерным энтузиастом, экспертом, ученым, организатором известных на всю Москву семинаров в клубе «Компьютер».
Помогало и то, что он не жадничал, предлагая программистам крайне выгодные условия. Продавая чужой софт, Степан был готов оставлять себе весьма скромную комиссию — пятнадцать процентов. Остальное доставалось создателю продукта.
Это была вполне практичная, меркантильная щедрость. Создатель «Микроконтура» не планировал сразу становиться миллионером — он хотел создать преуспевающую софтверную фирму. А для этого ему нужны были лучшие программисты.
Чтобы вовлечь их в деятельность кооператива, он готов был пожертвовать сиюминутными заработками.
Это стратегия вполне оправдала себя и тактически, ведь программисты нередко приходили со своими покупателями. От «Микроконтура» требовалось просто провести деньги.
Благодаря такой лояльной политике вскоре кооператив Пачикова стал продавать все основные продукты, которые позволяли полноценно работать на компьютерах IBM с текстовыми документами на русском языке.
Евгений Веселов — еще один сотрудник Вычислительного центра Академии Наук — отдал «Микроконтору» на распространение свой текстовый редактор «Лексикон». А Андрей Скалдин — комплект русских шрифтов, которые адекватно отображались при печати на лазерных принтерах.
Доходы «Микроконтура» не шли ни в какой сравнение с оборотами Артема Тарасова, который вскоре стал первым официальным советским миллионером. Но прибыли вполне хватало, чтобы держать фирму на плаву и приступить к реализации более амбициозных замыслов — поиску идеи для собственной прорывной разработки.
Ни сам Степан, ни другие участники «Микроконтура» пока не представляли, за что можно было бы взяться — и что могло бы не только принести пользу людям, но и хороший доход создателям софта.
Однако они прекрасно знали, что в советских научно-исследовательских институтах работали сотни головастых ученых, которые часто не могли реализовать свои идеи из-за косности советской бюрократии.
Они изнывали от тоски в своих НИИ, не понимая, что мир изменился. То, что немыслимо сделать в государственного учреждении, можно реализовать в частном предприятии.
К тому же, будучи талантливыми математиками, не все были «на ты» с компьютерами — и до сих пор не осознавали, какие возможности открывали перед человечеством домашние вычислительные машины.
Чтобы совершить прорыв, основателям «Микроконтура» нужно было просто отыскать этих гениев — и раскрыть им глаза.
И, к счастью, Степан Пачиков уже знал, где их найти.
Продолжение следует
Все готовые главы:
Глава 1. «Погоди-ка», — сказал Мжаванадзе
Глава 2. Ученый-вахтер
Глава 3. Компьютерные человечки
→ Глава 4. Бета
Глава 5. «Можем решить любую задачу»
Глава 6. Дикий Восток
Глава 7. Восемь хренятин
Глава 8. Я — морж
Глава 9. Арматура в гусеницы
Получить все главы и подписаться на новые