Однажды в Петербурге середины XIX века один нищий студент решил быстро поправить своё финансовое положение. Он взял топор и пошёл к старухе-процентщице.

Если бы этот случай был описан в учебнике классической экономики, то мы бы узнали, что наш студент провёл анализ рисков, оценил ликвидность и возможную прибыль.

Короче говоря, действовал бы рационально.

Но Достоевский предложил куда более интересный сюжет: Раскольников действовал не столько как экономический субъект, сколько как герой собственной трагедии, заражённый идеями Ницше и социал-дарвинизма.

Или другой пример — путь Дейнерис Таргариен к Железному трону. Экономика объяснила бы это как типичную стратегию по захвату ресурсов, но мы-то знаем, что двигал Матерью драконов сложный нарратив о восстановлении утраченного права и предназначении.

В общем, экономисты наконец осознали то, что давно знали психологи: люди существа эмоциональные, а не рациональные. И именно это легло в основу концепции нарративной экономики, которая, как оказалось, способна прогнозировать поведение рынков.

Но как?

Советская история ПК конца XX века — это несколько параллельных вселенных и почти что сны при температуре 39 градусов для зумеров. МИРы показали, что с машиной можно работать интерактивно. Радио-86РК и Орион научили паять, отлаживать и кодить с нуля. Клоны Спектрума открыли доступ к играм, утилитам и демосцене, а 16-битные БК и УК-НЦ давали школьникам пощупать Паскаль и Фортран.

Компьютеры были редкостью, и именно это делало их особенно интересными. В этом посте окунёмся в ностальгию и вспомним часть моделей: как они были устроены, чем отличались и зачем были нужны.

Во Вселенной нет понятия «старых новостей» — эта чудесная зловещая бездна еще совсем младенец, а потому термины «старый» и «новый» по отношению к космосу имеют смысл в основном для мозгастого астрофизика или греческого филолога. С 5 сентября 1977 года, даты запуска аппарата «Вояджер-1», минула уйма времени — 48 лет, но как только мы переводим эту цифру в единицы сагановского Космического календаря, останутся жалкие ~0,11 секунды — не поживишься. Впрочем, для ученых такой релятивизм как раз таки плюс — даже крохотный момент бытия Вселенной (ну, скажем, весь период существования человеческой цивилизации, ~23 секунды по Сагану), может стать источником интересных и неустаревающих научных открытий.

Еще до «Вояджеров» человечество, например, дерзнуло и создало Паломарский атлас звездного неба, кропотливо составленный вручную из 936 квадратиков фотопластинок. На сегодня же космические миссии/проекты NASA уже принесли человеку больше 100 петабайт данных, — это примерно как 20 миллиардов фото со смартфона — но лучше, потому что все же не массивы селфи (хотя кто бы отказался от игривого селфи ксеноморфа?).

Итак, NASA хранит свыше 100 петабайт научных данных — это телеметрия миссий, спектроскопия, карты, замеры магнитосфер и атмосферы, съемка Земли и Луны, радиоданные и геоданные (LiDAR, радары, гиперспектральные карты) — множество разрозненных сведений. Однако сейчас — с появлением новых методов анализа, от совмещения кадров и фильтрации, computer vision и распознавания паттернов до фундаментальных узкообученных моделей ИИ, — самое время задаться вопросом: не пора ли уже зарыться с головой в эти архивы? Мы и задались — и вот что узнали.

Что общего у слизевика Physarum polycephalum, клетки и Nokia? Способ двигаться вперёд.

Слизевик отращивает новые ветви, избавляясь от старых. Клетка наращивает свой белковый каркас с переднего края и разбирает его с заднего. А Nokia наращивала новые бизнес-направления, одновременно сворачивая устаревшие.

Учёные предложили для всех таких систем общую концепцию — путешествующие сети (traveling networks) — и показали, что их поведение укладывается в единые математические принципы.

Особенность таких сетей в том, что они полностью обновляются за предсказуемый срок. Это принципиально отличает путешествующие сети от обычных растущих структур вроде нейронных дендритов или кровеносных сосудов — те тоже ветвятся, но остаются на месте, привязанные к исходной точке роста.

Сейчас разберём их архитектуру.

В вопросе здоровья мы привыкли доверять классике — подсчету кровяных клеток и просвечиванию нашего тела разного рода лучами. А вот анализ голоса до сих пор не брался в расчет, хотя обычное «голосовое» могло бы рассказать о состоянии тела (и духа) не меньше. Мозг инициирует речь, челюсть, губы и язык формируют звуки, легкие и гортань производят конечный результат — и вот уже с наших уст срываются смех или слова негодования, в зависимости от ситуации. Но не только — вместе с ними — целая масса биомеханических маркеров.

Это не слишком популярное знание, но если мы поговорим с опытным врачом, он, скорее всего, скажет, что не сможет отличить по голосу легочную болезнь от, скажем, болезни Паркинсона. А если мы спросим психиатра, тот ответит, что, увы, отлично знает, как звучит депрессия. Смена мышечного тонуса, отеки, возраст, скачки гормонов — все это меняет физику тканей, а значит, и их механику. А раз у нас есть конкретные физические маркеры — следовательно, есть и входящая информация, которую можно отдать на растерзание распознание паттернов ИИ. В статье рассказываем, как это происходит: какие болезни легче всего выявлять с ИИ и как может выглядеть будущее этой технологии.

В 1993 году два американских учёных, Дуглас Норт и Роберт Фогель, получили Нобелевскую премию. Формулировка звучит так: «За возрождение исследований в области экономической истории благодаря приложению к ним экономической теории и количественных методов, позволяющих объяснить экономические и институциональные изменения».

Но можно сказать и понятнее.

Благодаря этим двум учёным появился новый способ исследовать прошлое, лучше понимать настоящее и даже немножко предсказывать будущее.

Клиометрика, направление на стыке истории и экономики, дала учёным новый инструмент, через который те, не будь дураками, немедленно начали рассматривать разные исторические факты. Они узнали, что железные дороги переоценены, рабовладение было вполне эффективным, а эмигранты изменили морские перевозки гораздо сильнее, чем любая технологическая инновация.

И ещё много интересных вещей.

Многие языковые модели на промптах по умолчанию без особых модификаций оставляют в тексте шаблоны.

А ещё они посильно мимикрируют под человека: пишут гладко и убедительно. Редакторам, преподавателям и аналитикам это создаёт новую проблему: как понять, кто автор текста — человек или нейросеть?

AI-детекторы вроде бы есть, но чаще всего они выдают вердикт без объяснений, «я так чувствую». Но можно отреверсить этот процесс и понять, на чём модель попалась. Например, один из простых способов — параллельная генерация по началу блока. Если дальше текст очень предсказуем, то, вероятно, ваш промпт был не очень и модель спалится.

Но куда эффективнее оказалось искать другие закономерности.

Генеративные модели работают в основном на цифровых вычислениях: десятки или сотни шагов через большие сети на GPU. Это энергозатратно и не всегда быстро. Для AR/VR, где всё должно летать прямо здесь и сейчас, такой подход слишком тяжеловесный.

Учёные из UCLA пошли другим путём: пусть вместо транзисторов работает свет, а тяжёлую математику решают интерференция и дифракция.

Исследователю-эпиграфисту не всегда достаётся идеальная каменная табличка с целой надписью. Чаще всего это фрагмент с выбитыми кусками, затёртыми словами и отсутствующими датами, из которого нужно не только восстановить текст, но и понять, кто его оставил, где, когда и зачем.

Долгое время это была ручная работа: листать каталоги, сверять формулы, гадать, к какой провинции относился тот или иной странный титул. Теперь есть Aeneas — мультимодальная генеративная модель, которая берёт транскрипцию, отмечает лакуны и строит рабочие гипотезы: как мог выглядеть утраченный фрагмент, когда и где была создана надпись, с какими другими текстами она связана по смыслу.

4 декабря 2018 года российский космонавт Олег Каноненко провел на Международной космической станции эксперимент. Он распаковал шестиглазый, похожий на фотоаппарат-мутант магнитный биопринтер Орган.Aut и вставил в одну из «глазниц» картридж со слизистым содержимым. Магнитная ловушка заработала, и в картридже началась левитация  — микроскопические шарики, клеточные сфероды, потянулись к центру, формируя небольшой комок. 

Через несколько десятков часов этот сгусток биомассы превратится в щитовидную железу мыши. И будет установлен новый космический рекорд — Россия первой в мире напечатает живые ткани за пределами планеты. 

Впрочем, скоро об этом все забудут. Хаос — капризная штука: сегодня ты печатаешь органы на орбите, а завтра твою планету охватывает пожар пандемии. Новость об эксперименте широко не тиражировалась, а потом и вовсе утонула в водовороте потрясений. Но мы не смогли пройти мимо столь многообещающей темы, как биопечать в микрогравитации. 

Если вам тоже интересно, зачем вообще печатать ткани в космосе, почему этим занимаются и в Роскосмосе, и в NASA и ESA, а также какие перспективы у технологии (орбитальные премиум-лабы про производству органов для миллионеров?)  — давайте разбираться.

В 2009 году на стройке под Нирштайном после взрыва породы нашли разбросанные фрагменты окаменелостей. Палеонтологи начали собирать пазл. У одного из них десять лет спустя получилось. Оказалось, что это не кусок очередного ихтиозавра, а редкий фрагмент со странной формой края.

На первый взгляд — просто анатомическая особенность.

Дальше включились методы: сканирование, томография, моделирование потоков. Кости прогнали через микротомограф, мягкие ткани рассмотрели под электронным микроскопом, а форму виртуально протестировали в CFD-софте.

Учёные смотрели под разными углами.

Но чем дальше смотрели, тем больше вопросов возникало.

В Алагирском ущелье в Осетии были серебро и цинк. А логистики и инфраструктуры не было. Один там инженер прикинул: если всё правильно рассчитать, то можно получать в год 100 пудов серебра и десятки тысяч свинца. За три года — проект, переселённые специалисты, 36 вёрст дороги и завод среди скал.

По факту вышел фулстек: комбинат с элементами крепости, инженер с функциями коменданта.

Первая плавка: 26 фунтов серебра. Половина — на церковную утварь для столицы, остальное — на репутацию. Инженер остался руководить. Всё работало.

Этим инженером был Альберт Эйнштейн Александр Иваницкий.

До коротких видео и алгоритмической ленты были стереоскопы. Простые, но крутые гаджеты, которые имитировали объём. На картоне печатали два почти одинаковых кадра с разницей в пару сантиметров. Вставляешь в прибор, смотришь двумя глазами и получаешь аналоговый 3D.

Вот, например, типичный викторианский NSFW на картонке.

В середине XIX века петербургский инженер Иван Александровский решил, что хочется чёткого объёма без костылей. Он собрал камеру с двумя объективами, которая делала два кадра одновременно. Получалась идеальная стереопара. Зарядил в стереоскоп — и вперёд: смотреть, кивать, звать друзей. Кто-то приносил мадеру, кто-то обсуждал глубину резкости. Так выглядели рилсы.

Никаких свайпов и лайков — только оптика, только хардкор.

Уверенность в науке часто условна. Чем дальше во времени объект исследования, тем больше допущений и меньше гарантий.

Вот например, мегалодон. 

Это акула-великан, которая когда-то властвовала в древних морях и кошмарила китов. От мегалодона остались в основном зубы (размером с ладонь) и редкие позвонки. Если вы держали такой зуб в руках — поздравляем, почти наверняка он принадлежал именно ему. Наука знает, что мегалодон существовал, чем питался, где плавал и даже как быстро рос. Его рисовали как белую акулу на максималках: больше, толще и страшнее.

Потом начали сомневаться. 

Теперь сомневаются в самих сомнениях. 

Последние исследования показывают, что точного представления о внешнем виде мегалодона у учёных пока нет. Буквально: «Да мы понятия не имеем» (the reality is that there are presently no scientific means to support or refute the accuracy of any of the previously published body forms of O. megalodon).

В июле 1841 года английский плотник и проповедник Томас Кук организовал первую в истории групповую туристическую поездку — на 228 лет позже Сусанина с его первой иммерсивной экскурсией.

За шиллинг с человека он договорился о железнодорожном маршруте из Лестера в Лафборо для участников собрания трезвенников: включил проезд, питание и развлекательную программу.

Ведь нужно же было чем-то занять трезвенников, чтобы они оставались трезвенниками.

Так появилась концепция пакетного тура, а сам Кук стал одним из первых профессиональных турагентов.

• Микроволноводы — это тонкие «дорожки» для света, как провода для электричества. Они могут быть сделаны из кремния, нитрида кремния или других материалов с высоким показателем преломления. Свет в них движется за счёт явления полного внутреннего отражения — того же, что позволяет световоду или оптоволокну проводить свет. В целом их мы хорошо знаем по оптоволокну.
• Делители луча — работают по принципу частичного отражения и преломления, разделяя входящий свет на два или более лучей с заданным соотношением мощности.
• Модуляторы — это регуляторы для света. Они могут менять амплитуду (яркость), фазу (положение волны), поляризацию (ориентацию колебаний) или частоту (цвет) света. Работают на электрооптических эффектах, когда электрическое поле меняет свойства материала для прохождения света. Фактически это транзисторы. Вся логика на них.
• Фотодетекторы — полупроводниковые устройства, где фотоны выбивают электроны, создавая электрический ток. Это связка с классическим полупроводниковым миром.