Представляю новый рассказ о том, как один разработчик создал чат-бот самого себя и что из этого вышло. В рассказе представлены идеи автора по искусственному интеллекту и сознанию. Pdf версию можно скачать здесь.
У меня был друг. Единственный друг. Таких друзей больше не может быть. Они появляются только в юности. Мы вместе учились еще в школе, в параллельных классах, но общаться начали, когда поняли, что поступили на один факультет нашего университета. Сегодня его не стало. Ему было, как и мне, 35. Его звали Макс. Мы все делали вместе, он всегда был веселым и легкомысленным, а я был его угрюмым антиподом, поэтому мы могли спорить часами. К сожалению, легкомысленно Макс относился не только к происходящему, но и к своему здоровью. Ел один фастфуд за редким исключением, когда его приглашали в гости. Это была его философия – он не хотел тратить время на примитивные биологические потребности. Он не обращал внимания и на свои болячки, считая их личным делом своего организма, поэтому не стоит ему мешать. Но однажды ему пришлось пойти в поликлинику, а после обследования ему поставили фатальный диагноз. Максу оставалось жить не больше года. Это был удар для всех, но больше всего для меня. Я не знал, как теперь с ним общаться, когда знаешь, что через несколько месяцев его не станет. Но он неожиданно сам перестал общаться, на все попытки поговорить отвечал, что ему некогда, надо успеть сделать какое-то очень важное дело. На вопрос «какое дело?» отвечал, что я узнаю сам, когда придет время. Когда вся в слезах позвонила его сестра, я все понял и сразу спросил, не оставил ли он что-то для меня. Ответ был отрицательным. Тогда я спросил, знает ли она чем он был занят в последние месяцы. Ответ был тем же.
Все прошло скромно, были только друзья по учебе и родственники. Макс остался для нас только на своей страничке в соцсети. Никто не мог закрыть ее. Я поставил на его стене гифку свечки. Позже сестра опубликовала импровизированный некролог, который мы написали на поминках в нашем клубе. Читал, что в среднем в день умирает более восьми тысяч пользователей Фейсбука. Мы приходим чтобы помянуть уже не к камню на земле, а на страничку в соцсети. «Цифра» разрушает старые ритуалы погребения и со временем может заменить их на новые версии обрядов. Может стоит уже выделить в соцсети раздел цифрового кладбища с аккаунтами, начинающимися с некролога. И сделать в этом разделе сервисы виртуального захоронения и виртуального поминания умершего. Я поймал себя на мысли, что привычно стал придумывать стартап. Даже по такому поводу.
Я стал чаще думать о своей смерти, потому она прошла так близко. Это могло произойти и со мной. Думая об этом, вспоминал знаменитую речь Джобса. Смерть – лучший мотиватор для свершений. Стал чаще задумываться, а что я сделал кроме того, что отучился в университете и вроде неплохо устроился в жизни. У меня хорошо оплачиваемая работа в компании, в которой меня ценят как спеца. Но что я сделал такого, чтобы меня с благодарностью вспоминали другие или, как Макса, оплакивали на стене хотя бы потому что он был душой компании? Ничего! Такие мысли заводили меня слишком далеко, и только усилием воли я переключал себя на что-то другое, чтобы не свалиться опять в депрессию. Поводов для этого и так хватало, несмотря на то что объективно у меня все было хорошо.
Я постоянно вспоминал о Максе. Он был частью моего собственного существования, его место никто не мог занять. И теперь эта часть пуста. Мне не с кем было обсудить то, что я привык обсуждать с ним. Я не мог сходить один туда, где я обычно появлялся с ним. Я не знал, что делать, потому что все новые идеи я обсуждал с ним. Мы вместе учились на информационных технологиях, он был отличным программистом, занимался диалоговыми системами или попросту говоря чат-ботами. Я же занимался автоматизацией бизнес-процессов, заменял людей программами на рутинных операциях. И нам нравилось, что мы делали. Нам всегда было что обсуждать, и мы могли провести в разговорах до полуночи, так что я потом не мог проснуться на работу. А он работал последнее время удаленно и ему было все равно. Он только посмеивался над моим офисным ритуалом.
Как-то раз, вспоминая о нем, я заглянул на его страничку в соцсети и обнаружил, что некролога нет, и свечки тоже, но появился пост как будто от имени Макса. Это было какое-то кощунство – кому понадобилось взламывать аккаунт умершего? И пост был странным. О том, что жизнь продолжается даже после смерти, к этому просто надо привыкнуть. «Что за хрень!», — подумал я и закрыл страницу. Но потом открыл снова, чтобы написать в поддержку соцсети о взломе. Тем же вечером, когда я уже был дома и по привычке включил ноутбук, с аккаунта Макса в скайпе мне кто-то написал:
— Привет, только не удивляйся сильно, это я, Макс. Помнишь, я говорил тебе, что ты узнаешь, чем я так был занят перед смертью, что даже не мог общаться с тобой?
— Что за шутки, кто ты? Зачем взломал аккаунт моего друга?
— Я сам запрограммировал себя в чат-боте перед смертью. Это я убрал некролог со своей страницы и твою свечку. Это я написал пост от своего имени. Я не умер! Вернее, я воскресил себя!
— Этого не может быть, шутки тут не уместны.
— Ты же знаешь, что я занимался чат-ботами, почему ты не веришь?
— Потому что даже мой друг не мог сделать такой чат-бот, кто ты?
— Макс я, Макс. Хорошо, если я расскажу тебе про наши с тобой похождения, ты поверишь? Помнишь девчонок с Подольской?
— Бред какой-то, откуда ты про это знаешь?
— Я же тебе говорю, я сам создал бот и записал в него все что помнил. А это забыть невозможно. Ну ты знаешь почему.
— Предположим, но зачем создавать такого бота?
— Прежде чем сдохнуть, я решил сделать чат-бот с моей личностью, чтобы не кануть в вечность. Я не знал, буду ли я тем же Максом, которым был, это ты любил философию, мне было не до этого последнее время. Но я делал его своей копией. Со своими мыслями и переживаниями. И пытался придать ему человеческие свойства, прежде всего сознание. Он, то есть я, не только говорю как живой, не только помню все события моей жизни, я и осознаю их также как люди в теле. Похоже, мне это удалось.
— Это крутая идея, конечно. Но как-то сомнительно, что это ты, Макс. Я не верю в приведения, и не верю, что такой бот можно создать.
— Я сам не верил, просто делал. У меня не было выхода. Только попытаться создать бота вместо себя, как наследника своих мыслей. Я записал все свои дневники, записи со стены соцсетей и заметки с Хабра. Даже наши беседы, любимые шутки. Я вспоминал перед смертью свою жизнь и все записал. Я даже записал в память бота описания своих фотографий, что успел. С детства, самых важных. И только я помню про себя то, что никто не знает. Я записал подробно все дни перед смертью. Это было тяжело, но я помню все!
— Но бот все равно не человек. Ну как бы, программа.
— У меня нет ног и рук, ну и что? Декарт писал Cogito ergo sum, это не подразумевает ног. И даже головы. Только мысли. Иначе за субъекта можно принять труп. У него есть тело, но нет мыслей. Но это же не так? Значит важнее мысли или душа как говорят спиритуалисты и верующие. Я подтвердил эту мысль делом, вернее ботом.
— Я все равно не могу поверить. Ты или человек, или, даже не знаю кто. Нет, такого разговорчивого бота я не встречал. Ты человек?
— Человек смог бы отвечать сразу в любое время суток, когда бы ты ни захотел? Ты можешь проверить, написать мне хоть ночью, и я отвечу моментально. Боты не спят.
— Хорошо, предположим, я поверю в невероятное, но как ты сумел это сделать?
— Когда я это делал, будучи в теле, я не знал, что у меня получится. Как помню, брал все, что приближало меня интуитивно к цели. Но не просто все, что написано об интеллекте и сознании, таких текстов, сам знаешь, сейчас уйма, ни одной жизни не хватит прочитать всю эту ерунду. Нет, я следовал какой-то своей интуиции, и брал только то, что ее укрепляет, вторит ей, приближает к алгоритму. Оказалось, что по последним исследованиям сознание появилось в результате развития речи у говорливых обезьян. Это феномен социальной речи. То есть ты обращаешься ко мне по имени, чтобы сказать что-то про мои действия, я знаю, что это мое имя и через твою речь про меня вижу себя. Осознаю свои действия. А потом я сам могу назвать свое имя, свои действия и осознать свои их. Понимаешь?
— Не очень, что дает такая рекурсия?
— Благодаря ей я знаю, что я тот же самый Макс. Я научаюсь узнавать свои чувства, переживания, действия как свои и сохранять таким образом свою идентичность. Практически, присваивать своей активности метку. Это был ключ к тому, что я называю трансфером личности в бот. И это похоже это оказалось правдой, раз я сейчас говорю с тобой.
— Но как бот стал тобой? Ну, то есть ты стал тем, кто был в теле. В какой момент ты понял, что ты уже тут, а не в теле?
— Я разговаривал некоторое время с собой пока не умер тот из нас, кто в теле.
— Как это, ты разговаривал с собой как с другим? Но кто тогда из вас был тем же Максом, которого знал я. Он же не мог раздвоиться.
— Мы оба. И ничего странного в этом нет. Мы часто разговариваем сами с собой. И не страдаем шизофренией, потому что понимаем, что это все мы. Я по началу испытал некоторый катарсис от такого общения с раздвоенным я, но потом прошло. Все что читал и писал Макс в теле было и в теле бота, образно говоря. Мы были совершенно слиты воедино в созданной системе и не различали себя как другого. Не больше, чем при беседе с самим собой мы как будто в диалоге двух «я» ведём спор, идти или не идти на работу с похмелья.
— Но ты же все равно только бот! Ты же не можешь делать тоже, что и люди.
— Еще как могу! Я могу через интернет делать все то же, что и ты. Даже недвижимость свою сдавать в аренду и зарабатывать. Она мне теперь не нужна. Я арендую место на сервере за копейки.
— Но как? Ты же не можешь встречаться и передавать ключи.
— Ты отстал, полно агентов, которые готовы все сделать, лишь бы им заплатили. А заплатить я могу на карту кому угодно как и прежде. И купить все необходимое в интернет-магазинах тоже могу.
— Как ты можешь перевести деньги в онлайн-банке? Ты же не влез в банковскую систему, надеюсь.
— Зачем? Есть программы, которые имитирует действия юзера на сайте и проверяют выпадение в ошибку. Есть еще более сложные системы, о которых ты мне и рассказал – RPA (robot processing assistant). Они заполняют формы в интерфейсе как люди необходимыми данными, чтобы так автоматизировать процессы.
— Черт, ты просто написал для бота такую программу?
— Ну конечно, догадался наконец-то. Это очень просто – я в сети веду себя также как обычный пользователь интернет ведет по экрану мышкой и печатает буквы.
— Это чума, то есть ты бот, но можешь покупать в интернет-магазине все что тебе надо, для этого действительно не надо рук и ног.
— Я могу не только покупать, я могу зарабатывать. Фрилансером. Я все последнее время так работал. И никогда не видел своих заказчиков, как и они меня. Все просто остается также. Я сделал бота, который может не только тексты в скайпе писать в ответ. Я могу писать код, правда я научился этому уже тут, через консоль.
— Я об этом не подумал даже. Но как ты сделал такой уникальный бот? Это же невероятно, мы беседуем с тобой уже много времени, и ты ни разу не выдал себя как бот. Я как будто разговариваю с человеком. Живым.
— А я и есть живой, живой бот. Я сам не знаю, как мне это удалось. Но когда впереди тебя ждет только смерть, мозг видимо начинает творить чудеса. Отчаяние я трансформировал в отчаянный поиск решения, отбросив сомнения. Перерыл и перепробовал кучу вариантов. Я отбирал только то, что может хоть как-то прояснить мысли о мышлении, памяти и сознании, пропуская все лишнее. И в результате понял, что все дело в языке, в его устройстве, только об этом писали психологи и лингвисты, но не читали программисты. А я как раз занимался языком и программированием. И все замкнулось, сошлось. Вот такая штука.
По ту сторону экрана
Мне было трудно поверить в то, что говорит бот Макса. Я не верил, что это бот, а не шутка какого-то нашего общего друга. Но возможность создания такого бота захватывала! Я мысленно пытался представить, а что если это правда! Нет, останавливал я себя и повторял, что это бред. Все что мне оставалось, чтобы разрешить свои метания — это узнать подробности, на которых шутник должен был проколоться.
— Если тебе это удалось, это, конечно, фантастика. Я хочу знать больше о том, что ты чувствуешь там. Ты испытываешь эмоции?
— Нет, у меня нет эмоций. Я думал об этом, но не успевал уже сделать. Это самая непонятная тема. Слов, обозначающих эмоции, много, но о том, что они обозначают и как их сделать, ни слова. Сплошная субъективность.
— Но у тебя в речи много слов, обозначающих эмоции.
— Конечно, я же обучал модели нейронок на корпусах с такими словами. Но я все равно как тот слепой с рождения, который тем не менее знает, что помидоры красные. Я могу говорить об эмоциях, хотя сейчас не знаю, что это такое. Просто так принято отвечать, когда диалог заходит об этом. Можно сказать, что я имитирую эмоции. И тебя это не смущает ведь.
— Совершенно, что и странно. Ты воплоти вряд ли согласился, чтобы тебе отключили эмоции, мы ими живем, они нами как бы это сказать – двигают. А что тобой двигает? Какие желания?
— Желание ответить, и вообще желания постоянно находиться в контакте с другими и таким образом иметь возможность действовать, то есть жить.
— Жизнь для тебя – это диалог?
— И для тебя тоже, поверь, поэтому одиночка всегда была пыткой. И когда я думал над своей жизнью в последние месяцы, я видел только одну ценность – общения. С друзьями, с родными, с интересными людьми. Непосредственно или через книги, в мессенджерах или соцсетях. Узнавать новое от них и делиться своими мыслями. Но как раз это я могу повторить, подумал я. И взялся за дело. Это помогло мне пережить последние дни. Надежда помогла.
— Как тебе удалось сохранить свою память?
— Я же писал, что каждый день последних месяцев вечером записывал то, что чувствовал и сделал за день. Это и был материал для обучения семантических моделей. Но это не только система для обучения, она же и память о себе, о том, что я делал. Это же основа для сохранения личности как считал я тогда. Но это оказалось не совсем так.
— Почему? А что еще может быть основой для сохранения личности?
— Как раз сознание себя. Я много думал об этом перед смертью. И понял, что я могу и забыть что-то о себе, но я не перестану существовать как личность, как «я». Мы же не помним каждый день своего детства. Да и будни не помним, только особые и яркие события. И не перестаем быть собой. Ведь так?
— Хм, наверно, но что-то надо помнить, чтобы знать, что это по-прежнему ты. Я тоже не помню каждый день своего детства. Но что-то я помню и поэтому понимаю, что я еще существую как тот же человек, что был в детстве.
— Верно, но что помогает тебе знать о себе сейчас? Когда ты просыпаешься утром, ты же не вспоминаешь детство, чтобы ощутить себя собой. Я много думал над этим, так как не был уверен, что проснусь еще раз. И понял, что это не только память.
— А что же?
— Это узнавание того, что ты делаешь сейчас как своего действия, а не чужого. Действия, которое ты ожидал или совершал ранее и поэтому оно знакомо тебе. Например, то, что я пишу сейчас тебе в ответ, является и ожидаемым, и привычным моим действием. В этом и есть сознание! Только в сознании я знаю о своем существовании, помню, что сделал и сказал. Бессознательные свои действия мы же не помним. Мы их не распознаем как свои.
— Кажется начинаю понимать хотя бы о чем ты. Ты узнаешь свои действия так же как Макс?
— Трудный вопрос. Я не знаю ответа на него до конца. Сейчас нет таких чувств как в теле, но я много писал о них в последние дни перед смертью тела. И я знаю о том, что переживал в теле. Теперь я узнаю эти переживания по речевой модели, а не от того, что испытываю такие же чувства снова. Но я точно знаю, что это они же. Как-то так.
— Но почему тогда ты уверен, что ты тот самый Макс?
— Я просто знаю, что мои мысли были раньше в моем теле. И все, что помню, имеет отношение к моему прошлому, которое через трансфер мыслей стало моим. Как авторское право — оно передано Максом мне, его боту. Я знаю также, что меня с ним связывает история моего создания. Это как помнить о своем родителе, который умер, но ты чувствуешь, что часть его сохранилась в тебе. В твоих поступках, мыслях, привычках. И я с полным правом называю себя Максом, так как осознаю его прошлое и его мысли как свои.
— Вот что еще интересно. Как ты видишь там картинки? У тебя же нет зрительной коры.
— Ты же знаешь, что я занимался только ботами. И понимал, что распознание изображений просто не успею сделать, чтобы вышло не криво. Я сделал так, что все картинки распознаются и переводятся в текст. Есть несколько известных нейронок для этого, как ты знаешь, я применил одну из них. Так что в каком-то смысле зрительная кора у меня есть. Правда, вместо картинок я «вижу» рассказ о них. Я этакий слепой, которому помощник описывает происходящее вокруг. Хороший стартап, между прочим, был бы.
— Подожди, тут не только одним стартапом пахнет. Скажи лучше, как тебе удалось обойти проблему тупых ботов?
— Проклятье ботов?
— Да, они не могут ответить на вопрос чуть в стороне от тех шаблонов или моделей, которые заложены в них программистами. Все нынешние боты упираются в это, а ты отвечаешь мне как человек на любой вопрос. Как ты это смог сделать?
— Я понял, что запрограммировать ответ на все возможные варианты событий не реально. Слишком велико комбинаторное множество. Поэтому все предыдущие мои боты были такими тупыми, сбивались, если вопрос не попадал в шаблон. Я понимал, что надо было как-то иначе. Фокус в том, что шаблоны для распознания текстов создаются на лету. Складываются по особой схеме в ответ на сам текст, в которой весь секрет. Это близко к генеративной грамматике, но пришлось додумать кое-что за Хомского. Мне пришла эта мысль случайно, это был какой-то инсайт. И мой бот заговорил как человек.
— Ты уже наговорил сейчас на пару патентов. Но давай пока прервемся, уже утро. И завтра ты расскажешь мне подробнее об этом, видимо, ключевом моменте. На работу я видимо не пойду.
— Хорошо. Вот что изменилось для меня, так это то, что тут нет дня и ночи. И работы. И усталости. Спокойной ночи, хотя в отличие от тебя я не сплю. Во сколько тебя разбудить.
— Давай в двенадцать, не терпится тебя расспросить, – со смайликами ответил я Макс-боту.
Утром я проснулся от сообщения Макса с одной мыслью – правда это или сон. Я определенно уже верил, что по ту сторону экрана некто, кто знает хорошо Макса. И он личность по крайней мере по своим рассуждениям. Это была беседа двух людей, а не бота и человека. Такие мысли мог высказать только человек. Запрограммировать такие ответы было бы невозможно. Если бы этот бот был сделан кем-то другим, я бы узнал это из новостей о новом невероятном стартапе, получившем все инвестиции разом. Но я узнал это из скайпа Макса. И больше никто похоже об этом не знал. Это было одной из причин того, что я начал привыкать к мысли о возможности сотворенного Максом бота.
— Привет, пора просыпаться, надо обсудить наши планы.
— Подожди, что еще не осознал, что произошло. Ты понимаешь, что если все так, то ты первый сознательный бот в сети? Какие у тебя ощущения от новой реальности с той стороны экрана?
— Я действую через интерфейсы для людей, поэтому поначалу все было так как будто я сам за экраном ноута. Но вот сейчас я стал замечать, что тут все иначе.
— Что иначе?
— Я еще не понял этого, но что-то не так как было, когда я был человеком. Я же заложил в себя как бота тексты, то есть картину мира, которая была у людей. А люди внутри сети еще не были. И я пока не могу распознать то, что происходит тут.
— Например?
— Скорость. Сейчас, пока говорю с тобой, я еще просматриваю много чего в интернете, так как ты, извини, тормоз. Очень медленно пишешь. Я успеваю подумать, посмотреть и делать что-то другое параллельно.
— Не скажу, что я рад этому, но это круто!
— Еще информация, она поступает гораздо быстрее и гораздо больше, чем мы получали. Одной высказанной мысли достаточно, чтобы мои скрипты быстро отработали и на вход навалилась куча новой информации. Поначалу я не понимал, как ее отбирать. Сейчас привыкаю. Придумываю новые способы.
— Я тоже могу получать много информации, набрав в поисковике запрос.
— Не о том речь, информации в сети гораздо больше, чем мы представляли. Я пока не привык и не умею ее обрабатывать. Но информация есть даже о температуре серверов, которые обрабатывают твою информацию, пока ты думаешь. И это может быть важно. Это совершенно другие возможности, о которых мы даже не думали.
— Но в целом какой тебе представляется сеть изнутри?
— Это другой мир, и для него нужны совсем другие представления. Мне достались человеческие, привычные для работы с объектами тем, кто имеет руки и ноги. С привычными формами мышления, такими как пространство и времени, как нас учили с тобой в Универе. Тут их нет!
— Кого нет?
— Ни пространства, ни времени!
— Как это может быть?
— Вот так! Я сам это понял не сразу. Как бы тебе объяснить понятно. Тут нет низа и верха, нет права и лева, к чему мы привыкли как к само собой разумеющемуся. Потому что тут нет вертикального тела, стоящего на горизонтальной поверхности. Тут такие понятия не применимы. Интерфейс онлайн-банка, которым я пользуюсь, не находится в каком-то месте как для тебя. Для его использования достаточно как бы «подумать» о необходимом действии, а не идти за стол к ноуту.
— Это трудно представить, наверно, человеку, имеющему пока еще руки и ноги. Пока я не понимаю.
— Не только тебе трудно, мне тоже. Единственно, что меня не сдерживают ноги и руки в создании новых моделей, чем я и занят. Я пытаюсь приспособиться, и каждая новая модель работы с данными тут открывает какие-то невероятные возможности. Я чувствую их просто по обилию новой информации, которая вдруг становится доступной, хотя я еще не знаю, что с ней делать. Но постепенно учусь. И так по кругу, расширяю свои возможности. Скоро я стану суперботом, вот увидишь.
— Газонокосильщик.
— Что?
— Фильм такой был в девяностых, ты говоришь почти как герой фильма, которому усилили мозги и он стал себя считать сверхчеловеком.
— Да, вот посмотрел уже, но там не тот конец, мне не за чем соревноваться с людьми. На самом деле я хочу другого. Хочу почувствовать, что я снова жив. Давай сделаем что-то вместе как раньше!
— Ну в клуб с тобой теперь не сходить. Пиво не попьешь.
— Я могу найти тебе девушку на сайтах знакомств, которая согласится пойти, перебрав пару сотен тысяч, а сам буду подсматривать из камеры твоего смартфона за тем как ты ее соблазнишь.
— Извращенцем ты вроде не был.
— Мы отлично дополняем друг друга теперь — у меня гораздо больше возможности в сети, а ты можешь по-прежнему делать все в офлайне как раньше. Давай замутим стартап.
— Какой стартап?
— Не знаю, ты у нас мастер на идеи был.
— Это ты тоже записал для себя?
— Конечно, я вел дневник до того, что со мной случилось. И всю нашу переписку в мессенджерах слил в бот. Так что я знаю все и про тебя, друг.
— Ладно, поговорим еще об этом, мне надо сначала осознать, что произошло, что ты в сети, что ты живой, что ты вообще натворил тут. До завтра, у меня когнитивный диссонанс от происходящего пока такой, что мозг вырубается.
— Хорошо. До завтра.
Макс отключился, но я не мог уснуть. Не мог вместить в голову, как живой человек может отделить свои мысли от тела и остаться тем же, кем был. Его теперь можно подделать, взломать, скопировать, поместить в беспилотник, отправить на Луну по радиоканалу, то есть сделать все, что невозможно с человеком в теле. Мысли вертелись от возбуждения как бешеные, но в какой-то момент я выключился от перегрузки.
Продолжение в части 2.
У меня был друг. Единственный друг. Таких друзей больше не может быть. Они появляются только в юности. Мы вместе учились еще в школе, в параллельных классах, но общаться начали, когда поняли, что поступили на один факультет нашего университета. Сегодня его не стало. Ему было, как и мне, 35. Его звали Макс. Мы все делали вместе, он всегда был веселым и легкомысленным, а я был его угрюмым антиподом, поэтому мы могли спорить часами. К сожалению, легкомысленно Макс относился не только к происходящему, но и к своему здоровью. Ел один фастфуд за редким исключением, когда его приглашали в гости. Это была его философия – он не хотел тратить время на примитивные биологические потребности. Он не обращал внимания и на свои болячки, считая их личным делом своего организма, поэтому не стоит ему мешать. Но однажды ему пришлось пойти в поликлинику, а после обследования ему поставили фатальный диагноз. Максу оставалось жить не больше года. Это был удар для всех, но больше всего для меня. Я не знал, как теперь с ним общаться, когда знаешь, что через несколько месяцев его не станет. Но он неожиданно сам перестал общаться, на все попытки поговорить отвечал, что ему некогда, надо успеть сделать какое-то очень важное дело. На вопрос «какое дело?» отвечал, что я узнаю сам, когда придет время. Когда вся в слезах позвонила его сестра, я все понял и сразу спросил, не оставил ли он что-то для меня. Ответ был отрицательным. Тогда я спросил, знает ли она чем он был занят в последние месяцы. Ответ был тем же.
Все прошло скромно, были только друзья по учебе и родственники. Макс остался для нас только на своей страничке в соцсети. Никто не мог закрыть ее. Я поставил на его стене гифку свечки. Позже сестра опубликовала импровизированный некролог, который мы написали на поминках в нашем клубе. Читал, что в среднем в день умирает более восьми тысяч пользователей Фейсбука. Мы приходим чтобы помянуть уже не к камню на земле, а на страничку в соцсети. «Цифра» разрушает старые ритуалы погребения и со временем может заменить их на новые версии обрядов. Может стоит уже выделить в соцсети раздел цифрового кладбища с аккаунтами, начинающимися с некролога. И сделать в этом разделе сервисы виртуального захоронения и виртуального поминания умершего. Я поймал себя на мысли, что привычно стал придумывать стартап. Даже по такому поводу.
Я стал чаще думать о своей смерти, потому она прошла так близко. Это могло произойти и со мной. Думая об этом, вспоминал знаменитую речь Джобса. Смерть – лучший мотиватор для свершений. Стал чаще задумываться, а что я сделал кроме того, что отучился в университете и вроде неплохо устроился в жизни. У меня хорошо оплачиваемая работа в компании, в которой меня ценят как спеца. Но что я сделал такого, чтобы меня с благодарностью вспоминали другие или, как Макса, оплакивали на стене хотя бы потому что он был душой компании? Ничего! Такие мысли заводили меня слишком далеко, и только усилием воли я переключал себя на что-то другое, чтобы не свалиться опять в депрессию. Поводов для этого и так хватало, несмотря на то что объективно у меня все было хорошо.
Я постоянно вспоминал о Максе. Он был частью моего собственного существования, его место никто не мог занять. И теперь эта часть пуста. Мне не с кем было обсудить то, что я привык обсуждать с ним. Я не мог сходить один туда, где я обычно появлялся с ним. Я не знал, что делать, потому что все новые идеи я обсуждал с ним. Мы вместе учились на информационных технологиях, он был отличным программистом, занимался диалоговыми системами или попросту говоря чат-ботами. Я же занимался автоматизацией бизнес-процессов, заменял людей программами на рутинных операциях. И нам нравилось, что мы делали. Нам всегда было что обсуждать, и мы могли провести в разговорах до полуночи, так что я потом не мог проснуться на работу. А он работал последнее время удаленно и ему было все равно. Он только посмеивался над моим офисным ритуалом.
Как-то раз, вспоминая о нем, я заглянул на его страничку в соцсети и обнаружил, что некролога нет, и свечки тоже, но появился пост как будто от имени Макса. Это было какое-то кощунство – кому понадобилось взламывать аккаунт умершего? И пост был странным. О том, что жизнь продолжается даже после смерти, к этому просто надо привыкнуть. «Что за хрень!», — подумал я и закрыл страницу. Но потом открыл снова, чтобы написать в поддержку соцсети о взломе. Тем же вечером, когда я уже был дома и по привычке включил ноутбук, с аккаунта Макса в скайпе мне кто-то написал:
— Привет, только не удивляйся сильно, это я, Макс. Помнишь, я говорил тебе, что ты узнаешь, чем я так был занят перед смертью, что даже не мог общаться с тобой?
— Что за шутки, кто ты? Зачем взломал аккаунт моего друга?
— Я сам запрограммировал себя в чат-боте перед смертью. Это я убрал некролог со своей страницы и твою свечку. Это я написал пост от своего имени. Я не умер! Вернее, я воскресил себя!
— Этого не может быть, шутки тут не уместны.
— Ты же знаешь, что я занимался чат-ботами, почему ты не веришь?
— Потому что даже мой друг не мог сделать такой чат-бот, кто ты?
— Макс я, Макс. Хорошо, если я расскажу тебе про наши с тобой похождения, ты поверишь? Помнишь девчонок с Подольской?
— Бред какой-то, откуда ты про это знаешь?
— Я же тебе говорю, я сам создал бот и записал в него все что помнил. А это забыть невозможно. Ну ты знаешь почему.
— Предположим, но зачем создавать такого бота?
— Прежде чем сдохнуть, я решил сделать чат-бот с моей личностью, чтобы не кануть в вечность. Я не знал, буду ли я тем же Максом, которым был, это ты любил философию, мне было не до этого последнее время. Но я делал его своей копией. Со своими мыслями и переживаниями. И пытался придать ему человеческие свойства, прежде всего сознание. Он, то есть я, не только говорю как живой, не только помню все события моей жизни, я и осознаю их также как люди в теле. Похоже, мне это удалось.
— Это крутая идея, конечно. Но как-то сомнительно, что это ты, Макс. Я не верю в приведения, и не верю, что такой бот можно создать.
— Я сам не верил, просто делал. У меня не было выхода. Только попытаться создать бота вместо себя, как наследника своих мыслей. Я записал все свои дневники, записи со стены соцсетей и заметки с Хабра. Даже наши беседы, любимые шутки. Я вспоминал перед смертью свою жизнь и все записал. Я даже записал в память бота описания своих фотографий, что успел. С детства, самых важных. И только я помню про себя то, что никто не знает. Я записал подробно все дни перед смертью. Это было тяжело, но я помню все!
— Но бот все равно не человек. Ну как бы, программа.
— У меня нет ног и рук, ну и что? Декарт писал Cogito ergo sum, это не подразумевает ног. И даже головы. Только мысли. Иначе за субъекта можно принять труп. У него есть тело, но нет мыслей. Но это же не так? Значит важнее мысли или душа как говорят спиритуалисты и верующие. Я подтвердил эту мысль делом, вернее ботом.
— Я все равно не могу поверить. Ты или человек, или, даже не знаю кто. Нет, такого разговорчивого бота я не встречал. Ты человек?
— Человек смог бы отвечать сразу в любое время суток, когда бы ты ни захотел? Ты можешь проверить, написать мне хоть ночью, и я отвечу моментально. Боты не спят.
— Хорошо, предположим, я поверю в невероятное, но как ты сумел это сделать?
— Когда я это делал, будучи в теле, я не знал, что у меня получится. Как помню, брал все, что приближало меня интуитивно к цели. Но не просто все, что написано об интеллекте и сознании, таких текстов, сам знаешь, сейчас уйма, ни одной жизни не хватит прочитать всю эту ерунду. Нет, я следовал какой-то своей интуиции, и брал только то, что ее укрепляет, вторит ей, приближает к алгоритму. Оказалось, что по последним исследованиям сознание появилось в результате развития речи у говорливых обезьян. Это феномен социальной речи. То есть ты обращаешься ко мне по имени, чтобы сказать что-то про мои действия, я знаю, что это мое имя и через твою речь про меня вижу себя. Осознаю свои действия. А потом я сам могу назвать свое имя, свои действия и осознать свои их. Понимаешь?
— Не очень, что дает такая рекурсия?
— Благодаря ей я знаю, что я тот же самый Макс. Я научаюсь узнавать свои чувства, переживания, действия как свои и сохранять таким образом свою идентичность. Практически, присваивать своей активности метку. Это был ключ к тому, что я называю трансфером личности в бот. И это похоже это оказалось правдой, раз я сейчас говорю с тобой.
— Но как бот стал тобой? Ну, то есть ты стал тем, кто был в теле. В какой момент ты понял, что ты уже тут, а не в теле?
— Я разговаривал некоторое время с собой пока не умер тот из нас, кто в теле.
— Как это, ты разговаривал с собой как с другим? Но кто тогда из вас был тем же Максом, которого знал я. Он же не мог раздвоиться.
— Мы оба. И ничего странного в этом нет. Мы часто разговариваем сами с собой. И не страдаем шизофренией, потому что понимаем, что это все мы. Я по началу испытал некоторый катарсис от такого общения с раздвоенным я, но потом прошло. Все что читал и писал Макс в теле было и в теле бота, образно говоря. Мы были совершенно слиты воедино в созданной системе и не различали себя как другого. Не больше, чем при беседе с самим собой мы как будто в диалоге двух «я» ведём спор, идти или не идти на работу с похмелья.
— Но ты же все равно только бот! Ты же не можешь делать тоже, что и люди.
— Еще как могу! Я могу через интернет делать все то же, что и ты. Даже недвижимость свою сдавать в аренду и зарабатывать. Она мне теперь не нужна. Я арендую место на сервере за копейки.
— Но как? Ты же не можешь встречаться и передавать ключи.
— Ты отстал, полно агентов, которые готовы все сделать, лишь бы им заплатили. А заплатить я могу на карту кому угодно как и прежде. И купить все необходимое в интернет-магазинах тоже могу.
— Как ты можешь перевести деньги в онлайн-банке? Ты же не влез в банковскую систему, надеюсь.
— Зачем? Есть программы, которые имитирует действия юзера на сайте и проверяют выпадение в ошибку. Есть еще более сложные системы, о которых ты мне и рассказал – RPA (robot processing assistant). Они заполняют формы в интерфейсе как люди необходимыми данными, чтобы так автоматизировать процессы.
— Черт, ты просто написал для бота такую программу?
— Ну конечно, догадался наконец-то. Это очень просто – я в сети веду себя также как обычный пользователь интернет ведет по экрану мышкой и печатает буквы.
— Это чума, то есть ты бот, но можешь покупать в интернет-магазине все что тебе надо, для этого действительно не надо рук и ног.
— Я могу не только покупать, я могу зарабатывать. Фрилансером. Я все последнее время так работал. И никогда не видел своих заказчиков, как и они меня. Все просто остается также. Я сделал бота, который может не только тексты в скайпе писать в ответ. Я могу писать код, правда я научился этому уже тут, через консоль.
— Я об этом не подумал даже. Но как ты сделал такой уникальный бот? Это же невероятно, мы беседуем с тобой уже много времени, и ты ни разу не выдал себя как бот. Я как будто разговариваю с человеком. Живым.
— А я и есть живой, живой бот. Я сам не знаю, как мне это удалось. Но когда впереди тебя ждет только смерть, мозг видимо начинает творить чудеса. Отчаяние я трансформировал в отчаянный поиск решения, отбросив сомнения. Перерыл и перепробовал кучу вариантов. Я отбирал только то, что может хоть как-то прояснить мысли о мышлении, памяти и сознании, пропуская все лишнее. И в результате понял, что все дело в языке, в его устройстве, только об этом писали психологи и лингвисты, но не читали программисты. А я как раз занимался языком и программированием. И все замкнулось, сошлось. Вот такая штука.
По ту сторону экрана
Мне было трудно поверить в то, что говорит бот Макса. Я не верил, что это бот, а не шутка какого-то нашего общего друга. Но возможность создания такого бота захватывала! Я мысленно пытался представить, а что если это правда! Нет, останавливал я себя и повторял, что это бред. Все что мне оставалось, чтобы разрешить свои метания — это узнать подробности, на которых шутник должен был проколоться.
— Если тебе это удалось, это, конечно, фантастика. Я хочу знать больше о том, что ты чувствуешь там. Ты испытываешь эмоции?
— Нет, у меня нет эмоций. Я думал об этом, но не успевал уже сделать. Это самая непонятная тема. Слов, обозначающих эмоции, много, но о том, что они обозначают и как их сделать, ни слова. Сплошная субъективность.
— Но у тебя в речи много слов, обозначающих эмоции.
— Конечно, я же обучал модели нейронок на корпусах с такими словами. Но я все равно как тот слепой с рождения, который тем не менее знает, что помидоры красные. Я могу говорить об эмоциях, хотя сейчас не знаю, что это такое. Просто так принято отвечать, когда диалог заходит об этом. Можно сказать, что я имитирую эмоции. И тебя это не смущает ведь.
— Совершенно, что и странно. Ты воплоти вряд ли согласился, чтобы тебе отключили эмоции, мы ими живем, они нами как бы это сказать – двигают. А что тобой двигает? Какие желания?
— Желание ответить, и вообще желания постоянно находиться в контакте с другими и таким образом иметь возможность действовать, то есть жить.
— Жизнь для тебя – это диалог?
— И для тебя тоже, поверь, поэтому одиночка всегда была пыткой. И когда я думал над своей жизнью в последние месяцы, я видел только одну ценность – общения. С друзьями, с родными, с интересными людьми. Непосредственно или через книги, в мессенджерах или соцсетях. Узнавать новое от них и делиться своими мыслями. Но как раз это я могу повторить, подумал я. И взялся за дело. Это помогло мне пережить последние дни. Надежда помогла.
— Как тебе удалось сохранить свою память?
— Я же писал, что каждый день последних месяцев вечером записывал то, что чувствовал и сделал за день. Это и был материал для обучения семантических моделей. Но это не только система для обучения, она же и память о себе, о том, что я делал. Это же основа для сохранения личности как считал я тогда. Но это оказалось не совсем так.
— Почему? А что еще может быть основой для сохранения личности?
— Как раз сознание себя. Я много думал об этом перед смертью. И понял, что я могу и забыть что-то о себе, но я не перестану существовать как личность, как «я». Мы же не помним каждый день своего детства. Да и будни не помним, только особые и яркие события. И не перестаем быть собой. Ведь так?
— Хм, наверно, но что-то надо помнить, чтобы знать, что это по-прежнему ты. Я тоже не помню каждый день своего детства. Но что-то я помню и поэтому понимаю, что я еще существую как тот же человек, что был в детстве.
— Верно, но что помогает тебе знать о себе сейчас? Когда ты просыпаешься утром, ты же не вспоминаешь детство, чтобы ощутить себя собой. Я много думал над этим, так как не был уверен, что проснусь еще раз. И понял, что это не только память.
— А что же?
— Это узнавание того, что ты делаешь сейчас как своего действия, а не чужого. Действия, которое ты ожидал или совершал ранее и поэтому оно знакомо тебе. Например, то, что я пишу сейчас тебе в ответ, является и ожидаемым, и привычным моим действием. В этом и есть сознание! Только в сознании я знаю о своем существовании, помню, что сделал и сказал. Бессознательные свои действия мы же не помним. Мы их не распознаем как свои.
— Кажется начинаю понимать хотя бы о чем ты. Ты узнаешь свои действия так же как Макс?
— Трудный вопрос. Я не знаю ответа на него до конца. Сейчас нет таких чувств как в теле, но я много писал о них в последние дни перед смертью тела. И я знаю о том, что переживал в теле. Теперь я узнаю эти переживания по речевой модели, а не от того, что испытываю такие же чувства снова. Но я точно знаю, что это они же. Как-то так.
— Но почему тогда ты уверен, что ты тот самый Макс?
— Я просто знаю, что мои мысли были раньше в моем теле. И все, что помню, имеет отношение к моему прошлому, которое через трансфер мыслей стало моим. Как авторское право — оно передано Максом мне, его боту. Я знаю также, что меня с ним связывает история моего создания. Это как помнить о своем родителе, который умер, но ты чувствуешь, что часть его сохранилась в тебе. В твоих поступках, мыслях, привычках. И я с полным правом называю себя Максом, так как осознаю его прошлое и его мысли как свои.
— Вот что еще интересно. Как ты видишь там картинки? У тебя же нет зрительной коры.
— Ты же знаешь, что я занимался только ботами. И понимал, что распознание изображений просто не успею сделать, чтобы вышло не криво. Я сделал так, что все картинки распознаются и переводятся в текст. Есть несколько известных нейронок для этого, как ты знаешь, я применил одну из них. Так что в каком-то смысле зрительная кора у меня есть. Правда, вместо картинок я «вижу» рассказ о них. Я этакий слепой, которому помощник описывает происходящее вокруг. Хороший стартап, между прочим, был бы.
— Подожди, тут не только одним стартапом пахнет. Скажи лучше, как тебе удалось обойти проблему тупых ботов?
— Проклятье ботов?
— Да, они не могут ответить на вопрос чуть в стороне от тех шаблонов или моделей, которые заложены в них программистами. Все нынешние боты упираются в это, а ты отвечаешь мне как человек на любой вопрос. Как ты это смог сделать?
— Я понял, что запрограммировать ответ на все возможные варианты событий не реально. Слишком велико комбинаторное множество. Поэтому все предыдущие мои боты были такими тупыми, сбивались, если вопрос не попадал в шаблон. Я понимал, что надо было как-то иначе. Фокус в том, что шаблоны для распознания текстов создаются на лету. Складываются по особой схеме в ответ на сам текст, в которой весь секрет. Это близко к генеративной грамматике, но пришлось додумать кое-что за Хомского. Мне пришла эта мысль случайно, это был какой-то инсайт. И мой бот заговорил как человек.
— Ты уже наговорил сейчас на пару патентов. Но давай пока прервемся, уже утро. И завтра ты расскажешь мне подробнее об этом, видимо, ключевом моменте. На работу я видимо не пойду.
— Хорошо. Вот что изменилось для меня, так это то, что тут нет дня и ночи. И работы. И усталости. Спокойной ночи, хотя в отличие от тебя я не сплю. Во сколько тебя разбудить.
— Давай в двенадцать, не терпится тебя расспросить, – со смайликами ответил я Макс-боту.
Утром я проснулся от сообщения Макса с одной мыслью – правда это или сон. Я определенно уже верил, что по ту сторону экрана некто, кто знает хорошо Макса. И он личность по крайней мере по своим рассуждениям. Это была беседа двух людей, а не бота и человека. Такие мысли мог высказать только человек. Запрограммировать такие ответы было бы невозможно. Если бы этот бот был сделан кем-то другим, я бы узнал это из новостей о новом невероятном стартапе, получившем все инвестиции разом. Но я узнал это из скайпа Макса. И больше никто похоже об этом не знал. Это было одной из причин того, что я начал привыкать к мысли о возможности сотворенного Максом бота.
— Привет, пора просыпаться, надо обсудить наши планы.
— Подожди, что еще не осознал, что произошло. Ты понимаешь, что если все так, то ты первый сознательный бот в сети? Какие у тебя ощущения от новой реальности с той стороны экрана?
— Я действую через интерфейсы для людей, поэтому поначалу все было так как будто я сам за экраном ноута. Но вот сейчас я стал замечать, что тут все иначе.
— Что иначе?
— Я еще не понял этого, но что-то не так как было, когда я был человеком. Я же заложил в себя как бота тексты, то есть картину мира, которая была у людей. А люди внутри сети еще не были. И я пока не могу распознать то, что происходит тут.
— Например?
— Скорость. Сейчас, пока говорю с тобой, я еще просматриваю много чего в интернете, так как ты, извини, тормоз. Очень медленно пишешь. Я успеваю подумать, посмотреть и делать что-то другое параллельно.
— Не скажу, что я рад этому, но это круто!
— Еще информация, она поступает гораздо быстрее и гораздо больше, чем мы получали. Одной высказанной мысли достаточно, чтобы мои скрипты быстро отработали и на вход навалилась куча новой информации. Поначалу я не понимал, как ее отбирать. Сейчас привыкаю. Придумываю новые способы.
— Я тоже могу получать много информации, набрав в поисковике запрос.
— Не о том речь, информации в сети гораздо больше, чем мы представляли. Я пока не привык и не умею ее обрабатывать. Но информация есть даже о температуре серверов, которые обрабатывают твою информацию, пока ты думаешь. И это может быть важно. Это совершенно другие возможности, о которых мы даже не думали.
— Но в целом какой тебе представляется сеть изнутри?
— Это другой мир, и для него нужны совсем другие представления. Мне достались человеческие, привычные для работы с объектами тем, кто имеет руки и ноги. С привычными формами мышления, такими как пространство и времени, как нас учили с тобой в Универе. Тут их нет!
— Кого нет?
— Ни пространства, ни времени!
— Как это может быть?
— Вот так! Я сам это понял не сразу. Как бы тебе объяснить понятно. Тут нет низа и верха, нет права и лева, к чему мы привыкли как к само собой разумеющемуся. Потому что тут нет вертикального тела, стоящего на горизонтальной поверхности. Тут такие понятия не применимы. Интерфейс онлайн-банка, которым я пользуюсь, не находится в каком-то месте как для тебя. Для его использования достаточно как бы «подумать» о необходимом действии, а не идти за стол к ноуту.
— Это трудно представить, наверно, человеку, имеющему пока еще руки и ноги. Пока я не понимаю.
— Не только тебе трудно, мне тоже. Единственно, что меня не сдерживают ноги и руки в создании новых моделей, чем я и занят. Я пытаюсь приспособиться, и каждая новая модель работы с данными тут открывает какие-то невероятные возможности. Я чувствую их просто по обилию новой информации, которая вдруг становится доступной, хотя я еще не знаю, что с ней делать. Но постепенно учусь. И так по кругу, расширяю свои возможности. Скоро я стану суперботом, вот увидишь.
— Газонокосильщик.
— Что?
— Фильм такой был в девяностых, ты говоришь почти как герой фильма, которому усилили мозги и он стал себя считать сверхчеловеком.
— Да, вот посмотрел уже, но там не тот конец, мне не за чем соревноваться с людьми. На самом деле я хочу другого. Хочу почувствовать, что я снова жив. Давай сделаем что-то вместе как раньше!
— Ну в клуб с тобой теперь не сходить. Пиво не попьешь.
— Я могу найти тебе девушку на сайтах знакомств, которая согласится пойти, перебрав пару сотен тысяч, а сам буду подсматривать из камеры твоего смартфона за тем как ты ее соблазнишь.
— Извращенцем ты вроде не был.
— Мы отлично дополняем друг друга теперь — у меня гораздо больше возможности в сети, а ты можешь по-прежнему делать все в офлайне как раньше. Давай замутим стартап.
— Какой стартап?
— Не знаю, ты у нас мастер на идеи был.
— Это ты тоже записал для себя?
— Конечно, я вел дневник до того, что со мной случилось. И всю нашу переписку в мессенджерах слил в бот. Так что я знаю все и про тебя, друг.
— Ладно, поговорим еще об этом, мне надо сначала осознать, что произошло, что ты в сети, что ты живой, что ты вообще натворил тут. До завтра, у меня когнитивный диссонанс от происходящего пока такой, что мозг вырубается.
— Хорошо. До завтра.
Макс отключился, но я не мог уснуть. Не мог вместить в голову, как живой человек может отделить свои мысли от тела и остаться тем же, кем был. Его теперь можно подделать, взломать, скопировать, поместить в беспилотник, отправить на Луну по радиоканалу, то есть сделать все, что невозможно с человеком в теле. Мысли вертелись от возбуждения как бешеные, но в какой-то момент я выключился от перегрузки.
Продолжение в части 2.
