Как и семидневная неделя, о которой мы говорили в прошлый раз, разделение суток на 24 часа, в каждом из которых по 60 минут, давно уже стало мировым стандартом. Но почему часов ровно 24, а минут в них — именно 60? И почему при этом на циферблатах почти всех механических часов не 24, а 12 делений? Попробуем разобраться.

В XVI веке японцы, не отрываясь от бесконечных войн феодальных домов, познакомились с пришельцами из-за морей с далёкого запада. Европейцы обладали многими полезными знаниями и технологиями наподобие мушкетов и заводных механизмов — и японские интеллектуалы стали увлечённо изучать языки, науку и культуру иноземцев. Одной из удививших их вещей стало то, что в английском, голландском и испанском языках дни недели назывались в той же самой смысловой последовательности, что и в японском, и в китайском. Воскресенье везде было днём Солнца (или Бога), понедельник — днём Луны. Далее чуть сложнее, с участием древних богов и даосских стихий, но в целом в той же астрономической логике небесных тел или связанных с ними божеств. Как получилось, что одна и та же схема именования дней недели уже не первое тысячелетие присутствует в языках очень разных и отдалённых друг от друга стран? Попробуем разобраться.

Джек Уильямсон — один из известных в своё время и почти забытых ныне фантастов середины ХХ века. С конца 1920-х он публиковал фантастические рассказы в журналах, включая «лавкрафтовский» Weird Tales, а затем переключился на более крупные формы. Пик его творчества пришёлся на начало золотого века американской НФ: именно в это время, в конце 40-х годов, он выпустил дилогию о «гуманоидах» — своего рода полемику с уже популярными рассказами Айзека Азимова о «трёх законах робототехники». Она рассказывала, как человечество будущего угодило под власть очень благожелательных и заботливых, но гиперопекающих машин, и попытках сопротивления этому. В какой-то мере цикл напоминает «Машина останавливается», в том числе неожиданным сходством с куда более поздними произведениями и тропами — но заметно сложнее и глубже. Достаточно сказать, что «Гуманоидов» весьма оценили не только футурологи, но и учёные и разработчики, которые занимались темой искусственного интеллекта; например, эту дилогию рекомендовали студентам компьютерных специальностей, и в той же «Матрице» можно увидеть немало идей Уильямсона образца 1949 года.

Фантастический рассказ английского писателя Эдварда Фостера «Машина останавливается» не произвёл особого впечатления на современников. Для начала ХХ века описанный в нём мир выглядел слишком странным и умозрительным, а проблемы и конфликты казались оторванными от реальности — в отличие от тех же элоев и морлоков Герберта Уэллса. Однако в XXI веке его откопали — и изрядно удивились тому, насколько автору сто лет тому назад удалось предсказать явления и образы совсем другой эпохи: современности для нас, и отдалённого будущего для Фостера. 

Среди стереотипов о Японии — наряду с самураями, аниме и прочей развесистой сакурой — обязательно присутствуют киберпанк и роботы. Про возникновение японской версии киберпанка и её отличия от американской мы уже говорили, как и про то, как и почему Страна восходящего солнца несколько отстала в компьютеризации, несмотря на мощный старт в своё время. Однако в робототехнике Япония сохраняет очень крепкие позиции: пусть и сильно уступая ныне КНР по эксплуатируемому количеству и темпам внедрения промышленных роботов, она прочно удерживает второе место в мире по обоим этим показателям, опережая США. В современной японской культуре, в том числе в аниме, роботы тоже занимают важное место — достаточно сказать, что первый национальный суперхит с роботом в главной роли появился в 1951 году. Почему же японцы так увлечены роботами — во всех смыслах?

В прошлых частях нашего цикла мы проследили историю пасты в Италии с момента первых упоминаний до наших дней — а также узнали о том, как макароны попали в Российскую империю и понемногу покорили сначала дворян, а затем и более широкие слои её населения. Теперь же мы добрались до истории макаронных изделий в СССР и постсоветской России, в свете чего попробуем разобраться: зачем советское руководство в конце 20-х годов стало усиленно развивать производство макарон, как к ним подходили советские кулинарные книги, когда возникли макароны по-флотски и правда ли они побеждали на всемирной выставке в Италии? Но сначала ненадолго вернёмся в XVIII век и узнаем, как в появлении макарон в нашей стране умудрились поучаствовать ещё и масоны.

Итак, в прошлых частях (первая, вторая, третья) мы проследили историю итальянской пасты со средневековья до наших дней, а также коснулись того, как макароны с сыром попали в кухни англоязычных стран. Теперь пришла пора вернуться под родные берёзы и разобраться с тем, как итальянские макароны стали органичной частью отечественной кухни. Информация об этом местами противоречива и разбросана по разнообразным источникам, но мы попробуем разобраться с тем, как и когда макароны пришли в Россию, и из итальянского деликатеса превратились в органичную часть русской кулинарной традиции. А также узнаем, где и в каких неожиданных местах ел макароны с пармезаном Пушкин, почему друзьям Гоголя не очень понравилась аутентичная итальянская паста, кем и где были построены первые заводы по производству макарон и как менялись рецепты с ними в российских кулинарных книгах. Итак, поехали!

В первой части мы разобрались в происхождении макаронных изделий, во второй — проследили историю блюд из пасты от средневековой классики с тёртым пармезаном по середину XIX века, когда в районе Неаполя поднялось мощное промышленное производство сушёных спагетти, а к пасте как блюду была наконец добавлена томатная паста. Теперь разберём финальный этап пути пасты к статусу общепризнанного в Италии национального блюда — а путь этот был сложнее и причудливее, чем кажется. Попробуем разобраться, кто научил итальянцев гордиться национальной кухней, а не завидовать французам; почему с пастой пытались бороться Муссолини и футуристы; как она стала одним из символов партизанского движения; и как современные рецепты пасты родились из бурных споров и сложных отношений послевоенных итальянцев с американцами?

В прошлой части мы разобрались, чем отличаются паста и макароны, как они возникли и как под именем «итрии» угодили на Сицилию, откуда уже в XIII веке благодаря генуэзским торговцам распространилась почти по всем землям Италии. Теперь же поговорим, какие виды макарон доминировали в прошлые века, почему долгое время почти обязательной частью рецепта был пармезан, зачем при дворах эпохи Ренессанса их подавали с сахаром и восточными специями — и как технический прогресс и предприимчивость неаполитанцев сделали спагетти их самой популярной формой, попутно дополнив томатным соусом и вилкой о четырёх зубцах... Ну, а ещё о том, как Казанова с помощью умения готовить макароны умудрился сбежать из неприступной венецианской тюрьмы.

В отличие от пиццы родом из вполне конкретного Неаполя, паста стала распространённым блюдом во всей Италии уже в XIII столетии. Однако стереотипным, «типично итальянским» блюдом и предметом национальной гордости она начала осознаваться и описываться не так уж давно. В то же время под названием «макароны» она покинула Апеннинский полуостров ещё в Средневековье — и уже тогда успела войти в кулинарные книги и привычки многих стран, а в ХХ веке макароны по-флотски и с сыром вошли в топ классики и отечественной кухни. Как нарезанное и отваренное пшеничное тесто превратилось в один из самых популярных кулинарных форматов мирового масштаба? В чём разница между «пастой» и «макаронами»? Откуда и когда вообще возникла их идея — и правда ли в итальянской пасте есть «древний китайский след»? Попробуем разобраться.

Сэндвичи, названные в честь одноимённого графа со специфическими вкусами к развлечениям, появились в 1760-е годы — и стремительно завоевали популярность сначала в Лондоне, а затем и по всей стране. Они долго оставались специфически английским блюдом, причём скорее аристократическим, но затем угодили в США. Там, как и итальянская пицца, и японские суши, сэндвичи приняли современные формы, изрядно прибавив в объёме и аппетитности, и превратившись в один из важных блюд мирового фастфуда. Однако финальный штрих к их популярности и повсеместности был сделан вновь англичанами — после того, как они много лет иронизировали по поводу железнодорожных сэндвичей, «непредставимого кулинарного ужаса» даже на фоне прочей британской кухни.

В начале 1962 года группа энтузиастов-программистов из MIT, называвшая себя хакерами, создала первую работоспособную версию компьютерной игры «Spacewar!». Дуэльный симулятор боя космических кораблей для двух игроков был написан для новейшего в то время компьютера DEC PDP-1, оснащённого круглым дисплеем. «Spacewar!» не была самой первой компьютерной игрой, в том числе для самих же её создателей, но часто называется самой важной и влиятельной из ранних экспериментов в области игровых программ. Она завоевала огромную популярность сначала среди сотрудников и студентов MIT, а затем и во множестве других организаций, использовавших DEC PDP-1 и более поздние ЭВМ с мониторами. «Spacewar!», прадедушка популярного в 90-е «StarCon», — самая популярная компьютерная игра 1960-х годов, и именно опыт сессий в неё сподобил многих программистов с начала 70-х заняться созданием своих игр.

Пицца прочно заняла важное место в современной глобальной кухне — как во всевозможных заведениях, далеко не только тематических, так и в доставке. С конца XX века пиццу едят люди почти всех слоёв общества на всех континентах планеты. С тех же пор пиццу можно назвать одним из главных блюд айтишников, которые нечасто заморачиваются с готовкой чего-то сложнее быстрорастворимой лапши. Легендарными были объёмы потребления пиццы командой создателей DOOM во главе с Джоном Кармаком, которому за ежедневные заказы на протяжении 15 лет местная пиццерия навсегда позволила брать её по цене 1995 года. Обычно пиццу называют одним из главных блюд итальянской кухни — с чем, однако, согласится далеко не каждый итальянец, а некоторые даже выразят весьма эмоциональное возмущение. Как пицца стала одним из любимых блюд человечества, какие метаморфозы она претерпела на этом пути, и почему ей мы обязаны далеко не только итальянцам?

К 1968 году вариации на тему «Электроника» Велтистова себя явно исчерпали, но роботы продолжали быть популярной темой, увлекая и авторов, и аудиторию. В текстах и фильмах о роботах, компьютерах и ИИ советская фантастика конца 60-х годов экспериментировала смело, и порой довольно-таки причудливым образом. Если в «Часе Быка» Ивана Ефремова идея важности робототехники и компьютеров для развития человечества звучит вполне традиционно, то у других авторов возникают новые темы: взаимоотношения между роботами, роботов с выраженными личностями и самосознанием, роботизации людей, роботов, считающих себя людьми. Что неожиданно, самый странный из таких текстов принадлежит перу всё того же Евгения Велтистова, что написал историю андроида-школьника. Если не знать, что у «Глотка Солнца» и «Электроника» один и тот же автор, при чтении и сравнении текстов заподозрить это почти невозможно.

Вероятно, «Электроник — мальчик из чемодана» произвёл на советских авторов изрядное впечатление. Вскоре после его выхода в 1964 году на экраны СССР вышли сразу несколько вещей, так или иначе обыгрывавших идею путаницы между человеком и человекоподобным роботом. В это время был написан и роман Ивана Ефремова «Час быка» — весьма далёкий от робо-карнавала, зато содержащий немало новых и не типичных для своего времени и даже своего автора мыслей о роли компьютерных технологий для развития человечества в грядущие эпохи.

Админский бубен — загадочная вещь. С середины нулевых годов в Рунете общеизвестно, что в самых запутанных случаях, когда не помогает ни опыт, ни RTFM, ни советы коллег — сисадмин достаёт свой бубен и начинает в него стучать в целях починки харда и софта шаманскими методами. Загадочно и происхождение этого мема: в сети с тех пор осталось немало страниц с вопросами о том, откуда же пошло понятие админского бубна? Увы, практически ни одно из обсуждений не привело к раскрытию истины. Нет ничего внятного на сей счёт и в разнообразных сетевых энциклопедиях и справочниках сетевого фольклора. Однако понятие админского бубна вполне себе существует, отнюдь не забыто, и не так уже редко воплощается в материи и практике. При этом это именно феномен Рунета: в обширном ещё с 90-х годов ассортименте мемов англоязычных сисадминов никаких бубнов не наблюдаются, упоминания редки и в основном ведут в русскоязычный сегмент сети. Попробуем разобраться, так откуда же всё-таки пошло представление об использовании сисадминами шаманских бубнов?

С 2000 года в последнюю пятницу июля вот уже четверть века празднуется День системного администратора, с чем мы искренне поздравляем всех специалистов этого важного и нужного профиля. В Рунете сисадмин — не просто IT-профессия, но и герой множества мемов и шуток, живописующих их непростые отношения с обычными пользователями разной степени грамотности и (не)адекватности. В конце нулевых и начале десятых годов «админы» были чуть ли не главными персонажами средоточия тогдашнего сетевого юмора на русском языке, Башорга — сменив в качестве основных героев IT-шуток превалировавших в конце 90-х и начале нулевых программистов. Всякий читатель Баша и обитатель старого ЖЖ знал, что настоящий админ непременно бородат и в свитере, любит пиво, кота и Линукс, не любит винду и тупых юзверей, а наиболее неприступные проблемы с железом и софтом решает посредством шаманского бубна. Попробуем разобраться, как формировался образ системного администратора, сисадмина, админа и даже одмина, а также их собственные мемы и шутки — как в Рунете, так и в англоязычной части Интернета.

Золотой век анекдотов программистов и о программистах на Анекдот.ру пришёлся на 1998-1999 годы, после чего их популярность несколько снизилась. Однако и в начале нулевых годов они никуда не исчезли — продолжая публиковаться и собирать множество лайков. Одним из знаковых явлений начала нулевых годов стало начало перехода от анекдотов про программистов к шуткам про сисадминов. Кроме того, вышла Windows XP, которая на старте была далека от совершенства и традиционно стала предметом стёба. Итак, над чем смеялись и иронизировали в около-компьютерной среде в 2001-2003 годах?

В прошлой части мы вспоминали наиболее ранние анекдоты о программистах, появлявшиеся с момента основания Анекдот.ру осенью 1995 года по конец 1998 года. Продолжим наше погружение в мир олдового айтишного юмора конца 90-х годов, запечатлённое в самом старом действующем архиве анекдотов Рунета. С 1999 года всё больше заметны изменения по сравнению с недавним прошлым. В Интернете теперь сидят не только программисты, но и их жёны, дети и всё более многочисленные обычные юзеры — тогда как совсем дикие ламеры понемногу превращаются в исчезающую натуру. Появляются самоироничные чек-листы завсегдатая сети, уже далеко не всегда связанные с программированием, некоторые погружаются в неё настолько, что перестают замечать оффлайн. Обсуждается «проблема 2000 года», пугающая офисы, работа которых стремительно компьютеризируется. Одно остаётся стабильным: непростые отношения компьютерщиков с женщинами, и их большая «любовь» к Windows, теперь ещё и 98-й с 2000-й.