Технологии изобилия, общество дефицита: куда свернуло будущее?
Каждый из нас так или иначе ощущает: что-то в картине мира не сходится. С одной стороны, технологии развиваются с невиданной скоростью, обещая решения многих проблем. С другой — ворох этих самых проблем почему-то не уменьшается, а качество жизни для многих людей если и растет, то явно не так, как мог бы позволить текущий уровень прогресса. Нет ли здесь фундаментального противоречия, которое мы предпочитаем не замечать?
Мечты о четырехчасовом дне: утопия или упущенная возможность?
Ещё в 1930 году известный экономист Джон Мейнард Кейнс предсказывал, что благодаря технологическому прогрессу и росту производительности труда к началу XXI века развитые страны смогут перейти к 15-часовой рабочей неделе. Если обратиться к истории, то в 1952 году в СССР на XIX съезде КПСС также звучали идеи о необходимости сокращения рабочего дня до 5-6 часов, а в перспективе и до 4, чтобы высвободить время для всестороннего развития личности. Конечно, политический контекст этих заявлений был совершенно иным, но сама мысль о значительном сокращении рабочего времени благодаря технологиям не нова.
Сегодня производительные силы, включая автоматизацию и роботизацию, теоретически позволяют реализовать подобные сценарии. Исследователи из ННГУ им. Лобачевского даже просчитали, что при сохранении темпов роста производительности Россия могла бы перейти на трехчасовой рабочий день к 2040 году, если делить работу между всеми, а не сокращать штат. Однако средняя продолжительность рабочей недели в мире все еще высока - около 43,9 часа по данным МОТ (данные по 108 странам). В некоторых странах Азии и Африки этот показатель превышает 50 часов. В России он составляет около 39,6 часов.
Почему же, обладая технологиями для значительного сокращения рабочего времени, многие продолжают работать много, а проблема безработицы или неполной занятости остается актуальной? Действительно ли экономический рост автоматически транслируется в улучшение качества жизни для всех?
Парадокс XXI века: изобилие технологий и дефицит благополучия
Мы наблюдаем поразительный контраст. С одной стороны – прорывы в IT, биотехнологиях, материаловедении. Объем мировой экономики растет. С другой стороны, отчеты международных организаций, таких как Oxfam, показывают, что разрыв в доходах между богатейшими людьми и остальным населением планеты продолжает увеличиваться. Например, в 2017 году 82% мирового богатства, созданного за год, досталось 1% самых обеспеченных людей. Пандемия COVID-19 еще больше усугубила это неравенство: состояние 10 богатейших мужчин мира удвоилось, в то время как доходы 99% человечества сократились.
Этот парадокс особенно остро проявляется в странах Глобального Юга. Несмотря на определенный прогресс, доступ к базовым благам там все еще ограничен для огромного числа людей. По данным ВОЗ и ЮНИСЕФ:
Каждый третий человек в мире не имеет доступа к безопасной питьевой воде.
В половине медицинских учреждений мира отсутствуют базовые условия для гигиены. Это затрагивает около 3,85 миллиарда человек.
Хотя валовой внутренний продукт (ВВП) на душу населения часто используется как показатель благосостояния, он не всегда коррелирует с субъективным ощущением счастья и удовлетворенностью жизнью. Существует так называемый "парадокс Истерлина": в долгосрочной перспективе рост абсолютного дохода не обязательно ведет к увеличению уровня счастья, если базовые потребности уже удовлетворены. Возможно, пришло время задаться вопросом: а те ли показатели мы максимизируем?
Достаточно ли просто наращивать производство и ВВП, или же ключевой вопрос в распределении созданных благ и обеспечении равного доступа к ним? Как технологии могут помочь преодолеть это неравенство, а не усугубить его?
Когда работа не в радость: феномен "бесполезной работы"
Американский антрополог Дэвид Гребер в своей книге «Бредовая работа» (Bullshit Jobs) высказал предположение, что значительная часть современной занятости, по сути, бессмысленна и не приносит реальной пользы ни обществу, ни самим работникам. Это работа ради работы, имитация бурной деятельности в офисах, бесконечное перекладывание бумажек или создание сложных бюрократических процедур. Гребер утверждает, что современный капитализм, вопреки логике минимизации издержек, создает такие рабочие места, где людям платят за то, что они вынуждены притворяться занятыми.
Это перекликается с идеей о том, что технологический прогресс, вместо освобождения людей от рутинного труда, зачастую приводит к его новым, более изощренным формам. Если значительная часть энергии тратится на деятельность, не имеющую очевидной ценности, не является ли это колоссальной растратой человеческого потенциала?
Связана ли проблема "бесполезной работы" с тем, как устроена наша экономическая система? И что важнее – формальная занятость или осмысленность труда и его реальная польза для общества?
Информация есть – понимания нет? Дилемма цифровой эпохи
Интернет – одно из величайших достижений человечества, открывшее почти неограниченный доступ к информации и коммуникации. Но к чему это привело на практике? Исследования показывают, что чрезмерное использование интернета и социальных сетей может влиять на когнитивные функции, такие как внимание и концентрация, особенно у подростков. Постоянный поток информации, уведомлений и мультимедийный контент могут перегружать мозг. Вместо глубокого анализа и критического осмысления мы часто скользим по поверхности, потребляя легкоусвояемый контент.
Где та грань, за которой информационное изобилие превращается в информационный шум, мешающий действительному познанию и осмыслению мира? Не привел ли неограниченный доступ к площадкам для высказываний к девальвации экспертного мнения и расцвету дезинформации?
Наука: между фундаментальными открытиями и рыночной конъюнктурой
За последние десятилетия мир увидел множество технологических новшеств. Однако часто звучат мнения о том, что фундаментальный научный прогресс, сравнимый с открытиями первой половины и середины XX века, замедлился. Финансирование науки в мире растет, приближаясь к 3 триллионам долларов в год. Однако большая его часть, особенно в странах-лидерах, приходится на инвестиции бизнеса, которые ориентированы на прикладные разработки с быстрым коммерческим выхлопом. При этом финансирование фундаментальных исследований, которые не сулят немедленной прибыли, но закладывают основу для будущих прорывов, часто оказывается под давлением.
В России, например, внутренние затраты на исследования и разработки в последние десятилетия колеблются на уровне около 1% ВВП, в то время как в странах-лидерах этот показатель значительно выше (Южная Корея - 4,8%, США - 3,4% ВВП в 2020 году). Российский профсоюз работников РАН призывал увеличить финансирование фундаментальной науки до 0,4% ВВП к 2030 году.
Не сместился ли фокус с познания мира на создание коммерчески успешных продуктов? Достаточно ли мы инвестируем в исследования, которые могут не дать быстрой отдачи, но способны изменить наше будущее?
Цена прогресса: экологический след и запланированное устаревание
Технологическое развитие и массовое производство привели не только к изобилию товаров, но и к серьезным экологическим проблемам. Ежегодно производится около 300-400 миллионов тонн пластиковых отходов. Значительная часть этого пластика оказывается на свалках или загрязняет окружающую среду, включая мировой океан. Программа ООН по окружающей среде (ЮНЕП) отмечает, что загрязнение пластиком уже является глобальной экологической проблемой.
Использование ископаемого топлива все еще доминирует в мировом энергобалансе, несмотря на рост возобновляемых источников энергии. Города во многих частях мира страдают от смога.
Одновременно с этим, концепция "запланированного устаревания", когда товары намеренно проектируются с ограниченным сроком службы, чтобы стимулировать повторные покупки, остается актуальной. Если советский холодильник мог работать десятилетиями, то современная техника зачастую выходит из строя вскоре после окончания гарантийного срока. Это не только бьет по кошельку потребителей, но и увеличивает горы мусора.
Действительно ли мы не можем позволить себе более долговечные вещи и более чистые технологии, или это вопрос приоритетов и экономической модели, ориентированной на бесконечный рост потребления? Насколько устойчив такой путь развития в долгосрочной перспективе?
Вместо заключения: вопросы, которые остаются
Мы живем в мире огромных возможностей, подаренных нам научным и техническим прогрессом. Однако реальность часто расходится с ожиданиями. Качество жизни для миллиардов людей улучшается медленнее, чем могло бы, а горизонты будущего порой кажутся не такими уж радужными.
Возможно, пришло время не просто восхищаться новыми гаджетами и технологиями, а задавать более глубокие вопросы:
Как мы используем плоды прогресса?
Служат ли они действительно улучшению жизни большинства или обогащению немногих?
Какие возможности мы упустили или продолжаем упускать?
И главное – какое будущее мы на самом деле строим?
Эти вопросы не имеют простых ответов. Но именно с их постановки начинается путь к более осознанному и, возможно, более справедливому будущему.
Источники: