Доказательство этой вроде бы простой истины, с которой философы не могли справиться тысячелетиями, не прошло даром для ученого — в этой борьбе он подорвал свой разум, поймал серьезную паранойю и умер от голода и истощения, всеми забытый и оставленный.
Вики упоминает о том, что Гёдель после публикации теорем о полноте в 1931 году занимался другими научными проблемами, а признаки психических расстройств проявлялись уже в 30-х годах. Параноидальный страх отравлений проявился в 1936 году.
Связаны ли в данном случае напряженные научные поиски с болезнью — вопрос.
Были наветы, в том числе, от людей, причастных к администрированию научных исследований.
«Борис Петрович активно публикует статьи в научных астрономических изданиях, конкретно указывая на существующие насущные проблемы: «Недостатки подготовки астрономических кадров почти самоочевидны… плохо обстоит дело с общим воспитанием аспирантов… для борьбы с нашим «провинциализмом», для укрепления нашей научной работы необходимы заграничные командировки как руководителей институтов, так и отдельных работников, в особенности молодых» (Летом 1937-го Борису Петровичу «припомнят» его «астропровинциализм», только в несколько извращенном виде — как одно из предъявленных ему обвинений).
Дело сотрудника Воронова — лженаучное открытие которого, тщательно проверив расчеты, вскрыла сотрудница ГАО, получило широкую огласку. Герасимович подает прошение об отставке в АН СССР. Прошение не принимается. Молодые сотрудники, в т.ч., Н.А.Козырев обращаются в СМИ с требованием справедливого освещения дела Воронова, а также в суд с целью восстановления в ГАО (ранее они были уволены Герасимовичем, доставали директора своими проказами). „в борьбе с молодыми людьми Герасимович использовал все возможности своего авторитета, вплоть до обращения к прокурору СССР А. Я. Вышинскому.“
»После убийства С. М. Кирова 1 декабря 1934 года в Ленинграде прошла мощная волна репрессий. к октябрю 1936 года эта волна докатилась до Пулкова — в течение недели были арестованы ведущие пулковские астрономы… в декабре 1936 года, арестована «пулковская молодежь."
«Но Борис Петрович не терял присутствия духа: он активно пытался помогать семьям арестованных (в частности, он пытался принять на работу в обсерваторию жену Н. В. Комендантова, над которой висело выселение из Пулкова). Более того, Борис Петрович старался сохранять места за арестованными специалистами, по поводу чего в начале 1937 года на директора обсерватории в президиум академии наук был направлен первый «донос» от заместителя директора ГАО по административно-хозяйственной части Н. И. Фаворского.
В июле 37-го выходит статья главреда журнала „Мироведение“ Тер-Оганезова, в которой почти полностью повторяется „донесение“ Фаворского. „Это бывший эсер, который прикинулся сторонником советской власти… вспомним его контрреволюционное выступление в Харьковском университете лет десять тому назад, где… он высказал взгляды, которые давали основания считать, что он не является советским человеком“
В апреле Герасимович вторично подает прошение в АН об отставке, ему снова отказано.
В конце июня он был арестован, последним из пулковских астрономов…
***
Звезда исключительной величины. Борис Петрович Герасимович. Журнал НАУКА И ПРОСВЕЩЕНИЕ. №4, 2004. Харьков.
Именно это явление я и начал изучать но предложению Келлога с целью выяснить, для каких заострений могут возникать такие нарушения непрерывности. Некоторые относящиеся сюда результаты были уже раньше получены польским математиком Зарембой. Эти результаты позволяли сформулировать определенную гипотезу относительно степени остроты, достаточной для того, чтобы вызвать неопределенность потенциала и другую гипотезу относительно степени тупости, гарантирующей отсутствие неопределенности у потенциала. Однако между степенью остроты и степенью тупости, фигурирующими в этих гипотезах, оставался пробел, так что существовали некоторые острия, относительно которых ничего не было известно. Профессор Келлог сам выполнил весьма важную работу по исследованию этих промежуточных случаев, и теперь два его молодых ученика писали в Принстоне докторские диссертации на эту тему. Я тоже начал думать о возможных методах решения этой задачи, как только Келлог сообщил мне о состоянии относящихся сюда исследований.
И тут обнаружилось, что я довольно быстро приближаюсь к цели, так что вскоре мне удалось сделать значительно больше, чем обоим соискателям докторской степени из Принстона. Но когда я показал полученные результаты профессору Келлогу, его отношение ко мне внезапно резко изменилось. Сначала ему было приятно, что я заинтересовался теорией потенциала, но, увидев мою работу, он начал опасаться, как бы я не помешал двум его ученикам защитить докторские диссертации.
Во многих учебных заведениях и сейчас существует обычай не присуждать докторской степени за неопубликованные диссертации. В то время, о котором я сейчас рассказываю, это считалось общим правилом. Поэтому опасения Келлога имели определенные основания: он прекрасно понимал, что опубликовать работы, содержащие совершенно новые результаты, легче, чем работы, в которых что-то развивается и дополняется. Лично мне все эти соображения кажутся совершенно несерьезными. Я считаю, что есть только один способ решить вопрос об оригинальности работы, поданной на соискание докторской степени: если в момент представления в ней содержатся какие-то новые сведения по сравнению с литературой, существующей в пределах досягаемости автора, ответ положительный, если нет — отрицательный. Словами «в пределах досягаемости» я хочу сказать, что считаю необходимым учитывать реальные возможности каждого автора.
Придерживаясь иной точки зрения и боясь, что я стану на пути двух его питомцев, профессор Келлог потребовал, чтобы я «забыл» о своих достижениях. Должен сказать, что я встретил его предложение без энтузиазма. Из-за болтливости Келлога — и только из-за его болтливости — я знал, что проблемой потенциала кроме меня занимается еще кто-то, но никаких сведений о том, как и что именно делают его подопечные, у меня не было, поэтому я не видел оснований считать свои результаты в какой-то степени несамостоятельными.
Все прочие рассуждения Келлога по поводу того, что как математик я вполне устроен, что работы эти мне ни к чему и что в данном случае более чем уместно проявить благородство, уступив честь их создания молодости и неопытности, то они просто не произвели на меня никакого впечатления.
Кандидаты, о которых шла речь, были старше меня и, будучи учениками одного из влиятельных американских математиков, находились в гораздо более выгодном положении, чем я. В отличие от них, мне никогда не приходилось пользоваться милостями сильных мира сего, и профессора из Гарварда считали меня математиком, и притом вполне устроенным, только в тех случаях, когда хотели причинить мне какую-нибудь неприятность.
Норберт Винер. Я — математик.
Винер _ввиду болтливости одного из научных наставников_, руководивших работами аспирантов, узнал о тематике готовившихся диссертаций, _нацеленных на упрочение престижа руководителя_. Научная задача заинтересовала его с эстетической точки зрения, он признавал, что _работает только над темами, которые обещают изящные решения_. Винер закончил работу над данной темой еще прежде, чем были опубликованы упомянутые диссертации. Когда Норберт _сообщил об этом руководителю исследований_, последний пытался убедить его подождать, не опережая выход статей собственных аспирантов. Это возмутило Винера, и тут _он жестко отстаивал собственную независимость_.
Классный анекдот) Девочка, возможно, это была Барбара)
Его старшая дочь, впоследствии говорила: Я хочу быть просто Барбарой Винер, а не только дочерью Норберта Винера.
Кстати, сейчас прочел еще его роман Искуситель. Занятная история, герои ярко выписаны. А вот в рецензии Даниила Гранина, при появлении в СССР книги, упор делается не на художественные особенности, а на привязку к схеме загнивающего капитализма… Жаль
Эмоционально заряженный текст. И полезный, с оригинальным подходом к проблеме внимания. Ведь кому не хотелось бы, концентрировать его в большей степени, например, при игре в шахматы, прочих интеллектуальных занятиях?
Читаю постепенно, чтобы осело в памяти.
Главное, все-таки — любопытство, о чем вначале сказано. Оно есть и у животных, однако в сочетании с рефлексией, развиваемой человеческими индивидуумами, любопытство порождает новые знания. Насчет бесполезного — его гораздо больше, чем полезного, это нормально. Иначе, вразнос социум войдет.
Линдеманн обвинил Бомбара в том, что тот употреблял питье и еду из скрытно загруженного запаса. Тогда как целью перехода, совершенного Бомбаром, была проверка выживания в море после аварийной ситуации — без употребления каких-либо припасов питья и еды.
Один из источников сообщает следующее.
Известно, что в различных частях Мирового океана соленость воды неодинакова. В Атлантическом океане содержится приблизительно 3,5–3,58 промилле солей. В Тихом океане – несколько меньше – 3,46–3,51 промилле. Более «пресная» вода в Черном море – 0,7–0,85 промилле, а в Балтийском – всего 0,2–0,5 промилле.
Вам интересно, значит и я не без пользы потратил время. Ваш комментарий — первый по существу, не по форме. Меня заинтересовала судьба этого испытателя. В одиночку, рискуя жизнью, на надувном плоту два месяца шел от одного края океана к другому. Организм выдержал, хотя не без последствий, и главное психика не пошатнулась, вот что удивляет. Кстати, он там в океане еще себе и операцию по удалению зуба проделал, без анестезии.
Затем — участие в испытаниях спасательных плотов. Все ради спасения потерпевших бедствие. И тут уже известность сыграла негативную роль. Как хабро-карма — из заоблачного плюса в самый ноль.
Собирался написать продолжение. О докторе Линдеманне, который повторил опыт Бомбара. (По-русски об этом не было публикаций.) И еще заключительную часть — о дискуссии немецкий врачей относительно употребления морской воды.
Коллеги, подробное описание случившегося на русском языке отсутствует. Текст публикации знакомит с фактами и представляет возможность оценить ответственность самого Бомбара и прочих участников процесса подготовки и проведения испытаний.
ПС Не всё в тексте выверено. При этом суть представлена адекватно. Хотя, может быть, это мало кому интересно.
Я был знаком с Юрием Николаевичем Арцутановым с 2006 года. Светлейший человек с пытливым умом, разносторонними познаниями, железной логикой. Удивительные решения он находил. В Троицком варианте и на портале 7 искусств опубликованы воспоминания о нем. Постараюсь вместе с его сыном Николаем передать на Хабр текст его завещания. Не все концептуальные предложения Арцутанова опубликованы. Ясно, что надо сохранить и распространить их.
Вики упоминает о том, что Гёдель после публикации теорем о полноте в 1931 году занимался другими научными проблемами, а признаки психических расстройств проявлялись уже в 30-х годах. Параноидальный страх отравлений проявился в 1936 году.
Связаны ли в данном случае напряженные научные поиски с болезнью — вопрос.
«Борис Петрович активно публикует статьи в научных астрономических изданиях, конкретно указывая на существующие насущные проблемы: «Недостатки подготовки астрономических кадров почти самоочевидны… плохо обстоит дело с общим воспитанием аспирантов… для борьбы с нашим «провинциализмом», для укрепления нашей научной работы необходимы заграничные командировки как руководителей институтов, так и отдельных работников, в особенности молодых» (Летом 1937-го Борису Петровичу «припомнят» его «астропровинциализм», только в несколько извращенном виде — как одно из предъявленных ему обвинений).
Дело сотрудника Воронова — лженаучное открытие которого, тщательно проверив расчеты, вскрыла сотрудница ГАО, получило широкую огласку. Герасимович подает прошение об отставке в АН СССР. Прошение не принимается. Молодые сотрудники, в т.ч., Н.А.Козырев обращаются в СМИ с требованием справедливого освещения дела Воронова, а также в суд с целью восстановления в ГАО (ранее они были уволены Герасимовичем, доставали директора своими проказами). „в борьбе с молодыми людьми Герасимович использовал все возможности своего авторитета, вплоть до обращения к прокурору СССР А. Я. Вышинскому.“
»После убийства С. М. Кирова 1 декабря 1934 года в Ленинграде прошла мощная волна репрессий. к октябрю 1936 года эта волна докатилась до Пулкова — в течение недели были арестованы ведущие пулковские астрономы… в декабре 1936 года, арестована «пулковская молодежь."
«Но Борис Петрович не терял присутствия духа: он активно пытался помогать семьям арестованных (в частности, он пытался принять на работу в обсерваторию жену Н. В. Комендантова, над которой висело выселение из Пулкова). Более того, Борис Петрович старался сохранять места за арестованными специалистами, по поводу чего в начале 1937 года на директора обсерватории в президиум академии наук был направлен первый «донос» от заместителя директора ГАО по административно-хозяйственной части Н. И. Фаворского.
В июле 37-го выходит статья главреда журнала „Мироведение“ Тер-Оганезова, в которой почти полностью повторяется „донесение“ Фаворского. „Это бывший эсер, который прикинулся сторонником советской власти… вспомним его контрреволюционное выступление в Харьковском университете лет десять тому назад, где… он высказал взгляды, которые давали основания считать, что он не является советским человеком“
В апреле Герасимович вторично подает прошение в АН об отставке, ему снова отказано.
В конце июня он был арестован, последним из пулковских астрономов…
***
Звезда исключительной величины. Борис Петрович Герасимович. Журнал НАУКА И ПРОСВЕЩЕНИЕ. №4, 2004. Харьков.
И тут обнаружилось, что я довольно быстро приближаюсь к цели, так что вскоре мне удалось сделать значительно больше, чем обоим соискателям докторской степени из Принстона. Но когда я показал полученные результаты профессору Келлогу, его отношение ко мне внезапно резко изменилось. Сначала ему было приятно, что я заинтересовался теорией потенциала, но, увидев мою работу, он начал опасаться, как бы я не помешал двум его ученикам защитить докторские диссертации.
Во многих учебных заведениях и сейчас существует обычай не присуждать докторской степени за неопубликованные диссертации. В то время, о котором я сейчас рассказываю, это считалось общим правилом. Поэтому опасения Келлога имели определенные основания: он прекрасно понимал, что опубликовать работы, содержащие совершенно новые результаты, легче, чем работы, в которых что-то развивается и дополняется. Лично мне все эти соображения кажутся совершенно несерьезными. Я считаю, что есть только один способ решить вопрос об оригинальности работы, поданной на соискание докторской степени: если в момент представления в ней содержатся какие-то новые сведения по сравнению с литературой, существующей в пределах досягаемости автора, ответ положительный, если нет — отрицательный. Словами «в пределах досягаемости» я хочу сказать, что считаю необходимым учитывать реальные возможности каждого автора.
Придерживаясь иной точки зрения и боясь, что я стану на пути двух его питомцев, профессор Келлог потребовал, чтобы я «забыл» о своих достижениях. Должен сказать, что я встретил его предложение без энтузиазма. Из-за болтливости Келлога — и только из-за его болтливости — я знал, что проблемой потенциала кроме меня занимается еще кто-то, но никаких сведений о том, как и что именно делают его подопечные, у меня не было, поэтому я не видел оснований считать свои результаты в какой-то степени несамостоятельными.
Все прочие рассуждения Келлога по поводу того, что как математик я вполне устроен, что работы эти мне ни к чему и что в данном случае более чем уместно проявить благородство, уступив честь их создания молодости и неопытности, то они просто не произвели на меня никакого впечатления.
Кандидаты, о которых шла речь, были старше меня и, будучи учениками одного из влиятельных американских математиков, находились в гораздо более выгодном положении, чем я. В отличие от них, мне никогда не приходилось пользоваться милостями сильных мира сего, и профессора из Гарварда считали меня математиком, и притом вполне устроенным, только в тех случаях, когда хотели причинить мне какую-нибудь неприятность.
Норберт Винер. Я — математик.
Его старшая дочь, впоследствии говорила: Я хочу быть просто Барбарой Винер, а не только дочерью Норберта Винера.
Кстати, сейчас прочел еще его роман Искуситель. Занятная история, герои ярко выписаны. А вот в рецензии Даниила Гранина, при появлении в СССР книги, упор делается не на художественные особенности, а на привязку к схеме загнивающего капитализма… Жаль
www.youtube.com/watch?v=5w98kwpd5Hk&t=249s
Дайсон на этой встрече читал публикацию Арцутанова в российском издании.
Читаю постепенно, чтобы осело в памяти.
Известно, что в различных частях Мирового океана соленость воды неодинакова. В Атлантическом океане содержится приблизительно 3,5–3,58 промилле солей. В Тихом океане – несколько меньше – 3,46–3,51 промилле. Более «пресная» вода в Черном море – 0,7–0,85 промилле, а в Балтийском – всего 0,2–0,5 промилле.
Затем — участие в испытаниях спасательных плотов. Все ради спасения потерпевших бедствие. И тут уже известность сыграла негативную роль. Как хабро-карма — из заоблачного плюса в самый ноль.
Собирался написать продолжение. О докторе Линдеманне, который повторил опыт Бомбара. (По-русски об этом не было публикаций.) И еще заключительную часть — о дискуссии немецкий врачей относительно употребления морской воды.
club.berkovich-zametki.com/?p=44555
ПС Не всё в тексте выверено. При этом суть представлена адекватно. Хотя, может быть, это мало кому интересно.