Вторая часть интервью с завкафедрой системного программирования Матмеха СПбГУ, доктором физмат наук, профессором, президентом компании «Ланит-Терком». Андрей Николаевич Терехов рассказал о создании кафедры матобеспечения ЭВМ и своих многочисленных учениках, языке PADLA, работе ассенизатора и технике бега в мешках.

Первую часть интервью читайте здесь.

200 рублей

Я, как шпион — все знаю, где что делают. Потому что во всех компаниях много моих учеников. Самая знаменитая — JetBrains, миллиардная компания. Ее генеральный директор — Макс Шафиров (shafirov), мой дипломник. Тренер первых чемпионов мира. Прихожу туда — здрасьте, здрасьте. Кругом мои ученики. Игорь Агамирзян долгие годы был генеральным директором Российской Венчурной Компании, с Путиным встречался еженедельно. Мой дипломник 1979 года. И так далее. Трудно назвать компанию в Ленинграде, где не было бы моих учеников.

Преподаю я всю сознательную жизнь. Уже на четвертом курсе читал лекции пятикурсникам. Когда заканчивал Матмех, еще не было программистов, это был штучный товар, а я уже работал 5 лет в «Ленэлектронмаше». Диплом я защитил первым в первом выпуске кафедры Математического обеспечения, и тут же еще 6 человек защитились под моим руководством. То есть они были к кому-то приписаны, но реально это мои ученики.


3 апреля 1970 года. Свадьба Галии и Андрея Тереховых

Кафедру тоже создали при моем участии. Когда на 4 курсе я женился, на Матмех вообще перестал ходить. Нравы тогда были легкие, не выгоняли, а я на многих халтурах работал одновременно — не до Матмеха. Кроме того, я все сдавал заранее на годы вперед. Телефона у меня дома не было, и вот в мою квартиру на Седова приехал старичок нарочный: «Вам надо явиться к декану». Я решил, что меня выгоняют — несколько месяцев на Матмехе не появлялся. Сделал постную рожу, приехал. Тогдашний декан Зенон Иванович Боревич и говорит: «Вот пришла бумага из министерства, надо создать кафедру матобеспечения ЭВМ».

Я навел справки: программистов вообще практически нет. Только Александр Николаевич Балуев, который работал еще на первой БЭСМ, в Москву ездил. Поручили мне сагитировать народ: «На кого пальцем покажете, тех и возьмем на кафедру матобеса». Я: «Это же расстрельное поручение. Человек учится на матлогике или алгебре, а я прихожу и говорю: пойдешь туда-то». Я был в трансе, не знал, что делать. Но — как прушник — придумал.

Договорился с профессором Гавуриным, он мне стал давать минут по 10 на каждой своей лекции. Выступал я примерно так: «На прошлой неделе я получил 200 рублей, моделируя поворот атомной подводной лодки». Дальше немного технических подробностей и ни слова о том, для чего я это рассказал. Но про 200 рублей люди запомнили — тогда стипендия повышенная была 43 рубля 75 копеек. Следующая лекция: «На прошлой неделе снова получил 200 рублей. Моделировал процесс очистки редкоземельных металлов через какие-то смолы». Через неделю: «Получил 100 рублей. По моим данным один филолог защитил диссертацию, посвященную тому, что буква Ф — самая молодая в русском языке. В поэме Пушкина «Полтава» она встречается всего 3 раза — это я сосчитал. А Пушкин знал 140 тысяч слов, больше — только Лев Толстой. Поэтому если Пушкин говорит, так оно и есть». Тут народ не выдерживает: «Что ты нас мучаешь? Для чего эти все рассказы?» Я: «Открываем новую кафедру, приглашаю. Буду сам отбирать, всех вас знаю лично. Козлов не возьму. Наш первый выпуск должен быть очень хорошим». Набрал 15 человек, еще двух по блату дали. В результате получилась кафедра 17 человек, из них 7 — красные дипломы.


А. Н. Терехов, 1970 год

Завкафедрой

В 1996-м году освободилось место заведующего кафедрой, и декан решил, что им стану я. Времена были выборные, надо было, чтобы за тебя проголосовали. Прихожу. Сидят тетки-старушки, мои ровесницы, я всех знаю. Декан присутствует, надо произнести тронную речь. Она у меня состоит из двух тезисов. Первый: «Каждый преподаватель сначала должен быть исследователем, а потом уже преподавателем». «Не бывает образования без науки», — это Гумбольдт еще 200 лет назад сказал, а те старушки прочитают книжку, а потом студентам рассказывают. Я это ненавижу — так нельзя преподавать. Второй тезис: надо следовать международным программам.

Незадолго до этих событий мой сын Дрюня, который тогда был студентом 3 курса, где-то расковырял куррикулум 1991 года. Прочитали и ужаснулись — мы в Университете не накрывали и 40 процентов международной программы. При этом у нас всегда был задран нос. В каких-то аспектах программирования мы и правда были самыми сильными в мире — это признавали все. В трансляторах, операционных системах, в теории оптимизации, формальных схемах. Это была чисто советская наука. Но и была масса предметов, о которых мы просто не знали. Например, «этические проблемы программирования». При моем-то языке я буду заниматься этическими проблемами! Да ну их на фиг. Социология, экономические вопросы. В Советском Союзе не было рынка ПО, все распространялось по фондам. Кто-то сверху решал, кому дать, а кому не давать.
В общем, старушки за меня не проголосовали. Сказали: «Ты нас заставишь работать, а нам скоро на пенсию». Самому мне кафедра на фиг не нужна была — со студентами я и так занимался много, а деньги зарабатывал, став к тому времени директором предприятия «Терком». Но декан человек простой — как сказал, так и будет. «Ах тетки не хотят? Тогда мы тебе новую кафедру сделаем».

Я понял, что спорить нет смысла. Но чтобы открыть кафедру, нужно оформить тонну бумаг. На мое счастье Дрюня — большой любитель пописать. Сейчас он директор департамента «Майкрософт» в юго-восточной Азии. Под ним 17 стран, живет в Сингапуре. Большой любитель бумажной деятельности, не в меня. Когда Дрюня был в 6-7 классе, я защищал докторскую. Нужна была куча отзывов — так принято. Сам пишешь, потом их кто-то подписывает. В какой-то момент я взвыл: все отзывы получаются на одно лицо. И тут Дрюня говорит: «Папа, давай я напишу. Расскажи, о чем в диссертации речь». Полчаса ему рассказывал — он сел и сделал. Потом генерал армии подписал — ни одного слова не исправил.

Документы для кафедры тоже написал Дрюня. Открылась она в 1996 году, а в 1997-м был первый выпуск. Рекордный — 9 красных дипломов из девяти. Я всех отбирал тщательно, конкурс был большой. Побит рекорд в 2002-м — 20 красных дипломов из двадцати.
Кстати, все основные образовательные международные программы переводили мы с Дрюней сами, а потом на их базе написали российский образовательный стандарт. Делать это при нашей бюрократии — легче сдохнуть. Но мне опять повезло. Вышел закон о двух университетах — Московском и Петербургском. Мы не принадлежим министерству образования, подчиняемся непосредственно правительству России. В этом законе сказано, что мы можем создавать собственные образовательные стандарты, а также внедрять их в другие вузы страны. Я быстренько сделал стандарты СПбГУ, а теперь по ним преподают уже 60 вузах. Сейчас заканчиваем перевод стандартов 2014 года. Хлопотная работа, противная, но дожмем.

ЕС ЭВМ. Хорошо или плохо?

Есть такая конференция SORUCOM, посвященная истории ЭВМ. Каждые 5 лет проходит. Я всегда на ней выступаю, иногда по две статьи пишу. Пять лет назад на конференции в Казани разгорелся спор по поводу копирования ЕС ЭВМ. Хорошо или плохо? Естественно, мы все сказали, что это была огромная стратегическая ошибка. Встает дядька, бывший директор какого-то завода: «Вы все дураки. ЕС ЭВМ разных было выпущено 17 тысяч штук. Мы сделали китайский скачок и помогли сдвинуться с мертвой точки. Да, своровали огромное количество программного обеспечения. Но вы не писали на PL/1? Все писали, и я писал. Не писали на Фортране?» Я, кстати, был председателем государственной комиссии по приемке Фортрана в Минске и отказался подписывать документ, поскольку все было ворованное. «У нас была БЭСМ-6», — говорим. — «Да, с тремя операционными системами говенными».

Наверное, это правда. Матобеспечение американское, которое мы сперли, можно как угодно ругать. Но его было много, им пользовались тысячи людей, сотни тысяч. После выступления того дядьки я студентам рассказываю историю ЕС ЭВМ уже не так резко и грубо.


А. Н. Терехов готовится к лекции. 1970-е годы

На самом деле, сказать, что сперли, это не совсем правда. Микросхемы-то нам не удалось украсть, все электрические схемы были оригинальными. Сперли архитектуру, систему команд и матобеспечение. Машины были полностью оригинальными. Причем мы смогли вовлечь в эту историю и немцев, и болгар, и чехов, и венгров. Это трудный вопрос, история не знает сослагательного наклонения.

Воровать нехорошо, но вся страна была такая. Выделять вычислительную технику в отдельную тему, мне кажется, смешно.

Почему изобретают русские, а зарабатывают американцы

На какой-то день рождения друг-миллионер подарил мне книжку Лорена Грэхема «Сможет ли Россия конкурировать». Автор — американец, окончивший московский истфак и всю жизнь занимающийся историей техники царской России, советской, нынешней. Толстая книга, но я ее прочитал уже раза три. Там огромная коллекция российских изобретений. Вы знаете, что Париж и Лондон были освещены электрическим светом русскими учеными Лодыгиным и Яблочковым? Что полупроводник изобретен в России? И об этом пишет американец! С документами, ссылками. Про Можайского с его самолетом на паровом двигателе, Зворыкина, который телевидение изобрел. Ну почему изобретают русские, а миллиарды на этом зарабатывают американцы? Если бы это было один раз, можно было сказать, что случай, но это регулярно.

Я довольно много денег вложил во всякие стартапы, может, потерял миллионов десять. Рублей, слава богу, не долларов. Но ни о чем не жалею — я учился. Во многих случаях мне друзья говорили: это фигня, не ходи туда, потеряешь деньги и все. А я все равно пер, как танк, но зато это был мой собственный опыт. Так вот, нашей стране не хватает какой-то предпринимательской жилки, длинных кредитов.

У меня есть телевизионная запись, как я ругаюсь с Дмитрием Медведевым. В 2012-м году был Совет по модернизации России. Я присутствовал как председатель «Руссофта». Когда мне предоставили слово, сказал, что в Советском Союзе развитие фундаментальных исследований было лучше, чем сейчас. Медведев вскипел: «Зачем вы так? У нас все хорошо». «Я старый человек, — отвечаю. — Раньше были темы на 5 лет, можно было спокойно заниматься наукой. Теперь дают тему на год и миллион рублей. Из них 600 тысяч на зарплату —. 12 месяцев по 50 тысяч. Это два студента, либо один аспирант. Что это за грант?»

Многие наши темы длятся 3-4 года. Если грант на год, тему ты начнешь, и с большой вероятностью она не продолжится. Знаете, сколько у меня результатов так пропало! И сколько раз было, что начинаем мы, а лет через 5 видим результат у американцев. Первый раз такое случилось с дипломом моей жены. Она была в команде, которая делала Алгол 68. Потом родила дочку и отошла от научной деятельности, работала рядовым программистом. А через несколько лет приходит пересмотренное сообщение об Алголе 68, где ее результаты полностью повторены. Буковка в буковку — то, что мы писали и публиковали, какой-то хмырь повторил. Ужасно обидно.

Все это я пытался Медведеву объяснить: «В Америке вся наука делается в университетах, а у нас какие-то искусственные организации. Министерства науки нет нигде, Академии наук есть, но они никого не финансируют». В ответ он привел мне пример с девочкой-краснодипломницей из торгово-экономического института в Москве. В какой-то телевизионной передаче она не смогла извлечь квадратный корень из 100. Медведев говорит: «Вы хотите, чтобы мы поддерживали таких?» Я: «А как вы относитесь к Санкт-Петербургскому университету? Тоже считаете, что говно?» Тот красными пятнами пошел, все знают, что он наш университет окончил.

Этот диалог оказался не напрасным. Мы сделали штук 10 предложений, в протокол внесли четыре, поручение правительства написано в моей формулировке. Но проблема осталась — нет длинных денег, дешевых кредитов. Моя дочка живет в Финляндии, доктор Оксфорда, очень высокооплачиваемый специалист. Когда ее сократили в «Нокии», по закону дали зарплату за 10 месяцев. Я: «Выплати с этих денег кредит за квартиру». Она: «Зачем, папа? Там ставка 0,75 процента». Квартира в Лапеенранте, она ее сдает. Все посчитала. Матмех окончила, 5,0 средний балл, попробуй с ней поспорь. И где вы видели в России кредит с 0,75 процента?

Первая машина и первая серия

Историю ЭВМ я рассказываю студентам, магистрам. Году в 79-80-м я попал в командировку в Киев и слышал, как о МЭСМ — первой советской ЭВМ — рассказывал работяга-электрик. Рассказывал такие вещи, что я прослезился. Когда МЭСМ включили, целый квартал остался без света. Мы были нищие и разбомбленные. Они жили в Феофании в здании, в котором до войны была психиатрическая больница. Единственный дом сохранился, и его отдали Лебедеву под лабораторию. А американцы как жили? Как они разбогатели во время войны? Как делали эти ЭВМ? Очень разными стартовые позиции были. Когда нищие что-то делают, это заслуживает особого уважения. Гордиться не надо: лучше быть богатым и здоровым, чем нищим и больным. Но понимать надо, и этот работяга мне запомнился.


На природе. 1980-е годы

Когда МЭСМ запустили, оказалось, она выделяет много тепла. Никто ж не знал — это была первая машина. И прикрыв ее газетами, разломали потолок, из одноэтажного помещения сделали двухэтажное.

Еще один момент: у нас было хреновое руководство страной. Я вовсе не антисоветчик, ругаюсь даже со своими детьми, которые живут за границей. Но как специалисту мне противно. Сделал Лебедев в Москве БЭСМ — самую быструю машину в Европе. Уже в то время у нас была быстрая память на ферритах. Если бы ее отдали БЭСМ, лет на 6-7 она была бы самой быстрой машиной в мире. Не могу подтвердить документально, но многие из стариков это рассказывают. Память отдали Базилевскому, главному конструктору ЭВМ «Стрела». Среди наших принято было считать, что он — козел. Но ему сразу дали Героя труда, а Лебедеву — только через много-много лет.

Опять-таки на конференции SORUCOM выступает другой дядька и говорит: «Послушайте, это была первая серийная машина». Ну да, БЭСМ с 53 по 58 год стояла в одном экземпляре — ее повторить никто не мог, а «Стрел» было сделано то ли 6, то ли 7 штук. На них проводили все главные расчеты вплоть до атомных бомб. Тем не менее, что им трудно было дать быструю память для одной машины БЭСМ?

С другом Генкой

Когда мы с моим другом Генкой Дейкало работали в «Ленэлектронмаше», сделали 6 рацух. 6 рацпредложений, каждое — по 200 рублей. Могли полшкафа оборудования сократить. Пишем на завод в Минск: «Уважаемые коллеги, вы что за ерунду сделали? У вас половина оборудования избыточна!» Получаем ответ: «Подумаешь, избыточна. Работает, покупают». На самом деле не покупают — по фондам распределяют. Не было рынка. Если бы платили из своего кармана — 10 раз бы подумали, а поскольку это государственное, чего переживать?


С друзьями на реке Воньга (Карелия). Начало 2000-х

Мы с Генкой сделали первый в СССР автооператор, то, что теперь называется «пакетная обработка». Сами все придумали, запустились и по нахалке подали документы на авторское свидетельство. Приходит издевательское письмо: «Уважаемые товарищи Терехов и Дейкало, вы изобрели велосипед. То, что вы придумали, уже несколько лет существует под именем OS/360 в Америке». Мы подали в 67 году, а они в 64-м. Я об этом не слышал, да и как мог услышать — жили за железным занавесом. Через два года после нас автооператор стали делать на Матмехе, искали автора. Когда нашли меня у себя на факультете, очень удивились. И я, мальчик с 4 курса, читал лекцию 50-летним аксакалам. Как они на меня смотрели! Сопляк рассказывает им, как сделать автооператор. А мы с Генкой сделали, у нас работало.

Ассенизаторы

В «Ленэлектронмаше» мы делали АСУ для Краснодарского завода измерительных приборов. 15 000 человек, 5000 номенклатурных приборов. Крупнейшее градообразующее предприятие, оно существует до сих пор. Тогда случилась Косыгинская реформа. Были план и план плюс дельта. Если ты сделал меньше плана, тебе дадут по шапке и снимут с работы. Если сделал больше, чем план плюс дельта — то же самое. Потому что это значит, что ты написал плохой план и залез в карман государства. Несколько лет существовали такие правила, а электронных платежей не было. Краснодарский завод выпускал кучу всякой аппаратуры, военной в том числе. О ней я знал только то, что есть изделия, которым под цену надо ввести 10 цифр. И вот ты отправишь заказ, а деньги придут только в следующем квартале. То есть сейчас ты что-то недополучишь, а в следующем квартале план перевыполнишь.

Сидим как-то на еженедельной оперативке у директора завода. По громкой связи ему звонок: «Вася, привет» — «Ой, Колька, привет», — и нам в сторону: «Это мой однополчанин, мы с ним воевали». — «Васька, тут мои охламоны прозевали заказ, а мне вот так надо. Выручай!» — «Хорошо, Коля, сделаю».

Руководитель группы от «Ленэлектронмаша» Виталий Линденбаум обращается к директору: «Вы вообще-то в карман завода сейчас залезаете. Мы выпускаем приборы мелкими сериями. Надо наладить несколько линий, на это уйдет две недели. Потом вернуть обратно — еще две недели. Вы потеряете на этом звонке несколько десятков миллионов рублей». — «Ах ты такой-сякой! Да я с ним кровь проливал!» — разорался директор. После этой истории я решил, что экономика — грязная тема. Следующие 20 лет занимался только наукой.

Наши АСУ, кстати, хвалили на каком-то съезде партии, но вообще это было матерное слово. Их сотнями делали, но никому это не приносило пользы. Страна была такая. Невозможно автоматизировать говно — будет говно. Делали, надрывались, об колено всех ломали — наладили. Спрашиваю Линденбаума: «Виталик, чем мы занимаемся? Из двух файлов склеиваем третий? Зачем?» — «Дрюня, мы работаем ассенизаторами».

Занимаюсь комплектующими. 35 бланков заявок, 25 бланков отчетов. «Это правда так надо?» — «Нет, это неудобно. Занимайся ассенизаторством. Мы должны навести хотя бы минимальный порядок на производстве. Один бланк заказа, один бланк отчета». И мы это сделали. Поэтому на съезде партии нас хвалили. Всего 5 АСУ отметили, а их делали сотнями.

История с академиком Виктором Глушковым, который заметил, что у нас везут с Кузбасса уголь в Донбасс, а с Донбасса в Кузбасс. Он хотел сделать общегосударственный вычислительный центр, чтобы хотя бы это изничтожить. Его гнобили, и он умер. В той самой Феофании. Там снова сделали больницу, правда, уже не психиатрическую, обычную. И таких случаев я знаю миллион. Вычислительная техника — просто один из примеров, хоть и болезненный для меня. Как у Жванецкого: может, надо что-то в консерватории исправить?

Первый «писюк» в Академгородке

В первой половине 80-х персональные компьютеры под именем «Правец 16» стал выпускать завод «Оргтехника» в Болгарии. Я как-то раз привез оттуда 16 штук. Первый персональный компьютер, точная копия американского IBM PC XT. С ним связана отдельная история.
Есть у меня ученица Анюта Бульонкова, дочь академика Ершова. Ершов был моим гуру, представителем рабочей группы Алгол 68 всесоюзной, мы много вместе работали. Занимались наукой, выпивали, дружили. В 56 лет он взял и умер — рак желудка. Его дочку за год выгнали из трех лабораторий — в Академгородке гадюшник был еще тот. Академики грызлись между собой, их жены, дети. Аспирантов друг друга гробили, пока президент Марчук матерно это дело не прекратил.

И вот, когда Анюту отовсюду выгнали, несмотря на красный диплом Новосибирского университета, я взъярился. Сунул в рюкзак «Правец 16», прилетел в Новосибирск и нашел Анюту, которую даже в лицо не знал. Говорю: «Будешь писать у меня диссертацию», и вручаю ей «Правец». Анюта защитилась очень хорошо. Потом она и еще 10 человек у меня работали в «Теркоме». Мы занимались американскими проектами по реинжинирингу, и большой кусок был сделан в Академгородке. Анюта работала на «Правеце», этот «писюк» был первым персональным компьютером в их огромном центре. Я всех надул и опередил.

Встречают по одежке

Одно время я сидел на Матмехе в кабинете 3382. В полу была дырка диаметром метра полтора, до цемента — протерли, но всем было начхать. Как-то звонит мне Матиясевич — замдиректора ЛОМИ на Фонтанке: «Дрюня, тут пришло письмо из Америки на деревню дедушке. Но вроде для тебя». Приезжаю на Фонтанку, читаю адрес: «Россия, Академия наук, Институт математики». Не то что улицы, города нет!

Ответил им, через месяц приезжают три человека — еврей, индус и немец. В Америке я был 20 раз и только на седьмую поездку встретил американца, родившегося в США. Так вот, привезли они бизнес-идею, как конвертировать старые программы, написанные 20-30 лет назад на Коболе, на новые платформы. Потому что Кобола никто не знает. Они уже обращались в Duke University — богатый частный университет в Северной Каролине, и американские ученые написали отчет: «Задача не имеет решения». Тогда одесский еврей Леня Эрлих сказал: «Если не могут американцы, может, у русских получится».

Приехали, заключили с нами контракт на 35 тысяч долларов. Мы с Леней подружились, и он мне как-то по пьяной лавочке рассказал, что они привезли контракт на 70 тысяч, но увидели дырку в полу и уменьшили сумму в два раза. Узнав об этом, я рассвирепел, тут же переехал в комнату в два раза больше — 3386. Там была бухгалтерия, всех выгнал. Сделал дорогой ремонт. Меня стали корить: «Ты обуржуазился! Это нам не свойственно, мы университетские люди!» — «Молчите и сидите на попе ровно. Не тот дурак, кто ошибается, а тот, кто повторяет свои ошибки». Оказалось, что «по одежке встречают, по уму провожают» — это все фигня. Антураж очень сказывается.


Путешествие по Карелии

Я учился у американцев многому. Впервые узнал от них, что такое Quality Assurance, Configuration Management и вообще Project Management в широком смысле слова. Мы умели делать трансляторы, операционные системы, даже машины, но о программном производстве не знали ничего. Были чайниками и учились. Теперь иногда за деньги учим других.
Работали. Разные условия были. Будь у нас руководство страны более гибким и бизнес-ориентированным, может, жили бы мы сейчас в десять раз богаче. И была бы у нас вычислительная техника в 100 раз лучше. Но поскольку история не знает сослагательного наклонения, живем и живем. Когда молодежь говорит, что мы отстали от американцев и японцев навсегда, я отвечаю: «Не дождетесь!»

Что делать?

С моим другом-экономистом Стасом Ткаченко мы написали книгу «Политическая экономия IT-рынка». Пока писали, я задавал ему разные вопросы. Что надо изменить в нашей стране, чтобы мы стали жить богаче? Хотя бы, как европейцы. Он говорил, что надо изменить качество управления. Наш рост сейчас — 1-1,5 процента в год. У американцев — 7, у китайцев — 7-8. То есть мы с каждым годом только отстаем. Что надо сделать, чтобы был рост 6-7 процентов? Надо, чтобы деньги не вывозились, а ввозились. Чтобы люди не боялись за свои капиталы. Чтобы кончилась вся эта эпопея типа Ходорковского. Даже я — капиталист, но не бешеный — тоже уже страдалец. Получал деньги от «Майкрософт», гранты большие. Держал их в «Интеркоммерсбанке», с которым у «Майкрософтом Россия» был договор. Однажды этот банк накрылся медным тазом, причем говорят, что его хозяин убег. Я потерял на этом 20 тысяч долларов. Было 40, 18 вернули по закону страхования. Про остальные сказали: «Когда-нибудь получишь». Уже года 3 прошло.

Мои 18 тысяч перевели в банк «Открытие». Я пришел, в течение двух часов деньги вернули. Но не потащу же я их в кармане домой! Оставил там. Так год назад банк «Открытие» тоже накрылся. Слава богу, не так сильно, как-то его санировали. Пока у нас такие вещи происходят, как можно верить в то, что у нас будет 6 процентов в год и что деньги сюда потекут?
Пока не изменится страна, ничего не изменится и в ЭВМ. У нас есть центры разработки, «Эльбрус» сделан полностью в России, «Байкал». «Элвис» в Зеленограде делает очень хорошую специализированную плату для видеонаблюдения. Не обязательно строить свои фабрики, есть в конце концов TSMC (Taiwan Semiconductor Manufacturing Company) — даже кагэбэшные машины там выпускаются. И они на фабрике не знают, как этот кристалл будет использоваться. Там такая комбинаторика, которую невозможно восстановить. Даже самые глубокосекретные машины разрабатываются в России, а потом выпустили в TSMC, привезли ящик микросхем и все.

Все есть: и центры разработки, и умные люди, и технологии. И программирование, и проектирование кристаллов. В 2004 году Дима Булычев под моим руководством защитил диссертацию, в которой был предложен язык PADLA (Processor Architecture Definition LAnguage). Он существенно упростил описание алгоритмов работы кристаллов. Но на меня стали нападать, мол, звучит неблагозвучно. Пришлось переделать. Теперь он называется HaSCoL (Hardware and Software CoDesign Language). Это и есть «Падла», только с другим названием. Так вот, программа на HaSCoL всегда раз в 5-6 короче, чем на HDL. Это важно при решении многих задач — поиска вирусов, изображений, поиска рида в геноме человека.

Моя «Падла» пригодится еще не раз и не два. У меня сейчас есть китайский заказ медицинский. Готовлю под него студентов. Вы скажете, что я русских не люблю, а китайцев люблю. Фигушки, но те платят и дают работу, а здесь работы нет. Пока мои заказы на 70 процентов — доллары и евро.

Если нет заказов на производство кристаллов, как мы можем говорить о развитии вычислительной техники? Без элементной базы. У нас есть отечественная технология проектирования кристаллов, разработанная здесь, в Петергофе. На «Падле» мы делаем большие промышленные эксперименты. Я гарантирую, что наша программа читабельнее, короче в 6 раз с той же степенью эффективности. Но здесь она не нужна, а китайцы заказывают. По этой же причине народ потихоньку сваливает за рубеж. Это плохо для страны.

Для IT-индустрии мы выбили 14-процентный ЕСН (единый социальный налог). Это хуже, чем в Израиле, Америке. Намного хуже, чем в Индии и Китае. Но все равно лучше, чем 30-32 процента, которые были раньше. У нас его несколько лет назад отобрали, мы до Путина добрались, тогда вернули. Но каждый раз будто с глухими разговариваем. Как я могу конкурировать с компанией, у которой центр в Ирландии, а там 9 процентов?

70 % акций нашей компании принадлежит московскому «Ланиту». Миллиардер Гоша Генс умер, теперь владелец — его сын Филипп. Годовые собрания он любит устраивать за границей. В Будапеште было, потом в Ирландии. Мы провели там несколько дней. Я, как профессиональный шпион, ходил и нагло расспрашивал всех. В частности, про процентовку. Посетили «Гугл» — громадный центр разработки. Десятки людей там говорят по-русски. Есть и ленинградцы. «Ребят, а что вы тут делаете-то?» — спрашиваю. «Вы что, профессор, дурачок?» — «А сколько у вас процентов ЕСН?» — «Девять». У нас 14, и то по блату. Как мне с ними соревноваться?
Все европейские центры «Майкрософт» — в Ирландии, ровно из-за этих 9 процентов. Все же деньги считают. Только мы не считаем — богатая страна. Когда мы занимались реинжинирингом, шутили так: «Американцы нищие — все стараются переиспользовать. Русские богатые — все выкидывают и делают заново». Это ж факт. Так что развитие вычислительной техники, зависит не от вычислительной техники, а от развития страны.

Бег в мешках

Вряд ли мы сможем конкурировать с Intel или AMD — с массовыми кристаллами. Там такие миллиарды угроханы, что не догнать. Но мы можем соревноваться в специализированных компьютерах. Особенно там, где можно применить какую-то глубокую математику. Моему предприятию больше 25 лет — 14 февраля 1991 года создано. Очень много было заказов, где во главу угла ставилась математика, а не программирование или электроника. Финны как-то дали нам программу, которая выдает правильные ответы, но работает медленно. Попросили за два месяца в два раза ускорить. Владимир Уфнаровский, нынешний исполнительный директор и мой ученик, сделал это за два дня и ускорил в 4 раза. Если бы он поработал еще два дня, ускорил бы еще в четыре. Но заказчику это не понадобилось: «Вот вам обещанные тысячи долларов, нам больше не надо ничего, до свидания».

Вадим Сабашный, нынешний технический директор, когда-то писал диплом — антенные решетки рассчитывал. И один русский из ЛЭТИ, живущий в Америке, сделал нам заказ: антенны специальной направленности надо было запрограммировать. Сабашный покумекал, чисто программистскими приемами ускорил во много раз. Это было лет 15 назад. Контракт у нас продолжается до сих пор.

Последний пример. В 2002 году была огромная конференция Gartner Group — крупнейшей в мире консалтинговой компании. Это было во Флориде, чуть ли не в Санкт-Петербурге — есть там такой миллионный город с огромным зоопарком, где люди ходят по клеткам, а звери гуляют в открытую. И вот сидят 6000 человек. Выступает вице-президент Gartner Group и говорит такую фразу: «Если у вас есть объемная задача, идите в Индию. Если есть трудная задача, идите в Китай. Если задача, у которой нет решения, идите в Россию». Вспомните про задачу реинжиниринга, с которой Дюковский университет обделался. Мы ее решили. Потом я объяснял американцам выражение «в беге в мешках выигрывает тот, кто быстро бегает в мешках, а не тот, кто быстро бегает». Никак не могли понять. Раз пять пытался — так и не поняли.