Чтобы ответить на подобный вопрос, может понадобится десяток лет исследований.
Если мы сможем частично распутать этот узел, то, возможно, нам удастся перезапустить веб, создав новую платформу. Или начать создавать новые системы, похожие на веб.
Я работал над пятью браузерами и одной операционной системой, наблюдая за тем, как этот вопрос оказывается связанным с UX, продуктом, стратегиями и разработкой. Не могу сказать, что у меня есть все ответы, но кажется, мне удалось распутать несколько важных нитей.
TLDR: «делать приложения при помощи веба» — это неразрушительная стратегия. Это похоже на выживание в кислородной катастрофе по принципу «анаэробы начали фотосинтезировать». Конечно, это здорово, но синезелёная водоросль была первой, так что фотосинтез больше не является асимметричным.
Чего? Ниже представлено более подробное объяснение.
Первая катастрофа
Три миллиарда лет назад в атмосфере Земли не было кислорода. Солнце светило сверху на небо из CO2 и N2 — веществ, извергаемых вулканами. Однако Земля изобиловала жизнью. Одноклеточные анаэробные организмы процветали в почве и в неглубоких морях, впитывая тепло из гидротермальных источников.
Затем однажды, 2,45 миллиарда лет назад, синезелёная водоросль научилась «есть» солнечный свет.
Водоросль фотосинтезировала углеводы из CO2 и воды, выбрасывая в качестве продукта жизнедеятельности кислород. Солнечного света, CO2 и воды было много, а конкуренция отсутствовала. Водоросль начала размножаться.
Это оказало влияние на всю планету. Водоросль процветала в океанах, выбросив столько кислорода, что он окутал планету и создал насыщенную кислородом атмосферу, которой мы дышим сегодня.
Все остальные формы жизни задохнулись и вымерли, остались немногие устойчивые к кислороду и загерметизированные в средах без кислорода. Это было одним из первых и самых крупных массовых вымираний в истории Земли.
Оно называется кислородной катастрофой. Это явление проложило дорогу многоклеточным организмам (то есть нам).
Все крушения похожи, но каждое из них сокрушительно по-своему
Почему большинство изменений едва заметно, но немногие, например, кислородная катастрофа, оказывают столь глубокий разрушительный эффект? Ответ заключается в асимметрии.
Когда мы думаем о конкуренции, то обычно представляем симметричную конкуренцию. Деревья конкурируют по своей высоте за солнечный свет, компании по ценам для клиентов. Но и у повышения роста, и у снижения цены есть ограничения. Конкуренция приходит в равновесие, когда наталкивается на физические ограничения.
Синезелёные водоросли выиграли, не конкурируя симметрично с анаэробами. Они выиграли благодаря тому, что не конкурировали. Фотосинтез был асимметричной стратегией выживания. Больше никто его не освоил. Рынок солнечного света был пуст. Результатом стала быстрая катастрофа.
Мы наблюдаем похожие катастрофы и на протяжении истории технологий. Теоретик бизнеса Клейтон Кристенсен разработал для их объяснения теорию подрывных инноваций. Её источники, как и у кислородной катастрофы, лежат в асимметрии.
Подрывные инновации не конкурируют против старожилов рынка, они конкурируют с отсутствием потребления. Они начинают там, где нет конкуренции, в нижней нише рынка или на совершенно новом рынке. Предлагаемое ими не лучше, оно качественно другое. Это сдвигает базис конкуренции.
Подрывные инновации имеют странный метаболизм. У них есть структура затрат и соответствие продукта рынку, которые чужды (и даже токсичны) для старожилов рынка, как синезелёная водоросль, потребляющая солнечный свет и генерирующая кислород. Компании-старожилы не могут к этому адаптироваться. Этого нет в их ДНК.
Подрывные инновации совершают переворот в структуре конкуренции. Атмосферы меняются. Успешные компании задыхаются. Появляются новые компании. Технологии оказываются утерянными. Экосистемы уничтожаются. Сети создания стоимости распадаются и переформируются.
Подрывные инновации продиктованы обстоятельствами, потому что они ведомы асимметрией, а асимметрии — это особые взаимосвязи между подрывником и контекстом. Использование асимметрии уникально для структуры эволюции.
Выживание в условиях подрывных инноваций тоже продиктовано обстоятельствами. Признаки, эволюционировавшие из-за не связанных с ними причин, внезапно оказываются важными для выживания. Маленький анаэроб, случайно эволюционно получивший толерантность к кислороду до появления синезелёной водоросли. Поисковый движок, купивший конкурента Symbian под названием Android до выпуска iPhone.
Компьютерные эпохи
«Вполне вероятно, что одной машины будет достаточно для решения всех задач, которые требуются от неё в пределах целой страны.» — Глава национальной физической лаборатории Британии, 1946 год
Взглянув на историю компьютеров, мы можем выделить несколько эпох, порождённых подрывными инновациями. Взяв список технологических эпох Бена Томпсона и продлив его до самого начала, мы получим:
- Эпоху зарождения: компьютеры для науки и войн
- Эпоха мейнфреймов: компьютеры для бизнеса
- Эпоха PC: персональные компьютеры для дома и школы
- Эпоха веба: компьютеры, объединённые в сеть
- Эпоха мобильных: компьютеры, которые всегда с тобой
Каждая эпоха была сдвигом с точки зрения средств, способов и взаимосвязей вычислений. Между этими эрами происходили кислородные катастрофы компьютеров. Они закладывают историю компьютеров, находящих новые стратегии выживания — уменьшение, удешевление, распространение и объединение.
Так почему же веб подорвал десктопные системы, но не мобильные? Это вопрос о двух подрывных технологиях:
- Почему веб подорвал десктопы? (Персональные компьютеры → сетевые компьютеры)
- Почему веб не подорвал мобильные? (Сетевые компьютеры → компьютеры, которые всегда с тобой)
Ответы заложены в конкретных асимметриях каждой эпохи. Давайте разберёмся с ними по порядку.
Почему веб подорвал десктопы?
Можно рассматривать веб как операционную систему внутри операционной системы. Веб начинался не с этого — поначалу он использовался только для обмена документами — но веб мог эволюционировать.
Сочетание JavaScript, динамических серверов и XMLHTTPRequest позволило разработчикам создавать веб-сайты, которые отдалённо начали напоминать приложения. Это не были хорошие приложения, они имели ограниченные возможности.
Однако веб обладал критически важной асимметрией: он был спроектирован для сети. Сеть всё изменила.
Игра из однопользовательской стала многопользовательской. Приложения для PC по большей мере были однопользовательскими. Веб-приложения работали как общее ПО на сервере. Они по своей природе были многопользовательскими. Связь людей создаёт мощные психологические и сетевые эффекты. Мы социальные животные. Каждый процесс с более чем одним игроком становится процессом взаимодействия этих игроков.
Ссылки сделали распространение ПО виральным. Чтобы купить новое приложение для PC, обычно нужно было поехать в магазин и приобрести коробку с CD. Чаще всего Интернет-подключения были слишком медленными для скачивания крупных многомегабайтных программ. Веб-страницы же, напротив, были маленькими, потому что вычисления выполнялись на стороне сервера. Распространение ПО в вебе стало виральным, для него достаточно было поделиться ссылкой.
Режим «песочницы» обеспечил безопасность ПО. Установка ПО на PC — это риск. Когда ты устанавливаешь приложение, оно может сделать с компьютером что угодно, без ограничений. Это дизайнерское решение оказалось невероятно продуктивным и обеспечило продолжающуюся эволюцию совершенно новых категорий продуктов. Также оно обеспечило эволюцию вирусов. Веб — это глобальная сеть, поэтому нельзя допускать что каждая ссылка безопасна. Код в вебе был помещён в «песочницу» и мог взаимодействовать с компьютером пользователя только через тщательно контролируемые API.
Бизнес-модели расширились, и стали включать в себя не только лицензирование, но ещё и рекламу с электронной коммерцией. Новые виды монетизации генерируют ёмкость среды для новых видов бизнесов. Можно раздавать ПО бесплатно, собирать данные пользователей, монетизироваться через рекламу, продавать продукты онлайн или предлагать сервисы по подписке.
Веб неидеален, но он представляет собой сеть. Сетевые эффекты пожирают всё вокруг них. Часть этих функций была возможна и до веба, но не использовалась по умолчанию. В вебе сеть стала допущением, вплетённым в каждый аспект системы, поэтому он стал процветать в среде объединённых в сеть компьютеров.
Почему веб не подорвал мобильные?
Компьютер, который всегда с тобой, оказался очень важным. Мобильные поглотили мир. Это была кислородная катастрофа. Вопрос заключался в том, сможет ли веб выжить в кислородной атмосфере?
На данный момент сетевое преимущество веба испарилось. Нативные приложения iPhone были Интернет-приложениями в «песочнице» и общались по HTTP, совсем как веб-приложения. iPhone был спроектирован для мира, включавшего в себя сеть. Веб не был спроектирован для мира, включавшего в себя iPhone.
Вебу пришлось адаптироваться, но у него уже существовал сложившийся набор бизнес-моделей, структур затрат, технических допущений и процессов стандартизации. Всё это реформировать было бы трудоёмко.
Возникла и ещё одна социотехническая трудность: веб — это экосистема, построенная на стандартах. Стандарты появляются в ретроспективе, когда пространство задач насколько хорошо изучено, что каждый может согласиться с тем, как оно должно работать.
iPhone был чем-то совершенно новым. Он имел новое оборудование с новой моделью взаимодействия, и требовал новой ОС, новых приложений, новых примитивов UI. Всё это необходимо было интегрировать вместе, иначе продукт ждал провал. Представьте, каково было бы согласовывать всё это в процессе стандартизации. Это заняло бы годы! На самом деле, некоторые изначально необходимые аспекты, например, возможности устройства, спустя десяток лет после выпуска iPhone по-прежнему находятся на этапе обсуждения стандартов.
Клейтон Кристенсен упоминает эту дилемму в теории взаимозависимости и модульности. Новые категории продуктов плохо встраиваются в существующие системы, которые эволюционируют на основе допущений сложившегося продукта. Заставить ответственных за сложившийся рынок людей реструктурировать себя под ещё несуществующую категорию продуктов — безнадёжная затея. Поэтому вам самим придётся целиком создавать полный вертикальный срез. Именно это и сделала Apple.
Но разве веб не мог бы догнать её? Против этого работало несколько асимметрий…
Базис производительности сместился с маленьких двоичных файлов к плавному взаимодействию. Плавное взаимодействие критически важно для сенсорного непосредственного манипулирования. Движки браузеров проектировались для рендеринга документов и не очень хорошо подходили для плавного взаимодействия и анимаций. На то, чтобы они стали хотя бы приемлемыми, ушли годы. Кроме того, маленький размер двоичных файлов веба уже перестал быть важным. Теперь сети стали быстрыми, поэтому большие двоичные файлы были вполне приемлемы, если они обеспечивали плавное взаимодействие.
Навигация сместилась с клавиатуры на SpringBoard. Веб основан на поиске и URL. Поиск и URL спроектированы под аппаратные клавиатуры, благодаря чему легко вводить, копировать, вставлять и пересылать текст. Но на мобильных ввод текста неудобен. Толстыми пальцами печатать неудобно. Гораздо веселее нажимать значки на SpringBoard.
Полностью пропала концепция логина. Система идентификации в вебе де-факто спроектирована для мира клавиатур. Набор имени пользователя и пароля пальцами — настоящая пытка, но логин в нативных приложениях выполняется один раз, после чего достаточно бывает только коснуться значка приложения.
Функции обнаружения программ и контента сместились с поиска в магазины приложений. Вместе с iPhone возникла его собственная система распространения. Магазин приложений упростил установку ПО, теперь для этого практически нужно лишь нажать на ссылку. Изучение тщательно контролируемого каталога приложений гораздо интереснее, чем ввод поискового запроса.
Акцент сместился с ссылок на значки. После установки приложения постоянно остающиеся в SpringBoard яркие значки создают сильный стимул запускать их снова, отдавая предпочтение нескольким брендированным окружениям, а не поиску множества мелких страниц.
Бизнес-модели дополнились IAP, подписками и покупками приложений. Магазины приложений обеспечили возможность покупок внутри приложений, подписок и покупок приложений одним нажатием, сохранив модель рекламы и электронной коммерции. Это создало дополнительную ёмкость среды для казуального гейминга, профессиональных инструментов, сервисов по подписке и инди-приложений.
Безопасность сместилась с «песочницы» на контроль приложений. «Песочница» веба обязана была аккуратно открывать API-доступ к таким вещам, как GPS, микрофон и камера. Их легко использовать злонамеренно, а поскольку веб обеспечивает свободные от ограничений инновации, при злонамеренном использовании которых никому нельзя пожаловаться. Нативные приложения обеспечивают доступ по всем возможностям устройства. Разработчики могут быстро экспериментировать и изобретать совершенно новые категории продуктов, например Uber. В то же время, проверка приложений позволила магазинам приложений принимать решения, одобряя или отвергая новые изменения, чтобы ограничить злонамеренное использование.
В фундаментальном смысле, «веб, создающий приложения» — это не подрывная стратегия. Она аналогична «анаэробам, занимающимся фотосинтезом». Синезелёная водоросль была первой, поэтому фотосинтез — уже не асимметричный признак, а симметричная конкуренция.
Куда дальше будет двигаться веб?
«Основная причина того, что мне важен веб, заключается в том, что это крупнейшая в мире платформа ПО, которая никому не принадлежит.» — Дейв Херман, TC39
ПО с подключением к сети участвует в большей части нашей жизни. Наверное, важно иметь хотя бы одну сетевую платформу ПО, которой никто не владеет. Куда же двинется веб дальше?
