Пишу на материале английского, потому что мне так удобнее, а людям — понятнее.
В изучении языка есть стандартные этапы отчаяния:
- «Мне поможет только погружение в языковую среду»;
- «Что-то идёт не так, нужен какой-то особый подход» [после малорезультативного «погружения»].
На самом деле это один и тот же этап: в какой-то момент застрявшая в голове рекламная демагогия неизбежно начинает конфликтовать с реальностью.
9 из 10 жалуются: я плохо воспринимаю речь на слух… что делать… У рекламщиков ответ уже готов: «Улучшить восприятие на слух? — Приходите! Поможем!» Заканчивается всё очередным разочарованием и ещё более глубокой убеждённостью в «уникальности» своего случая. В общем, давайте разберёмся, из чего состоит аудирование.
Во-первых, не надо слишком буквально понимать знакомых, которые, якобы, хорошо разбирают речь носителей на слух. Если ты не рос в Англии, у тебя ВСЕГДА будут проблемы с восприятием речи британца. Помните, как вы хорошо понимали носителя, пока он говорит с вами, но мгновенно переставали его понимать, когда он начинал говорить с другим носителем. Как так?
Реальные живые носители произносят не совсем те слова, которые мы читаем в субтитрах. Ни в одном словаре нет слова forya (ударение на первый слог), хотя оно и распространённое (в субтитрах пишут for you). Не менее распространено слово whaddaya (в субтитрах будет what do you). То же самое в скоростной русской речи: вместо «он говорит» в реальной жизни мы обычно используем слово «онгрьт» с невнятными «н» и «т». Очсомневаюсь, что оно есть в словаре. Носители расшифровывают «онгрьт» через 3 канала одновременно:
1. Контекст. Если человеку сказать, что «онгрьт» — это слово из тарабарского языка, он никак не свяжет его с фразой «он говорит». Я, признаться, затруднился, когда меня спросили, что значит «шлапты». А когда добавили контекста («шлапты знаешь куда?»), стало намного понятнее.
2. Метод исключения. Мы за доли секунды прикидываем, на что похожа комбинация звуков «онгрьт». Этот же канал позволяет нам понимать людей с сильными дефектами речи. Для метода исключения нужна железобетонная уверенность в своём знании языка: мозг должен без суеты выбрать из ограниченного количества известных нам комбинаций наиболее вероятную.
3. Носитель хорошо представляет все варианты одного и того же звука в родном языке: для англичанина звонкое d подростка и хриплое/невнятное d пожилого/больного человека – одно и то же d. А вот русское «д» в этот диапазон не входит, что бы там ни казалось русскому уху.
Носитель с рождения воспринимает звуки родного языка как абсолютную норму звучания человеческой речи, точку отсчёта. Поэтому он фиксирует малейшие отклонения от этой нормы, различает десятки акцентов даже в пределах своей языковой среды. Кстати, иностранец не может избавиться от своего акцента не потому, что речевой аппарат как-то по другому устроен. Главная причина в том, что он чужую норму попросту не слышит: у него ухо её не фиксирует, приёмник не тот. Для иностранца точка отсчёта — звуки ЕГО родного языка.
У любого языка есть 2 варианта. Один — тот, которому учат иностранцев и на котором носители разговаривают с вами, если понимают, что вы не носитель. Второй — тот, на котором носители говорят друг с другом. В нём используются похожие слова, но из них выброшена часть звуков или отдельные слоги. Целые фразы прессуются в одно слово (whatchamacallit уже даже в словари включили из-за чрезвычайной частотности). Но учить всё равно придётся сначала первый вариант.
___А давайте представим... В ближайшие годы это вряд ли произойдёт, но просто допустим на минутку, что вы различаете английские звуки вот прямо на уровне носителя! Ок, теперь перед нами другая проблема. Большинство изучающих не представляют, с каким объёмом информации имеют дело.
Английский лидирует в мире по количеству слов и выражений. Почему — отдельная долгая история. Итак, помимо слов и их стилистической сочетаемости друг с другом, английский язык это:
Идиомы («у него конь не валялся», «баклуши бить» и тп). На любом радио- или телеканале в рутинном порядке используется несколько тысяч идиом. В быту — меньше, но ненамного. И да, они довольно разные в Англии и США.
Тонны сленга. Он ОЧЕНЬ разный в Англии и США, Австралии и Канаде. Различается по регионам этих стран. Сленг меня всегда особенно интересовал: я писал по нему диплом, а потом ещё годами изучал специально. И на каждом (НА КАЖДОМ!) этапе мне казалось, что знаю «практически всё». Два-три года спустя оказывалось, что не знал даже самого простого.
Огромный корпус аббревиатур. В лаконичном английском языке они используются гораздо чаще, чем в русском. Многие из них, конечно, нужны только тем, кто там живёт. Широко используемые британцами DWP или GP, например, американцу будут непонятны.
Ах, да. Всё это постоянно в каком-то объёме устаревает (к вопросу о «пользе» чтения классики в оригинале).
Фразовые глаголы. Их только самых употребительных — сотни. У многих — несколько совершенно разных десятки значений.
Юридические и экономические термины, которые часто встречаются в бытовой речи и в СМИ. Для этих терминов часто нет русского эквивалента из-за особенностей устройства западных политических, правовых и финансовых институтов. Поди разберись, кто твой знакомый российский адвокат — attorney, barrister или solicitor.
А если брать разговоры по работе... Узкоспециальных терминов десятки тысяч — они есть в каждой профессии. Естественно, их почти всегда сокращают, как и у нас: физическое/юридическое лицо — физик/юрик. Музыканты не говорят «фортепиано» и «репетиции» – они говорят «репы» и «фоно». Да вспомните свою работу — даже носитель может не понять ваши разговоры с коллегами.
Специальной терминологией желательно владеть в объёме средней школы. Скажем, термин «наименьший общий знаменатель» широко используется в англоязычной публицистике и на телевидении (правда, не совсем в математическом смысле). Вспомните, какой багаж терминов мы усвоили в школе и используем в повседневной речи. У них всё так же.
А теперь самое интересное! Любому языку сопутствуют ОГРОМНЫЕ пласты поп-культуры.
Американский сериал «Клан Сопрано». В интимном контексте главный герой говорит своей гёл-френд: «And her name is G…». И всё — сцена закончилась, больше никакого контекста! Звоню знакомой американке, описываю ситуацию. Она: «Как гёл-френд зовут?». Я: «Глория». Она: «Так всё понятно! Есть песня с припевом «And her name is G, L, O, R, I, A». Для американца старше 40 это общеизвестный хит. Речь носителя перегружена такими ссылками на песни, фразы из фильмов, общественно-политические события — это терабайты данных. В том же сериале фраза The lone gunman theory в контексте представляет из себя горький упрёк, но понятно это только взрослым американцам, потому что они хотя бы в общих чертах знают обстоятельства, сопутствующие убийству Джона Кеннеди.
Особый кошмар — телевидение. Носители на нём росли, поэтому в своей речи они прямо или косвенно ссылаются на сотни телепрограмм, фамилии ведущих вызывают ассоциативный ряд. Слово «Малышева» мгновенно настраивает русский мозг на ассоциативный ряд «здоровье/медицина». Фраза This must be how Carl Sagan felt, walking through the halls of PBS для русского — бессмысленная тарабарщина, для британца или американца всё просто и понятно.
— Бутылку пива дайте.
— Паспорт есть?
— Нет.
— Тополиный пух?
— Жара, июль.
— 60 рублей.
Да-да, вся эта поп-культура ещё и устаревает с космической скоростью... А ещё она очень разная в Англии и США. Американец часто не понимает ссылок на феномены из британской действительности.
Сравнительно мелкие составляющие языка все не перечислить, приведу три:
В бытовой лексике Англии и США часто встречаются термины из таких видов спорта, которых у нас просто не существует. Поэтому не будет лишним знать правила игры в гольф, крикет, американский футбол. Например, second base означает «женская грудь», а почему — см. правила бейсбола.
Гораздо чаще, чем у нас, в английской бытовой речи цитируют Библию. Шекспир — ихнее «всё» — его учат наизусть, цитируют, ставят школьные пьесы. И Библия, и Шекспир — это староанглийский, звучит как у нас «иже еси», «аз есмь» и тп.
В наших школах и вузах обычно учат английский. В англоязычных странах — французский, поэтому некоторые французские слова и фразы стали такими же общеупотребительными, как у нас «бой-френд» или «ай лав ю». В обзорах британских критиков о лондонских ресторанах или показах мод половина слов с французской орфографией — прям вот с этими значками над гласными.
Иностранный язык — это тысячи незнакомых названий: сети магазинов, локальные и национальные бренды производителей, поставщики разнообразных услуг — от автосервисов и клиник до спортзалов и учебных курсов. Все эти названия ЛЮТО затрудняют восприятие спонтанной речи, потому что мозг пытается воспринимать их как обычные слова, влияющие на смысл предложения. В России «она ходила в ИНВИТРО» задаёт понятный всем контекст разговора. Иностранец вполне может решить, что речь об одежде. Будет интересоваться что такое «тагил», или «саранск». Про «бугульму» он знает — это бальзам, 40 градусов.
В жизни все эти названия, конечно, сокращаются. Иностранцу придётся объяснять, что «собираюсь в Ленинку» значит «в библиотеку» (им. Ленина), и что «Ёбург», «екАт» и «екабЭ» — это Екатеринбург.
Можно возразить, что вот в русском-то всё то же самое: мы не понимаем технические термины, продвинутый молодёжный или уголовный сленг, ссылки на фильмы, анекдоты или спортивные события — это же не мешает нам общаться и быть полноценными носителями! Непонятно? Уточни!
С другим языком всё сложнее. Носитель держит в голове большой объём фоновой информации о стереотипах своей культуры (чего от кого ждать), о присущих разным общественным стратам интонациях и специфическом лексиконе. По словам «колидор» или «велисапед» можно сделать целый ряд выводов о бэкграунде и социальном статусе спикера, к непонятностям в его речи относиться соответственно. Гопника выдаёт специфическая интонация — стоит ли уточнять значение непонятных слов? В речи студента МГУ выражение «на районе» — это явный сарказм, а для провинциальной шпаны — естественная форма самоидентификации.
Технические термины часто состоят из тех же корней, что и обычные слова: межсетевой экран, корневая папка, миграция контейнеров в облако. Но если воспринимать эти слова в обычных значениях, получается абракадабра. Для носителя это очевидно, потому что он держит в голове более-менее весь значимый корпус родного языка и УВЕРЕН в своём статусе носителя. Для иностранца это не очевидно ни разу, он НЕ УВЕРЕН и постоянно сомневается в правильности своего восприятия.
В родном языке мы чувствуем стилистическую принадлежность слова: является ли оно формальным (автомобиль), нейтральным (машина), неформальным, сленговым (тачка) или вульгарным (тачила). Стилистика помогает нам определить по соседним словам лексическую категорию непонятного слова (тех.термин, жаргонизм, название магазина/населённого пункта) и правильно интерпретировать его в спонтанной речи. Студентке консерватории, впервые услышавшей слово «ханурик», достаточно деталей гардероба и интонации спикера, чтобы без этимологического анализа отнести слово к стилистически сниженной лексике и уловить уничижительный оттенок.
Носитель чувствует, где и что он мог понять неправильно. Где нужно переспросить, а где даже и вникать не стоит. Непонятная молодёжная речь без акцента? Ясно — новейший сленг, пропускаем мимо ушей.
Чтобы овладеть такими компетенциями, иностранцу потребуется ооочень много лет и специальных усилий. Как и русскому в другой стране.
Речь носителя — гремучая смесь из вот этого вот всего. Рекламщики языковых школ успокаивают: «В повседневной жизни носители используют 2000-3000 слов, всё легко и просто, бла-бла». Не легко и не просто. 3000 — это только корней слов. Сильно помогает знание корней в работе с фразовыми глаголами? Эти корни образуют термины, идиомы, сленг. Не просто же так постоянно повторяется ситуация «знаю все слова, не понимаю о чём фраза».
Смешно, ей-богу, наблюдать начинающих, которые ещё не научились понимать простые английские фразы даже в НАПИСАННОМ виде, а уже рвутся общаться с носителями или смотрят фильмы, снятые для носителей языка. До уровня Intermediate на такие фильмы даже замахиваться не стоит.
Если цель просмотра — изучение языка, фильмы нужны именно учебные.
Не надо смотреть на учебные фильмы свысока — в них играют нормальные носители с нормальной дикцией, но! Они не прожёвывают звуки, а произносят именно те слова, которым вас учили, никаких forya или whaddaya. В учебных фильмах звучат только актуальные, самые используемые слова и разговорные выражения. Аббревиатуры — только самые необходимые. Сленг — только самый употребительный, и по минимуму. Исключены термины, ссылки на поп-культуру, и прочий шлак, которым перегружены обычные сериалы. Эти фильмы сняты специально для того, чтобы обучать иностранцев современному разговорному языку.
Про грамматику. Учить её самостоятельно — тяжело, а преподавать — настоящее искусство. В любом городе по пальцам можно пересчитать специалистов, способных качественно её подать. Даже у обладателей сертификата Upper-Intermediate в голове, как правило, какой-то очень кривой вариант грамматики. В лучшем случае, они знают КАК строить фразу. Но без понимания, ПОЧЕМУ так, всю жизнь путаются элементарно вот даже во временах.
Про произношение. Однажды в Лондоне я наблюдал просто феерического русского мужика. Английским он владел виртуозно, каждому англичанину бы так. Но этот человек не делал ни малейшей попытки изобразить какой-то британский или американский акцент. Он подчёркнуто использовал рязанский и говорил абсолютно русскими звуками. Произношение — штука на любителя. Хотите — пытайтесь ставить. Для аудирования пригодится. Не хотите — по контексту вас и так поймут.
Посмотрим правде в глаза. У ЕДИНИЦ есть желание/возможность изучать язык по всем перечисленным направлениям — это многие годы усилий. Даже если заниматься только этим.
Способность забывать — самый прокачанный человеческий скилл, поэтому хватать несистематизированные куски информации отовсюду — идея так себе. Прочитал ты статью на английском, не поленился залезть в словарь, усвоил несколько оборотов и терминов. Через полгода забыл их все так же надёжно, как если бы никогда не читал статью. Посмотрел фильм, подхватил несколько фраз, через год уже совсем их не помнишь. Годами всё идёт по кругу — учим одно, забываем другое. А пазл всё не складывается.
Тысячи людей постоянно и честно прикладывают усилия, пытаясь выучить иностранный язык, но из-за мифов, прочно засевших в массовом сознании, усилия эти уходят впустую. На наших глазах, без преувеличения, разворачивается длящаяся трагедия.
Разумеется, не всё так страшно — важно понимать, с чем имеешь дело и ставить разумные цели. Получить быстрый ощутимый прогресс в условиях нехватки времени МОЖНО! Но нельзя распыляться на множество источников информации. Источники тщательно отбираем и возвращаемся к ним снова и снова. Я бы рекомендовал качественные материалы по вашей профессии: термины и обороты из них будут актуальны для вас всегда. И учебные фильмы, чтобы усвоить разговорные выражения.
Все слышали о том, что второй, третий иностранный язык учить значительно легче, чем первый. Почему это так? Если человек ГЛУБОКО изучил один язык, он уже не совершит многочисленных ошибок, которые делают ВСЕ начинающие — его уже не запутать рекламной демагогией, рвущейся из каждого утюга. Он понимает, с каким объёмом информации имеет дело, что в этой информации первично, на чём нужно сконцентрироваться, а что вторично, чем можно пренебречь без ущерба для фундаментального понимания языка.
Другими словами, во всей этой махине информации есть иерархия. Какие-то слова, выражения, грамматические тонкости более важны, какие-то — менее. И теоретически, грамотный языковой курс так и должен быть построен — от более важного к менее важному. На практике в большинстве случаев на людей сваливают почти бессистемный набор фактов. Т.е. формально их учат языку, да. Вот только за деревьями леса не видно.
В любой сфере ты переходишь на качественно новый уровень только тогда, когда предыдущий уровень — более простая, БАЗОВАЯ, но вместе с тем более важная информация о предмете кристаллизовалась из единиц информации в ПОНЯТИЯ. Когда ресурсы мозга уже не расходуются на то, чтобы вспоминать, сколько будет 6×7 и начинаешь видеть более широкую и сложную картину.
