Плюс к этому появятся дополнительные угрозы связанные с еще одним СКЗИ. Если раньше оно было только одно на АРМ КБР, то теперь их будет 2: АРМ КБР-Н и модуль интеграции АБС-АРМ КБР.
Многие АБС построены на базе СУБД, работающей под ОС *nix семейства. Далеко не факт, что технически будет возможно установить на сервер АБС СКАД Сигнатуру.
Во-первых, Валидата сказала, что у них есть библиотеки, совместимые по ключам с Сигнатурой и работающие под никсами.
Во-вторых, криптография может выполняться на рабочем месте сотрудника, ответственного за расчеты по платежной системе ЦБ, и, вообще говоря, это хорошее решение, хоть и не единственное.
В-третьих, хотя СУБД и на *nix, сервер приложений, запускающий криптографию, вполне может быть под Windows.
Смотрите, сейчас я вас раскручу на все секреты из вашей следующей статьи :)
Под «как обычно» имеете в виду реализацию наложения ЗК и КА во внешнем по отношению к АБС модуле? Ну, так-то да, имеет место, если не хотят обращаться к вендору АБС. Кроилово ведет к попадалову.
А реализация внутри АБС и передача в АРМ КБР-Н уже защищенного файла, ИМХО, больших рисков не несет.
Коль скоро вы рассматриваете информационную безопасность, то неплохо бы упомянуть основную причину внедрения АРМ КБР-Н, а именно потенциальную незащищенность канала АБС <=> «старый» АРМ КБР.
А разве у машинки нет страховочной дырки от перелива? В смысле, если вода не выключается, то она не переливается на пол, а идет на слив — как в бачке унитаза или в раковине.
Вместо тега <code> на Хабре чаще используются специализированные для конкретного языка <source lang="cpp">.
Кстати, таким же образом можно выделить статьи с математическими формулами по присутствию $$display$$ и $inline$.
Погружение в профессию оказывает вам медвежью услугу.
Аналогичный случай был на Миссисиппи и описан Марк Твеном.
Старые времена на Миссисипи
И это оказалось правдой. Со временем поверхность воды стала чудесной книгой; она была написана на мертвом языке для несведущего пассажира, но со мной говорила без утайки, раскрывая свои самые сокровенные тайны с такой ясностью, будто говорила живым голосом. И книга эта была не такой, которую можно прочесть и бросить, — нет, каждый день в ней открывалось что-нибудь новое. На протяжении всех долгих двенадцати сотен миль не было ни одной страницы, лишенной интереса, ни одной, которую можно было бы пропустить без ущерба, ни одной, от которой хотелось бы оторваться в расчете провести время повеселее. Среди книг, написанных людьми, не было ни одной, столь захватывающей, ни одной, которую было бы так интересно перечитывать, так увлекательно изучать изо дня в день. Пассажир, не умеющий читать ее, мог быть очарован какой-нибудь особенной, еле уловимой рябью (если только он не проглядел ее совсем); но для лоцмана это были строки, написанные курсивом; больше того — это была надпись крупными буквами, с целым рядом кричащих восклицательных знаков, потому что та рябь означала, что здесь под водой — затонувшее судно или скала и что они могут погубить самый прочный корабль в мире. На воде такая рябь просто промелькнет, а для лоцманского глаза — это самая тревожная примета. Действительно, пассажир, не умеющий читать эту книгу, не видит в ней ничего, кроме красивых иллюстраций, набросанных солнцем и облаками, тогда как для опытного глаза это вовсе не иллюстрации, а текст, в высшей степени серьезный и угрожающий.
Теперь, когда я овладел языком воды и до мельчайшей черточки, как азбуку, усвоил каждую мелочь на берегах великой реки, я приобрел очень много ценного. Но в то же время я утратил что-то. То, чего уже никогда в жизни не вернешь. Вся прелесть, вся красота и поэзия величавой реки исчезли! Мне до сих пор вспоминается изумительный закат, который я наблюдал, когда плавание на пароходе было для меня внове. Огромная пелена реки превратилась в кровь; в середине багрянец переходил в золото, и в этом золоте медленно плыло одинокое бревно, черное и отчетливо видное. В одном месте длинная сверкающая полоса перерезывала реку; в другом — изломами дрожала и трепетала на поверхности рябь, переливаясь, как опалы; там, где ослабевал багрянец, — возникала зеркальная водная гладь, сплошь испещренная тончайшими спиралями и искусно наведенной штриховкой; густой лес темнел на левом берегу, и его черную тень прорезала серебряной лентой длинная волнистая черта, а высоко над лесной стеною сухой ствол дерева вздымал единственную зеленую ветвь, пламеневшую в неудержимых лучах заходящего солнца. Мимо меня скользили живописнейшие повороты, отражения, лесистые холмы, заманчивые дали, — и все это залито было угасающим огнем заката, ежеминутно являвшего новые чудеса оттенков и красок.
Я стоял как заколдованный. Я созерцал эту картину в безмолвном восхищении. Мир был для меня нов, и ничего похожего я дома не видел. Но, как я уже сказал, наступил день, когда я стал меньше замечать красоту и очарование, которые луна, солнце и сумерки придавали реке. Наконец и тот день пришел, когда я уже совершенно перестал замечать все это. Повторись тот закат — я смотрел бы на него без всякого восхищения и, вероятно, комментировал бы его про себя следующим образом: «По солнцу видно, что завтра будет ветер; плывущее бревно означает, что река поднимается, и это не очень приятно; та блестящая полоса указывает на скрытый под водой каменистый порог, о который чье-нибудь судно разобьется ночью, если он будет так сильно выступать; эти трепещущие „зайчики“ показывают, что мель размыло и меняется фарватер, а черточки и круги там, на гладкой поверхности, — что этот неприятный участок реки опасно мелеет. Серебряная лента, перерезающая тень от прибрежного леса, — просто след от новой подводной коряги, которая нашла себе самое подходящее место, чтобы подлавливать пароходы; сухое дерево с единственной живой веткой простоит недолго, а как тогда человеку провести здесь судно без этой старой знакомой вехи?»
Нет, романтика и красота реки положительно исчезли. Каждую примету я рассматривал только как средство благополучно провести судно. С тех пор я от всего сердца жалею докторов. Что для врача нежный румянец на щеках красавицы — как не «рябь», играющая над смертельным недугом? Разве он не видит за внешней прелестью признаков тайного разложения? Да и видит ли он вообще эту прелесть? Не разглядывает ли он красавицу с узко профессиональной точки зрения, мысленно комментируя болезненные симптомы?
И не раздумывает ли он иногда о том, выиграл ли он, или проиграл, изучив свою профессию?
Разве я сказал, что процессов два? Или это следует из технологической схемы? В том то и дело, что технологическая схема не определяет параллельность, но дает возможность её сделать.
В Драконе же придется каждый процесс описывать отдельно, потому что его синтаксис не предусматривает распараллеливание процессов. И вообще, Дракон позиционируется как язык программирования, поэтому имеет ограничения.
Если схематически, то разбивка уже написана на технологической схеме, причем без привязки к кол-ву процессов и способу их синхронизации. На Драконе так общо нарисовать не получится.
Все задачи «первичная обработка» могут выполняться параллельно, следовательно, запускаем их одновременно.
К некоторым из них добавляем в конвейер задачу «нарезка».ле
Перед тушением ставим барьер.
Аналогично после закладывания.
В конце задача «Доведение до вкуса» уже для одного процесса.
P.S. Показал жене — она сказала, что это неправильный борщ, в нем нет ключевого компонента — мяса.
Как-то я имел дело с оперднем, в котором в зависимости от бизнес-логики у объектов в рантайме подменялась таблица виртуальных методов (VMT). Легким движением руки элементарные проводки становились выданными кредитами, лицевые счета — договорами и т.д. Глючило оно безбожно, пока не переписал на нормальное присвоение.
Я к тому, что иной угол зрения имеет право на жизнь, но не стоит увлекаться. В вашем примере вы имеете полный контроль над формой, а если форма чужая, то указатель на оригинальный TMemo мог быть где-то сохранен и использован позднее, а сам объект вы уже уничтожили.
А в чем угроза из-за появления второго СКЗИ?
Во-первых, Валидата сказала, что у них есть библиотеки, совместимые по ключам с Сигнатурой и работающие под никсами.
Во-вторых, криптография может выполняться на рабочем месте сотрудника, ответственного за расчеты по платежной системе ЦБ, и, вообще говоря, это хорошее решение, хоть и не единственное.
В-третьих, хотя СУБД и на *nix, сервер приложений, запускающий криптографию, вполне может быть под Windows.
Смотрите, сейчас я вас раскручу на все секреты из вашей следующей статьи :)
А реализация внутри АБС и передача в АРМ КБР-Н уже защищенного файла, ИМХО, больших рисков не несет.
<code>на Хабре чаще используются специализированные для конкретного языка<source lang="cpp">.Кстати, таким же образом можно выделить статьи с математическими формулами по присутствию
$$display$$и$inline$.А где в описании языка про это сказано?
Здесь не нашел.
Теперь, когда я овладел языком воды и до мельчайшей черточки, как азбуку, усвоил каждую мелочь на берегах великой реки, я приобрел очень много ценного. Но в то же время я утратил что-то. То, чего уже никогда в жизни не вернешь. Вся прелесть, вся красота и поэзия величавой реки исчезли! Мне до сих пор вспоминается изумительный закат, который я наблюдал, когда плавание на пароходе было для меня внове. Огромная пелена реки превратилась в кровь; в середине багрянец переходил в золото, и в этом золоте медленно плыло одинокое бревно, черное и отчетливо видное. В одном месте длинная сверкающая полоса перерезывала реку; в другом — изломами дрожала и трепетала на поверхности рябь, переливаясь, как опалы; там, где ослабевал багрянец, — возникала зеркальная водная гладь, сплошь испещренная тончайшими спиралями и искусно наведенной штриховкой; густой лес темнел на левом берегу, и его черную тень прорезала серебряной лентой длинная волнистая черта, а высоко над лесной стеною сухой ствол дерева вздымал единственную зеленую ветвь, пламеневшую в неудержимых лучах заходящего солнца. Мимо меня скользили живописнейшие повороты, отражения, лесистые холмы, заманчивые дали, — и все это залито было угасающим огнем заката, ежеминутно являвшего новые чудеса оттенков и красок.
Я стоял как заколдованный. Я созерцал эту картину в безмолвном восхищении. Мир был для меня нов, и ничего похожего я дома не видел. Но, как я уже сказал, наступил день, когда я стал меньше замечать красоту и очарование, которые луна, солнце и сумерки придавали реке. Наконец и тот день пришел, когда я уже совершенно перестал замечать все это. Повторись тот закат — я смотрел бы на него без всякого восхищения и, вероятно, комментировал бы его про себя следующим образом: «По солнцу видно, что завтра будет ветер; плывущее бревно означает, что река поднимается, и это не очень приятно; та блестящая полоса указывает на скрытый под водой каменистый порог, о который чье-нибудь судно разобьется ночью, если он будет так сильно выступать; эти трепещущие „зайчики“ показывают, что мель размыло и меняется фарватер, а черточки и круги там, на гладкой поверхности, — что этот неприятный участок реки опасно мелеет. Серебряная лента, перерезающая тень от прибрежного леса, — просто след от новой подводной коряги, которая нашла себе самое подходящее место, чтобы подлавливать пароходы; сухое дерево с единственной живой веткой простоит недолго, а как тогда человеку провести здесь судно без этой старой знакомой вехи?»
Нет, романтика и красота реки положительно исчезли. Каждую примету я рассматривал только как средство благополучно провести судно. С тех пор я от всего сердца жалею докторов. Что для врача нежный румянец на щеках красавицы — как не «рябь», играющая над смертельным недугом? Разве он не видит за внешней прелестью признаков тайного разложения? Да и видит ли он вообще эту прелесть? Не разглядывает ли он красавицу с узко профессиональной точки зрения, мысленно комментируя болезненные симптомы?
И не раздумывает ли он иногда о том, выиграл ли он, или проиграл, изучив свою профессию?
Разве я сказал, что процессов два? Или это следует из технологической схемы? В том то и дело, что технологическая схема не определяет параллельность, но дает возможность её сделать.
В Драконе же придется каждый процесс описывать отдельно, потому что его синтаксис не предусматривает распараллеливание процессов. И вообще, Дракон позиционируется как язык программирования, поэтому имеет ограничения.
Все задачи «первичная обработка» могут выполняться параллельно, следовательно, запускаем их одновременно.
К некоторым из них добавляем в конвейер задачу «нарезка».ле
Перед тушением ставим барьер.
Аналогично после закладывания.
В конце задача «Доведение до вкуса» уже для одного процесса.
P.S. Показал жене — она сказала, что это неправильный борщ, в нем нет ключевого компонента — мяса.
Я к тому, что иной угол зрения имеет право на жизнь, но не стоит увлекаться. В вашем примере вы имеете полный контроль над формой, а если форма чужая, то указатель на оригинальный TMemo мог быть где-то сохранен и использован позднее, а сам объект вы уже уничтожили.